«Чингисхан и проблемы российской истории и государственности»

Вид материалаДокументы

Содержание


С.С. Лукиных (Россия, г. Иркутск)
Период адаптации
К.и.н., доц. Чимитова Д.К.
Подобный материал:
1   2   3

С.С. Лукиных

(Россия, г. Иркутск)



Проблема этногенеза в Евразии (XI-XXI вв.)


Утверждение этнологов евразийской школы о том, что легендарного Тэмуджина из рода Борджигинов следует почитать не только как исторического деятеля, имеющего непосредственное отношение к процессу зарождения Великого монгольского народа, но имеющего такое же непосредственное отношение и к процессу возникновения великорусского суперэтноса, наравне с такими легендарными историческими личностями, как Александр Невский, Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, до сих пор крайне активно отрицается по-европейски образованной частью отечественной науки. Причем все аргументы «за» с порога отметаются, а все аргументы «против» по существу сводятся к знаменитому «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Впрочем, и почти противоположное их утверждение о том, что Чингисхан как исторический деятель, имея непосредственное отношение к течению великорусского этногенеза, вместе с тем, не имеет непосредственного отношения к истории современного монгольского народа, также встречает сопротивление, но уже со стороны по-восточному образованной историографической науки, желающей выводить этногенез бурят-монгольского этноса как минимум от мифических прародителей монголов Бортэ-Чино (Серого Волка) и Алан Гоа (Пятнистой Лани), а как максимум – от сотворения мира.

Л. Н. Гумилев был не только "последним евразийцем" [1, c. 23], но и первым "этносферцем" (неологизм наш. - С.Л.), при этом в политическом смысле он отнюдь не был "безродным космополитом" и смотрел на мир этноцентрически с позиций "русского национализма" [2]. Подчиняясь законам логики, он и через свой аспект пришел к математически точному следствию: в бесконечно большой сфере (каковой и является этносфера в пространстве-времени) любая точка по определению является центром.

Евразийцы признавали Л. Н. Гумилева за своего [3, c.7-19]. Он не отказывался, когда его называли евразийцем, но оставлял за собою право критиковать евразийство если не с политических, то научно-философских позиций [4, c.33 - 66]. Евразийцы признавали это его право и приветствовали его научные поиски [5, c. 205 - 234]. Но именно эти поиски привели исследователя, по существу, к отрицанию самого термина "евразийство". В результате научно-философской критики евразийства возникла феноменология этноса, концепция уже не евро-азиатская, но этногеологическая. Предложенная Гумилевым "континетоцентрическая" система отсчета [6, c.34 - 35] начисто зачеркивает "европоцентрическую" систему как таковую. Ибо в этой системе отсчета не отсталая Азия прилегает к "Великой" Европе, а, наоборот, маленький европейский полуостров является по существу лишь северо-западной оконечностью огромного афроазиатского континента. Попытки отыскания нового пути развития нашего общества, отличного и от капитализма, и от социализма, возвращают многих исследователей к идеям евразийцев и евразийства, но при этом невозможно не учитывать интеллектуального наследия Л.Н. Гумилева.

Надо отметить, что замечания этнологов гумилевской школы, отмечающих некорректность попыток смешения истории социально-политической и истории этнической, приводящих к стремлению рисовать российскую историю единой красной нитью от легендарного Рюрика до Владимира Путина или, например, монгольскую историю от грозного Атиллы до Нацагийна Багабанди, до сих пор по существу не принимаются в расчет ни европейской, ни восточной историографией.

Однако с сожалением приходится констатировать, что критики Гумилева нередко весьма вольно обходятся с его текстами, при этом, как правило, «всяк толкует и судит по-своему». Зачастую, перетолковав на свой манер гумилевские тезисы, его оппоненты затем мастерски их же и опровергают, не подмечая или делая вид, что не замечают элементарной логической ошибки, известной с аристотелевских времен как «подмена тезиса». Это наблюдение вызывает закономерное желание установить границы, в которых допустимо толкование терминов, введенных Гумилевым в научный оборот, а также его логических построений и сделанных им выводов.

Современная европейская наука, постулированная современным европейским менталитетом, породила три научно-исследовательских дисциплины, в рамках которых сегодня изучаются формы организации коллективов людей и процессы, в этих коллективах происходящие. При этом две из них имеют прикладной описательный характер, что и зафиксировано в их названиях (grapho – пишу, описываю), а третья имеет характер теоретического научного направления, призванного отыскивать закономерности и формулировать законы (logos – закон, закономерность).

