Geum.ru

С. Б. Кураш (Мозырь) ракурсы метафорологии: метафора как текст, текст как метафора

Вид материалаДокументы

Содержание


1. Метафора как текст
Метафора в текстообразующей функции
2. Текст как метафора.
Литература и примечания
Подобный материал:
С.Б.Кураш (Мозырь)


РАКУРСЫ МЕТАФОРОЛОГИИ:

МЕТАФОРА КАК ТЕКСТ, ТЕКСТ КАК МЕТАФОРА


В ряде работ последнего времени говорится о становлении метафорологии в качестве самостоятельной области исследования, синтезирующей знания из лингвистики, семиотики, логики, философии, культурологии и других наук [1, 4]. Вместе с тем нужно признать, что новизна данной науки отчасти мнимая, ведь изучение метафоры и – шире – нетривиальных форм изъяснения уходит своими корнями в античные риторики и поэтики. Тем не менее, современное учение о метафоре, бесспорно, имеет право на своё отраслевое терминологическое обозначение уже хотя бы потому, что в качестве теоретико-методологической базы использует современные научные данные, полученные в рамках других научных дисциплин, в первую очередь – лингвистики, а сам объект исследования явно вышел за рамки теории изобразительно-выразительных средств.

Особый интерес представляет тот общий сектор, который намечается у метафорологии с лингвистикой текста, который в ХХ веке (в особенности в его последней четверти) стал своеобразным суперобъектом изысканий разнообразной направленности. Достаточно беглый взгляд на два названных феномена позволяет отметить у них многочисленность общих сущностных признаков. Так, перечисляемые ниже определения, аксиоматически приписываемые тексту (дискурсу), описывались и в исследованиях по метафорологии в качестве неотъемлемых атрибутов метафоры: знаковость, прагматичность, информативность, континуальность [2] и др.

Руководствуясь сказанным, можно выделить два разнонаправленных, но неразрывно связанных вектора метафорологических исследований, ориентированных на текст: «метафора как текст» и «текст как метафора».

В данной работе мы можем предложить лишь их общую характеристику.

1. Метафора как текст. Подходя с позиций теории взаимодействия двух смыслов в процессе образования метафоры (или, иначе, интеракционистской теории метафоры А.А.Ричардса – М.Блэка), мы рассматриваем в качестве минимального контекста метафоры бинарное словосочетание, фиксирующее в том или ином виде ассоциацию по сходству между некоторыми двумя предметами, явлениями или понятиями. Данный контекст может вмещать в себя либо базовую (эксплицитную, отправную) метафору (зеркало залива), либо метафору с имплицированной смысловой развёрнутостью (весёлый ветер).

В зависимости от того, каким образом метафора генерирует текст в процессе своего развёртывания, можно выделить два основных типа развёрнутых метафор: однофокусные, содержащие одну базовую метафорическую ассоциацию (Надо жизни кувшин жадно выпить до дна. В.Луговской); многофокусные, развивающие отправную ассоциацию (фокус метафоры) звеньями уподоблений второго, третьего и т.д. порядка (Изба-старуха челюстью порога / Жуёт пахучий мякиш тишины. С.Есенин).

Следующий, особый, уровень реализации метафорой своих деривационных возможностей – это текстовой уровень. Метафора в текстообразующей функции может проявлять себя по-разному – от статуса локального значимого текстового элемента до контейнера целого текста. Обретение контекстом тропа подобной роли накладывает определённые “обязательства” на последний. Они состоят в обеспечении таких текстовых категорий, как целостность и связность. В качестве примеров назовём такие тексты поэтических произведений, как «Телега жизни» А.Пушкина, «Утёс» М.Лермонтова, «Бабочка-буря» Б.Пастернака, «Вдохновенье» Е.Винокурова, «Прошлое» Л.Мартынова и др.

Наконец, максимальный предел метафорического контекста – интертекст (т.е. глобальный диалог прецедентных и вновь продуцируемых текстов) – в отличие от всех остальных является в достаточной мере виртуальным, поскольку он, во-первых, дискретен, во-вторых, не имеет фиксированной предельной границы. Поэтому в отношении конкретной метафоры категорично говорить о предельности на полюсе максимума по большому счёту нельзя. Интертекст – это максимальный предел метафоры как поэтического феномена в целом. Его порождение посредством диалогов метафор осуществляется по тем же механизмам, которые присущи развёртыванию метафоры в менее протяжённых контекстах. В качестве примеров назовём «Грифельную оду» О.Мандельштама, «Кинжал» В.Брюсова, «Танк «Маяковский»» С.Кирсанова, «Сказку о репке» Е.Евтушенко и др.

