Центр и северная окраина российского государства в ХVI-ХХ вв.: Динамика стратегических связей (на материалах кольского заполярья)
| Вид материала | Автореферат |
СодержаниеМурманского берега Баренцева моря |
- Рубеж ХV и ХVI столетий новая страница отечественной истории, эпоха образования могучего, 362.98kb.
- Город Новоуральск Абросимов Николай Афанасьевич, 5679.07kb.
- Иван III, 368.95kb.
- Моисеев Н. Н. Судьба цивилизации. Путь разума, 171.84kb.
- Реферат по истории на тему: иван III, 702.5kb.
- Тема Наш край в IX-XV века, 133.35kb.
- Годовой отчет апатиты, 2011 г. Кольского отделения Российского минералогического общества, 505.95kb.
- Образование российского централизованного государства (XIV начало XV вв.), 434.63kb.
- Образование российского централизованного государства XIV начало, 454.3kb.
- Образование государства Российского, 42.8kb.
Победа, одержанная большевиками в Гражданской войне, вовсе не гарантировала экономического выживания Советской России в мирное время. Переход к развертыванию долгосрочных и широкомасштабных социально-экономических программ вынуждал Советское правительство, с одной стороны, обращаться за помощью к западным странам, а с другой стороны, параллельно этому начинать процесс создания своей собственной, независимой экономики, что предусматривало в первую очередь поиск и освоение ресурсов на всей территории страны, в том числе на самых дальних ее окраинах. Неудивительно, что в этих условиях центр начинает проявлять повышенный ресурсный интерес и к своим северным территориям. На заседании комиссии ГОЭЛРО 22 мая 1920 г. были обозначены перспективы превращения Кольского Севера в развитый промышленный край.
Вместе с тем в начале 20-х гг. у правительства не существовало единой концепции освоения природных богатств Кольского Севера. Один из подходов предполагал фактическое продолжение политики царского правительства по переселению на Мурманский берег жителей Финляндии и развитию с их помощью рыбных промыслов. Центр между тем не принял этого проекта, посчитав возможным вернуться к нему тогда, когда Финляндия «выйдет из состава буржуазно-капиталистических государств и примкнет к красному Интернационалу».
Другой подход рассматривал возможность использования канадского опыта по превращению железных дорог в средство колонизации и хозяйственного подъема пустынных территорий («канадизация»). Этот проект, оказавшись ближе всего к реальным возможностям государства, был положен в основу принятого 25 мая 1923 г. Положения СТО «О колонизации Карело-Мурманского края». В соответствии с ним, Мурманская железная дорога наделялась определенными правами эксплуатации лесов, недр, вод и других «природных сил и богатств». Притоку рабочей силы в район железной дороги должны были способствовать введенные тем же Положением льготы для лиц, переселяющихся в Карело-Мурманский край. Взятый правительством курс позволил не только предотвратить консервацию Мурманской железной дороги, но и в условиях резко возросшей конкуренции с Петроградским портом со временем значительно увеличить грузооборот Мурманского порта. Вместе с тем опыт «канадизации» оказался малоэффективным способом колонизации и экономического развития Карело-Мурманского края. За время работы железной дороги в качестве «промышленно-транспортного и колонизационного комбината» на Кольском Севере было построено несколько предприятий местного значения. Численность населения края выросла незначительно и составила в 1928 г. 27 тыс. чел.
С середины 20-х гг. параллельно, не останавливаясь, шел поиск новых управленческих схем и решений, основанных на более активном вмешательстве центра в дела своей окраины. Одним из первых симптомов этого процесса стал перевод из Архангельска в Мурманск постоянной базы государственного тралового флота.
Диссертант отмечает, что зарождение нового, индустриального подхода имело прямое отношение к той борьбе, которая развернулась в верхах страны по поводу выбора дальнейших путей для достижения главной цели большевиков – построения социализма. НЭПовская идеология, связанная с поддержкой земледельческих хозяйств, тормозила перераспределение средств на реализацию крупных индустриальных проектов. Это склонило мурманские власти в 1925-1926 г. к поддержке «левой оппозиции». Для колонизационной практики Мурманской железной дороги данная политическая борьба не могла не обернуться все более нарастающим трением в отношениях с центром, поскольку «канадизация» Карело-Мурманского края отражала либеральные, в целом, подходы к освоению Севера, не предъявляющие высоких требований к его темпам.
