Вдохновение как уменьшение эгоизма. С
Вид материала | Документы |
СодержаниеСтивена даулинга ботса |
- Учебный план курса Лекция к как найти и сформулировать проблему текста? Лекция, 107.41kb.
- 561 20. 10. 06, 330.64kb.
- Н. В. Гончаренко Вдохновение и интуиция Вдохновение не является прерогативой творческих, 396.61kb.
- В. Ф. Лукьянов, Т. Н. Афанасьева,, 43.94kb.
- А. С. Пушкин Все поэты так или иначе обращаются к теме любви. Идля каждого поэта эта, 47.62kb.
- Предназначение эгоизма, 1544.63kb.
- Фестиваль искусств «Вдохновение», 64.8kb.
- Б. М. Теплов определяет музыкальность как комплекс способностей "творческое воображение,, 251.66kb.
- М. Ю. Лермонтов «Герой нашего времени» нравственно-психологический роман, 24.72kb.
- Самолеты и авиация, 285.93kb.
СТИВЕНА ДАУЛИНГА БОТСА
Хворал ли юный Стивен,
И умер ли он от хвори?
И рыдали ль друзья и родные,
Не помня себя от горя?
О нет! Судьба послала
Родным иное горе,
И хоть они рыдали,
Но умер он не от хвори;
Не свинкой его раздуло,
И сыпью не корь покрыла —
Нет, вовсе не корь и не свинка
Несчастного Ботса сгубила.
О нет! Утрите слезы
И слушайте, что случилось:
С душою рассталось тело,
В колодец оно свалилось.
Хоть скоро его достали,
Но уже поздно было:
Туда, где нет печали,
Душа его воспарила.
Если Эммелина Грэнджерфорд умела писать такие стихи, когда ей не было еще четырнадцати лет, то что бы могло из нее получиться со временем! Бак говорил, что сочинять стихи для нее было плевое дело. Она даже ни на минуту не задумывалась. Бывало, придумает одну строчку, а если не может подобрать к ней рифму, то зачеркнет, напишет новую строчку и жарит дальше. Она особенно не разбиралась и с удовольствием писала стихи о чем угодно, лишь бы это было что-нибудь грустное. Стоило кому-нибудь умереть, будь это мужчина, женщина или ребенок, покойник еще и остыть не успеет, а она уж тут как тут со своими стихами. Она называла их «данью покойному». Соседи говорили, что первым являлся доктор, потом Эммелина, а потом уже гробовщик; один только раз гробовщик опередил Эммелину, и то она задержалась из-за рифмы к фамилии покойного, а звали его Уистлер. От этого удара она так и не могла оправиться, все чахла да чахла и прожила после этого недолго. Бедняжка, сколько раз я заходил к ней в комнату! И когда ее картинки расстраивали мне нервы и я начинал на нее сердиться, то доставал ее старенький альбом и читал». (Марк Твен, «Приключения Гекльберри Финна», Глава семнадцатая.)
Девиз: «Хоть что-то!»
Скоро и бронепоезда не будет на запасном пути.
Письмо с коленцами. (н. м.)
В Москве живёт. Большая, говорят, шишка. Даже не сосновая — кедровая. Во как!
Романист Стендаль неумён и скучен.
«Ни единого пейзажа, ни дуновения свежего воздуха: комнаты, стены, ковры! Из всех созданий природы Уайльд любил только цветы (у него на страницах много орхидей и тюльпанов), но цветы оранжерейные, искусственно выхоленные, тоже как будто ненастоящие». (К.И.Чуковский, эссе «Оскар Уайльд».)
По божьему промыслу, министерскому замыслу, муниципальному умыслу.
Человек без странностей.
«Глаза — зеркало души. Какой вздор! Глаза — обманчивая маска, глаза — ширмы, скрывающие душу. Зеркало души — губы. Хотите узнать душу человека, глядите на его губы. Чудесные, светлые глаза и хищные губы. Девически невинные глаза и развратные губы. Товарищески-радушные глаза и сановнически поджатые губы с брюзгливо опущенными вниз углами. Берегитесь глаз! Из-за глаз именно так часто и обманываются в людях. Губы не обманут». (В.В.Вересаев, из книги «Записи для себя».)
