Николай якимчук

Вид материалаДокументы

Содержание


Поеживается, укутывается.
Разряд молнии, гром.
Останавливается и смотрит на нее во все глаза.
Подходит к столику с вином.
Понижая голос.
Наливает вина, пьет.
Наливает в фужер.
Смотрит в окно.
Подобный материал:
1   2   3   4
Семен изображает Нерона.) Когда мы вошли в главную залу, меня поразил вращающийся купол, устроенный наподобие звездного неба. Тут усталый актер-император уселся на немыслимо блескучий трон (садится) и изрек: Наконец-то я буду жить по-человечески! Потом мы сели играть в шахматы. А вскоре он ушел спать, сославшись на недомогание. Мне было предписано укладываться здесь же, под звездным куполом. Но сон не шел ко мне. Вдруг я услышал скрипение двери. И тихие, осторожные шаги. Я полуприкрыл глаза. Через несколько секунд… Нерон стоял надо мной и пристально смотрел на меня… Меня обуял какой-то животный страх! Что варилось в этот момент в черепной коробочке этого маньяка?! Не знаю! Но эти минуты ужаса! Он постоял-постоял и ушел…

О н а (подходя, обнимая Семёна Бедный мой!..

С е м е н (взволнованно). Никогда! Ни до, ни после я так не боялся! Хотя!.. Вот эти детские страхи. Как их измерить?! Они тоже были чудовищны… Я в детстве боялся, когда навстречу шла ватага хулиганов. А у меня еще и очки…

О н а (обнимая Семёна Боже мой! Чего только ты не пережил! Каких страхов, бедный, натерпелся!

С е м е н. Ну, положим, не я один… Вот представь себе. Летом шестьдесят четвертого года в Риме вспыхнул грандиозный пожар. Сушь стояла невиданная. И ни дождинки за два месяца. Этот пожар уничтожил большую часть города. Многие погибли. Я — едва спасся. И вот, пока огонь пожирал дома и древние святыни, Нерон… (Тут Семен стаскивает с дивана покрывало, заворачивается словно в тогу, встает на стул, изображая Нерона, в вытянутой руке держит зажженную спичку или зажигалку.) Так вот, стоя на башне в облачении певца, Нерон декламировал под звуки лиры поэму о гибели Трои. (Декламирует.) Та-да, та-та-да, та-та-да, та-та, та-та! В народе возник слух, что император нарочно приказал поджечь город ради того, чтобы повыразительнее исполнить свою песнь. (Декламирует.) Та-та, да-да-да! Да-да-да, та-та! Та-да-да-да!

О н а (протягивая ему носовой платок). Не волнуйся! Ты весь взмок!

С е м е н (принимая платок, вытираясь, спускаясь вниз). Извини, увлекся! Воспоминанья накатывают, будь они неладны!

О н а (заботливо). Может, тебе горчичников поставить или выпить быстрорастворимой упсы? Рекламировали по телевизору…

С е м е н (устало). Ладно, ничего не надо. Пойду-ка я лучше спать. Утро вечера мудренее.


Уходит. Она пристально глядит вслед уходящему Николаю. Затем подходит к телефону, набирает номер, поглядывая в сторону спальни.


О н а (в трубку). Добрый вечер, мсье. Нет, спасибо… Скажите, нельзя ли пригласить доктора… Да, я понимаю, что поздно… И дороги… Все размыло?.. Нет, нет, ничего срочного… Остановился в нашем отеле? Очень хорошо… А вы не могли бы…


В этот момент выходит из спальни Семен в пижаме.


С е м е н. Ты меня звала?

О н а (в трубку). Извините, мсье, я вам… позднее.

С е м е н. А? Куда ты звонила?

О н а. Да вот, хотела узнать, нельзя ли разжечь камин.

С е м е н (подозрительно). Камин? Ночью?

О н а. Вот хотела. Продрогла вся. ( Поеживается, укутывается.)