И демо-графия и этно-графия, казалось бы, должны иметь предметом своего описания и исследования один и тот же эмпирический объект - народ, пользоваться общей методологией и, вообще, составлять одну науку. Но здесь-то и срабатывает двойной стандарт, характерный для европоцентристского мировоззрения. Ведь это на русский язык слова «демос» и «этнос» переводятся одинаково – «народ». На древнегреческом же «демос» – это лишь свой собственный народ: разумеется, цивилизованный, образованный, обладающий богатой письменной культурой и вообще всесторонне развитый. А «этносы» - это все остальные народы, «язычники»: разумеется, дикие, безграмотные и вообще недоразвитые. Вот аж где коренится различие демографического и этнографического подходов в современном европейском народоведении .При этом «демос» по умолчанию – категория, данная раз и навсегда, вечная и бесконечная, в которой на манер броуновского движения якобы происходят лишь процессы замещения и перемещения, но в целом же состояние остается стабильным при неуклонном росте потребления биоресурсов на душу населения.

А вот «этносы» как предмет этнографии - это не состояние, а природный процесс. Правда, с точки зрения этнографов, - односторонний: процесс повсеместного исчезновения экзотических форм существования дикого туземного населения, еще кое-где уцелевших на окраинах цивилизованной ойкумены.

Стремление европейской науки подвести под демографию и этнографию теоретическую базу привело к становлению еще одной народоведческой дисциплины – социо-логии. «Социум» на латыни означает общность. Казалось бы, это имеет отношение к порожденному русским менталитетом, понятию «соборность», лежащей в основе такой категории, как «народность». Ибо по-нашему «соборность» есть неосознанное стремление людей собираться и общаться между собой, формируясь в процессе общения в территориально-хозяйственные и культурные общности (общины). Но попытка европейской науки решить математически «проблему народа» наткнулась на знаменитый древнегреческий софизм: «Какое количество песчинок можно считать кучей?».

Таким образом, формальная логика и с ее математическим аппаратом в целом и ее математической теорией групп в частности оказалась совершенно недостаточной для решения задач практического и теоретического народоведения.

Русский ученый и мыслитель Лев Николаевич Гумилев ценою собственной жизни сумел освободить термин «этнос» от груза подсознательных негативных оценок, привносимых в него европейским менталитетом, и ввести его в научный оборот в качестве эмоционально нейтрального научного термина. А подобрав эмоционально нейтральный синоним к слову «соборность» (комплиментарность), Гумилев сумел в максимально корректных формулировках научным языком описать феномен этноса, независимо от того, собственный ли это любимый «демос» или же это «поганые язычники». Преодолев двойной стандарт демо-графического и этно-графического подходов к описанию феномена народа, Гумилев сумел нарисовать огромное историко-географическое полотно, на котором нет плохих или хороших, развитых или недоразвитых, полноценных или неполноценных народов. На этом полотне все народы разные, все самобытные, каждый по-своему хорош, уникален и интересен.

Обширные историко-географическим наблюдения повлекли за собою необходимость эмпирического обобщения накопленных ученым знаний и их теоретического осмысления. Однако синтез знаний требует и облачения их в новую форму. Нельзя влить новое вино в старые мехи, но нельзя и построить новый термин для нового знания, сшивая белыми нитками термины прежние . Этно-демо-социо-графо-логия – очевидная белиберда. Гумилев поступил иначе: «демо», «социо» и «графо» составили внутренние полости, внутренние объемы его этно-логии.

Согласно обширным историко-географическим наблюдениям Гумилева, люди, движимые чувством соборности, формируются в общежительные коллективы, стремящиеся обрести свое собственное место под солнцем и благоустроить его в соответствии со своим собственным миропониманием.

Период адаптации этноса в определенной климатогеографической среде (фаза подъема) можно уподобить весне природы или молодости человека, когда юное тело буйно растет ввысь и вширь. Затем наступает период зрелости, когда представители этноса стремятся распространить образцы своей культуры за пределы ареала. Эту фазу Гумилев именует акматической (от лат. «акме» – рождаю.) Результатом могут быть этносы-дети, сумевшие приспособиться к новым жизненным реалиям, не утратив основных культурных стереотипов этноса-родителя, для которого наступает период старости, золотая осень, время, когда утраченная молодая сила восполняется интеллектом, умеренностью и аккуратностью, а вся энергия без остатка уходит лишь на то, чтобы поддерживать уют и благополучие в собственном доме. Этот период жизни этноса Гумилев именует инерционной фазой или… цивилизацией. А зима? В человеческой жизни для зимы аналогии не предусмотрено. Здесь все кончается смертоносным ветром, играющим рваными цепями. В жизни же этноса зима – это период гомеостаза. Малые народы, убедительно доказывает Л. Н. Гумилев, - это отнюдь не «колыбельные цивилизации», как считают этнографы, не младенцы-сосунки, а мудрые старцы.

Процесс жизнедеятельности этносов Л.Н. Гумилев назвал этногенезом. «Мерами вспыхивая, и мерами потухая», планетарный этногенез (система этногенезов) являет собою непрерывную смену жизненных форм (локальных этногенезов), плавно перетекающих одна в другую. Таким образом, цепь событий жизни человечества не разрывается окончательно, ибо ее «блоки» и «звенья» (локальные этногенезы) постоянно пересоединяются и рекомбинируются. Этносы, проживая свои собственные жизни, не умирают насовсем, а прорастают своими корнями в иные пределы, давая жизнь все новым и новым народам. «Радужную сеть» самобытных локальных этногенезов, переливающуюся волнами жизни в пространстве-времени, Гумилев именует термином этносфера.