Нотации и экзекуции.
Обжалованию не подлежит (диагноз).
«Утром шестнадцатого апреля доктор Бернар Риэ, выйдя из квартиры, споткнулся на лестничной площадке о дохлую крысу». (А.Камю, «Чума».)
Зоопарк имени И.А.Крылова.
Мудрость оптом и в розницу.
Хорошо говорить: держи себя в руках. Стараюсь, но оно — то самое, что надо держать, — скользкое и выворачивается. Вот, пожалуйста, — опять выскользнуло.
«Самое жалкое, что есть на свете, — это толпа...» (Твен М. Приключения Гекльберри Финна. М., 1955. С. 138.)
«В нашем городе грипп...»
Чехов был так расстроен провалом «Чайки», что, возвращаясь в Мелихово, забыл в поезде вещи.
Жизнь по сокращённой программе.
«Равел» и «Лориста», назначенные теперь уже пожизненно (таблетка утром, таблетка днём) напомнили названия русских сентиментальных повестей: «Пламед и Линна», «Модест и София», «Евгений и Юлия», «Колин и Лиза», «Роза и Любим». «Равел и Лориста» звучит не хуже.
Цепляться за человека.
Шахиды подобны собакам, выдрессированным бросаться под танк. Шахидов не жалко, жалко собак.
Дар непосредственности. (н. м.)
«Если у нас будет ещё один Блок, ничего страшного». (Т.Г.Гнедич, ЛИТО, конец 60-х.)
2009. На Украине опубликована первая редакция Тараса Бульбы, где вместо «Малороссия» употреблено «Украина».
Для разного образия.
«Сон в летнюю ночь», перевод Щепкиной-Куперник. Читать — ради интермедии, манифеста шекспировского театра. Перевод — хуже, чем плох. Всё, кроме поэзии, — но есть забавное место. Сидит на берегу моря беременная женщина с подругой; перед ними, с раздутыми парусами, плывут парусники. Женщина встаёт и, шутя выставив живот, тоже плывёт — мило им подражая:
Оберон
В твоих руках все изменить: к чему
Титания перечит Оберону?
Ведь я прошу немногого: отдай
Ты мальчика в пажи мне!
Титания
Будь спокоен:
За весь твой край волшебный не отдам!
Ведь мать его была моею жрицей!
С ней в пряном воздухе ночей индийских
На золотых нептуновых песках
Сидели часто мы, суда считая.
Смеялись с ней, смотря, как паруса,
Беременные ветром, надувались...
Она шутя им мило подражала
(В то время тяжела она была
Моим любимцем) и плыла, как будто
С какой-нибудь безделкой возвращаясь
Ко мне, как бы из плаванья с товаром...
Но смертною была моя подруга,
И этот мальчик стоил жизни ей.
Любя ее, ребенка я взлелею;
Любя ее, я не отдам его!
Всё, что природа даёт, нужно брать.
Время желаний прошло.
Ретро — стиль забвения, а не воспоминания. Хочется забыть настоящее, уйти от него. (Юрий Рост)
Увековечить себя в чернилах.
«Тот, кто рассказал мне эту историю, умолял меня держать ее в секрете, поэтому-то я и хочу поведать ее всему свету». (Шарль Бодлер, «Как платит долги гений». По кн.: Бальзак в воспоминаниях современников. М., 1986. С. 400.)
Синяк от неправильного ударения.
Блюдечко с голубой каёмочкой, а на нём — диагноз.
Мне говорили, всему своё время. Я ждал, а оно не пришло.
Целиком, но не полностью.
Удивляйся и удивляй.
«Мы привыкли считать, что у нас есть альтернатива, но ваш темперамент, характер, и предыдущий образ жизни — все, что вы делали в своей жизни — все это диктует ваши поступки, хотите вы того или нет». (Генри Миллер, «Размышление о писательстве».)
Такие женщины, и впрямь, сводят с ума. Но ненадолго.
Был и я счастлив — не столько часами, сколько минутами и мгновеньями.
Выбираю фигуру молчания.
Трамвай. Трясёт, как в камнедробилке.