С е м е н (подозрительно). И куда же ты все-таки звонила… (Пауза.) Однажды я отдыхал в правительственной санатории. Лежу в роскошной кровати с балдахином. Вдруг телефонный звонок. На проводе — министр культуры Фурцева. И звонит, между прочим, не откуда-нибудь, а из соседнего номера. Извините, — говорит, — вы еще не спите? Нет, — говорю уверенно. — А вы, Екатерина Алексеевна? Да я, — говорит она, — все никак заснуть не могу. Один вопрос меня очень мучает. Вот, скажите, Семен, только честно: что у нас творится на эстраде? Да, думаю, вопросец. Это же в каком смысле? — спрашиваю. Да вот в таком, — отвечает. — Вот у Стругачёва, у Утесова огромные заработки. А я, министр культуры страны необъятной, получаю гораздо меньше! В том-то и дело, — нашелся я, — вы-то получаете, а мы зарабатываем… Да-а…

О н а. Семочка, иди отдыхай, все хорошо. ( Разряд молнии, гром.) И если б не этот поток… то есть, потоп… мы бы давно были в Каннах. (Подходя и целуя его в шею.)

С е м е н (полусонно). В Каннах! (Уходит.)

О н а (опять подходит к телефону, в трубку, почти шепотом). Мсье, это снова я. Да. Я хотела бы вас попросить… Если доктор не спит… Может быть, он навестил бы нас?.. О, я была бы крайне признательна… Конечно, мсье, благодарю… Нет, дверь я оставлю приоткрытой… Дело в том, что мой муж отдыхает… Всего лишь маленькая консультация… (Вешает трубку, прихорашивается, приоткрывает дверь.)


За окном по-прежнему бушует гроза. Дверь открывается. Появляется голова жовиального доктора.


Д о к т о р. Добрый вечер, мэдам… ( Останавливается и смотрит на нее во все глаза.) Прошу прощения…

О н а (смущенно, оглядывая себя). Что-то не так?

Д о к т о р (восторженно). О, все так! Слишком так! Вы восхитительны!

О н а (смущенно). Я? Ну, что вы!

Д о к т о р (убежденно). Уверяю вас! Я практикую в нашем округе тридцать лет. Но такой красоты, мэдам… Мне сказали, что вы из России?

О н а. Да. Вот, собственно, ехали в Канны… Решили по дороге осмотреть эти замки Луары… И вот на тебе! Пришлось прервать путешествие!

Д о к т о р. Очень сочувствую, мэдам. Вы путешествуете с мужем?

О н а. Вот, собственно, я и хотела… Понимаете, мой друг, назовем его так — очень известный человек…

Д о к т о р. Вы заинтриговали меня…

О н а. Да. Поэтому, я бы не хотела, чтобы эта история…

Д о к т о р. Не беспокойтесь. Врачебная тайна и всё такое. ( Подходит к столику с вином.) Позвольте фужер за ваше очарование! (Наливает, поднимает бокал, пьет.) Итак, слушаю вас внимательно…

О н а. Не знаю как и начать… (Пауза.)

Д о к т о р. Тогда представлюсь я. Доктор Густав Габрие. Дважды женат, но неудачно. Практикую свыше тридцати лет. В настоящее время прибыл из нашего захолустья для участия в ежегодном собрании врачей нашего округа… (Пауза.) Очарован и сражен вами!

О н а. Вы смущаете меня! (Наливает вино в фужер.) За знакомство!.. Итак… Мой спутник известный человек, актер, и я очень надеюсь на вашу…

Д о к т о р (прикладывая руку к сердцу, а палец другой руки к губам). Нем, как могила!

О н а. Мы, собственно… в Канны… Впрочем, я вам говорила уже об этом... Так вот… Эта гроза… Гром… Потоки дождя… Нам пришлось остановиться здесь… И вот Семен. Моего спутника зовут… я надеюсь…

Д о к т о р (молитвенно сложив руки). Абсолютная тайна! Полнейшая!

О н а. Его имя… Семён Стругачёв…

Д о к т о р. Неужели? Тот самый?! В нашем захолустье?! Не верю своим ушам! Боже мой!

О н а (с радостью). Вы слышали о нем?.. И как он вам?

Д о к т о р. Великолепный актер! Такие рождаются раз в тысячу лет! Ей-Богу, мэдам!