Вооружившись гумилевской методологией, попытаемся пронаблюдать за проявлениями народной жизни в течение последних десяти столетий на той части планеты, которую условно называют Северо-Восточной Евразией. Хотя, на наш взгляд, можно было бы подыскать и более удобное название, например «Большая Сибирь», или «Великая Сибирь».

Правильному установлению границ Великой Сибири, к сожалению, мешает европейская система произвольного деления Афро-Азиатского суперконтинента на части, основанная на произвольно выбранных признаках, не имеющих существенного значения для изучения реальных проявлений живых народных форм. В действительности условия жизни в западных предгорьях Урала практически ничем не отличаются от условий жизни в его восточных предгорьях. А вот, скажем, условия жизни в западных предгорьях Карпат, где зимы в нашем понимании практически не бывает, разительно отличаются от условий жизни «у нас, в заснеженной Рязани». Кстати, именно на это, как на основную причину своих военных неудач, ссылались и Гитлер, и Наполеон и многие их предшественники.

Гумилев для получения абриса «Великой Сибири» предложил опираться не на физико-географическую систему районирования, а на климато-географическую. В результате оказалось возможным четко очертить своеобразный климато-географический регион, воспользовавшись изотермой. Конкретно - нулевой изотермой января. И действительно, обширный регион Афразии, лежащий внутри границы, очерченной этой изотермой, очевидно, представляет собою экосистему с весьма специфическими жизненными условиями, резко отличающимися от условий жизни в сопредельных регионах.

Достаточно тесные рамки доклада не позволяют детально, со всеми нюансами очертить все изгибы истории всех выявленных этногенезов, которые протекали в интересующем нас ареале в течение последних десяти веков. Поэтому позволим себе лишь очень бегло и схематично очертить абрисы самых крупных волн жизни (Гумилев такие предельно большие этнические группы именует суперэтносами) на территории Северо-Западной Евразии и сопредельных регионов.

Так в XI в. на крайнем западе Великой Сибири начинается период надлома древнерусского этногенеза, зародившегося в начале VI в.н.э. и завершившегося распадом до уровня этнического субстрата к концу XIII в. В начале XII в. на юго-востоке Великой Сибири начинается древнемонгольский этногенез, зарождается древнемонгольский суперэтнос, распавшийся к концу XI в. на четыре части: юго-западную, северо-западную, центральную и южную. Юго-западную часть поглотил мусульманский мир. Северо-западная часть сыграла роль катализатора в процессе зарождения в середине XIV в. Великорусского этногенеза. Южная часть,. «перелившись» через южную окраину Великой Сибири, утратила связь с Родиной, в результате чего была практически уничтожена и ассимилирована средневековым китайски.Центральная часть, освободившись от избытка пассионарной энергии, вступила в фазу надлома и перешла в состояние гомеостаза, превратившись в моноэтническое государство. С конца XIX - начала XX в. в ареале монгольского этноса начинают обнаруживаться черты этнического подъема. В связи с ростом взаимной комплиментарности между отдельными носителями великорусского, бурятского и монгольского менталитетов возрастает количество и качество интеграционных процессов между указанными народами при одновременном росте резистентности по отношению к китайскому, мусульманскому и европейско-американскому этно-культурному влиянию.

Великорусский этногенез зародился на крайнем северо-западе Великой Сибири в конце XIII в. и возрос в середине XIV в. на древнерусском этническом субстрате. Роль катализатора в нем сыграли этнические группы выходцев из распавшегося до уровня этнического субстрата Византийского суперэтноса (христианские монахи и миряне) и высокопассионарные монголы-несториане. В результате молодые великороссы могли длительное время противостоять натиску цивилизованного европейского суперэтноса (христианского мира), находившегося в инерционной фазе. К XVII в. сложился великорусский суперэтнос. В середине XIXв. Великороссы вступили в фазу надлома и, не сумев противостоять разрушающему идеологическому влиянию «цивилизованной Европы», вступившей к этому времени в фазу обскурации, начали стремительно терять этнический иммунитет, и к настоящему времени практически утратили свой самобытный национальный лик. В результате сегодня бывшие великороссы представляют собою этнический субстрат, население, утратившее ощущение единства и превратившееся в пестрый сброд, существующий без цели и смысла. А сама территория былой Великой России стала как бы ничьей землей, над которой «ветер вновь играет рваными цепями».

На просторах Юго-Восточной Евразии в конце XIX, начале XX в. начался новый виток этногенеза, доминирующую роль в котором играет молодой современный китайский этнос.

В конце XVIII в. на Ближнем Востоке сложился и к настоящему времени вступил в акматическую фазу существования мощный современный мусульманский суперэтнос, «выплескивающийся» за границы ареала. Основным процессом в мусульманском мире сегодня является борьба этнических групп за доминирующую роль в процессе этнического развития.