Проведенный диссертантом контент-анализ статей, напечатанных в официальном органе правления Мурманской железной дороги (журнал «Карело-Мурманский край» и его предшественники), позволил установить, что в зеркале прессы конкуренция двух экономических подходов – «канадизации» и индустриализации - продолжалась в 1927-1930 гг. Причем, появившись в 1927 г., идеи форсированной индустриализации уже в 1929 г. стали безусловно определяющими, что совпало с политикой свертывания НЭПа. Эти изменения совпали с преобразованием в 1927 г. Мурманской губернии в Мурманский округ Ленинградской области.
В диссертации подробно, на базе новых источников, описывается индустриальная политика Советского государства на Кольском Севере в 1929-1941 гг. Стратегические установки центра запрещали строительство предприятий союзного значения в приграничной полосе Северо-Запада из-за возможности захвата их противником в случае войны. Но для Кольского полуострова фактически было сделано исключение: создание своей индустриальной базы здесь стало возможно только благодаря парадоксальному богатству недр. В результате интенсивных индустриальных преобразований на Кольском Севере появились рыбная (траловая), горно-химическая и металлургическая промышленность, гидроэнергетика и морской транспорт. Мурманск превратился в базу освоения Северного морского пути. Рост экономического и демографического потенциала окраины обусловил преобразование Мурманского округа в Мурманскую область 28 мая 1938 г.
В пятой главе диссертант характеризует эволюцию военно-стратегического положения Кольского Севера в 1920-е – начале 40-х гг. Дефицит средств заставлял государство укреплять обороноспособность наиболее значимых направлений. В 1922-1929 гг. центр не рассматривал уровень внешнеполитических угроз на Кольском Севере в качестве серьезных. Поэтому территория края в этот период не располагала стратегическими военными формированиями. Интерес Москвы к северному флангу стал подогреваться с 1930 г. возникшими подозрениями в том, что Финляндия выступит против СССР совместно со Швецией, используя как сухопутные, так и морские силы. Этот оборонительный рефлекс проявился фактически синхронно с включением Кольского Севера в качестве объекта индустриальной стратегии в систему долговременных экономических интересов Советского государства. Видимо, это сыграло не последнюю роль в принятии центром решения о создании на Кольском Севере постоянного рубежа обороны. В 1933 г. была создана Северная военно-морская флотилия (в 1937 г. преобразована в Северный флот) с центром базирования в Кольском заливе. Появился проект строительства Кольского канала для соединения Беломорско-Балтийского водного пути с Баренцевым морем. С конца 1930-х гг. начались систематические работы по укреплению границы и береговой полосы, для чего на Кольский полуостров был переброшен значительный контингент войск, позволивший, в частности, сформировать 14-ю и 9-ю армии, а также Мурманский пограничный округ. В период советско-финляндской войны Мурманская область стала прифронтовой территорией. Одним из итогов войны стало включение в состав СССР западных частей полуостровов Рыбачий и Средний, переданных Финляндии в 1920 г., что позволило усилить безопасность Мурманска.
Особое внимание в третьей главе диссертант уделил проблеме становления обратных связей «регион-центр», существовавших в 1920-30-е гг. Серьезной проблемой, стоявшей на пути освоения Крайнего Севера, была его слабая заселенность, отсутствие здесь «рабочих рук». Кольский Север, будучи самым освоенным и самым населенным районом Заполярья на территории РСФСР (в 1920 г. – 19 тыс. чел.), стал своеобразной экспериментальной площадкой по апробации северного эксперимента большевиков. С конца 20-х гг. государство начинает использовать на Кольском Севере принудительный труд. На заключенных и спецпереселенцев выпала тяжелая доля первопроходцев тундры. Одновременно центр искал пути для активизации притока на Кольский Север вольного населения. На Крайнем Севере государство оказалось вынуждено сильнее, чем где-либо в СССР, учитывать быстро растущие материальные запросы индивида. Для этого в 1932 г. были учреждены общегосударственные «северные» льготы, отличавшиеся от компенсационных практик периода «колонизации» Кольского Севера более высоким уровнем материального стимулирования. Система льгот оказалась более продуктивным, по сравнению с принудительным трудом, средством формирования населения Кольского Севера. В 1939 г. в Мурманской области проживала уже 291 тыс. чел., доля принудительных мигрантов составляла всего 18 %. Государство стремилось закрепить переселенцев на новой территории активно провидимой политикой по созданию на территории края городов со всей социально-культурной инфраструктурой.
