Расти, Славка
| Вид материала | Документы |
- Расти, Славка, 2000.08kb.
- Ловеку духовно расти и совершенствоваться, даже уподобляться Богу. Однако, нравственная, 22.69kb.
- Ческий роман утвердил себя как литературный жанр, и к концу восемнадцатого столетия, 310.71kb.
- Вооруженных Силах Российской Федерации, других войсках, воинских формированиях и органах, 85.2kb.
- 2 открытия в океане научные открытия в 1960-х годах вызвали повторный интерес к теории, 284.55kb.
- Если я не стою за себя, то кто встанет за меня, 3662.1kb.
- Ян Мак-Дермотт и Джозеф О'Коннор, 3215.06kb.
- Учителей начальной школы, 400.91kb.
- В этой статье,которая будет постепенно расти, по крупицам, из разных источников собраны, 214.07kb.
- Практикум. Запрет на «нет» Тест-эксперимент. Посчитай доходы Как избежать запретов, 3535.9kb.
-Почему ты плачешь? – спросили родители?
-Элис! Она больше не вернется! – ответил повзрослевший сын.
-О! У нашего сына без нас был роман! – воскликнул удивленный отец, - я думал, ты пока только за мячиком бегаешь…
-Кто она? – спросила мать.
-Элис? Просто сказка!
30. ДЕТСКИЕ ПЕСЕНКИ
Испокон веков гнездились пеночки-веснички в зелёном лесу возле людского поселения, улетая лишь на зиму в тёплые края. У далёкого моря они скучали по родным местам, гнёзд не вили, песен не пели. Пеночка Весенка знала это от своей матери, та - от своей, а та, естественно, от своей. И всё бы продолжалось по-прежнему. Но вернулись однажды птички из дальних стран, и не могут узнать родных мест. Пролегли тут и там шумные дороги. Истоптаны заповедные места беспокойными тропами. Выросло поселение в большой город. Да как от него улететь? Родной ведь! Ни одним поколением выбранный. Что делать?
И полетела пеночка Весенка к старой вороне за советом. Жила та ворона ближе всех к шумному городу. И даже людей не боялась.
-Что происходит с лесом? – спросила Весенка старую ворону.
-Да, не трепыхайся ты так, - ответила ворона, - на ваш век хватит леса то!
Полетела пеночка Весенка ни с чем. Беспокойно прошло лето. Наступила осень. Подались птицы в тёплые края. А вернулись – снова леса не узнать. Вокруг дома стоят многоэтажные. Между деревьев – кучи мусора набросаны.
-Что же делать нам теперь? – опять прилетела Весенка к вороне.
-А ничего! Вейте гнёзда, как раньше, да птенцов растите. Я же сказала. На ваш век хватит!
Ещё беспокойнее прошло лето. Ещё тревожнее возвращались пеночки из дальних стран к насиженным гнёздам. И не узнали они места прежних гнездований. На месте леса образовалась гигантская свалка. Даже пеньков не осталось. Тяжёлые рычащие грузовики вываливали один за другим горы едкого смрадного мусора. А над всем этим ужасом, на белом небе, точно чаинки на блюдце вспархивали стаи бесчисленных чёрных галдящих ворон.
Узнала среди них Весенка самую старую и спросила:
-А где же наш лес?
-Был ваш лес. А теперь это наш дом. Потому что мы – избранные птицы. Мы живём везде. И едим всё. Мы и останемся. А ваш век прошёл.
Затрепетали от негодования пеночки. Но куда деваться от родного, пусть и непутёвого города!?
Развернула обиженная Весенка свою стаю, и полетела она прямо в небо. И летела долго, пока каждая пеночка не превратилась в детскую весёлую песенку.
Теперь каждую весну возвращаются песенки в тот зачумлённый задыхающийся город и заставляют людей по-детски улыбаться и радостно петь.
А старая ворона удивляется, почему то там, то здесь раздается пение пеночки-веснички, ведь в этом городе давно живут только каркающие птицы!
31. ДЕРЕВЯННАЯ ВЕРНОСТЬ
Вы мне нравитесь, - прошептал маленький Кедр еже подросшей и опушившейся Ёлочке.
А через год добавил:
-Очень!
Ёлка потупила взгляд. Будучи девушкой воспитанной, она промолчала.
Через три года Кедр сказал её:
-Я Вас люблю.
Ель опять ничего не ответила, но через пять лет протянула к Кедру корешок и игриво наступила ему на ногу.
Кедр был счастлив, каждую весну вскидывая на Ель взгляд из-под мохнатых зелёных ресниц. А Ель, осмелев, иногда по осени бросала в него шишечками.
В лесу время шло медленно и тягуче. Но вот, однажды, в размеренность их жизни ворвался страшный ураган. Молнии поджигали одиноко стоящие деревья. И некому было защитить их. Грохотал гром. Соседние берёзки вырывало с корнем и бросало оземь, как веники.
Ураган добрался и до наших соседей.
-Держитесь! – крикнул Кедр Елке.
-Я стараюсь, - ответила она.
Но мощные порывы ветра, казалось, хотели поломать её надвое. Бедняга сопротивлялась, как могла.
-Я сейчас погибну, - взмолилась Ель.
-Нет! Нет! – запротестовал Кедр.
-У меня нет больше сил. И перед смертью я хочу сказать Вам только одно. Я тоже очень, очень люблю Вас!
За эти несколько секунд урагана деревья сказали друг другу столько, сколько не говорили за всю жизнь. Тут ветер рванул с такой небывалой силой, что Ель не устояла на ногах и повалилась прямо на стоящий рядом Кедр. И всё успокоилось. Полил дождь. А Ель заплакала в объятьях Кедра:
-Брось меня! – вдруг неожиданно для обоих перешла она на «ты», - Я такая большая и толстая. А ты маленький и стройный. Брось! А то мы погибнем вместе!
-Я никогда не брошу тебя, - ответил Кедр.
Прошло много лет. Я как-то гуляла по лесу и увидела два этих дерева: высокий и тонкий Кедр и упавшую на него огромную зелёную Ель. При малейшем движении ветра, Кедр скрипит на весь лес. И Вы знаете? Состарившийся и почти засохший, он скрипит не от боли. Он поёт от счастья! Он сам мне об этом сказал.
32. ШАРМАНКА
Катёне всегда хотелось на чердак. Ей казалось, что хранится где-то под самой крышей огромный запылившийся сундук. А в сундуке!...
Вот только верхняя дверь была всегда наглухо закрыта.
На Новый год в небольшой семье Катёны обычно ставили елку. Веселились и пели до утра. Но уже в сентябре как-то все не заладилось. Отец запил. Его уволили с работы. Мама работала практически за долги. Ходила в старых совсем уже не модных потертых полусапожках. А бабушка сильно хворала. Врачи говорили, что ей очень нужна шаль из собачьей шерсти, но такая вещь стоила баснословные деньги. Октябрь и ноябрь прошли в тревожном поиске средств на существование. Пришлось Катёне бросить музыкальные занятия и бассейн. Она пела теперь только, когда мыла посуду. Тем временем подходил Новый год.
30 декабря бабушка все-таки нашла в себе силы встать с постели и сходить на чердак за старой искусственной елкой и игрушками. Они с матерью быстро украсили комнату. Но из-за нескрываемой грусти в лицах взрослых обстановка все равно казалось печальной.
Отец опять пришел пьяный. Его рано уложили спать, да и сами уснули. Только Катёне не спалось. Совсем другого ждала она от предстоящего праздника. Она тихонько пробралась на кухню. И заметила на столе ключи от чердака. Ни минуты не сомневаясь, что её ждет что-то необыкновенное, она вскарабкалась по скрипучей деревянной лестнице, зажгла допотопную керосиновую лампу и отперла вожделенную дверь.
Все было именно так, как и представляла девочка. А, может, она видела это давно в детстве? Ящики, коробки, мешки со старым барахлом, потертые лыжи, её детские коньки, патефон, сломанный мраморный умывальник… А в центре чердачной комнаты действительно стоял огромный запылившийся сундук. Катёна трепетно подошла к нему и хотела было отворить крышку, но тут в темном углу кто-то зашевелился, мяукнул и на сундук запрыгнул плюшевый кот с тремя головами. Девочка не испугалась, потому что кот смотрел на неё пришитыми пуговицами весьма доброжелательно.
- Меня сделал твой отец, когда был маленьким, - сказала одна голова.
- Какой ужас! Ребенок ничего не боится! Она как мы! – заявила вторая голова.
- Она хочет праздника, - сказала третья.
- Ты кот Баюн, о котором отец рассказывал мне сказки?
- Да-а-а-а! – протянули мяукающе сразу три головы.
- Здорово!
- Хочешь всех удивить? – предложила первая голова.
- Какой ужас! Ты что предлагаешь ребенку идти позориться на народ?
- Не сомневайся! У неё хватит мужества! - возразила третья.