О н а. Очень хорошо. Я — рада. Я и сама считаю его… Впрочем… Да, трудная дорога и всё такое… Усталость… Нервы… Но… Он вдруг стал мне рассказывать истории из своей жизни… О дедушке, который был замечательным, о бабушке…

Д о к т о р (наливая вина в фужер). Ваше здоровье, несравненная!.. Ну, и что же здесь удивительного?! Я и сам очень люблю разные семейные истории и преданья. Вот мой пращур участвовал в третьем крестовом походе, а его дети служили у рыцарей-госпитальеров в больницах…

О н а. Это как раз понятно… Семен очень любит свою семью… Эти забавные истории… ( Понижая голос.) Но тут он стал мне рассказывать про кардинала Ришелье, про этого императора… как его… Нерона…

Д о к т о р. Всеобщая история? Понимаю.

О н а (с волнением). А я как раз не понимаю! Он говорит, что играл с Нероном в одном спектакле!.. И вообще… был свидетелем всемирного Потопа 13 тысяч лет назад…

Д о к т о р. Тринадцать тысяч, я не ослышался?

О н а. Вот именно! Посоветуйте, доктор!

Д о к т о р. Спокойно. Сейчас разберемся. Итак, сначала семейные хроники.

О н а. Да, ну с этим ясно!

Д о к т о р. Вполне. У меня тоже ворох таких историй, которые накрепко застряли в моей голове. И отчего-то так много значат для меня. Казалось бы, пустяк, но… Сладостные и горестные впечатленья…

О н а. Да-да… Но вот Нерон…

Д о к т о р. С Нероном сложнее… (Собранно.) Скажите, а давно у него это началось?

О н а. Даже не знаю… Пожалуй, вот только сегодня, когда мы приехали в гостиницу…

Д о к т о р. М-да. Действительно странновато. В моей практике было несколько необычных историй. Одно время к нам частенько приезжал на этюды довольно известный немецкий художник Адольф Менцель. Может, слышали?..

О н а (неуверенно). Да-да. Он импрессионист?..

Д о к т о р. Вероятно! Так вот. Он очень не любил разговоров о разных там болезнях, о лекарствах. И будучи у нас на пейзажах, он серьезно занемог. Держался до последнего. Но его друзья в конце концов послали за мной. Менцель встретил меня весьма неодобрительно. И даже отпустил парочку язвительных замечаний. Я стал осматривать его. Действительно, положение его было не блестящим. Но. Что такое?! Вдруг глаза его загорелись, в них возник интерес к происходящему. Оказывается, Менцель наблюдал за мной. Полуголый, он вскочил с постели и бросился к этюднику. Что вы делаете? — в ужасе воскликнул я. — Вы же серьезно больны! Подойдите к окну и не двигайтесь, — вскричал он весьма бодрым голосом. — Этот свет! Пока он не ушел! Это будет лучший мой портрет! Пришлось подчиниться! Ведь вдохновенная работа стала для него лучшим лекарством!

О н а. А мне кажется… Семен перетрудился… Столько спектаклей, фильмов… Просто устал… Но в то же время он так убедительно рассказывает! У меня просто мурашки по спине! Особенно этот Нерон… Да и всемирный Потоп... (За окном гром и молния; она крестится.) Не знаю, доктор, что и делать…

Д о к т о р. Что? Пока понаблюдайте за ним. Сделайте вид, что вы ему верите. И ничему не удивляйтесь… ( Наливает вина, пьет.) Ваше сиятельное сиятельство! Вы — потрясающая женщина!.. И в случае чего — я рядом. Надо бы, конечно, взглянуть на пациента… Поболтать непринужденно… И потом — болезнь — это иногда нечто загадочное. Вот я думаю: а не больны ли мы все?! Куда катится этот безумный мир? Где его начала и концы?


Она смотрит на него несколько испуганно.


Д о к т о р (улыбаясь). Ну, это я так. Иногда промелькнет. Вообще я часто думаю: как много всего помещается в мозгу, сколько память всего держит. И порой всплывает и всплывает… И плывет… За окном река моего родного города. А на том берегу — соборы седые в тумане. И — мама. Она в больнице мне сказала: Сына, я жить хочу.

О н а. Жалко. Жалко мне вашу маму!