Таким образом, на рубеже XXI в. Великая Сибирь в целом представляет как бы ничью территорию, дальнейшее этническое будущее которой будет определяться как равнодействующая от сложения четырех разнонаправленных векторов:

- современной бурятско-монгольской национально-культурной самобытности;

- мусульманского национального экстремизма;

- китайского этнического экспансионизма;
  • европейско-американского технократического обскурантизма.


Литература

1 Андрей Писарев. Меня называют евразийцем: Интервью с Л.Н.Гумилевым\\ Ритмы Евразии,эпохи и цивилизации: Сб.- М.,1993.

2. . Ильинъ И. А. Наши задачи. Изданiе Русскаго Обще- Воинскаго Союза-. Париж, 1956. Ст. 111- 112 "О русскомъ нацiонализмъ", ст. 113 - 114 "Опасности и заданiя русскаго нацiонализма".

3. Лавров С. Б. Л. Н. Гумилев и евразийство // Ритмы Евразии…- М., 1993.

4. Гумилев Л. Н. Заметки последнего евразийца // Ритмы Евразии...- М., 1993.

5. Письма Н. П. Савицкого Л. Н. Гумилеву // Ритмы Евразии...- М., 1993.

6. Гумилев Л. Н. Заметки последнего евразийца // Ритмы Евразии...- М., 1993.


Д.и.н., проф. В.Б. Базаржапов

(Россия, ВСГТУ, г. Улан-Удэ)


Московское государство:

особенности возникновения и развития


Колонизация земель на Северо-Востоке началась примерно в Х–ХI вв. Скорее всего, пионерами были новгородцы, которые активно колонизировали окружающие территории. Миграция из района Киева интенсивно началась в XII в., а может быть и несколько раньше. Междуречье Волги и Оки было заселено народами финской (или финноугорской) группы: меря, мордва, марийцы (черемисы), мурома. Жили здесь также вятичи, кривичи. О жизни этих народов в древности известно мало. До наших дней сохранились мордва, марийцы. По особенностям их культуры можно судить о прошлом. Большинство финских племен было постепенно ассимилировано (обрусели). Земли заселялись быстро, однако, в отличие от Киевской Руси, городов здесь было мало, господствующим типом селений были деревни. Считается, что именно смешение русских славян с финнами положило начало формированию русского народа – великороссов. Они отличались от русских славян Киевской Руси,. жили в другой географической среде – в лесах, а не в степях. Другим был и образ жизни, а жизнеобеспечение требовало больших физических усилий, тяжелого труда. Произошли некоторые изменения физиологического типа. Если на древних киевских иконах мы видим овальные, тонкие лица, то в Суздальской земле тип другой – круглые лица, мягкие черты лица и т.д. Произошло изменение и в ментальности. Это отразилось прежде всего в языке, в восприятии окружающего мира. Приверженность православию сохранилась, но языческие традиции усилились.

Однако не меньшее, а может большее влияние по сравнению с финским элементом на формирование русского народа и его общественной организации оказал монголо-татарский фактор. Проблема монголо-татарского влияния всегда волновала русское общество. Две крайние позиции противостоят друг другу.
  1. Монголо-татарское иго принесло разорение, гибель людей, задержало развитие, но существенно не повлияло на жизнь и быт русских и их государственность. Эту позицию защищали С. Соловьев, В.Ключевский, С Платонов, М. Покровский. Традиционна она и для советской историографии на протяжении 75 лет. Главная идея заключалась в том, что Россия развивалась в период монголо-татарского нашествия по европейскому пути, но начала отставать из-за масштабных разрушений, человеческих потерь, необходимости платить дань.
  2. Монголо-татары оказали большое влияние на общественную и социальную организацию русских, на формирование и развитие Московского государства. Впервые эту мысль высказал Н. М. Карамзин, а затем ее развили Н.И. Костомаров, Н.П. Загоскин и др. В ХХ в. эти идеи развили евразийцы, которые считали Московское государство частью Великого Монгольского Государства. Есть авторы (например, В.В. Леонтович), которые утверждали, что крепостное право было заимствовано Россией у монголов.

Прежде чем определить позицию, давайте посмотрим на исторические реалии. Обратите внимание: общеупотребительное по отношению к нашествию монголо-татарское, имеет чисто символический характер. Русский летописец, описывая битву на реке Калке в 1223 г., характеризовал их как «языци незнаеми … им никто же добре не весть, кто суть». Прошло более семи с половиной столетий. Но историки, как и древний летописец, констатируют, что этническая принадлежность народа, пришедшего на берега реки Калки в 1223 г., не ясна. Собственно монголы есть потомки половцев и других кочевых народов причерноморских степей. Таким образом, когда речь идет о «монголо-татарах» или «татаро-монголах», либо просто «татарах» или «монголах», под этим названием подразумевается не полностью определенный народ, а возникшее в начале ХIII в. объединение десятков кочевых племен, где монголы составляли малую часть. Кто бы они ни были, нашествие крайне разрушительно сказалось на состоянии русских земель: они были отброшены на столетия назад. В чем это выразилось? В районах нашествия были разрушены города, села, культурное земледелие, ремесла. По подсчетам археологов, . в XII-XIII вв. на Руси было 74 города. 49 были разорены Батыем, причем, в 14 из них жизнь не возобновилась, а 15 городов превратились в села. Запустели пашни, зарастая бурьянами и лесом, исчезли многие ремесла.