- О чем это вы? – спросила Катёна.
Ничего не объясняя более, трехголовый кот спрыгнул с крышки сундука, и она сама открылась. Внутри лежала старая шарманка с картинками и ларец, в котором хранились с незапамятных времен карточки с предсказаниями на целый год.
- Ничего особенного не надо делать. Просто крутить вот эту ручку и петь вот так! – Первая голова кота запела забавную новогоднюю песенку, наполовину веселую, наполовину грустную. Её подхватили две другие головы. – Запомнила?
- Запомнила. – Петь то как раз Катёна очень любила.
- Возьми нас с собой прогуляться! Нам так надоело пылиться на чердаке! – взмолился кот Баюн. – Не пожалеешь!
И Катёна согласилась.
Рано утром, когда все еще спали, девочка оделась потеплее, и пошла на центральную площадь. Она держала в руках шарманку. А на её плече сидел плюшевый трехголовый кот. Площадь очень быстро наполнилась продавцами мороженного, хлопушек, новогодних украшений, всяких экзотических кушаний и вещей. Люди разбирали все это охотно, торопясь к праздничным столам и ёлкам. Но самый большой успех был у Катёны!
На звуки шарманки подходили любопытные. Кот делал вид, что он – просто механическая игрушка, вытаскивал фанты с предсказаниями судьбы. А девочка пела под грустно-веселые звуки старинного музыкального инструмента.
Уже к обеду она заработала достаточно денег, чтобы купить продуктов к праздничному столу. А ещё она выбрала самые модные сапожки для матери, теплую шаль из натуральной собачьей шерсти для бабушки и подарок отцу.
Когда она вернулась домой, уже вечерело. Мать и бабушка только руками развели, когда девочка торжественно вручила им свои заработанные сокровища. На кухне воцарилось оживление. Все три женщины маленькая, средняя и пожилая лепили любимое блюдо: пельмени. Кот важно сидел под елкой, карауля сувенир для отца семейства. Наконец, дверь открылась. Хозяин пришел угрюмый, и очень удивился радости, поселившейся в доме. Дочка подбежала к нему и затараторила, не дожидаясь полночи:
- Папа! Я сегодня с твоим котиком ходила на площадь. Папа! Я так хорошо пела под шарманку, что люди давали мне деньги! Я купила бабушке шаль из собачьей шерсти! И маме сапожки. И тебе я приготовила подарок! Вон он, под ёлкой!
Недоуменный отец встал на колени, как ребенок. И взял у кота из рук сверток. Разворачивая газету, он обомлел. Подарком оказалась бутылка водки.
Девочка ждала, что её похвалят. Но отец вдруг взревел точно бешенный медведь. Из глаз его брызнули слезы. Он сгреб в охапку Катёну, целуя её, и приговаривая:
- Ты пела? Девочка моя? Ангел мой! Как ты могла? Как я мог?! Прости меня! Клянусь! Я больше никогда! Никогда этого не допущу!...
Он поднялся с колен и разбил о ступени крыльца старую шарманку. Девочка недоумевала. Мама с бабушкой почему-то плакали. А трехголовый кот улыбался под елкой, но этого никто не замечал.
Когда прозвенели куранты, все сели за стол, где дымились на тарелках пельмени.
- Папа, - осторожно спросила девочка, - можно я тебя о чем-то попрошу?
- Говори, - сказал отец.
- Подари мне пожалуйста своего котика!
- Он твой! – улыбнулся отец.
- Я твой! – шепнули тихонько на ушко Катёне сразу три счастливые головы.
Теперь все были с подарками. Откупорили бутылку.
Праздник удался. И следующий год прошел в мире, согласии и достатке.
Может быть потому, что это была последняя бутылка в этом доме.
33. ЩЕНОК ЛЮБВИ
Ворона, переполненная до краев чувствами, закурлыкала, вместо привычного карканья. Дама оглянулась на незнакомый крик, убедилась, что это именно ворона, а не какая-то другая птица, только просто разомлевшая от нежности.
Постучав монетой в массивную черную дверь, дама заставила себя дышать ровнее и спокойней.
-Он очень болен, - говорила дама, теребя ремешок сумочки, молодому черноволосому магу, - он не умеет любить! Он не знает, что такое любовь!
-А ты знаешь?! – не то спросил, не то сказал тот утвердительно.
-Знаю! Конечно, знаю!
-Ты видела ее когда-нибудь?
-То есть…
-Ну, любовь эту самую. Ты видела?
-Кто ж ее видит? Ее чувствуют.
Маг убрал волосы резинкой в кривой хвостик, достал из ящика стола две пары радужных очков в прозрачной оправе и пригласил даму в лабораторию.
На полках и столах находились многочисленные банки и бутылки, совершенно пустые на первый взгляд.
-Не бойся, одевай! – предложил ей маг очки. И дама одела.
Тут она увидела, что все в банках кто-нибудь непременно шевелится. Полупрозрачные животные, которых она никогда не видывала, пытались вырваться из заточения и царапали посуду изнутри. Надписи на банках были самые разнообразные: ТРУСОСТЬ, НЕНАВИСТЬ, ЖАДНОСТЬ…
-Они живые? – удивилась женщина.
-Как видишь, - ответил маг.
-А любовь? Тоже есть?
-Сколько угодно. Целый выводок.
Похожее на собаку существо облизывало десяток таких же, только поменьше, в пустом закупоренном аквариуме.
-Могу предложить вот этот экземпляр.
-И долго оно живет?
-В зависимости от обстоятельств. Гарантия – один год. В случае чего можно обменять.
-А кто они все? – показала женщина на обитателей лаборатории и поежилась.
-Ну, можно сказать, инопланетные вирусы. Отделять их крайне сложно, избавиться трудно. Заразиться, напротив, легче всего.
Заплатив приличную сумму за щенка любви, которого маг осторожно пересадил в маленькую баночку, женщина задала еще один вопрос:
-Скажите, а та …ворона, что сидит на флигеле?
-Вы заметили? Да…точно. Пока я принимал роды, сожрала одного щенка, теперь с ума сходит от любви… Очень эффективное средство. Уверяю…
Придя домой, дама спрятала банку со щенком под одеяло и пошла готовить ужин.
Муж по обыкновению лег первый, и щенок внедрился в его ауру.
Она не узнавала человека, с которым прожила 20 лет!
Первое время дама была счастлива. Конфеты. Букеты. Обещания… Казалось, муж превратился совсем в другого человека.
Но очень скоро даме начало надоедать его обожание. В конце концов, она просто устала и начала избегать своего мужа.
Это родило в нем подозрительность и ревность. Муж превратился в деспота, придирался к каждому слову, каждому вздоху, и как маньяк бродил за ней с биноклем.
Не выдержав и полугода такой жизни, однажды ночью дама сбежала из дома к той самой темной массивной двери, от которой принесла домой заразу.
-Мой муж очень болен, - сбивчиво объясняла она молодому магу, - он любит меня, как сумасшедший! Я не знаю, что с ним делать!
Маг выслушал все это, посмеиваясь, пуская кольца дыма в потолок.
-Это дорогое удовольствие, - сказал он, пожалев ее, наконец.
-Я согласна на любую сумму…
На следующее утро совершенно здоровый муж, не обративший на ночное отсутствие жены никакого внимания, протирая глаза и позевывая, включил телевизор.
Сердце дамы забилось от восторга.
-Мой муж больше не любит меня! Какое счастье!
34. ВЗЯТКА
Жила была мышь. Не буду говорить, в каком кабинете проводила она время, а то, может быть другим мышам станет обидно. Каждый день серая мышь надувала из себя большую крысу, перекладывала на столе папки с документами и бумагами, думая, а не потерять ли чего? А вдруг посетители кабинета недостаточно её уважают и недостаточно боятся её серости? Мышь знала, где можно ставить печать, а где нельзя. Так же знала она, сколько времени надо потратить, чтобы выдать ту или иную справку.
К таким вот выкрутасам мыши посетители давно привыкли. Они знали, если в этот кабинет попадают документы, они могут потеряться, могут не подойти по каким-то причинам, могут задержаться в работе, что хуже всего.
И чтобы мышь работала охотнее, а вернее не мешала работе, ей приносили деньги, и оставляли в конверте, на столе, а порою прямо так, давали в лапки.
Мышь думала, что очень хорошо устроилась в жизни. И уже стала походить на человека.
Однажды ей очень захотелось пойти на рынок, купить чего-нибудь вкусненького. Взяла она денежку, и ужаснулась. Прямо поперек на бумажке было написано «ВЗЯТКА!» Перебрала мышь остальные накопления. И на всех других бумажках была та же надпись. С трудом нашла денежку, на которой не было злополучной надписи, кажется ей подарила ту денежку мать на день рождения, и, успокоившись, мышь пошла на улицу.