Диссертант отмечает, что важным условием реализации всех поставленных в государстве задач стала деятельность местного аппарата управления. Декларируемое «всемерное углубление планового начала» в реальности проводилось только по отраслевому принципу. Разделенная между разными наркоматами и главками экономическая система Кольского Севера фактически не имела в 30-е гг. единого плана развития, значительную роль в процессе управления играли стихийные факторы. Внесение в организационный хаос координирующего начала в значительной степени лежало на местном административном и хозяйственном аппарате.
Быстрое заселение Мурманского региона и милитаризация его территории способствовали усилению в нем контрольно-репрессивных функций власти. Сравнительный анализ характера и масштабов репрессий на Кольском Севере и в целом по СССР свидетельствует о преодолении северной окраиной в 1930-е гг. комплекса «регионоудаленности» и подчинении ее политическим и аппаратным ритмам центра.
Таким образом, функционирование интенсивных связей между центром и северной окраиной в 1923-1941 гг. позволило включить Кольский регион в систему долгосрочных интересов Советского государства.
В шестой главе «Динамика стратегических связей между российским центром и Кольским регионом в 1941-1991 гг.» рассматривается опыт использования стратегического потенциала Мурманской области Советским государством в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период.
При разработке плана распространения германской агрессии на восток (директива № 21 «Барбаросса»), несмотря на то, что Крайний Север оказывался второстепенным направлением по отношению к месту нанесения основного удара, захвату Мурманска и Мурманской железной дороги было уделено особое внимание. Гитлер опасался, что с началом войны против СССР вооруженные силы Великобритании и советский Северный флот, вступив во взаимодействие, смогут угрожать германскому присутствию в Норвегии, которому он уделял важнейшее значение в борьбе со своими противниками. Война с СССР представлялась Гитлеру краткосрочной, в связи с чем возможности установления между Москвой и Лондоном регулярных союзнических отношений посредством океана казалась маловероятными. Это стало одной из причин отказа Германии от использования в операции по захвату Мурманска военно-морских сил. Данная кампания была вверена армии. Начавшееся 29 июня 1941 г. наступление гитлеровских войск на территорию Мурманской области подтвердило все опасения германского командования о недостижимости поставленных задач. Прорвав пограничную оборону и дойдя до рубежа Западная Лица на Мурманском направлении, Верхний и Нижний Верман на Кандалакшском направлении, осенью 1941 г. противник был полностью остановлен. Действия советского командования опирались на те планы стратегического развертывания войск на Крайнем Севере страны, которые были разработаны Генеральным штабом РККА накануне войны.
До осени 1941 г. у Москвы не было уверенности в возможности сохранения Кольского плацдарма. С первых дней войны на территории Мурманской области проводилась планомерная работа по эвакуации людей и имущества. Стабилизация заполярного фронта позволила не только приостановить эти процессы, но и начать реэвакуацию Мурманского порта, который снова, как и в годы Первой мировой войны, приобрел стратегическое значение в связи с необходимостью приема союзнических грузов. Произошедший осенью 1941 г. на подступах захват противником Мурманской (Кировской) железной дороги не обернулся блокадой всего направления, поскольку построенная в начале войны железнодорожная ветка Сорока-Обозерская обеспечила альтернативный выход на Северную железную дорогу. В январе 1942 г. в Мурманск пришел первый союзный караван. Всего же за время войны в Кольский залив из стран-союзников пришло 423 судна с военными грузами, в том числе с 4168 танками, 2597 самолетами, 1038 бронемашинами. Удельный вес мурманского коридора в системе союзнических поставок в СССР в 1942-1945 гг. составил около 12 %.
Большое значение приобрела организация эффективной обороны «северного коридора». Важной ответной мерой на усиление военно-морских сил Германии стал стремительный рост советского Северного флота. За период войны удельный вес Северного флота в суммарном водоизмещении кораблей ВМФ вырос с 7,7 % до 21,8 %, что свидетельствовало об окончательном превращении СФ в полноценное военно-морское формирование страны. Серьезную угрозу работе Мурманского порта и железной дороги представляли бомбардировки противника. ¾ жилого преимущественно деревянного фонда Мурманска было уничтожено. Советское командование было вынуждено постоянно укреплять силы ПВО, прикрывавшие порт и железную дорогу.