Сократилась численность населения Руси. Люди гибли, многие попадали в плен и превращались в рабов. Источники сообщают о тысячах русских рабов в Орде. Если речь идет о тысячах, то по отношению к численности населения того времени – это много. Ведь средние города – Ростов, Рязань имели население не более 1000 человек. А самые крупные – Киев, Чернигов, Владимир – 20-30 тысяч жителей. Поэтому масштаб рабства резко возрос. В рабство уводили прежде всего искусных ремесленников и женщин. Излишек рабов продавали на невольничьих рынках Крыма и Кавказа. Русских невольников продавали в Египет, охотно покупали их в Италии. Высоко ценились женщины. Известно, что в 1429 г. за 17-летнюю девушку была заплачена самая высокая цена, которую когда-либо платили за рабов, – 2093 лиры. Пленные русские воины участвовали в походах Орды, воевали в Китае, в других азиатских странах.

Как видно, основания для утверждения первой точки зрения есть. Но только ли этим ограничивались последствия нашествия? Ведь Русь попала в зависимость от Золотой Орды. Разоренная, она платила тяжелую дань серебром. Более того, русские князья ездили в Орду, чтобы получить ярлык (право) на княжение. Первым за ярлыком отправился в 1242 г. Александр Невский. Последнее упоминание о поездке русского князя в Орду отмечено в 1434 г. (Василий Косой). Князья подвергались неслыханным унижениям, их могли просто убить. Неужели это не оказывало существенного влияния? На этом основании часть историков защищает вторую позицию, делая вывод, что Русь в период монголо-татарского нашествия являлась частью Золотой Орды. Они же указывают, что с разложением Золотой Орды, которое развернулось в XV в., Москва постепенно взяла на себя управление ее территориями. Важным считается, что уже в XVв. ряд татарских князей и мурз перешли на службу к князю московскому. Однако вряд ли с этой позицией можно согласиться в полной мере. Каковы очевидные аргументы против?

1. «Яса» Чингисхана, правовой кодекс монголов, на территории Руси не действовала. Не создали они и специальных законов для нее. На Руси действовали собственные правовые нормы (они нашли отражение в судебниках).

2. Монголо-татары не устранили русских князей, не создали своей династии на Руси, как это было в завоеванной ими Персии. Не имели они и постоянного наместника или наместников с определенными функциями. Баскаки назначались спорадически в определенные места, не имели функций управления, а наблюдали главным образом за сбором дани. Таким образом, систематического управления Русью со стороны Золотой Орды не было. Управление находилось в руках русских князей, а сношение с Ордой – главным образом в руках великого князя.

3. Русь сохранила свою духовную основу – православие. Сначала языческая, а затем мусульманская Золотая Орда не настаивала на смене веры.

Из сказанного очевидно, что в период монголо-татарского нашествия Северо-Восточная Русь стала составной частью Золотой Орды. Речь может идти о ее зависимости от Золотой Орды и монголо-татарском влиянии на процесс формирования русского народа и Московского государства. Причем это влияние было не прямое, а опосредованное. Влияли сам факт господства над русской землей и атмосфера насилия на протяжении двух с лишним столетий. Стремясь вернуть независимость, создавая свое государство с центром в Москве, русские многое перенимали из общественной организации монголов.

К.и.н., доц. Чимитова Д.К.

(Россия, БГУ, г. Улан-Удэ)


Отечественная историография влияния

монголо-татарского ига на социально-экономическое,

политическое и культурное развитие Руси.


Одной из самых сложных и неоднозначных тем в российской истории является проблема определения последствий монголо-татарского нашествия и установившегося вслед за ним ига на социально-экономическое, политическое и культурное развитие Руси.

Первыми представителями русской историографии были летописцы. Как правило, исследователями отмечается, «что они единогласны в оценке татарского нашествия как ужасной катастрофы, нанесшей непоправимый ущерб развитию государства»(1). Однако необходимо учитывать различия оценок на разных временных отрезках. Полагая, что большинство летописей не являются аутентичными памятниками XIII века, можно утверждать, что чаще всего речь идет о позднейшей оценке нашествия, но не о синхронном событиям мнении. У самих же летописцев XIII века никакого ощущения истинной катастрофы не было: нашествие воспринималось как преходящее событие. После установления системы ордынского владычества над русскими княжествами оно считалось законным, «заведенным Богом» порядком.

Оценки резко меняются во второй половине XY-XYI вв., когда создание единого Русского государства вступило в решающую фазу. Московскими летописцами был создан идеологизированный миф о вековой ожесточенной борьбе русских против ига, в ходе которой решалась судьба человечества и христианской веры.