Вкусненького ей уже не хотелось. Одна мысль терзала нашу бедную мышь: а не сошла ли она с ума? Зажав крепко в лапках ценную бумажку, она тихо открыла кабинет своего врача. Там, за большим столом сидела толстая крыса, а может быть, надутая мышь.
- На что жалуетесь?
- У меня, кажется, галлюцинации. Вот вы, видите что-нибудь на этой бумажке?
- Нет, - ответила крыса, - нормальные человеческие деньги.
- Ну, слава Богу, - вздохнула облегченно мышь, - тогда возьмите, меня надо срочно вылечить.
И только крыса, как всегда, взяла денежку, как на ней отчетливо проявилось страшное слово «ВЗЯТКА!»
- Что это вы такое мне суете! – воскликнула крыса и выгнала бедную мышь из кабинета.
Целую неделю после этого мучалась бедная мышь оттого, что ей пытались всучить ненавистные деньги, поперек которых видела она только слово «ВЗЯТКА!». И хотела она их взять, да не могла.
Пришлось мышке покинуть кабинет. Трудно было отвыкать от своей значимости, от уважения с каким посетители протягивали ей денежки. Но ведь надо было как-то жить. И мышь пошла воровать, где и попалась в мышеловку, потому что совершенно не умела этого делать.
35. ПАУК И МУХА
Чистенький горшочек был расписан в Гжели синими птицами счастья. В нем жили по соседству два прекрасных существа: Глоксиния, выпускающая из недр своих на волю бархатные колокольца фиолетовых цветов, и большеглазая муха Лика.
На улице деревья давно примеряли потерянные варежки и перчатки, а здесь, на подоконнике, было тепло и светло.
Когда хозяйка поливала Глоксинию, муха выползала из-под цветка, досыта напивалась из его мохнатых листьев и умывала черные лапки, головку и крылышки. Затем Лика вылетала из-за кружевной занавески на прогулку.
Муха беспрепятственно попадала во все закоулки просторного дома. И как-то раз заметила в углу гостиной огромного паука Ворфоломея.
До чего же он был красив! Мохнатые лапки! Тонкий желтый ремешок на талии! Красный крест по черному френчу… Но главное – его многочисленные глаза, от которых совершенно невозможно было бедной Лике оторвать взгляда.
Паук деловито и сноровисто свил несколько переливающихся паутин. Понятно, что Лика с восторгом рассказывала Глоксинии о чудесном пауке и его творении. Та же отнеслась к пришельцу с опаской и даже отговаривала подругу летать в гостиную.
Но красота многочисленных глаз так запала в душу бедной Лике, что ни о чем другом она думать просто не могла.
На следующее утро муха сразу же полетела к паутине. К ее ужасу, тонкое кружевное строение пострадало, и в паутине запуталось несколько мушек с кухни, клоп Яшка и рыжий таракан Никодим. Несчастные готовились испустить дух, а паук, выразительно посмотрев на Лику, принялся ремонтировать порванные сети.
Несколько дней картина повторялась. В паутину попадались мухи. Паук плел новые сети. А Лика умирала от любви. Наконец она осмелилась и подлетела к хищнику совсем близко.
-Слушай! Летала бы ты где-нибудь в другом месте! – нахмурился паук. – Я же тебя дуру просто съем!
-Съешь! Съешь! Съешь! Съешь меня! – прошептала безумная Лика и самоотверженно бросилась на погибель.
На ее счастье пришла с базара хозяйка, заметила паутину, всплеснула руками и смела ее веником вместе с пауком и его новыми жертвами.
Долго Лика выбирала лапками остатки липких нитей из своих крыльев, рыдая и всхлипывая в гжелевом горшке.
-Ничего не понимаю, - утешала ее Глоксиния, - как можно вообще любить паука! Тем более, если ты – муха!
А она действительно ничего не понимала.
36. БЕСПОКОЙНАЯ СОРОКА
Сорока метила в Жар-птицы. Всегда-всегда-всегда-всегда! Ой, и до чего ж она любила все блестящее! Так бы и собрала все на свете в свое гнездо, так бы и понацепляла на себя!
Однажды ей попалась банка из-под консервов. Долго выдалбливая остатки кильки из блестящего круглого сокровища, Сорока размышляла, какая она благоразумная:
-Ай да я! Ай да я! Ай да умница моя! – приговаривала она.
Схватив пустую банку в клюв, Сорока перетащила её в гнездо. Однако, несколько дней спустя, птица поняла, что с банкой, да еще с жестяной, жить неудобно, и к тому же холодно. Взяла Сорока банку обратно в клюв и полетела в березовую рощу, к подруге Сойке.
Радушно встретила её Сойка.
-Я тебе подарок принесла, - трещала Сорока, - он такой полезный! Посмотри, как блестит на солнце!
Развела крыльями Сойка, зачем ей пустая консервная банка? Но спорить не стала. Оставила подарок у себя.
Стала жить Сорока без банки, радуется, что так просто от ненужной вещи избавилась, да еще кому-то подарок сделала, приговаривает:
-Ай да я! Ай да я! Ай да умница моя!
Пролетала как-то мимо рощи, а у Сойки в гнезде, Бог ты мой, все переливается, как в сказочном дворце! Не выдержала Сорока, спустилась таки.
-Слышь, подруга, отдай ты мне банку обратно! А?
-Бери, зачем она мне? – обрадовалась Сойка, ей самой такую здоровенную вещь совершенно невозможно было из гнезда выбросить.
Вот, Взяла Сорока ту банку и довольнешенька вернулась домой.
-Ай да я, ай да я, ай да умница моя! – кричит, аж в гнезде подпрыгивает от радости.
Только не прошло и недели, как банка та опять стала надоедать Сороке.
Взяла Сорока банку и полетела к Сойке:
-Ты, прости, дорогая, что я у тебя банку забрала. У тебя она гораздо лучше смотрится. Вот тут как раз освещение. Роща! Березы! Красота! А у меня – бор сосновый, к нему эта вещица совсем не подходит…
С полгода смотрел лесник Василий, как Сорока летала по лесу с консервной банкой. Да кричала как оголтелая. И в толк не мог взять, для чего она эта делает?!
37. БАРБАРИСОВЫЕ ЗАРОСЛИ
«Вот бы спрятаться в барбарисовые заросли, чтобы ни один змей не посмел потревожить мой покой», - думала маленькая птичка по имени Чи. Она надела самый неприметный, самый серенький фартушек и принялась за дело.
Довольно быстро Чи смастерила гнездо из веточек, хвоинок и высохшего прошлогоднего мха. Когда работа была закончена, она отложила в гнездышко четыре пятнистых яичка и накрыла их своим легоньким теплым пушистым тельцем.
На ту беду неподалеку появился амурский полоз По. У него как раз по плану сегодня был яичный день. И По, царственно щеголяя золотыми обручами на панцирном черном шелке своего мускулистого тела, влез на тонкое дерево, выглядывая добычу. Патриарх знал, что яйца, добытые в барбарисовых зарослях самые вкусные! Ага! Углядел! Очень хорошо! И По осторожно направился к небольшому гнездышку замершей от ужаса птички. Показав чудеса акробатики и не попортив шкурку, По очень быстро оказался возле гнезда.
- Ах, здравствуйте, милый По! – запела сладкоголосая Чи, - Я совсем недавно была в гостях у Вашей матушки, и она велела передать Вам низкий поклон! Она так восхищается Вами!
По так сильно растерялся, что укололся от неожиданности. Он считал себя самым лучшим в лесу. И не хотел показывать перед какой-то птичкой, что совсем не знал своей матери. Не то чтобы он ей не помогал, но даже и совсем не помнил! Но и Чи прекрасно знала об этом. Она видела несколько лет назад, как растолстевшая полозиха откладывала яйца в прелую труху возле старого кедра, и тут же бросила их на произвол судьбы. Конечно! Какое тут может быть правильное воспитание!
- А что еще говорила моя матушка? – спросил По.
- О! Она так гордится Вами! Она говорит, что Вы самый, самый красивый, самый воспитанный и самый добрый змей не только в нашем лесу, а и, пожалуй, во всем мире! И, Вы знаете, я думаю, что она совершенно права!
У бедного полоза даже глаза округлились от сладкой песни.
- Да. Я такой, - сказал он, - Передайте ей, что я очень люблю ее, очень.
Птичка затаила дыхание.
- И… как Вас зовут, уважаемая?
- Чи! Меня зовут Чи!
- Та вот, уважаемая Чи! Если Вам понадобится, ну, там, какая-нибудь помощь, я всегда рад помочь! Всегда рад! – и По, гордо держа голову, так же плавно выполз из колючих зарослей, как и вполз…
Когда вылупились птенчики, и стали просить открытыми клювиками пищу, у Чи начались бесконечные перелеты за насекомыми и гусеницами. Но она никогда не забывала каждый день на ночь давать им уроки правильного воспитания:
- Помните! Дети мои! - наставляла она, - У вас нет острых зубов, как у тигра. Нет сильного тела, как у полоза. Но даже при самых невероятных, самых ужасных обстоятельствах оставайтесь всегда предельно вежливыми!
