Наталия Вико «шизофрения»

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33

— В Египте? — удивленно спросила Александра.

— Ну, да. Отец увлекался древним Египтом. Просто был болен им. Можно сказать, смертельно, — горько усмехнулся он. — А Египет, как известно, не лечится. Месяцы проводил на раскопках. А мама не хотела отпускать его одного, даже когда была беременна. Так что я родился в Мемфисе, — закруглил Николя разговор.

— И у вас нет детей, — задумчиво сказала Александра. — Если бы я не была врачом, то сказала бы, на что это похоже… — Александра замялась, не решаясь произнести.

— На родовое проклятие, вы хотите сказать? — он пожал плечами. — Да. Я последний из рода Тарнеров.

— И что? Неужели нет женщины, которая… — Александра смущенно замолкла, потому что разговор складывался как-то безумно неуклюже.

— Я понял, что вы имеете в виду… — Николя помолчал, покручивая в руке бокал. — Можно я скажу прямо? — он испытующе посмотрел на гостью, которая смогла не отвести взгляд. — Кажется, есть… — чуть поморщившись, приложил к уху трубку мобильника, завибрировавшего в беззвучном вызове. — Привет, Клер, — бросил лукавый взгляд на Александру. — Да, мы в доме на набережной… Закрыли дверь в часовне снаружи? — он нахмурился. — Откуда они узнали? Неужели лодочник? Впрочем, теперь это не столь важно, — обеспокоено посмотрел на гостью, на губах которой зазмеилась усмешка. — Да, да, посмотри, Клер. Если будут проблемы, знаешь, как войти в дом, — он выключил мобильник и с задумчивым видом опустился в кресло. — Вам привет от Клэр, — проговорил насмешливо, хотя в глазах была заметна тревога.

— Вам бы следовало сказать ей, что я пробуду здесь до вечера, — сказала Александра язвительно. — Во всяком случае, до тех пор пока не принесут из химчистки мою одежду, которую вы пока даже не сдали.

— Ну, так прислуга пока не пришла, — развел он руками. — Хотя уже пора, — бросил взгляд на часы, которые напомнили о времени и о себе, гулко пробив девять раз. — Может быть, вы хотите немного поспать? — заметил, что Александра потерла глаза и с трудом сдерживает зевоту.

— Хочу, — честно призналась она, — но только после того как узнаю, на кого еще я похожа. В противном случае у меня разовьется невроз. Причин более чем достаточно.

Николя глянул вопросительно.

— Переутомление — раз! — Александра загнула один палец, — недосыпание — два! — загнула второй, — тяжелые переживания — три! — сказала таким довольным тоном, словно набор из трех признаков невроза был ее личным достижением. — Другими словами, — она демонстративно вздохнула, — совершенно неблагоприятная жизненная ситуация, усугубленная тяжелым психотравмирующим воздействием отсутствия информации о том, на кого я похожа. В общем, я сгораю от любопытства, — миролюбиво подытожила она, чтобы хоть как-то смягчить картину приближающегося кошмараусло кипучую энергию направить. ездят..

— Это, конечно, похоже на шантаж, — улыбнулся Николя, — но, кажется, придется объяснить, — он поднялся с места, — хотя бы потому, что невозможно отказать столь прелестной шантажистке. Пойдемте, — протянул ей руку.

— Для этого нужно опять куда-то идти? — забеспокоилась Александра, уже поднимаясь. — Надеюсь, не очень далеко, а то я не одета.

— Нет, нет, мадам, совсем рядом, — обнадежил гостью Николя и подвел к величественным напольным часам.

— Не хотите же вы сказать, что мы пойдем в… — начала было говорить Александра, но замолкла, увидев, что Николя открыл дверцу часов и, засунув руку внутрь, нажал какой-то рычажок, после чего часы — весь этот огромный старинный шкаф дрогнул как корабль, отходящий от пристани, и медленно пополз во внутрь, окрывая проход и лестницу, ведущую вниз...

— Опять под землю?!