Тема ига становится особенно популярной в XYIII веке в связи с европеизацией общества, когда «азиатчина» и «татарщина» становятся символами отсталости и в России начинаются поиски по принципу «кто виноват». Восприятие ордынского владычества воплотилось в целом комплексе политических мифов, которые больше отвечали внутренним задачам построения российской государственности, чем отражали реальное положение вещей.

Зачастую дискуссия сводилась к поиску культурных влияний и заимствований, повлиявших как на характер государственности Руси, так и самого русского народа (2). Вместе с тем, происходит движение вперед в фактическом накоплении материала, изучении социально-экономических и политических последствий ига.

Особое место в кругу работ этого периода занимают произведения В.Н. Татищева (3) и Н.М. Карамзина (4). Но если В.Н. Татищев дал лишь описание событий, то Н.М. Карамзин в своих работах поставил ряд проблем, нерешенных и по сей день. Концепция Н.М. Карамзина отнюдь не сводилась к знаменитому тезису «Москва обязана своим величием ханам». Карамзин так и не смог решить для себя вопрос окраски влияния монгольского ига на Россию. С одной стороны, отставание Руси в XIY-XY вв. по его мнению, вызвано татарщиной, которая «ниспровергла» Россию, «заградила» ее от Европы. Борьба с Ордой, по Н.М. Карамзину, была вопросом самого существования России. С другой стороны, если бы не нашествие, то Русь погибла бы в междоусобицах. Н.М. Карамзин подчеркивает также развитие торговли в монгольский период, расширение связей с Востоком и возрастание роли Руси как посредника в международной торговле. Ущерб одной категории вызвал развитие другой, что в конечном итоге привело к сохранению целого. К сожалению, эта подсознательно выраженная идея Н.М. Карамзина не получила в дальнейшей историографии практически никакого развития. Хотя некоторые его взгляды впоследствии получили развитие в работах Н.И. Костомарова (5) и В.О. Ключевского (6).

Даже объявление в 1822 г. Императорской Академией Наук конкурса на написание лучшей работы по вопросу о монгольском влиянии на историю России не изменило ситуацию. В целом анализ сводился к рассуждениям о «обычаях, нравах, одеждах» (7).

С установлением в историографии господства государственной школы интерес смещается в сторону изучения политического устройства до- и послемонгольской Руси. К.Д. Кавелин к наиболее позитивным воздействиям нашествия и последующего ига относил разрушение удельной системы, но в целом внешнее воздействие Орды он оставлял без внимания, делая акцент на «непрерывное» воздействие факторов внутреннего развития Руси (8). С.М. Соловьев уделял нашествию и игу еще меньше внимания, считая их влияние незначительным (9).

Исследования в области археологии, нумизматики и востоковедения (10) практически не нашли никакого отражения в обобщающих работах.

Русские славянофилы позитивно оценивали прекращение контактов с Западом. К.С. Аксаков и А.С. Хомяков отмечали, что принципиальные отличия кочевой культуры монголов и городской культуры русских оказались спасительным кругом, не давшим православию потонуть в культуре Запада (11).

В конце XIX-начале XX века тема нашествия разрабатывалась слабо, однако ряд интересных положений все же высказывался. М.К. Любавский высказывал мнение, что нашествие и иго надолго задержали экономическое развитие русских княжеств, а сами князья постепенно превратились в сельских землевладельцев (12). А.Е. Пресняков говорил о ухудшении функционирования волжского торгового пути (13). Наиболее точный анализ летописных известий содержится в работе А.В. Экземплярского (14). Данный труд несколько выбивается из общего ряда исследований своим сухим и четким изложением фактов.

Общую оценку нашествия попытался дать М.Н. Покровский (15). Он разделил факторы, влияющие на развитие страны, на внутренние и внешние толчки. При этом, внешние для него являлись второстепенными и могли лишь ускорять развитие, способствуя разрешению внутренних кризисов. Таким кризисом на Руси, согласно концепции М.Н. Покровского, являлся процесс разложения городской Руси X-XII веков, ее «перегнивание». Соответственно, нашествию исследователем давалась общая положительная оценка.

Практически все пункты концепции М.Н. Покровского были впоследствии подвергнуты критике А.Н. Насонова (16).

После революции 1917 года русская историческая школа была разделена на два лагеря, в том числе и по отношению к нашествию и игу. Евразийская школа, возникшая в 20-х гг. XX в. в русской эмиграции пыталась найти историко-философское обоснование случившемуся. В своих поисках евразийцы обратились к взглядам славянофилов и, своеобразно интерпретировав их смешали с «туранской» концепцией русской истории Н.С. Трубецкого (17). Основные положения евразийцев сводились к признанию внутреннего разложения Руси к середине XIII века и нейтральности монгольской культурной среды, позволившей православию сохранить свою идейную чистоту (18). При этом признавалось значительное влияние азиатского элемента на быт, социальную и политическую организацию, образ жизни Руси. В целом упор делался на концептуальную сторону вопроса, а не конкретные исторические изыскания.