«Алексей Федорович Малиновский знал Петрова лично. Он рассказывал, будто Петров писал некоторые оды, ходя по Кремлю; а за ним носил кто-то бумагу и чернильницу. При виде Кремля он наполнялся восторгом, останавливался и писал. Странно; но в то же время и прекрасно: видеть поэта, на которого так сильно действовал наш Кремль, полный великих воспоминаний!» (Дмитриев М. А. Московские элегии. М., 1985. С. 156.)
Видеть хорошее даже там, где его нет.
Опытный подопытный.
Всё, что происходит, происходит на пересечении всего со всем, и это «всё» описанию не поддаётся.
«Физическая, почти эротическая связь со своим автомобилем». (Умберто Эко. Открытое произведение. Форма и неопределённость в современной поэтике. М., 2006. С. 306.)
Слишком многое написано мелким шрифтом.
Кредо веротерпимости: «Каждый по-своему с ума сходит».
Сколько непонятного! И всё-таки это лучше, чем всё понимать.
Жить в России и не врать не возможно.
Бетховен говорил, что достиг мастерства, когда перестал вкладывать в сонату содержание десяти сонат.
Всякая всякость.
Геометрическое округление. Измерение нерегулярных фигур регулярными.
Перестрелка взглядов.
Это началось ещё до Большого Взрыва.
«Я помню тe простые нравы, (М.А.Дмитриев, фрагмент
Те дни пастушеских времен, стихотворения «Старик».
Когда певец певал из славы Дмитриев М.А. Московские элегии.
Героев, дам и был влюблен; М., 1985. С. 135.)
Когда чувствительной слезою
Кропили ветку и цветок,
Любили речку и лужок,
В честь Бедной Лизы — над водою
На ветку вешали венок!» 20 декабря 1846.
И.И.Дмитриев, СОНЕТ
Однажды дома я весь вечер просидел.
От скуки книгу взял — и мне сонет открылся.
Такие ж я стихи сам сделать захотел.
Взяв лист, марать его без милости пустился.
Часов с полдюжины над приступом потел.
Но приступ труден был — и, сколько я ни рылся
В архиве головной, его там не нашел.
С досады я кряхтел, стучал ногой, сердился.
Я к Фебу сунулся с стишистою мольбой;
Мне Феб тотчас пропел на лире золотой:
«Сегодня я гостей к себе не принимаю».
Досадно было мне — а все сонета нет.
«Так черт возьми сонет!» — сказал — и начинаю
Трагедию писать; и написал — сонет.
<1796>
Кружевные письма.
Глубина и серьёзность отношений могут быть только взаимными.
Уметь отказываться и отказывать.
Восхождение к Слову.
Педагогика. Надо ли делать С.Б. лучше или остановиться на том, что есть?
Больше колется, чем хочется.
Психологическая самозащита врача. (н. м.)
Я всегда помню не то, что надо.
Полное собрание сочинений И.А.Крылова вышло в 1946 г. под общей редакцией Демьяна Бедного, которому среди прочего пришлось «редактировать» «Демьянову уху».
На задворках рая.
Организм не вырабатывает достаточного количества тепла.
Дурак как основной потребитель.
Дуры: круглые, квадратные, трапециевидные и пр.
Эхо поцелуя.
Приблизительно в 1925 году Гершвин увлекся живописью. Вначале писал акварелью, потом маслом, добившись со временем значительных успехов. Авторитетный американский искусствовед Генри Мак-Брейд напишет о Гершвине: «Он не был действительно великим живописцем, но лишь потому, что не располагал временем — но явно находился на пути к этой цели».
Можно сознавать проблему и при этом не сознавать её масштаба.
Питаться вкусовыми образами.
Что прощается в 17, не прощается в 25.
Десять томов вранья.
«Бывая в Петербурге, Антон Павлович познакомился там с братом Петра Ильича Модестом Ильичом Чайковским — драматургом, переводчиком и либреттистом ряда опер, в том числе и опер П.И.Чайковского. Завтракая однажды у Модеста Ильича, Антон Павлович встретился там с Петром Ильичом. Из разговора за завтраком брат узнал от Петра Ильича, что тот читал его рассказы.