Провал планов гитлеровской Германии на Крайнем Севере обусловил начавшееся осенью 1944 г. отступление гитлеровцев из Заполярья, которое было ускорено организацией наступления советских войск.
Северные транспортные коммуникации уже на завершающем этапе Великой Отечественной войны, в результате открытия альтернативных маршрутов, стали стремительно терять свой вес в морском грузообороте СССР. После войны примерно ¾ всего грузов распределялось между Балтикой и Черным морем. Чуть меньше четверти – между Каспийским морем и Дальним Востоком. В 1960-80-е гг. значение северных портов, несмотря на проводившуюся модернизацию корабельного состава Мурманского и Северного морских пароходств, открывшуюся возможность использования ресурсов Арктики, в удельном цифровом выражении составляло всего несколько процентов морского грузооборота страны.
Восстановление значения Балтийского и Черного морей для торгового мореплавания, впрочем, уже не означало сохранение их роли для Военно-морского флота. В условиях развернувшегося противоборства стран «социалистического лагеря» с западным миром, приведшего к изобретению атомного оружия и разработки в связи с этим практики ведения войн нового поколения, советскому руководству приходилось постоянно совершенствовать военную доктрину, в том числе пересматривать и свое отношение к потенциальным возможностям Севера. Еще в 1944 г. Оперативное управление Главного морского штаба ВМФ СССР стало готовить основания для проведения реформы базирования военно-морского флота. Этот план не был новым. Фактически он воспроизводил известную со времени С.Ю. Витте идею создания на Севере мощного, имеющего доступ в удаленные районы Мирового океана, военно-морского формирования, способного создавать угрозу европейским морским коммуникациям.
Гарантом океанской стратегии СССР в условиях холодной войны являлся Северный флот, ставший к 70-м гг. самым мощным в стране военно-морским формированием. В его операционную зону вошли самые напряженные районы Мирового океана – Атлантика и Арктика, предоставлявшие кратчайший морской путь из Евразии в Америку.
Необходимость базирования столь крупных военно-морских сил на территории Мурманской области привела к созданию здесь всей необходимой для этого инфраструктуры. Основой ее послужили расположенные в губах Баренцева моря как старые, реконструированные базы – Ваенга-Североморск (куда переместился штаб флота), Полярный и Иоканьга, так и новые, вновь построенные – Западная Лица, Видяево, Сайда Губа, Гаджиево. СССР закрепил свои арктические достижения созданием атомного ледокольного флота гражданского назначения, местом базирования которого был выбран Мурманск. Таким образом, в 1960-70-е гг. Мурман превратился в важнейшую океанскую позицию СССР.
В условиях холодной войны в обязанности областных властей вверялась деятельность по подготовке региона к новой мировой войне. Однако реализация всех подготовительных мероприятий, отражавшихся в так называемых мобилизационных планах, осложнялась хронической нехваткой средств. В 60-е гг. вся подготовка к мобилизации свелась к бумажной переписке.
В главе характеризуется также положение Кольского Севера в экономической политике СССР послевоенного периода. Диссертант отмечает, что после окончания Великой Отечественной войны поступательное движение к ресурсам Крайнего Севера было возобновлено, при том, что опорой для него являлась та модель экономического развития, которая была заложена еще в предвоенные годы. В конце 40-х-60-е гг. были достроены те предприятия, возведение которых было прервано в 1941 г., - Ловозерский, Оленегорский и Ковдорский ГОКи, Кандалакшский алюминиевый завод. Развитие медно-никелевой базы на Кольском Севере продолжилось благодаря возвращению Финляндией в состав СССР района Петсамо (Печенги) с комбинатом в Колосйоки, который в недавнем прошлом работал на гитлеровскую Германию.