38. ВЛЮБЛЕННЫЙ ЛЕО
Не так было все с Таисьей. Ну, совсем не так, как с другими! Презирала она и власть его, и деньги. И лишь смеялась насмешливо, возвращая дорогие подарки…
Леонид уже битый час тащил на себе дохлого пса, которого сбила случайная машина. Как кстати был этот пес! Как был благодарен Леонид счастливому случаю! Теперь у него есть приманка для самого хитрого зверя!
Солнце радостно прыгало по сопкам совсем рядом, как ручной белесый колобок. Леонид вскинул глаза на часы: сколько еще там до темноты?
Впрочем, он слегка злился на Таисью. И эта злость еще больше разжигала любовь к недоступной девушке. Не смотря на десятки ее категоричных «нет!», мужчина чувствовал, что тоже нравится. Чувствовал подспудно. Почти на подсознании. Просто понимал, что делает что-то не то, может быть, говорит не так, что ей хотелось бы услышать… Маленькая синеглазая хохотушка с весенним именем Тая однажды рассказала, что есть в тайге за двумя каменными вратами ручей, исполняющий любые желания, которые приходят в голову, когда путник прикасается к нему губами. Эта мысль забавляла его. Уж он то знал, что загадать! Да где найти каменные врата? Другое дело – леопард. Вот в чем он видел настоящий выход. Он героически добудет возлюбленной самого редкого и красивого зверя в мире! И закажет в доме моды для Таисьи шубку! Как же она будет хороша!
Тропа то подымалась на пологие сопки, то спускалась в низины. Тогда Леонид проваливался в снегу, отплевывался, чертыхался, вытирал пот с ресниц и снова шагал в самую непролазную глушь. Братаны браконьеры говорили, что для животных наступили голодные времена. И леопард придет скорее на какую-нибудь свежеубитую дичь. Не побрезгует и собакой. Еще они говорили, что можно месяцами бродить по тайге и ни разу не увидеть эту редкую желтоглазую кошку, не то чтобы добыть ее.
Журчание ручья охотник скорее угадал, чем услышал. И, ориентируясь на звук, ясно увидел следы двух гигантских кошек. По всему телу волоски встали дыбом. Звери были здесь совсем недавно! Следы не запорошил вчерашний куржак. Хищники сначала остановились у родника. Наверное, пили. Один из них купался в снегу, чистя шерстку. Затем перебрались на ту сторону ручья через поваленное дерево и затерялись в скалах.
Леонид поглядел по сторонам и глубоко вздохнул. Сбросил со спины на землю дохлую собаку, рюкзак и ружье. И лишь затем нагнулся к говорливому родничку.
- Интересно, что там на уме у этих леопардов?- подумал он и прильнул к роднику. А когда утолил жажду и поднял глаза, увидел ясно среди деревьев две каменные скалы, ну ни дать, ни взять – врата! Матерь Божья! И тут же оторопел, пытаясь вспомнить, что же подумал в первую минуту, но так и не вспомнил. Его мысли заняла охота.
Все! Пора делать засаду!
Вскарабкаться на дерево не получилось. А что если устроить гнездо прямо на одной из скал? И родник будет, как на ладони. И ружье с оптическим прицелом можно покрепче зафиксировать…
Леонид приладил угощение для зверей у ручья, сорвал несколько веток с молодого кедра, и, пятясь задом, стал заметать следы, чтобы никто не обнаружил его местопребывания. Глупо конечно, а вдруг сработает?
И уже наверху, когда безумно уставший от вертикального подъема, он примостил к ступеньке скалы ружье, проглотил холодную сосиску с хлебом и забрался в спальник. Время превратилось в сон. И три часа в миг обратили ласковые слова.
- Лео! Ты с ума сошел! – мурлыкнула Таисья.
Леонид мгновенно проснулся. И не поверил глазам. Вечерело. На той скале, что напротив, сидела не Таисья - грациозная леопардесса, царственно взирая вниз на такого же гигантского пятнистого леопарда, который, зацепив зубами дохлую собаку, взбирался все выше, прыгая по деревьям, увитым лианами.
Осторожные, неуловимые и бесстрашные хищники были совсем рядом. И не замечали его. Охотник нащупал спусковой курок. В кого выстрелить первым? В самку? Или в самца? В самца? Или в самку? У пантеры красивее узор, коричневыми розетками. Зато самец больше. А из двух шкур вообще получится просто роскошная шубка! Как бы их обоих задеть? В кого стрелять первым? Все-таки? В самку или в самца?
- Ты, дорогая, поешь! – положил добычу Лео у ног самки.
Но та не торопилась. Выпустила из лапок темно-шоколадные коготки с белыми ножами на кончиках. Царапнула шерстку собаки. Лениво откусила кусочек, не смотря на то, что была очень голодна.
- Думаешь так все просто? Накормил меня, напоил, и я твоя?
- Ветка! Милая! Ты же знаешь, как я тебя люблю!
- Я не знаю, - мяукнула протяжно самка и отвела в сторону взгляд.
«Ветка? Он сказал Ветка? Эту леопардессу что так зовут? Или этот Лео ничего не говорил? И мне показалось? Или это телепатия? Что происходит? Почему я не могу выстрелить в них? Ведь мне нужны шкуры!»– думал Леонид, прицеливаясь то в одного, то в другого.
-Ты знаешь, милая, - продолжал тем временем Лео нежно и сладко, - Что я весеннюю добычу отдам за один твой утренний взгляд.
- Почему утренний?
- Потому что по утрам твои глаза божественно голубого цвета! И, отражаясь в них, небо становится голубым! И всю осеннюю добычу я отдал бы за один взгляд вечерний!
- Почему вечерний?
- Потому что вечером глаза твои синее синих птиц. И, умываясь в твоем взгляде, становятся синими реки и осенние сумерки и туманы. А за один твой ночной взгляд я отдал бы всю добычу лета!
- Вот как?
- Да! Потому что ночью очи твои сверкают, как две дикие планеты! И от них зажигаются звезды и луна!
- А днем, когда я сплю? Что отдал бы ты за один мой сонный взгляд? – шутила леопардесса.
- О! Он дорогого стоит! Твой сонный уставший взгляд. Уставший, благодаря мне! За него я не пожалел бы добычи голодной зимы!
Грациозная кошка на миг замерла, выжидая, а не скажет ли еще чего-нибудь ее изящный кавалер. Неторопливо она откусила еще кусочек. Быстро проглотила его и, точно улыбнувшись, ласково ответила:
- А твои глаза, мой Лео, похожи на два золотых солнца! Потому что ты, мой Король, самый красивый и умный в этом лесу…
Леонид в своей засаде так удивился происходящему, что потерял контроль, шевельнулся и нарушил стопой своей камешек малый, который сорвался со скалы стуча и брынькая.
- Кто здесь? – встрепенулась Ветка.
- Человек! – ответил, весь собравшись струною, Лео.
Два леопарда, слегка пригнувшись, уставились на Леонида одинаковыми расписными мордами. Только глаза у них были разные: у самки синие, синие, как у Таисьи; а у самца желтовато-золотистые, похожие на яркие осенние листья. Казалось, они читают его насквозь, эти глаза.
- Что делает он на наших скалах?
- Охотится, - спокойно ответил Лео.
- У него ружье. Он нас убьет?
- Нет.
- Ты уверен?
- Он теперь никогда не убьет ни одного леопарда. Потому что он знает наши имена. Пойдем отсюда. Забирай собаку. Похоже, это его подарок.
- Ну что ж, спасибо тебе, человек, этот подарок очень кстати, - сказала Ветка, схватила зубами собаку и первая спустилась со скалы. А Лео еще раз взглянул на охотника, точно утверждая взглядом свои последние слова, и тоже очень быстро скрылся из глаз.
Леонид еще некоторое время тупо смотрел в след удаляющейся нереализованной мечте. Почему он в них так и не выстрелил? Оставалось загадкой. Единственная мысль вертелась в мозгу: «Они, как мы! Они совсем как мы!»
Обратная дорога получилась короче. Леониду все время казалось, что за ним с интересом наблюдает кто-то и идет по следам. Он даже наслаждался этим. И почему-то не боялся совсем. Все думал о Таисье. Что он теперь подарит ей? Если шуба «ушла гулять в тайгу?»
А когда между последним дубовым подлеском показался просвет, он услышал слова Лео:
- Ты просто скажи ей, что ее глаза прекрасны, как у моей Ветки!
Леонид остановился и ответил пятнистому призраку, скрывающемуся где-то рядом:
- Лео, братан, спасибо за совет! Но я лучше скажу ей, что я в жизни не убью больше ни одного леопарда. Я ведь теперь знаю ваши имена!
39. ПОДАРОК ОСТРОВА
Человек знает множество песен. И по песне нельзя его определить. Зато у китов одна песня. У каждого своя. Иногда эта песня передается из поколения в поколение. А, когда песни забывают, они становятся маленькими песчинками.