Осенью 1889 года Антон Павлович собирался издавать новый сборник своих рассказов под общим заголовком «Хмурые люди». 12 октября 1889 года он написал Петру Ильичу письмо с просьбой разрешить посвятить эту книжку ему. Он писал, что «это посвящение, во-первых, доставит мне большое удовольствие, и, во-вторых, оно хотя немного удовлетворит тому глубокому чувству уважения, которое заставляет меня вспоминать о Вас ежедневно». В конце письма он добавил: «Если Вы вместе с разрешением пришлете мне еще свою фотографию, то я получу больше, чем стою...»
И вот через день, 14 октября, в ответ на письмо брата к нам домой совершенно неожиданно пришел сам Чайковский! Брат принял его внизу в своем кабинете. Петр Ильич принес свою карточку с надписью: «А.П.Чехову от пламенного почитателя. П.Чайковский. 14 окт. 89». Эта фотография всегда находилась в кабинете брата, где бы мы ни жили. Она и до сего времени висит на одной из стен кабинета Антона Павловича в ялтинском Доме-музее.
Я не присутствовала во время их разговора. Но со слов Антона Павловича знаю, что Петр Ильич предложил ему написать либретто для новой задуманной им оперы «Бэла», в основу которой должен был лечь сюжет лермонтовской «Бэлы». Младший брат Михаил, видимо присутствовавший при этом разговоре, рассказывал в своих воспоминаниях, что Чайковский говорил брату о распределении голосов:
«Бэла — сопрано, Печорин — баритон, Максим Максимыч — тенор, Казбич — бас.
— Только, знаете ли, Антон Павлович, — сказал Чайковский, — чтобы не было процессий с маршами; откровенно говоря, не люблю я маршей».
О том, как отнесся к этому посещению Антон Павлович, можно судить по написанному им на другой день письму к Суворину: «Вчера был у меня П.Чайковский, что мне очень польстило: во-первых, большой человек, во-вторых, я ужасно люблю его музыку, особенно «Онегина». Хотим писать либретто». <…> Предполагавшаяся совместная работа Антона Павловича с Чайковским над новой оперой не состоялась. Антон Павлович вскоре уехал на Сахалин, а Петр Ильич в 1893 году неожиданно скончался. Наша семья восприняла его смерть как большое горе». (Чехова М.П. Из далёкого прошлого. М., 1960. С. 58-59.)
«Перед употреблением съесть».
Большое дело трудней начать, чем продолжить и завершить. Самое трудное — решиться, но, когда решишься, всё пойдёт — быстрей или медленней.
Привычка, к которой ещё надо привыкнуть.
Любая религия, будучи плодом коллективного творчества, полна внутрисистемных противоречий.
В ней нет поэзии.
Книга для почитывания.
В сказке лягушка может быть царевной, а царь султаном.
Убит, но не добит.
Размытые фотографии. Образы образов.
Стыд, когда хвалят за то, что ты сделал много лет назад и чего тебе уже не сделать.
Выход на поверхность (о новорожденном).
«Чтоб муха не пролетела!..» Муха не пролетела, а комар пролетел.
За религиозным запретом самоубийства нежелание властей, чтобы человек сам распоряжался своей жизнью.
У всякого клада лежит змей. (Саади)
Рассказывают, будто итальянский поэт и драматург Витторио Альфери, чтоб усидеть за работой, привязывал себя к столу.
Раскаяться во мне нет силы,
Мне фаллицизмы будут милы,
Как прошлой юности грехи,
Как Богдановича стихи.
Это даже не мужество, а какая-то бесшабашность.
Правильно: А. С. Пушкин. Неправильно: А.С.Пушкин. Писал, пишу и буду писать неправильно. В правильном написании разорванность имени, отчества и фамилии.
Невыспавшаяся кожа.
Полуполучилось.