В Советском Союзе в это время появляются первые значительные работы, полностью посвященные вопросам монгольского нашествия, ига и их последствиям. Первыми крупными исследованиями стали труды Б.Д. Грекова и А.Ю. Якубовского «Золотая Орда», А.Н. Насонова «Монголы и Русь» (19). Безусловно, событием в советской историографии стала книга Б.Д. Грекова и А.Ю. Якубовского «Золотая Орда и ее падение» (20). В рамках марксистской парадигмы утверждается концепция: Золотая Орда и Русь- враги, между ними существовали отношения господства-подчинения, подавления-борьбы (21). Монголы-завоеватели преподносятся как несомненно негативная сила, и авторы не жалеют красок, чтобы подчеркнуть примитивность и жестокость этой степной стихии- особенно по сравнению с завоеванной ими Русской землей. Постепенно мнение о катастрофических последствиях нашествия, призванное объяснить причины отставания России, а после и СССР, от западных стран становится господствующим не только в специальной литературе, но и школьных и вузовских учебниках, а постепенно в широких кругах населения.

Данный тезис был впоследствии «подкреплен» археологическими раскопками М.К. Каргера (22), Б.А. Рыбакова (23), нашел обоснование в трудах К.В. Базилевича (24) и привел к пресловутой монголофобии. В этом плане в советской исторической литературе налицо существенный регресс по сравнению с исторической мыслью 20-х-начала 30-х гг. XX в. (25).

В концептуальную канву укладываются и работы И.Б. Грекова и Ф.Ф. Шахмагонова (26), В.В. Каргалова (27), М.Д. Полубояриновой (28), В.Т. Пашуто (29).

Несмотря на строгую идеологическую заданность данные работы свидетельствуют о высоком уровне разработки темы. Несомненное развитие исследовательской инициативы представляют книги М.Г. Сафаргалиева (30), Г.А. Федорова-Давыдова (31), М.А. Усманова (32), В.Л. Егорова (33).

В 1990-х годах наступил новый этап в изучении истории Золотой Орды. Споры о достоинствах и недостатках формационного и цивилизационного подходов оживили интерес к сравнительно-историческому изучению двух средневековых цивилизаций – кочевой (монгольской) и земледельческой (русской). И естественно возник интерес к проблеме их взаимовлияния.

Читатели получили возможность ознакомиться с работами Л.Н. Гумилева, взгляды которого выходят далеко за пределы традиционных представлений о монголо-татарском нашествии и иге (34). Постоянное расширение диапазона исследований дает возможность глубже проникнуть в сущность проблемы монгольского влияния на развитие Руси.

Более спокойный, объективный взгляд на историю взаимоотношений монголов и Руси привел к отказу от укоренившихся трактовок (35). Однако многие проблемы до сих пор остаются нерешенными. Нуждается в пересмотре безапелляционный тезис о решающем значении Куликовской битвы, выдвинутый Б.Д. Грековым и А.Ю. Якубовским; требует уточнения динамика походов на Русь, дата образования Золотой Орды. Но пожалуй больше всего необходим более детальный и взвешенный анализ последствий монголо-татарского ига и его влияния на развитие русских земель. Глубокую недостаточность разработки темы доказывает появление околонаучных работ, опирающихся на существенные пробелы и противоречия в системе взглядов отечественной историографии (36).

Избежать подобных противоречий можно только путем кропотливого источниковедческого анализа, основанного на научной методологии и максимально избегающего политической конъюнктуры.