Люди знают много сказок. Зато у зверей одна сказка. Своя у каждого. И рассказывают они ее только в особых случаях. А, если сказку не вспоминать долго, она не умирает, ее душа превращается в солнечного зайчика.
Ты уже знаешь, что человек может мечтать сколько угодно. И по одной мечте его тоже трудно узнать. Зато у птиц одна мечта. У каждой своя. И она тоже передается из поколение в поколение.
О том шептались розовые лотосы. И я услышала, что мечты не умирают. Они превращаются в эти фантастические цветы. А еще я узнала, о чем мечтает Розовый фламинго. О чем поет Белый кит. О чем рассказывает сказки Полосатая дикая кошка. И в том нет большого секрета. Все их мечты, песни и сказки о Любви. Ты знаешь? Ведь птицы тоже могут любить. И любят звери. А как любят киты!...
Но вот, чего не знаешь ты, так это того, что в далекие времена не было китов. Не было птиц. И не было зверей. А на самом краю Земли, на высоком острове обитало одно единственное разумное существо. Его никак не звали. Потому что некому было звать. У него были руки и ноги, крылья и хвост. У него было два сердца, которые уравновешивали друг друга. Поэтому оно не знало любви и печали. Оно было совершенным. Оно могло нырять со скал сквозь голубую прозрачность прибрежных вод в самую черную глубину самого бездонного океана. Оно так же ловко передвигалось по суше. Оно взлетало с самой высокой скалы в голубое небо под самый купол черных глубин космоса. Оно было одно. И при этом было счастливо.
Длинными бессонными ночами, оно любовалось далекой Звездой, которая в те времена была тоже единственной на небе. Звезда эта так ярко горела, что, казалось, можно разговаривать с ней, как с живой. И существо заговорило. Оно проникновенно рассказывало ей о том, как прекрасен его остров, как лучезарно земное небо, как прохладен магнетически притягательный океан. За тысяча и одну ночь оно рассказало ей тысяча и одну сказку, спело тысяча и одну песню, поделилось тысяча и одной мечтой.
Оно не знало, как завистливы и жестоки Звезды. Поэтому манило к себе.
И однажды Звезда действительно приблизилась к острову. И существо увидело ее безжалостные огненные глаза. Гостья из космоса потянулась к нему, чтобы заключить в объятья. И в тот же миг дикий крик вырвался из груди бедного существа. Потому что поцелуй Звезды оказался роковым. Острыми лучами, точно лезвиями, Звезда рассекла его на тысячи частей. Изрубленный хвост выбросила в море, крылья зашвырнула на скалы, остатки тела разбросала по острову. Два сердца Звезда оторвала друг от друга, испепелив. Одно – горячими угольями рассыпала па земле. Другое – светящимися искрами закинула в глубины космоса. А потом вернулась на небосклон, и затерялась в них навсегда.
Она знала, что таким образом можно убить живое существо. Не понимала лишь одного, что песни, мечты и сказки не умирают. Из крыльев странного существа возродились птицы. Из хвоста - киты и дельфины. Из тела – звери. А из головы - люди. Вот только сердец досталось каждому по одному. С тех пор зажженные звездою теплые сердца ищут себе подобных на земле. Они не понимают, почему их так завораживают звезды и сводят с ума. Они наказаны Любовью. Вечной тягой ко второму сердцу.
Я подслушала, как рычат звери, как поют киты, как кричат птицы и как стонут люди, когда они любят. Эти звуки так похожи!
Я бы никогда не поверила в эту историю. Но ее рассказал мне тот самый остров. Ты знаешь? Я видела целые заросли розовых лотосов. В них превращаются мечты легкокрылых птиц. И цветы подтвердили его слова. У подножья острова есть бухта поющего песка. Звонкие песчинки, каждая из них, поведала мне о песне кита. Они все собраны здесь с незапамятных времен. И продолжают собираться. На этом острове целая роща, наполненная солнечными зайчиками, которые умеют рассказывать сказки. Их столько, что не выслушать за всю жизнь!
Но остров подарил мне еще один подарок. На какое-то время я оказалась тем самый существом, которого никак не звали, потому что не кому было звать. У меня были руки и ноги, крылья и хвост. В груди я ощутила биение двух сердец, и они дополняли друг друга. Я почувствовала себя совершенной. Я нырнула со скал сквозь голубую прозрачность прибрежных вод в самую черную глубину самого бездонного океана. Я обошла этот чудесный остров вдоль и поперек, как будто это был мой дом. А потом я летела сквозь голубое небо под самый купол черных глубин космоса. Я была одна. И при этом была счастлива.
Но увидела ту самую Звезду и… проснулась.
Я вспомнила, что в груди моей всего одно сердце. И как все живые существа на земле, я обречена любить.
40. СЫН ОРЛА
Девчонки давно покинули родительское гнездо. И кормились на свободных хлебах. А орленок Грис никак не решался на это. Может быть, потому что сыновья больше любят своих матерей и им трудно оторваться от их тепла. Мать с отцом давненько утомились от воспитания. Орленок занимал слишком много места. Родители ютились рядом с обжитым гнездом бочком-бочком на холодных камнях. Да и кормить Гриса становилось накладно. Вот мать Кларисса и стала подпихивать его, подщипывать клювом, пытаясь сбросить со скалы. И с таким молчаливым упреком смотрела на птенца, что леденило душу. На что орел Кован вскрикнул как отрубил:
- Рано! Рано, мать! Успокойся!
И Кларисса успокоилась.
Но это не означало, что отторжение, появившееся в семье исчезло. Напротив, оно, как вбитый клин, увеличивалось и ширилось и становилось порою просто невыносимым. А в один прекрасный день мать просто отказалась кормить Гриса. Она не принесла в гнездо ничего, кроме отчужденного взгляда. Кован бросил Грису мышонка, как подачку, и произнес:
- Ты должен понять, сынок, что у тебя есть крылья.
Но сын, кажется, не понимал...
Родители полетели за добычей, когда новое солнце, очень аппетитное на вид, теплым желтком рождалось из двух сросшихся сопок, похожих на чашу. Новое солнце рождалось каждый день. И не было в том для орленка-переростка ничего удивительного. Он знал что, пролетев над гнездом, очередное небесное светило опустится с другой стороны, и его проглотят дальние горы, с многочисленными мегалитами, похожими на зубы дракона. Зубы были разные. Некоторые острые, а некоторые затупившиеся, или вообще наполовину стертые. Наверное, солнцы были очень твердыми, и горам приходилась больно разгрызать их, чтобы проглотить…
Но не успело новое солнце проделать и трети обычного пути, как набежали тучки, ударились друг о дружку, разворчались, разгремелись, точно две дикие кошки, не поделившие территории. А потом разом вместе расплакались, обнявшись. Солнце вмешалось в потасовку и стало вытирать им слезки. А на небе появилась радуга.
Из груди Гриса вырвался непонятный звук, выражающий восторг и любопытство одновременно. Он захотел взглянуть на переливающийся мост поближе, и все его существо подалось вперед. Грис оттолкнулся и… не понял сразу, что остался без поддержки насиженного теплого места, еще вчера казавшегося совершенством. Он не смотрел вниз, а только вперед, он хотел приблизиться к небесной полуокружности. Но она удалялась. Орленок догонял радугу, пока не устал. Он вспомнил о гнезде, о вчерашнем напутствии отца. Он понял, наконец, что может управлять своим телом. И небывалая гордость заполнила его до краев, как жгучий напиток. От этой гордости зашумело в голове. Что-то бешено застучало в груди. И Грис приземлился на верхушку кедра. Немного передохнув, он снова устремился к радуге. Небесная арка то вспыхивала совсем ярко, то гасла. Орленок, перелетая с одной верхушки на другую, догонял ее.
Но не догнал. Радуга растаяла. Только орленок не считал себя проигравшим. Он издал победный клич, и полетел туда, где топорщились из высоких гор зубы дракона, чтобы посмотреть, осталось ли что-нибудь от вчерашнего солнца. Может быть, горы поделятся с ним остатками добычи?
Над зубами Грис оказался довольно быстро. Но не обнаружил даже намека на вчерашнее солнце. Зато зорким глазом приметил в траве у подножия гор зайчонка. Насытившись, он полетел дальше, поймав струю ветра и зависнув так, как зависал отец. Грису понравилось. Он повторял это с другими потоками воздуха снова и снова до тех пор, пока солнце не исчезло в молочном озере облаков. «Наверное, солнце этого дня проглотило озеро» - решил Грис, - «Надо будет завтра слетать туда, разведать, может, что-то осталось…»
Дорога домой оказалась короткой.
Кларисса и Кован сидели в гнезде вдвоем, как в прежние времена и с аппетитом рвали клювами теплого козленка. Они были счастливы. И с любовью глядели друг на друга.