Фоном звучит, очень приглушенно, "А идише мама" в исполнении С.Стругачёва.


Д о к т о р. И мне! Но жизнь — это все же веселая штука. Когда ее населяют такие женщины, как вы…

О н а. Спасибо, мсье… (Пауза.) Вы думаете, все пройдет?

Д о к т о р. Вы имеете в виду бурю или…

О н а. И то и другое.

Д о к т о р. Все пройдет. Все, что посетило сей мир. Но только не ваша красота. (Пауза.) У меня, вот, скажем, была бабушка. А теперь ее нет. И, быть может, я один храню память о ней. Нерона там какого-то еще вспомнят. А вот кто помянет ее, кроме меня?! Она была разной: и доброй, и скандальной. Помню, она как-то повздорила с торговкой на рынке. Та пыталась продать ей несвежее мясо. Почему-то это помню… И — люблю еще сильнее…

О н а. Да-да… Наши близкие. Они иной раз такие трогательные. И… такие невыносимые…

Д о к т о р. А мой потрясающий дедушка! Никогда не забуду нашу поездку в Париж! Это было вскоре после войны. Мы вышли из отеля с ним вдвоем, пока еще все спали. Пошли по бульвару Распай. Я захотел мороженого. Дедушка подошел к мороженщице, улыбнулся ей, взял эскимо. Я с радостью в этих утренних лучах его надкусил. И вдруг выяснилось, что дедушка забыл кошелек. А мелочи из кармана не хватает. Каких-то двух су. И что же делать? Ведь я уже приблизился к середине брикета. Но продавщица махнула рукой и улыбнулась. И ведь никак не могло быть иначе в это ослепительное утро! А на глазах дедушки я заметил слезы…

О н а. Спасибо, что вы зашли… Это было так странно и неожиданно. Я не знала, что делать.

Д о к т о р. Рад служить, мэдам. Хотелось бы видеть вас почаще и не по такому тревожному поводу…

О н а. Вы думаете — все обойдется?.. Вот и коридорный неспокоен. Эта гроза, наводнение…

Д о к т о р. В этой жизни я понял одно: главное — никогда не терять присутствия духа. Пока живешь… Вы неподражаемы!

О н а. Спасибо, мсье. Вы воистину настоящий француз.

Д о к т о р. Более того — я — галл. Да-да. Тот самый галльский юмор. Жизнелюбие и натурализм.

О н а. Вы подействовали на меня как успокоительная таблетка.

Д о к т о р. Не смею больше вас обременять своей персоной. Но напоследок, если позволите, еще одна история. Это типично галльский сюжет. Лет двадцать назад, когда я еще не имел собственного дома, я жил здесь, в этом городке и снимал квартиру. Как-то вечером в дверь позвонил сосед по лестничной клетке. (Пауза.) Заметьте, слово-то какое — "клетка"! Да. Так вот, он был очень печальный и взволнованный. Извините, — сказал он, — мне очень плохо. И замолчал. Действительно, вид у него был уставший, измученный. Могу я вам чем-то помочь? — прервал я тягостные молчания. О, да! — оживился сосед, — принесите мне пива! Пива? — удивился я. Да, именно пива. Рак у меня, кажется, уже есть.

О н а. О-хо-хо. Мы все так одиноки. Спасибо за поддержку. Очень надеюсь, что вы заглянете еще.

Д о к т о р (целуя ее руку). Очень рад знакомству. Хоть и при таких неавантажных обстоятельствах.

О н а. Спокойной ночи, мсье… Господин…

Д о к т о р. Густав Габрие. Можно просто — Густав… На дорожку прощальный стаканчик… ( Наливает в фужер.) Ваше…

О н а (мягко). Позвольте заметить — не слишком ли вы увлекаетесь?.. Хотя я знаю, что уж где-где, а во Франции вино пить умеют.