* * *

Осенний дождь, вначале неуверенно и робко прыснувший водяной пылью на стекла и отливы окон, потом, видно вспомнив весеннюю озорную молодость, а может летнюю зрелую силу, обрушился на город, жадно облизывая черепичные чешуйки крыш, серый асфальт улиц и камни мостовых, забарабанил по капотам и крышам машин, побежал вначале ручейками, а после широкими водными потоками вдоль бордюров к враз захлебнувшимся водостокам.

Кларисса нырнула вместе с мотоциклом в арку, заглушила двигатель, сняла шлем и встряхнула головой, чтобы помочь волосам принять форму, задуманную парикмахером.

«Вероятно, именно так начинался всемирный потоп», — подумала она, ошеломленная хлынувшим с небес потоком.

Выплывший из переулка автомобиль, который остановился напротив дома Николя, показался ей подозрительным, хотя бы потому, что люди выходить из него не стали и, как по команде, повернули головы в сторону окон.

«Наверное, зонтики дома забыли», — усмехнулась Кларисса.

Следом подъехал другой и, моргнув фарами, остановился рядом.

«Как быстро собрались «всадники», — отметила она. — Придется входить с другой стороны», — оседлала мотоцикл, надела черный шлем, сразу став таинственной и опасной, завела двигатель и нырнула в дождь.

* * *

Николя щелкнул выключателем при входе и, набрав код на замке, толкнул толстенную металлическую дверь, которой могло бы позавидовать хранилище банка. Дверь неожиданно легко открылась.

— Прошу! — пропустил гостью вперед.

— Подземная сокровищница? — Александра с пониманием глянула на хозяина и вошла в сводчатый зал, освещенный неяркими светильниками по периметру.

— В определенном смысле — да, — подтвердил Николя, отошел в угол, и… будто начал играть в «классики», переступая с одной каменной плиты на другую.

Александра остановилась у входа и, засунув руки в карманы халата, снисходительно наблюдала за ним. Но в результате магического танца пол в середине зала дрогнул и начал медленно опускаться вниз, а потом… из ниши стало подниматься нечто похожее на статую, укрытую белым покрывалом. Свет стал ярче и сконцентрировался в середине зала.

Александра замерла. Хотя ей казалось, что после похода в крипту ее уже ничто не сможет удивить, но утро с Николя явно не уступало прошедшей ночи по количеству сюрпризов, которые воплощали самые невероятные детские мечты и фантазии.

Николя, не говоря ни слова, потянул ткань и… у Александры перехватило дыхание.

Мраморная статуя прекрасной женщины в неярких лучах света казалась живой. Чуть колыхалась сотканная резцом Мастера тончайшая вуаль прозрачной каменной накидки, обнажавшей прекрасное тело. Показалось, от едва заметного вдоха приподнялась и опустилась грудь…

«Совсем как у Исиды в Александрийской библиотеке, — ошеломленно думала Александра, — сделала шаг вперед и остановилась, словно наткнулась на невидимый барьер, потрясенная тем, что статуя была похожа на… нее саму?! Запечатленное в камне ее собственное лицо, обращенное к небу, такое знакомое и незнакомое одновременно, ее тело, ее руки, в одной из которых…

— Анх — символ жизни и бессмертия, — пояснил Николя, перехватив ее взгляд.

…а другая сжимает…

— Уас — скипетр могущества, означающий победу Хора над Сетхом, — добавил он.

— Добра над злом, — негромко сказала она, вспомнив одну из бесед с Онуфриенко. — Это ваша работа?! — спросила восхищенно, все еще отказываясь верить, что вот этот, стоящий рядом человек с внешностью и манерами аристократа и тонкими, казалось, не приспособленными для грубой работы пальцами, смог создать такое чудо! Но уже почувствовала невольное почтение к Мастеру, сумевшему воплотить в камне вечную красоту, вечную женственность и вечную тайну Женщины-Богини.

Николя не ответил. Судя по тому, что его губы подрагивали, было понятно, он волнуется, как автор на премьере. Он стоял молча, обхватив себя за плечи, и попеременно переводил взгляд со статуи на Александру, и всякий раз, когда смотрел на нее, прищуривал глаза, словно снимая с нее халат, отчего она почувствовала себя не зрителем, а натурщицей, которая пришла, но замешкалась с раздеванием.

— Вот так, — наконец прервал он затянувшееся молчание.