Грис приспособился рядышком на холодной скале, время от времени посматривая на родителей и понимая каким-то внутренним чутьем, что это уже не его гнездо.
41. МАКС - ИНОПЛАНЕТЯНИН
Я и сама умею рассказывать сказки…а тут.
Я ехала с конкурса журналистов «Вся Россия 2000». День выдался жаркий. Москва уже маячила впереди своими закрутками и заморочками, и не хотелось нырять в ее условности, но пришлось.
В голове еще звучали веселые песни Казани, где-то на дне сумки грел самолюбие заслуженный диплом, а руки заранее ныли от предстоящего перехода по метро с гитарой, подарками, приготовленных для детей, фруктов и экзотических татарских сладостей. Денег почти не оставалось. Но нести самой пять мест не представлялось возможным. Я вышла из вагона и взяла носильщика. Он проводил меня до метро. А дальше?
И тут на ступеньках я увидела бомжа. Самого типичного разгрязнющего бомжа, каких много подрабатывает на вокзалах носильщиками. Человек неопределенного возраста со светлыми волосами и очень светлыми голубыми глазами на загорелом лице глядел на меня с готовностью помочь. Мы быстро договорились о цене. Он взвалил на плечо мою дорожную сумку, и мы спустились в метро.
Честно говоря, мне было совсем не до него. Но, зная, насколько тяжела сумка, я постепенно стала сочувствовать своему вынужденному попутчику, когда заметила краем глаза, что его качнуло на повороте.
На первой же остановке я спросила:
-Хочешь сок?
Для Макса, так он представился, вопрос показался неожиданным:
-Где ты его возьмешь, здесь в метро?
Я пожала плечами.
-Ананасовый? – спросил он.
-Персиковый. Подойдет?
-Я уже лет двадцать не пил сок…
Я достала две коробочки с персиковым соком, чем удивила Макса. Глаза его засветились, и он, как берет дорогую игрушку ребенок, бережно взял в свои огромные почерневшие от непосильной работы руки миниатюрную коробочку с соком и благоговейно выпил содержимое.
-Ты – ангел! – сказал он восхищенно.
«Ну вот, - подумала я, - за какую-то коробочку с соком, да еще и ангелом…» Мое внутреннее «Я» тут же опустило с облаков на землю. «Ты далеко не ангел, - сказало оно мне, - и это звание получила незаслуженно». Может быть, поэтому, стало очень жаль Макса. Но, подавив в себе хотя бы внешние проявления этих чувств, я заговорила с ним не как госпожа с носильщиком, а так, точно он был моим другом. Я рассказала вкратце, что еду с конкурса, и что я писатель. Это обязывало на взаимную откровенность. Но Макс не хотел рассказывать о себе.
-Я думал, тебе лет двадцать, - сказал он, как обычно говорили мне мужчины, желающие подчеркнуть свою симпатию, и добавил, - а ведь мы с тобой ровесники.
Мы уже вышли из метро, когда я заметила, что Макса качнуло еще раз.
-Ты что-нибудь ел? – спросила я тревожно.
Теперь пожал плечами он, как-то виновато улыбаясь. Я достала из сумки огромный банан.
-Откуда ты их берешь?
Я в своей жизни видела только раз, чтобы ели настолько быстро. Так мгновенно проглатывают блин собаки. Не успела я нагнуться еще за одним для себя, как у Макса в руках была уже одна кожура. В этот момент я твердо решила покормить его как следует.
День набирал жар и зной. Утреннее маршрутное такси, в которое мы протиснулись со своими сумками, дожидалось пассажиров.
-Знаешь? У меня есть тайна. И я открою ее тебе. Ты такая необыкновенная…
Я остановила жестом хлынувший поток его многочисленных комплиментов.
-Что за тайна?
-Я – инопланетянин, - заговорщицки шепнул Макс.
Я чуть не упала с кресла:
-Кто?
-Я с планеты Эфиар у зеленой звезды Панзеры.
-А я испанский летчик на повороте.
-Ты мне не веришь? – обиделся Макс, и губы его дрогнули обиженно, как у ребенка. Он готов был заплакать.
-Верю, верю, - попыталась я исправить положение, - рассказывай. Мы все на этой планете инопланетяне. Так?
-Так, - обрадовался Макс.
Так был найден компромисс. «Что это? Паранойя? – думала я. Или выдуманная жизнь, куда прячется этот выброшенный за черту обществом человек? Он дурит меня? Хочет заработать на моей наивности, как делали это многочисленные Мавроди и прочие проходимцы?» Но восприятие маленькой пятилетней Светки, жадно впитывающей все сказки и истории, уже дергал мое нетерпение и требовал от меня, от большой Светланы Васильевны, чтобы я внимательно прислушалась к рассказу Макса.
И я прислушалась.
***
Я жил раньше на планете Эфиар. Это самая красивая планета в системе Панзеры. У вас в системе Солнца всего одна живая планета – Земля. А у нас четыре: Келора, Кифара, Алерат и Эфиар. Власть на Эфиаре.
Я тоже входил во власть. У меня был целый континент, жена Джуна и дочь Юна. Мне было 927 лет, когда это случилось. Люди на Эфиаре живут долго, дольше, чем на Земле. Они умеют справляться со всеми болезнями, потому что на одной из планет растет чудесный цветок Руно. Его сок Сизока обладает целебными свойствами. Стоит поместить тело в подобный раствор, как залечиваются все раны, можно даже вернуть жизнь. Цветок светится в темноте. Помнишь сказку об аленьком цветочке? Это не сказка. Это правда. Руно существует на самом деле.
Я уже говорил, что возле вашего Солнца только одна живая планета – Земля. Но она Панзеру не интересует. Ваша цивилизация очень отсталая, можно сказать, периферия галактики, и люди на ней как бы отбывают срок за прежние преступления на других планетах. Им дается шанс. Они здесь получают новый скафандр (так он называл тело) и пытаются себя реализовать. Не важно, в шкуре оленя пришли они на землю или в шкуре кота. Солнечная система интересна Панзере только из-за планеты Марс. Там добывается редкий минерал бриллиантин. На Земле наши его часто ищут, бурят скважины, но пока не нашли. Он мягкий, как пластилин и прозрачный, как стекло. Если через бриллиантин пропустить высокочастотный ток, он становится тверже алмаза. Нужен бриллиантин для покрытия космических кораблей. Его добывают только на Марсе. И бриллиантин очень ценится в космосе.
Вот за бриллиантином и полетел наш корабль. Его экипаж состоял из троих. Я был капитаном, моя жена Джуна – пилот и помощник и еще робот Бладекроп, который содержит корабль, ведет его самостоятельно, производит уборку и прочую работу. Реагирует он только на цифры и мои команды.
Но это был необычный полет, как остальные вылазки за бриллиантином. Еще до этого, на соревнованиях по биопортации брат Джуны Зерес попросил меня на обратном пути с Марса заскочить на Землю за полосатыми кошками. У него имелся громадный зоопарк со всех планет. А такие кошки водятся только на земле. Но я не знал, что они хищные. Животные на Эфиаре большие, лохматые, добрые и нежные, как няньки. Они напоминают ваших чертей и обезьян. Только их можно научить говорить, как попугаев.
Я согласился, не чувствуя опасности. Хотя знал, что Зерес всю жизнь завидовал мне, и когда я закончил со знаками отличия Межпланетный Магистрат, и когда Джуна поставила мне на главной площади возле Магистрата золотой памятник. Золото там не ценится, просто желтый нержавеющий материал. Там ценится бриллиантин.
Добыли мы его пять тонн, и успешно приземлились на этой планете. Это было на Дальнем востоке 500 лет назад. Теперь это место называют Залив Петра Великого. Вот в его устье и завис корабль, увидев несколько тигров. Я обрадовался, так как почти исполнил просьбу Зереса. Закрыл защиту. И тут тигр напал на меня, изодрав в клочья. Он уже пожирал мое мясо, и я видел это, выйдя из тела. Моя жена Джуна, оставив корабль, расстреляла тигра и еще несколько таких же кошек. Разыгралась гроза, и корабль, оставшись без управления и без защиты, погрузился на дно залива. Джуна вызвала помощь. От неожиданной молнии погиб подоспевший борт 388 корабля. Удалось прорваться на Тигровую сопку только 389 борту, и он привез Джуну и мое полуобглоданное тело на Эфиар. Меня тут же вылечили в сизоке. Но интриги Зереса продолжались. Он собрал на Панзере суд Магистрата. И суд, обвиняя меня в гибели двух кораблей и потере 5 тонн ценнейшего бриллиантина, приговорил меня к сожжению скафандра.