При всех успехах горнорудной промышленности, уже к началу 60-х гг. развитие ее «вширь» на Кольском Севере фактически прекратилось: определенную подпитку получали только существующие производства. Причина этого была связана не только с возрастающим дефицитом ресурсов государства, вынужденного тратить большие средства на развитие своего военно-промышленного комплекса, но и с диверсификацией самой экономики, переключившейся на высокодоходные источники – нефть и газ. Белым пятном на карте оставалась восточная часть Кольского полуострова: проекты разработки открытых здесь полезных ископаемых (кианитов, слюды, оптического кварца и др.), выдвигавшиеся еще с 30-х гг., и в послевоенное время не получили поддержки.
В послевоенные годы оказался развеян миф о неисчерпаемости природных богатств Севера. Значительные трудности, в частности, возникли у комбината «Североникель»: питающий его рудник постепенно исчерпывал себя, что вынудило со временем переориентировать его производство на обработку руды, завозимой из Норильска. Вместе с тем, рост мощностей комбинатов приводил к увеличению давления на природные экосистемы. Так вокруг Мончегорска возникла техногенная пустошь. Периодические проловы Мурманского тралового флота в Баренцевом море (1956, 1957, 1958 гг. и др.) обусловили необходимость разработки новых технологий природопользования в океане. Если горнорудное производство Мурманской области фактически, достигнув некой критической точки, перестало развиваться «вширь», то рыболовный флот, напротив, преодолев эту точку, стремительно набирал темпы своего движения. В 1950-е гг. его суда, выйдя за пределы Баренцева моря, обосновались в Северной Атлантике, а затем – в центральной и южной части этого океана. Тем самым, на Мурмане к 1970-м гг. был создан мощный океанский рыболовный флот, что позволило не только справиться с последствиями введения в 1977 г. многими морскими государствами 200-мильной экономической зоны и ограничений на промысел в них рыбы, но также год от года наращивать объемы вылова.
Важным фактором и одновременно ограничителем экономического развития Кольского Севера оказывались возможности энергетической системы. Если до 1960-х гг. в числе различных способов промышленного производства электричества на Кольском Севере по-прежнему, как и до войны, приоритет отдавался гидроэнергетике, то в дальнейшем стратегия развития региона стала связываться с атомной энергетикой. В 1973 г. состоялся пуск Кольской АЭС.
В 1970-е гг., Министерство геологии СССР стало проявлять повышенный интерес к поиску энергоресурсов на шельфе арктических морей, что по времени совпало с открытием больших запасов нефти у берегов Норвегии, в Северном море. Это стало основанием для размещения в Мурманской области научно-производственной базы поиска углеводородного сырья.
Диссертант характеризует систему обратных связей «регион-центр», отмечая, что в послевоенное время она заметно упрочилась и в то же время усложнилась. С одной стороны, повышение стратегического статуса Кольского Севера все больше усиливало к нему привязанность центра. С другой стороны, кольская периферия, расширяя свои потребности и превращаясь в регион, не могла не чувствовать усиление такой же зависимости от центра, традиционно снабжавшего ее всем необходимым. Растущее напряжение в отношениях между центром и Кольским Севером было столь незначительным, что фактически ничем не угрожало сложившейся на этом направлении центростремительной системе стратегических связей.
В Заключении подведены итоги и изложены основные выводы диссертации.
Основными факторами, побуждавшими государство к налаживанию стратегического взаимодействия с кольской окраиной, были граница, океанический берег и природные ресурсы. Характер, интенсивность и продолжительность взаимодействия с каждым из этих факторов являлись непостоянными, зависели от внутриполитических условий, международной обстановки и самого опыта северной рефлексии.
Наиболее продолжительное стратегическое взаимодействие российский центр имел с кольской границей, проходящей как по сухопутной, так и по береговой территориям. Функциональность пограничной деятельности неоднократно менялась, отразив этими изменениями, в целом, рост значимости северных угроз для системы безопасности Российского государства. На начальном этапе (XVI-XVII вв.) лапландский рубеж стал инструментом ликвидации двоеданничества лопарей и закрепления Кольского полуострова за Русским государством. В ХVIII в. он исполнял роль периферийной линии обороны балтийского плацдарма. В ХХ в. кольская граница стала частью самостоятельного северного рубежа обороны. При этом фактически на протяжении всей истории она являлась «мостом сотрудничества» с соседними странами.