Проходя в своём «горизонтальном» контекстном движении различные пределы – от словосочетания до интертекста, метафора обретает в каждой из форм своего контекстного бытия новые признаки и свойства, заставляя говорить каждый раз о некотором особом феномене (развёрнутая метафора, метафора-текст, интертекстовая метафора). Общим же основанием, позволяющим рассмотреть названные формы контекстного существования метафорического тропа в неразрывном единстве, выступает теория взаимодействия двух смысловых планов в метафоре, приводящего к генерированию больших или меньших по протяжённости речевых сегментов.

2. Текст как метафора. Художественный текст представляет собой семиотический объект – сложный знак. В процессе своего порождения и функционирования он включается в коммуникативно-экстралингвистическую рамку, что заставляет говорить о тексте как о дискурсе. Идея исследования художественного текста как феномена, строение которого изоморфно строению метафоры (текст есть метафора), основана на наличии интеракционального механизма, работающего при образовании метафоры [3], в процессе порождения текста / дискурса [4], а также составляющего сущность семиозиса: любой знак – феномен двуплановый, содержащий денотат (означаемое) и сигнификат (означающее).

Итак, каковы отношения текста как знака со своим денотатом? Каков семиотический механизм означения действительности посредством художественного текста? Прежде чем пытаться ответить на эти вопросы, заметим, что дискуссионным является и вопрос о том, что отражается текстом: объективно существующая действительность либо сознание его создателя? [5]. В дальнейших рассуждениях мы будем всё же исходить из того, что вне соотношения с действительностью (универсумом) текст не мыслится. Поэтому любой текст – это некое подобие/антиподобие действительности, слепок с неё либо её отражение в кривом зеркале. Соотнося текст с действительностью, мы можем сказать, достоверный он или недостоверный («реалистический» или «вымышленный» – при всей условности данных определений), правдивый или лживый и т.д.

Известно, что достоверный текст (к примеру, реалистическое произведение) – это далеко не всегда транслированный в словесно-знаковую форму фрагмент реальной действительности. Семиотическая картина здесь такова: текст воспринимается реципиентом как «достоверный» в том случае, когда он кодирует не только и даже не столько «переменные величины» некоторого внешнего по отношению к продуценту универсума, сколько величины «постоянные», т.е. не конкретные лица, факты, события, а некоторые базовые сценарии – фреймы, которые являются (или, по замыслу продуцента, должны являться) достоянием лингвокультурного тезауруса реципиентов (т.е. хранятся в его сознании в виде пресуппозиций). Если содержание текста «вписывается» в этот фреймовый каркас, то мы его квалифицируем как достоверный, если нет – то как недостоверный [6]. Таким образом, «фантазирующее сознание» автора – это не денотат текста, а своеобразный посредник между денотатом и адресатом текста.

Следовательно, у текста с действительностью устанавливаются такие же отношения сходства/несходства, как и у метафоры со своим денотатом. В этом смысле художественный текст – это своеобразная метафора действительности, её знак, её реконструкция, а метафора – это принцип взгляда на мир посредством текста, семиотическая модель текста.

Эксплицированно это проявляется в текстах, которые можно назвать полиденотативными, когда референтная ситуация одновременно отражает два взаимодействующих между собой денотативных пространства, а ведущей стратегией декодирования становится установление и интерпретация взаимоотношений этих денотативных пространств друг к другу [7]. Центральным жанротипом здесь выступают тексты-метафоры, к которым мы относим тексты, отражающие контаминацию двух денотативных пространств: 1) собственно денотата и 2) метафорической оболочки. В текстах же реалистической направленности мы «видим» лишь второй слой – «оболочку», в то время как первый, по расчёту создателя текста, должен составлять когнитивную базу читателя на уровне пресуппозитивно присутствующих в его сознании фреймов. Как промежуточные между «явными» и «тайными» метафорами художественного мышления можно рассматривать иные жанротипы – аллегорию, символ, басню, сказку и т.д. [8].

Информация о денотате даётся реципиенту в виде сигнификата текста, т.е. дентоативного содержания, структурированного при помощи языковых единиц. На пути превращения денотата в «оязыковлённый» сигнификат имеют место две разнонаправленные тенденции: к частичной потере (лакунизации) информации в силу «естественных пороков языка» [5, 6] и к восполнению информации за счёт иных, собственно языковых, ресурсов. Первая тенденция обусловлена тем, что способности языка как знаковой системы в плане отражения внеязыковой действительности ограничены. Какие-то «фрагменты» кодируемого текстом универсума выпадают, какие-то выдвигаются на передний план, какие-то затушёвываются [5]. К тому же любой текст отражает действительность лакунарно, по принципу метонимии [9]. Таким образом, в тексте имеет место частичное «выпадение» информативных квантов. В то же время (вторая тенденция) языковая фактура, фигурирующая в качестве внешнего слоя текстового сигнификата, способна к передаче дополнительных информативных квантов за счёт своих «внутренних резервов» (достаточно вспомнить такие явления, как звуко- и ритмосимволизм и т.п.). Таким образом, отношения «денотативное содержание – языковое оформление», присущие художественному тексту, также осуществляются как «метафороподобные».