Д о к т о р. Не беспокойтесь. Лишь для амурных сновидений. Не могу удержаться от постпрощальной истории на эту тему. Известный наш актер Жан Марэ, кстати уроженец здешних мест, одно время любил крепко поддать. И вот, во время путешествия по Японии, решил попробовать знаменитую рисовую водку. Заказал графинчик, выпил рюмашку. И после первых же глотков заметил, что все вокруг него пришло в движение. Мир поплыл перед глазами. Он был весьма озадачен и спросил кельнера: не слишком ли крепка водка?! И что вы думаете? Оказывается — объяснил ему официант — это было. Обыкновенное. Маленькое. Японское. Землетрясение. Ха-ха! (Гром и молния.) О, простите за болтливость. Оревуар.


Уходит.

Она провожает гостя, устало подходит к зеркалу, потом допивает вино из фужера, тушит свечи, исчезает в спальне. Комната как бы затихает. Тут желателен некий свет — чуть мерцающий. И здесь можно пойти двумя путями. Первый: дать на стены гостиной проекцию некоего исторического действа — пусть там будет все вперемешку — античные герои, фрагменты каких-то исторических фильмов. Это всё должно быть не очень четким, как сновидение. Если технически это невозможно, т. е. под рукой нет спец. видеоаппаратуры, то мы отправляем на сцену балетных, одетых в костюмы, скажем, римской эпохи. Они танцуют, словно во сне. Может быть, чуть замедленно. На этом мы прерываем наше повествование. Возможен антракт. Не исключено, что после балетной паузы спектакль продолжится. Тут мы всецело полагаемся на волю режиссера.

Итак, после паузы (перерыва) утро следующего дня. Погода по-прежнему ненастная: льет и льет. Раздается осторожный стук в дверь. Стук повторяется. Из спальни выходит заспанная Она в пеньюаре. Открывает. На пороге помятый и всклокоченный Доктор.


Д о к т о р. Простите за столь ранний визит. Всю ночь не спал. То есть не то чтобы не спал. В общем…

О н а. Что-нибудь случилось?..

Д о к т о р. Как вам сказать… Позвольте воды…

О н а. Да-да. Прошу.

Д о к т о р (жадно пьет). Так вот. После нашей встречи я долго не мог уснуть. Стали накатывать какие-то малозначительные, хотя и забавные воспоминанья. То вдруг я стал представлять нашу гимназию. Она была при монастыре. Дисциплина и всё такое. Особенно много времени уделялось спорту и музыке. Бесконечное хоровое пение. В складчину я с товарищами снимал квартиру. Это уже в выпускном классе. Наша хозяйка обожала музыку. И за уроки вокала мы получали бесплатный обед.

О н а. И что? Она обнаружила дарование?

Д о к т о р. Безусловно. Особенно ей удавались пирожки с капустой. Представляете? Ну, в общем, я не об этом вам хотел рассказать… Как будто я задремал, но тут же пробудился… потому что почувствовал, что я не один…

О н а. В каком смысле?

Д о к т о р (растирая шею). Словно… словно… кто-то еще находился рядом со мной… Я видел всё как бы сквозь дымку… Но это не был сон, понимаете?.. Я увидел человека в тоге, с короткой шеей, набрякшими веками. Помню, мне очень не понравился его цвет лица. И шел он как-то грузно, словно нехотя. Вокруг, в отдалении, стояли еще какие-то мужчины… И тоже в тогах… (Пауза.)

О н а. И?

Д о к т о р. И кто-то окликнул этого, с землистым лицом. На каком языке — я не понял. Но смысл сказанного я уловил определенно. Кто-то спросил: как ты спал, Брут?! И тут это видение стало таять, размываться, пока окончательно не исчезло… Но я задаю себе вопрос: видение ли?

О н а. А что же еще?

Д о к т о р. Но я так явственно видел эти землистые складки кожи, эти набрякшие веки… Знаете, я тридцать лет практикую. Так вот — боюсь, это не было просто видением... Эти люди находились у меня в комнате!..

О н а. Что вы говорите! Может быть, вы вчера все-таки хватили лишку?

Д о к т о р. Боже мой! Три фужера красного вина — для меня как наперсток… Так что это — исключено… В общем, не знаю что и думать. А как у вас?