Как страдали Джуна и Юна, когда публично на главной площади Эфиара сжигали мой «скафандр». Моя душа металась рядом, но они не видели меня. Не слышали. Я, потеряв тело, попытался войти в свой золотой памятник, но, почувствовав жуткий холод, тут же вышел из него. Страдая от обиды и одиночества, я летал по Эфиару среди зданий, которые строятся в виде деревьев, среди его жителей, одетых в обычные прозрачные одежды, и не находил приюта и успокоения. Я подлетал к космическим кораблям, которые приземляли на Эфиар мои друзья. К ним тут же подводились коммуникации, метро и банков, но и они не видели меня.
Тогда я решил полететь к Магнезеру Богу Космоса. Я взмолился и попросил дать мне шанс вернуться на Эфиар. И Магнезер сжалился надо мною. Он послал меня на Солнце. Знаешь? Оно не желтое внутри, а синее. Поэтому и атмосфера у вас голубая. И на нем живут три человека Христос, Будда и Ислам. И вот, я очнулся на Земле. В теле взрослого мужчины. Это была тюремная больница. В палате больных тифом из 24 человек остался в живых только я. Мой новый скафандр оказался хуже и болезненнее прежнего. Но точно такой же. Ведь люди на всех планетах одинаковые. Все люди – звезды. У всех пять пальцев, две руки, два глаза. После болезни у заключенного изменилась группа крови и цвет глаз. Я не узнал свою мать и брата. Прошлое на Эфиаре возвращалось ко мне урывками, пока не выстроилось в логическую цепочку. Оказывается, я отсидел в тюрьме 10 лет. Мои родственники русские. И живут в Узбекистане.
А здесь, на Казанском вокзале я просто выживаю. Я должен поехать на Дальний восток и поднять корабль. Первым делом искупаться в сизоке, стать молодым и здоровым. Научить жителей Земли многому, и об их скрытых возможностях и о других планетах. Но какие то силы не пускают меня. Может быть это Зерес? Или Магнезер испытывает меня? Не хочет открывать коридор для далекой цивилизации? Иногда я разговариваю во сне с Джуной и Юной. Они по-прежнему любят меня и ждут, что я вернусь…
***
Так мы доехали до моего дома.
-Когда ты ел в последний раз? – спросила я.
-Мы едим в монастыре 2 раза в неделю. И моемся по записи раз в неделю.
-А где ты спишь?
-На вокзале. Если есть чем заплатить проводнику, сплю в вагоне, если нет, так устраиваюсь как-нибудь…
-Хочешь, зайдем ко мне, позавтракаем? – спросила я, когда мы, наконец, добрались до моего подъезда.
-Издеваешься? – Макс неуверенно глянул на мой беленький дорожный костюмчик.
-Я тебя с детьми познакомлю… Ты же будешь хорошо себя вести. Правда?
***
-Мама, кто это? – шепнул Юра, когда замусоленный грязный бомж тщательно отмывал в нашей ванной комнате руки и лицо.
-Макс. Он – инопланетянин.
У Юрки раскрылись до максимальной широты глаза. Потом он подумал, что я шучу, и улыбнулся. Но мое представление заинтриговало. И Юрка прямо так и прилип к Максу.
-Сестренка, мне только чаю. Больше ничего, - застеснялся Макс, пряча ноги под стул.
-Разберемся.
Я извлекла из сумки гостинцы. Дети тоже приготовили к моему приезду сюрприз – пятилитровую кастрюлю самой первой, самой крупной клубники с дачи, заботливо помытой и очищенной от хвостиков их детскими ручками.
Я наскоро разогрела какие-то остатки вчерашнего ужина не то картошку, не то макароны, залила это дело яйцами, подогрела суп, уставила стол фруктами. И пригласила Макса завтракать.
-Кофе? Чай? Вино? Коньяк? Водка? – я разыгрывала роль официанта.
-Я не сплю? – Макс чувствовал себя неловко и боролся с голодом, потом сдался, - кофе!
-Расскажи им о своей планете, - попросила осторожно я, и взяла рабочий блокнот.
И Макс повторил детям все, что говорил мне. Василина, не дослушав, ушла в свою комнату, Юра напротив, остался до конца, точно выпил чудесную сказку.
Когда Макс увидел мои рисунки, он чуть не задохнулся. В первый раз так эмоционально реагировали на мое творчество. Глаза его жадно впивались в размытые акварели, груди вздымалась, как меха органа:
-Признайся! Ты тоже! Ты тоже с нашей зеленой звезды! Зачем ты здесь? Ведь ты ангел!?
-Я не знаю, может быть, чтобы покормить тебя завтраком…
Мы проводили его с Юрой до станции. Я дала Максу визитку.
-Я позвоню, только, если у меня будет все хорошо. Возьмитесь за руки, - попросил он, - загадайте желание, и не расцепляйтесь как можно дольше, тогда все сбудется!
Я загадала, чтобы однажды вышла моя книга сказок, в которой было бы написано о Максе и о его далекой планете.
-Ангелы! – окликнул он нас, когда мы пошли, - Пока! Я никогда вас не забуду!
Макс поцеловал мою визитку.
Мы шли, держась за руки до самого дома, и говорили о роботе Бладекропе, который до сих пор на борту 370ВКК на дне залива и ждет команды. Мы говорили о жидкости сизока, в которую можно было бы поместить дедушку, чтобы он не болел, а заодно и бабушку, да и маму с папой, а в первую очередь, конечно, Макса…
Но он так и не позвонил.
42. МОНЕТКА
В город опять пришел дождь. А здесь в переходе под электричками не капало. Народ проходящий, все прилично одет, не как у них в брошенной деревне Стародымово. Притулилась Августина к перильцам, обе рученьки вперед протянула. За день кто-то рублик в них положил.
-Дай Бог здоровьица, - послала вслед благословение, да так и осталась стоять с монеткой в руках. Ладони чистенькие, маленькие, сухонькие. Августина их долго разглядывала. А что делать то? Думала, к чему эти линии? Вся жизнь прошла как дождь, один, сероглазый дождь. Теперь и жить негде и помирать не на что.
А мимо неё шел Валька. Работяга, но пьяница. Ему как раз рубля до поллитры не хватало. Раз прошел мимо Августины, два прошел. На третий не выдержал, подходит:
-Слушай, мать, дай рубь, будь человеком.
Августина как стояла, так и продолжала стоять. И прохожие не понимали, толи просит она, толи пьянице тому Вальке монетку протягивает. Взял Валька рубль и пошел, «Спасибочки» на прощанье брякнул. Августина даже не расстроилась. Что ей с рубля то толку?
К понедельнику Валька из запоя вышел и ушел в работу, как в запой. Денег заработал. Стал долги раздавать. Шел по переходу. Смотрит, Августина стоит, снова рублик в руке держит. И так ему стало жаль старушечку, маленькую, тихую, покорную такую, аж под ложечкой засосало. Как же мог он у неё, паршивец такой, последнее забрать тогда? И потянуло его к бабульке той неземным притяжением. Подошел, сгреб в охапку, поцеловал в самую маковку, в чистенький старенький платочек. Августина только ахнула.
-Что ж ты, мать, тут так и стоишь?
-Стою, вот.
-А живешь то с кем?
-Да, ни с кем.
-А где?
-Да, ни где.
-И я ни с кем, - вздохнул тяжело, шатнуло его от переживаний, аж отошел на несколько метров, точно взрывной волной отбросило.
Походил-походил, будто веревочкой привязанный, по кругу. Достал сигареты, закурил.
-Курить вредно, - тихо сказала Августина, не глядя на Вальку.
-А мне некому говорить, что вредно, вот и курю, - Валька хитро улыбнулся, взглянул на старушку из-под козырька поломанной кепки, решил позабавиться еще, что ли, - мать, а рубь дашь, мне на пиво не хватает.
-Пить вредно, - возразила Августина.
-А почему в прошлый раз дала?
-Жалко тебя стало.
-А теперь не дашь?
-А теперь не дам.
-Ишь ты, идейная, - усмехнулся Валька-пьяница, - да я так, мать, проверял тебя. Хошь, пойдём ко мне? Хошь, насовсем?
-Я тебе зачем? Старая?
-А ты мне говорить будешь, что вредно, а что полезно.
-Тебе что, никто не говорит?
-Говорят, да как-то неубедительно.
-А ты пьяный дурной?
-А я завязал. И курить брошу. Хошь, брошу? Мать, пошли ко мне жить!
… С тех пор Августина живет у Вальки. Правда, он курить не бросил, и попивает иногда. Дак тож, иногда!
43. ЛУННАЯ РАДУГА
Сенька жмурился от света, проникающего в спаленку из коридора. И ждал, когда же родители уйдут. Уж больно не терпелось ему побыть одному. Наконец, дверной замок щелкнул и мальчик услышал удаляющиеся шаги.
Свобода! Долой одеяло! Долой смешную пижаму с улыбающимися месяцами! Ведь он уже совсем большой. Недавно Сеньке исполнилось четыре года!
Длинные доски, которые отец настелил поверх окрашенного пола, показались очень привлекательными. Сенька некоторое время раскачивался на них и прыгал, как на качелях, пока это не надоело.