Литература
  1. Борисов Н.С. Отечественная историография о влиянии татаро-монгольского нашествия на русскую культуру.// Проблемы истории СССР. Вып.5,.М., 1976.
  2. Щербатов М. История Российская от древнейших времен.Т.3, М., 1771.; Болтин И.Н. Примечания на историю древния и нынешняя России господина Леклерка. Т.2, СПб.,1788.
  3. Татищев В.Н. История Российская с самых древнейших времен. Т.3,.М.-Л.,1962.
  4. Карамзин Н.М. История государства Российского. Т 4.М.,1998.
  5. Костомаров Н.И. Исторические монографии и исследования. Т.2, СПб.,1865.
  6. Ключевский В.О. Курс русской истории. М.,1906.
  7. Полевой Н. История русского народа. Т.4, М., 1983.
  8. Кавелин К.Д. Сочинения. Т.1, СПб., 1897.
  9. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн.2.,Т. 3.,М., 1988.
  10. Григорьев В.В. Россия и Азия. СПб., 1876.; Он же. Еще два десятка неописанных джучидских монет. ИРАО,YIII, СПб.,1877.; Он же. О местоположении Столицы Золотой Орды. СПб.,1845.; Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т.1, М. 1884, Т.2, М., 1941.; Невоструев К.И. О городищах Волжско-Болгарского и Казанского царств в нынешних губерниях Казанской, Симбирской, Самарской и Вятской. ТАС,1,М., 1869.;Березин Н.И. Ханские ярлыки.Ч.1-3.,Казань,1850-1851.;Пономарев Р. На развалинах города Квека близ Саратова. Древняя и Новая Россия, 1879.; Савельев В.К. О кладах золотоордынских монет в развалинах древнего города Болгар. ТАС,1, М.,1869.;Терещенко А.В. Археологические поиски в развалинах Сарая.ЗСПбАНО,2,СПб.,1850.
  11. Аксаков К.С. Полное собрание сочинений. Т.1, М.,1889.; Хомяков А.С. Полное собрание сочинений. Т.4, Ч. 1.,М., 1873.
  12. Любавский М.К. Возвышение Москвы./Москва в ее прошлом и настоящем. Вып.1.,М., 1909.
  13. Пресняков А.Е. Образование великорусского государства. Очерки по истории XIII-XY столетий. Пг.,1918.
  14. Экземплярский А.В. Великие и удельные князья в северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 гг. Т. 1-2., СПб., 1891.
  15. Покровский М.Н. Избранные произведения. Кн.1, М., 1966.
  16. Насонов А.Н. Татарское иго в изображении М.Н. Покровского./Против антимарксистской концепции М.Н. Покровского. Ч.1***
  17. Трубецкой Н.С. Наследие Чингис-Хана. Берлин, 1925.
  18. Вернадский Г.В. Монгольское иго в русской истории// Евразийский временник. Париж,1927. Кн.5.; Он же. Два подвига св. Александра Невского// Евразийский временник. Прага,1925. Кн.4.;Савицкий П.Н. Геополитические заметки по русской истории// Г.В. Вернадский. Начертание русской истории. Прага,1927.Ч.1.; Он же. Континент Евразия. М.,1997.; Он же. Исход к Востоку. София,1921.
  19. Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда. М., 1937.;Насонов А.Н. Монголы и Русь. М.-Л., 1940.
  20. Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. М.-Л., 1950.
  21. См: Трепавлов В. Б.Д. Греков, А.Ю. Якубовский. Золотая Орда и ее падение. (Предисловие к изданию 1998 г.)
  22. Каргер М.К. К истории Киевского зодчества.//Краткие сообщения Института истории материальной культуры. Вып.27.
  23. Рыбаков Б.А. Ремесло Древней Руси. М.,1948; Он же. О преодолении самообмана.// Вопросы истории.1971,№ 3.; Он же. Обзор общих явлений русской истории X-сер XIII вв. //Вопросы истории.1962,№4; Он же. Раскопки во Вщиже в 1948-1949 гг.//Краткие сообщения Института истории материальной культуры.№ 38.
  24. Базилевич К.В. К вопросу об исторических условиях образования русского государства.//Вопросы истории.1946,№ 7.;Он же. Опыт периодизации истории СССР феодального периода.// Вопросы истории.1949,№ 11.
  25. Бартольд В.В. История турецко-монгольских народов. Конспект лекций, читанных студентам Казахского высшего педагогического института в 1926-1927 уч. году. Ташкент,1928; Он же. Место прикаспийских областей в истории мусульманского мира. Баку,1924.; Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов (монгольский кочевой феодализм). Изд. Акад, Наук СССР, 1934.
  26. Греков И.Б., Шахмагонов Ф.Ф. Мир истории: Русские земли в XIII-XY веках. М., 1986.
  27. Каргалов В.В. Монголо-татарское нашествие на Русь XIII в. М., 1966.; Он же. Свержение монголо-татарского ига. М., 1973.; Он же. Конец ордынского ига. М., 1984.
  28. Полубояринова М.Д. Русские люди в Золотой Орде. М., 1978.
  29. Пашуто В.Т. Александр Невский. М.,1975.
  30. Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды. Саранск, 1960.
  31. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М.,1966.; Он же. Общественный строй Золотой Орды. М.,1973.; Он же. Золотоордынские города Поволжья. М., 1994.
  32. Усманов М.А. Жалованные акты Джучиева улуса XIY-XYI вв. 1979.
  33. Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII-XIY вв. М.,1985.
  34. Гумилев Л.Н. Русь и Великая Степь. М., 1989.; Он же. В поисках вымышленного царства. М., 1991.
  35. Россия и Восток - проблемы взаимодействия. Ч.2,М.,1993.; Худяков М. Очерки по истории Казанского ханства. Изд.3-е,доп. М., 1991.;Егоров В.Л. Золотая Орда: мифы и реальность. М.,1990.;На стыке континентов и цивилизаций…: Из опыта образования и распада империй X-XYI вв. М.,1996.;Халиков А.Х. Монголы, татары ,Золотая Орда и Булгария. Казань,1994.; Похлебкин В.В. Татары и Русь.360 лет отношений.1238-1598. М.,2000.
  36. Фоменко А.А. Новая хронология Руси. М., 1996.; Гордеев С.В. История казаков. М., 1994.