«...В позднем средневековье встречаются живописные изображения «Райского сада», выстроенные по схеме «Романа о Розе»; такое изображение скорее напоминает шумную игру аллегорий в произведениях Жана Ренара («Сказ о розе»), Жебера де Монтрея («Роман о фиалке»), Г. де Лорриса или Ж. де Мена (Шопинеля) («Роман о Розе») или реальные сцены отдыха в садах любви, чем строгую католическую традицию изображать деву с Младенцем в центре сада, словно летящую посреди космоса в нитке растительной ограды. На таких картинах символы были выстроены по четкой системе, К примеру, обратимся к изображению «Райского сада» или «Сада Марии» неизвестного верхнерейнского мастера XV в. Это сад, символизирующий своей огражденностью непорочность девы Марии и опирающийся в своем значении на главу 4-ю «Песни Песней» царя Соломона: «Запертый (или огражденный) сад — сестра моя, невеста, заключенный колодец, запечатанный источник». Мария, «Царица Небесная», сидит на подушке, читая, в то время как ее сын играет на земле. Его царственные одежды из дома Давидова украшены ирисами, имеющими царственное значение. Непорочность Марии символизируют белые лилии, а любовь к Богу красные розы. Вишни означают небесную радость, плоды земляники — справедливость, а тройные листья земляники — Святую Троицу, виноград, растущий недалеко — древо познания добра и зла. На столе — яблоки, означающие падение первых людей и спасение их Христом. Вода в колодце символизирует «живую воду», представляющую собой Богоматерь, а щеглы на ограде — страдание Христа, ибо на крыльях птиц красные пятна и питаются они зернами «терния». (С. Горбовская-Милевская, ст. «Научно-ботаническая семантика флоросимвола».)
Всё непонятней, откуда ум берётся.
Культура как среда обитания и питательная среда.
Думая о К., пытаюсь понять природу неталантливости. Наверное, норма всё-таки талант, а неталантливость — функциональное нарушение эмоциональной и умственной сферы.
Из немногого извлекать многое.
«Одна в Ницце. Странное чувство. Город кажется мертвым (воскресенье). На набережную не выходила, боюсь встретить знакомых. Хочется один день провести в уединении. <…>
Идя на вокзал, я вдруг поняла, что не имею права мешать Яну любить, кого он хочет, раз любовь его имеет источник в Боге. Пусть любит Галину, Капитана, Зурова — только бы от этой любви было ему сладостно на душе». («Устами Буниных», В.Н.Муромцева-Бунина, 13.10.1929.)
Необыкновенная судьба обыкновенного человека.
Если кажется, значит так и есть.
«Она в семье своей родной Казалась девочкой чужой».
Если бы Пушкина смущали бедные рифмы, он не написал бы половины своих стихотворений.
Инфинитив как вневременное.
На Нобелевскую Бунина выдвинул Роллан.
«Я до сих пор мучаюсь угрызениями совести за то, что у меня не хватило решимости собственными руками задушить человека, издавшего Мольера так, «чтобы в порядочных семьях его могли бы без опаски дать читать детям…» (Флобер Г. О литературе, искусстве, писательском труде. Письма. Статьи. В двух томах. Т. 2. М., 1984. С. 388.)
Мастер глупых шуток.
«Каравай-каравай, кого хочешь, выбирай!» Выбирать быстро — выберешь не то. Выбирать слишком долго — тоже выберешь не то.
Простолюдины не любят симфоническую музыку, их можно понять. Чаще всего это консерваторские упражнения по курсу «Гармония», переливание из пустого в порожнее. Редко кому удаётся услышать и записать мелодию.
Невыполненное обещание тот же невыполненный обет.
Засучил рукава и только.
Наша жизнь, наши мысли и чувства только тогда наши, когда переплетены с жизнью, мыслями и чувствами других людей. Постоянно думаю о включённости человека в общее культурное пространство, не мыслю себя без общения с классиками. Не хочу, чтобы мой текст был только моим, потому часто цитирую. Мне нужны они, им нужен я — понимающий их.
«Жизель» напоминает ЖЗЛ (балет «ЖЗЛ»).
Резервуары памяти.
То, что мы говорим, должно быть умно, но умного говорить не надо.
Ахматова до последних дней называла себя акмеисткой и говорила об акмеизме. (Воспоминания Н.Я.Мандельштам)
Ничто не разрушает человека, как жалость.
Только в смирении можно что-нибудь сделать. (н. м.)
Чтоб посмотреть такое кино, я согласен всю ночь простоять в очереди.
Колье из поцелуев. (н. м.)