О н а. Вроде все в порядке. Семен как уснул, так и спит до сих пор. Я вот тоже… пока вы меня не разбудили… ( Смотрит в окно.) Вот только этот ливень…

Д о к т о р. Я встретил коридорного, он сказал, что вода прибывает. Повар пытался отправиться на рынок, но вернулся с полдороги… Боюсь, как бы не отменилось наше собрание… Улицы, говорят, сильно размыло… Не пройти — не проехать…

О н а. Вот еще напасть!.. Нам же надо в Канны…

Д о к т о р. Я вот вспомнил из Библии… цитата… "…был день, когда разверзлись все источники великой бездны и окна небесные отворились…" Но, мэдам, я все-таки верю, что завтра выглянет солнце… Пойду попью кофейку… Простите еще раз… Звоните, как только я вам понадоблюсь. Я — у себя.


Доктор уходит. Она на секунду останавливается, о чем-то задумывается, уходит в ванну. Оттуда слышен плеск воды.

Из спальни выходит Семен. Выспавшийся и довольный. Подходит к столику, где бутылка вина, которую накануне распили Она и Доктор.


С е м е н (принюхиваясь к горлышку бутылки, убежденно). Пили! Без меня! Вот так всегда! (Подходит к краю сцены, машет рукой, подзывая запахи, всматривается в зал.) И тут вот кто-то во втором ряду пил! (Указывает.) И — в третьем! (Торжественно.) Коньяк "Арманьяк"? А? (Подходит к другому краю сцены, улыбаясь.) А здесь — в первом ряду! (Смотрит в зал.) Ну, ладно, не смущайтесь! (Рассказывает историю зрителю из первого ряда, может быть, даже спустившись в партер.) Знаете, как мой прадедушка пил? Не знаете? Пил так, что пропивал все подчистую! А работал он часовщиком. Веселое дело, между прочим! Секунды скачут как блохи! Время нашей жизни утекает, так сказать. И это уже не смешно! Знаете, что мне сказал Бродский во время нашей последней встречи? Сказал так: это банально. Это ужасно. Ведь мы все когда-то умрем. Вот все мы, сидящие в этом зале. Я запомнил взгляд Бродского. Мудрый и печальный. Я, конечно, хотел ему сказать, что я-то живу вечно. Но потом раздумал! Зачем расстраивать Нобелевского лауреата и тем более моего земляка?! Да, я несколько отклонился. Вот товарищ из второго ряда, принявший на грудь "Арманьяк", меня понимает… Итак, мой прадедушка, мастер золотые руки, между прочим, пил "будь здоров". И в артели, где он работал, его решили наказать — не выплатили месячную зарплату. Все стоят, шелестят бумажками, пересчитывают, а ему — пшик. Ладно, — утешают его, — пить надо меньше, тогда и денег прибудет. Денег? — сострил прадедушка. — Я ими не интересуюсь. Я просто их давно не видел. Пришел посмотреть, как они выглядят. (В зал.) Есть тут в зале женщины? Ага, вот, вижу: одна, две… Ой, какие красивые… Ну, они меня поймут… Значит, прабабушка с порога спросила: Фроим, а где зарплата? Не дали, — понурился мой прадедушка. Так иди и займи, — строго велела она. Нет уж, — отказался он. — Ведь взаймы всегда берешь чужие деньги и на время, а отдавать приходится свои и навсегда. Во как! И, между прочим замечу, прадед мой никогда не курил. Это я специально для вас рассказываю! (Обращается к сидящему в первом ряду, снимает кепку бейсболиста.) Прошу оплатить!.. Благодарю! Вот и товарищ из второго ряда тоже хочет? (Перемещается.) Прошу! Это для вас, для любителя "Арманьяка" была эта история. (Поднимаясь на сцену.) А к чему я вам это все рассказываю?! И сам не знаю! Мгновения утекшей жизни, ее осколки! Кто ж еще их подберет, если не я! Веселые истории на будущее, чтоб помирать было легко?! Хотя я, кажется, вас предупредил, что живу вечно! Бывает!


Из ванной появляется благоухающая Она.


С е м е н. С легким душем!

О н а. Как ты спал?

С е м е н. Преотлично выспался!

О н а (тревожно). Что-нибудь снилось?!

С е м е н. Абсолютно ничего не помню! Ровным счетом!.. Одним словом — нирвана!

О н а (