Он тут же оделся во все черное, и прицепил тонкий отцовский галстук.
Вприпрыжку выбежал на просторную кухню. Сам расправился молотком с двумя грецкими орехами. Подтянулся на цыпочках и распахнул форточку. Теплая июньская чернота взлохматила макушку. Так мало видно было в окно. Так ничтожно мало! Только несколько деревьев и лавочку, на которой обнимались какие-то влюбленные. Сенька глубоко вдохнул в себя заманчивую прохладу улицы и решительно открыл входную дверь.
Ну, конечно же, ступеньки были предназначены лишь для того, чтобы по ним спускаться на улицу. И Сенька отважно сделал это.
Каспийск дышал приливом моря. И его влажным бризом. На кустах и на траве отчаянно белели улитки. Круглые белые фонари рисовали для каждого прохожего длинную изменяющуюся тень. Никто не обращал внимания на четырехлетнего ребенка одетого во все черное. Согласитесь, трудно заметить черного котенка черной южной ночью, особенно, если он не плачет.
Бабульки по краям дороги продавали вареную вкусно пахнущую кукурузу, посыпанную крупной солью. Но жители города торопились мимо них к дому культуры.
Сенька пришел на площадь возле дворца последним. Бархатное небо перемигивалось звездами с морем. Совершенно круглая луна наблюдала с крыши. На чистой каменной площадке журчал фонтан. Сенька приблизился к нему и замер. В многочисленных звенящих брызгах он увидел лунную радугу!
Он лег на каменный портик фонтана, и все глядел на необыкновенное чудо. Сенька закрывал то один глаз, то другой. От этого фонтан перемещался, как живой. И радуга плясала и пела тихую, но звонкую колыбельную песню.
Мальчик даже не заметил, как закрылись оба глаза. И как потом оказался на сильных руках отца. Он проснулся лишь тогда, когда мама нежно одевала на него пижаму в улыбающихся месяцах.
- Мама! Я видел лунную радугу! – воскликнул Сенька.
- Ах ты, негодяй! – поцеловала она его ласково и засмеялась.
44. МЫШКА В ВАННОЙ
Знаете, что такое барак? Одноэтажное строение с высоким крыльцом. Длинный коридор, а по бокам – двери, двери, двери… Каждая дверь – квартирка, где живет семья.
Кроме людей в таких постройках может обитать всякая живность: вши, клопы, тараканы, мыши, крысы и прочее.
А в том бараке, о котором я хочу рассказать, насекомых вывели общими усилиями, а вот с грызунами никак не могли справиться. Если кто-то из жильцов закапывал в погребе свеклу или морковь, животные тут же это находили и уничтожали в любом количестве. Если, даже в кастрюльке, какая-нибудь хозяйка опускала в подпол яйца, на следующий же день крышка была сдвинута, а внутри оставались одни скорлупки.
Короче, хулиганки с хвостиками вели себя весьма откровенно.
И как-то раз Юрий разбудил перед уходом жену словами:
- Юленька, там мышка в ванной. Не пугайся, - и ушел.
Юленька сразу заснула. А через час, когда пошла в ванную, барак сотряс оглушительный визг! Ну, как же! Мышка в ванной! Животное по всей вероятности тоже перепугалось ни на шутку. Безрезультатно карабкаясь маленькими серыми лапками быстро-быстро, оно старалось выбраться на волю из неожиданной западни. Упало в небольшую лужицу, встало на задние лапки и вдруг… уморительно чихнуло!
Господи! Ну, как убивать такую прелесть?!
И Юленька решила поймать мышку в ванной. Она взяла железный ковшик и железную крышку потяжелее, чтобы мышка не выбралась и принялась её ловить.
Серая мышь оказалась весьма проворной. И Юленьке пришлось изрядно постараться, чтобы её поймать. А когда мышка была уже в ковшике, Юленька нечаянно придавила мышке хвостик. Мышка запищала. Да громко! А Юленька заверещала! Да звонко! Ковшик упал, загремел. Мышка, обезумевшая от страха, выбежала, и снова стала карабкаться по стенкам ванны.
Насилу успокоившись, Юленька героически надела толстую перчатку и снова поймала злополучную мышку, поместила её в свой железный ковшик, приоткрыв крышку специально для хвостика, чтобы не прищемить его снова.
Понятно, что все соседки уже умирали от любопытства, что там за визг? Они повыглядывали из своих квартир, когда Юленька торжественно вынесла пойманную мышь в железном ковшике в общий коридор.
Это было похоже на шествие Клеопатры через когорты восхищенных римлян. Наконец, Юленька достигла входной тяжелой двери, распахнула её и спустившись с высокого крыльца, опустила ковшик на землю.
Мышка увидела голубое небо, уморительную мордашку неумытой непричесанной Юленьки, блеснула от радости черными бисеринками глаз, шевельнула усиками, и в три прыжка преодолев высокое крыльцо, оказалась в коридоре барака. Соседки от страха закрыли двери. Оставалась одна незапертая дверь. Юленькина.
Как вы думаете? Куда побежала мышка? Правильно. В ванную.
45. КОВЫЛЬНЫЙ ВЕНОК
В доме умалишённых лежала старуха. Она ничего не говорила уже несколько лет и умела спать с открытыми глазами. Когда это происходило, можно было заглянуть в её сумасшедший сон. И я заглянула.
Во сне она стояла на песчаном откосе и держала венок из ковыля. Мимо проплывали лодки. Много лодок. И на них – люди. Много людей. Но, приглядевшись, я поняла, что это не совсем люди…
-Я помню тебя, - говорила старуха, примеряя свой венок, - я родила тебя от гусляра, Гудим, ты первая моя юношеская песня…
И снова подплывала лодка.
-А…Ненагляда моя, - вздыхала старуха, гладя прекрасную деву по хмельным волосам, - отец твой был таким ненаглядным, таким синеоким, глядела бы и сейчас, не нагляделась. Вот и родилась ты от взглядов моих лёгкою, точно вздох реки…
Венок из седого ковыля никому не подходил, был он белый, точно сплела старуха его из своих волос.
-Здравствуй, здравствуй, Вятко старшенький и Вязга придира, видно не любила я отца вашего так, как должно, вы уж простите меня, грешницу, если что не так. Донимала я его, а вы от сомнений моих народилися…
-Дай-ка и тебе веночек примерю, Неёла моя, неудача. Всю то жизнь ты со мной жила, всю-то кровушку выпила. Но, куда ж от тебя денешься, доченька, какое ни есть, а родное дитя.
Речи её слагались, точно стихи. И дети её странные со странными именами были не детьми, а чувствами, которые возвращала на проплывающих лодках река её жизни.
-Берестинка, родная, доведётся ли ещё хоть разок на лес взглянуть, - говорила старуха, или, - И Завид здесь, и Нечай, и Смеян, как я рада, рада вам, детки…
Мне казалось, что я давно-давно слышала эти имена, и они будили что-то на дне глубинной памяти моей, которая просыпалась там, во сне у старухи и таяла снова, точно туман у песчаного откоса…
…Вдруг зрачки прояснились, и старуха увидела меня, а я увидела своё удивлённое отражение в её сумасшедших глазах. Я знала, что у этой женщины никогда не было детей, и некому было подать воды. И я, наполнив стакан водою, принесла ей. Старуха не хотела пить. Но она обрадовалась, засуетилась, заворочалась, достала из-под подушки венок, видно совсем недавно сплетённый из белого ковыля, совсем такой, как во сне, и дрожащими руками бережно положила мне на голову. Венок пришёлся как раз в пору.
-Ты пришла ко мне, моя младшенькая, - произнесла она первое и последнее, что услышали в больнице, -моя Сказка!
46. ЧЕРНИЧНЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕК
Прожила бабка жизнь. Ничего путного не нажила кроме троих сыновей и семерых внучат. Лежит она как-то на печи и слышит. Собрались невестки на кухне и стали ругаться, кому что из ее тряпок старых после смерти достанется.
Ругались, ругались, чуть не передрались. Надоело бабке слушать.
- Рано вы меня, невестушки, хороните. Что надо вам, забирайте так. А я пойду лучше на Святое озеро. Буду вспоминать, каки грехи были, у Бога замаливать.
Сказала так, поцеловала внучат, да и пошла.
Вот идет она лесами темными, горько плачет. Шла-шла, да и заблудилась совсем. Видит - пень, не пень, зверь, не зверь - человечек лесной из-под черничного куста на нее глазенками зыркат.
Бабка аж плакать перестала от неожиданности. А человечек ее за ногу цап!
-Попалась! Ты пошто мой черничник топчешь!
- Прости, государь, черничный человечек, это я не по злобе, а по глупости, чем, скажи, я старая смогу искупить свою вину?
- А расскажи мне сказку. Как рассказывать будешь, буду слушать, а кончится сказка, я тебя съем!
Рассказала бабка сказку. Понравилась она человечку. Еще, говорит, давай!