«Еще Мандельштам пытался мне объяснить, что такое узнавание. Это интересовало его тогда больше всего. Он слышал, что узнавание психологически необъяснимо, но для него вопрос стоял шире. Он думал не только о процессе, то есть о том, как протекает узнавание того, что мы уже видели и знали, но о вспышке, которая сопровождает узнавание до сих пор скрытого от нас, еще неизвестного, но возникающего в единственно нужную минуту, как судьба. Так узнается слово, необходимое в стихах, как бы предназначенное для них, так входит в жизнь человек, которого раньше не видел, но словно предчувствовал, что с ним переплетется твоя судьба». (Мандельштам Н.Я. Вторая книга. М., 1990. С. 21.)
Девочка и старик. Пол, возраст.
1950-е. Скрипач на Среднем проспекте. Старенький, маленький, замызганный, всегда играл одну и ту же мелодию. Интересно — кроме меня, кто-нибудь её помнит?
Сеньор помидор теперь только в сказке Родари.
О Бунине интересно всё.
Мёртвому что колом, что поленом. (н. м.)
«Открой мне всю правду, не бойся меня, В награду любого возьмёшь ты коня». Кудесник на коне — ничего лучшего князь предложить не догадался. Однако — любого коня. Значит, забрать можно было и княжеского коня, предотвратив беду. Но в том-то и дело, что, если бы даже конь достался кудеснику, смерть всё равно пришла бы от коня, так или иначе. От судьбы не уйдёшь.
Говорит — будто держит в ладони кусочек льда.
«Листки из дневника» А.Ахматовой. Не было никакого дневника, об этом услужливо сообщает Н.Я.Мандельштам.
Чем более цивилизованным становится государство, тем неприятней в нём жить.
«Господа, вы ничего не разберете в пестрой ткани жизни, если не усвоите одного, жизнью правит пол. Перо, которым пишем возлюбленной или должнику, представляет собой мужское начало, а почтовый ящик, куда письмо опускаем, — начало женское. Вот как следует мыслить обиходную жизнь. Все детские игры, например, основаны на эротизме (это надо запомнить особенно твердо). Мальчик, яростно секущий свой волчок, — подсознательный садист, мяч (предпочтительно большого размера) мил ему потому, что напоминает женскую грудь; игра в прятки является эмиратическим (тайным, глубинным) стремлением вернуться в материнскую утробу». (В.В.Набоков, эссе «Что всякий должен знать?».)
Цыплячьи мозги.
Жизнь по сокращённой программе.
Религия как суррогат духовности.
Каким ужасом для меня всегда был подъём! Самая ненавистная музыка — пионерский горн в пионерском лагере, когда надо было вскакивать и по холодной траве бежать на зарядку.
Чтобы лечиться, надо сперва заболеть.
Тремя шарами я ещё кое-как жонглирую, пятью уже не могу.
Амплитуда дрожи.
Кусочек сахара за это не дают.
В механизме бюрократии есть что-то торжественное, культовое.
От сих до сих псих, а так нормальный человек.
Не могу себе позволить... То есть позволить могу, но лучше не позволять.
Декольте на попе.
«Божественно умён» — так не говорят. «Дьявольски умён» — говорят. Всё дело в нравственных ограничениях, наложенных человеком на мысль и поступки Бога. Дьявол от ограничений свободен, потому и мысль его более продуктивна.
Певец должен петь. Снижение сценического образа Пьехи началось с момента, когда она заговорила.
Кому знания, кому звания.
Воспоминания Н.Я.Мандельштам. Несимпатично об О.С.Ахмановой (покровительствовал В.В.Виноградов) и совсем худо о Мариэтте Шагинян.
Тело души.
Жёлтая, ядовитая пена лжи.
Экономический палиндром: «товар — деньги — товар».
Всё, что есть в литературе значительного, пишется в одиночестве и читается в одиночестве.
Глен Гульд (с его же слов) не сразу понял, что начало у Баха не мелодическое, а гармоническое.
Не так лицо постарело, как выражение лица.
Умный в лужу не пойдёт, умный лужу обойдёт.
Не пишу тяжёлыми ручками. Если ручка невесома, пишешь как бы своей рукой; если тяжела — чужеродным предметом, ручкой.
«Дневник» Александра Дружинина. Искренность — на грани и за. Вспоминаются Руссо, Толстой, Ренар.
Что значит расти? Становиться интересным себе и людям, ничего больше.