Одним из «механизмов» превращения Мурманского берега Баренцева моря в стратегический приоритет государства становился присутствующий в системе национальной безопасности России безусловный рефлекс поддержания внешних коммуникаций, обеспечивающий незамедлительное открытие «кольского» окна России в случае закрытия «черноморского», «балтийского» и «архангельского» (эффект «Вторых Дарданелл»). Этот рефлекс сработал дважды – во время Первой мировой и Великой Отечественной войны, превратив мурманский выход в океан в «коридор» сообщения с союзниками. При создании океанского флота в послевоенный период российский центр выбрал в качестве одного из основных мест его базирования Мурманский берег.
Другим механизмом северной рефлексии являлся обострявшийся, как правило, на поворотных этапах истории ресурсный голод. Тяжелые климатические условия и крайне слабая заселенность территории длительное время затрудняли освоение природных ресурсов Кольского Севера и омывающих его морей. Только с конца 1920-х гг. перестройка всей политико-идеологической системы позволила российскому центру начать осуществление на Крайнем Севере ресурсной стратегии, сделав «пилотным проектом» ее Кольский Север. Результатами этой политики стало превращение Кольского Заполярья в индустриально развитый и самый населенный регион за Северным полярным кругом.
Становление северной рефлексии происходило неравномерно импульсивно, в значительной степени будучи следствием реакций на внезапно возникшую слабость. Потребность центра в стратегических резервах Севера нарастала в периоды изолированности или позиционности России по отношению к внешнему миру. К середине 1930-х гг. усилившаяся частота обращений центра на Кольский Север стала переводить их в доминанту, непрекращающуюся связь, касалось ли это мурманского выхода в океан, границы или ресурсной базы. С этого момента в северной рефлексии центра на смену импульсивности и неравномерности начинает пробиваться осознанность и планомерность, что было связано с преодолением комплекса «северной ущербности», принятием новых, научно обоснованных представлений о природных особенностях Кольского Севера, усилением международной напряженности в полярных широтах, пересмотром доктринальных принципов и стратегических ориентаций. Этот процесс можно представить в виде нескольких взаимосвязанных между собой этапов:
I этап (1517 – 1623 гг.) – лапландская стратегия Москвы, превращение Кольского Севера из фронтира в российскую окраину;
II этап (1623-1915 гг.) – институциализация Кольского Севера в качестве «дальней» окраины Российского государства, превращение его в балтийско-беломорскую периферию, определение стратегических перспектив;
III этап (1915-1917 гг.) – эпизодическая актуализация мурманского выхода в океан и строительство Мурманской железной дороги;
IV этап (1918-1920 гг.) – разрыв связей с центром;
V этап (1920-1922 гг.) - эпизодическая актуализация мурманского выхода в океан, восстановление Мурманской железной дороги и создание Кольского региона;
VI этап (1923-1941 гг.) – включение Кольского региона как ресурсной базы и военного рубежа в систему долговременных стратегических интересов Советского государства;
VII этап (1941-1991 гг.) – модернизация стратегических связей между российским центром и Кольским регионом в условиях новых геополитических вызовов, превращение Мурманского берега в постоянную океанскую позицию СССР.
Взаимоотношения российского центра и кольской периферии на всем протяжении истории являлись конструктивными, за исключением периода 1918-1920 гг., когда разрыв связей случился в результате обрушения самой государственности и вмешательства в этот процесс международной силы. В целом же, северный вектор можно отнести к одному из самых центростремительных направлений стратегического взаимодействия в пределах российского пространства.
Региональный генезис на Кольском Севере представлял собой результат, прежде всего, стратегической проекции государства. В процессе своего развития и появления «обратных связей» окраины с центром Кольский Север все более приобретал сущность региональной целостности.
Вопреки существующему в историографии мнению о широтно-континентальной направленности российского исторического процесса (С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, А.А. Керсновский), меридиональный вектор российской стратегии в рамках длительной ретроспективы не только существовал, но и имел тенденцию к усилению. Географические и стратегические преимущества Кольского Заполярья позволили ослабить установленную еще Петром I стратегическую зависимость Русского Севера от балтийского направления и на этой основе способствовали пересмотру морской доктрины государства. Они помогли созданию принципиально новой модели освоения приарктического пространства, опыт которой впоследствии был распространен на всем протяжении северного периметра СССР, вплоть до Норильска и Магадана.
Публикации по теме диссертации