На интерактивном механизме, сущностно родственном метафоре, основан и канал передачи образной информации от адресанта к адресату в процессе порождения/восприятия текста/дискурса. Коммуникативная рамка текста представлена тем или иным образом выраженными коммуникантами. Выделяются следующие модели коммуникативной структуры поэтического текста: Я – Я (автокоммуникация), Я – ТЫ, Я – МЫ, Я – ОН [10]. В каждой из них наблюдаются свои параметры представления коммуникативного акта. Определение параметров коммуникативной ситуации поэтического текста напоминает разгадывание метафоры: Я, ТЫ, МЫ, ОН как составляющие информативно-образного кода поэтического текста должны быть адекватно интерпретированы («разгаданы»), тем более что в поэтическом дискурсе возможны различные формы их взаимоперемещения и перевоплощения [11]. Так, перевоплощение повествователя в неодушевлённый предмет, либо иное живое существо влечёт за собой трансформацию референтной ситуации текста в недостоверную, фантастическую; в том случае, когда адресант текста рефлексирует по поводу собственного речевого акта, коммуникативная ситуация совпадает с референтной [12, 18 – 19]; включение в коммуникативную рамку текста прецедентных литературных образов (в частности, онимов) выводит данный текст в интертекстовой слой дискурса, ср.: Я – Гамлет. Холодеет кровь, / Когда плетёт коварство сети, / И в сердце – первая любовь / Жива – к единственной на свете (А.Блок).

Метафора может и непосредственно включаться в организацию коммуникативных отношений поэтического текста, когда посредством её воплощаются текстовые коммуниканты (ср.: Есть слово “я”. Оно во тьме недаром / К небытию испытывает злость…/ Оно во мне. Оно одним ударом / В меня по шляпку вбито, словно гвоздь. Е.Винокуров) либо когда она сама оказывается в центре совпадения референтной и коммуникативной ситуаций текста (ср.: Обожествляла влюбчивость метафор / простых вещей невзрачные тела. Б.Ахмадулина).

Таким образом, параметры коммуникативной рамки поэтического текста («адресант – адресат») самым непосредственным образом коррелируют с интеракциональными механизмами в рамках связей «текст – действительность», «текст – язык», «текст – интертекст», структурно завершая тем самым модель изоморфизма текста и метафоры.

Литература и примечания


1. Іванюк Б.П. Метафора і літературний твір: структурно-типологічний, історико-типологічний та прагматичний аспекти дослідження (на матеріалі російскоі літератури): Автореф. дис. ... д-ра філол. наук. Киів, 1999.

2. См., например: Левин С. Прагматическое отклонение высказывания // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 342 – 357; Пищальникова В.А. Проблема смысла художественного текста. Психолингвистический аспект. Новосибирск: Изд-во Новосибирского ун-та, 1992; Тарасова В.К. Словесная метафора как знак: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Л., 1976; Шатуновский И.Б. Способы повышения информативности в художественном тексте (метафора и информация) // Вопросы русского и общего языкознания: Сб. науч. тр. № 519. Ташкент: ТГУ, 1976. С. 62 – 70.

3. Блэк М. Метафора // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 153 – 172.

4. См. статью Е.А.Селивановой в настоящем сборнике.

5. Борухов Б.Л. Онтология художественного текста // Художественный текст: онтология и интерпретация: Сб. статей. Саратов, 1992. С. 4 – 15.

6. Кураш С.Б. К проблеме семиотической структуры текста (дискурса) как информативного целого // Текст в лингвистической теории и в методике преподавания филологических дисциплин: Матер. междунар. науч. конф. В 2 ч. Мозырь: МозГПИ, 2001. Ч. 1. С. 93 – 97.

7. Кураш С.Б. Метафора и её пределы: микроконтекст – текст – интертекст. Мозырь: МозГПИ, 2001.

8. Кураш С.Б. Моделирование реальности в художественном дискурсе: семиотически сложные жанры (к проблеме типологизации и декодирования текстов) // Веснік Мазырскага дзяржаўнага педагагічнага інстытута імя Н.К.Крупскай. 1999. № 2. С. 195 – 199.

9. Долинин К.А. Интерпретация текста (Французский язык). М.: Просвещение, 1985.

10. Безкровна І.О. Комунікативна структура поетичного тексту (семантичний та прагматичний аспекти). Автореф. дис. … канд. філол. наук. Київ, 1999.

11. Левин Ю.И. Лирика с коммуникативной точки зрения // Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М.: Язык русской культуры, 1998. С. 464 – 480.

12. Ревуцкий О.И. Анализ художественного текста как коммуникативно обусловленного связного целого. Минск: НИО, 1998.