Приблизительные слова Б.Ф. обнаруживают приблизительное понимание того, о чём он пишет.
«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
Всё смешалось в доме Облонских».
Дальше — об измене Стивы, горе Долли и пр.
Так всё-таки — о чём «Анна Каренина»? О трагедии Анны или о двух несчастливых семьях, каждая из которых «несчастлива по-своему»? Казалось бы, решение задано заглавием, но не меньше оно задано первой, ключевой фразой. И, наверное, не случайно рассказ о семье Облонских Толстой начинает с красной строки.
Можно ли деву Марию в послеродовой период называть девой Марией или надо звать Богоматерью? У Пушкина:
Путешествуя в Женеву,
По дороге у креста
Видел он Марию деву,
Матерь господа Христа.
В этом же стихотворении Пушкин назовёт её «Пречистой»:
Но Пречистая сердечно
Заступилась за него
И впустила в царство вечно
Паладина своего.
То есть родила — и всё равно осталась чистой. В нравственном смысле это можно понять, но только в нравственном.
Так сходятся иногда звёзды.
Магический треугольник: «язык — речь — мышление».
Неприлично жить рядом с прекрасным растением и не знать, как его зовут.
«Встреча с двумя женщинами. Поворот плеча, повергнувший меня в восхищение. Маленькие ножки под коротким шёлковым платьем». (Дружинин А.В. Полинька Сакс. Дневник. М., 1989. С. 280.)
Про ножки неинтересно, а вот поворот плеча... Для меня вся эта мелочь движений, наклон головы, поза, походка значат больше, чем разговор. И О. явилась мне — в полуповороте головы, чуть скошенном взгляде, с уверенностью, что никто её сейчас не видит.
Ещё из Дружинина: «...Голова трудится подобно мельнице без зерен: и дни проходят в городе, когда бы их следовало проводить в деревне. Всякое дуновение ветра, приносящее запах березовых листьев с Большого проспекта, приносит мне вместе с тем и укоризну». (Дружинин А.В. Полинька Сакс. Дневник. М., 1989. С. 283.)
Я родился на Васильевском; уже в 50-е берёз на Большом проспекте не было. Пытаюсь представить, как выглядел проспект в 1853 году. Не получается — потому что ни асфальта не было, ни половины домов. Я даже не уверен, что мостовая доходила до 23 линии. Но берёзы были — по обеим сторонам. И листья были — крупные, свежие — и пахли.
Закладка перекочевала в другую книгу.
Одним шнурком завязать два ботинка.
Началось с сердечной привязанности, кончилось сердечным приступом.
Сплошные авторские знаки.
«...На следующее утро, чуть ли не на рассвете, она [В.Н.Муромцева-Бунина — А.Щ.] позвонила мне по телефону и с рыданиями в голосе сообщила, что «Ивана Алексеевича больше нет».
И когда я тотчас же пришел в знакомую, но сразу же опустевшую, точно оголившуюся, комнату, Иван Алексеевич или, точнее, то, что было Иваном Алексеевичем, лежал уже в столовой на кушетке, с головой, закутанной в толстую белую простыню. Недаром в своем завещании он строго-настрого потребовал, чтобы лицо его было сразу же закрыто. «Никто не должен видеть моего смертного безобразия», — писал он, запретив фотографировать его посмертно или снимать с его лица или рук какие-либо маски». (Бахрах А.В. Бунин в халате. По памяти, по записям. М., 2006. С. 169-170.)
Бубновый туз — к письму.
Адрес Владимира Яковлевича Проппа (1955 г.): ул. Марата, 20, кв. 37.
При перелёте из Америки в Европу Ростропович покупал виолончели дополнительный билет и усаживал рядом с собой.
Прочитав 5-6 бессмыслиц Введенского, понимаешь, что дальше можно не читать: мир бессмыслиц замкнулся — в то время как мир смыслов безграничен: докуда бы ни дошёл, хочется идти дальше.
Самоценность возможности:
Я выше всех желаний; я спокоен;
Я знаю мощь мою: с меня довольно
Сего сознанья...
(«Скупой рыцарь»)
«Надысторический культурный социум» — трасса с односторонним движением. И всё-таки лучше так, чем никак.
1796>