— Николя! — сказала она взволнованно. — Если бы я не смотрела сейчас на вашу работу, то никогда бы не поверила, что человеческие руки способны создать такое! И что бы я ни сказала — будет недостаточно. Я потрясена, Николя!

— Спасибо, мадам, — дрогнувшим голосом сказал он… — Ваша оценка мне особенно важна. — Он помолчал. — Сначала я хотел поставить Исиду на постамент в виде джеда — символа незыблемости, но потом понял, что это делать нельзя…

Александра не стала спрашивать, почему. К тому же, не представляла, как выглядит этот самый джед, но, Николя, заметив вопрос в глазах гостьи, сам пояснил:

— Чтобы низложить Женщину, ее поставили на каменный пьедестал. И тогда Женщина-Богиня превратилась в Богиню-Женщину. А первая, — с улыбкой глянул на Александру, — мне нравится гораздо больше

— У статуи мое лицо… — взволнованно сказала она. Про тело говорить постеснялась. — Что все это означает? — спросила, оторвав взгляд от работы.

Николя будто не услышал вопрос. Улыбка сползла с его лица, взгляд стал серьезным и, даже показалось, немного растерянным от мыслей, которые он хочет, но не решается высказать вслух.

— Мадам, — он замялся, — могу я к вам обратиться с несколько необычной просьбой?

— Хотите, чтобы я разделась? — опередила она, чуть насмешливо глядя ему прямо в глаза, потому что поняла, именно об этом он хотел попросить.

Николя кивнул и посмотрел на нее как на желанный плод, насладиться сочной мякотью которого мешает ненужная кожура.

Хотя выглядеть целомудренной девственницей Александре не хотелось, но и раздеваться перед мужчиной только потому, что он по странному стечению обстоятельств или случайному совпадению сделал статую, как две капли воды похожую на нее саму, было тоже неловко. Парижской куртизанкой она себя не чувствовала. К тому же ей больше нравилось название «гейша», а лучше даже — «гетера», по прихоти которой сжигаются захваченные царские дворцы. Но у Николя дом собственный. Не Персеполис. Поэтому жечь — не резон.

«А в общем, — снисходительно подумала она, — действительно талантливые люди — всегда шизофреники, всегда на грани, всегда непредсказуемы, но другими и быть не могут».

— Давайте поступим так, мой дорогой Николя, — начала она вкрадчиво, чтобы смягчить отказ. — Я готова подтвердить вам в устной, а если нужно и в письменной форме, можно даже у нотариуса, что прекрасное мраморное тело, — эти слова она выделила, чтобы сделать автору приятное, — созданной вами скульптуры, полностью идентично моему, — чуть не сказала «прекрасному телу», — и подпишушь: владелица оригинала, — посмотрела с ласковой улыбкой и… плотнее запахнула халат.

— Ни за что? — разочарованно сказал он.

— Ни за что, — помотала она головой, но все же решила пояснить, потому что врач тогда хорош, когда способен успокоить:

— Во-первых, потому, что я раздеваюсь только тогда, когда сама хочу, — непреклонным тоном заявила она, почему-то вспомнив несгибаемую маман, — во-вторых, — улыбнулась, — я не привыкла раздеваться в одиночку…

— Я готов! — Николя потянулся к вороту рубашки.

— В-третьих, — торопливо продолжила Александра, — мы не муж и жена и не любовники, что давало бы повод раздеться вдвоем. Это достаточно веские причины? — глянула ласково.

— Я и в мэрию тоже готов, — решительно заявил Николя. — Хоть сейчас!

— Готовы? — Александра сделала вид, что поражена его легкомыслием. — Но вы ведь даже не знакомы с моей мамой! — перешла она к скрытым угрозам.

— Не знаком, — подтвердил наивный Николя, — но уже ее обожаю, — принялся расстегивать вторую пуговицу на рубашке.

— Нет-нет, Николя, — Александра начала беспокоиться, заметив как потемнели его глаза и участилось дыхание, и даже отступила на полшага, — раздеваться вместе будем, — решила все-таки дать ему шанс, — когда задумаете создать скульптурную группу.

— Какую группу? — изумленно спросил он и даже перестал расстегивать очередную пуговицу.

— Как какую? — глянула простодушно. — «Скульптор-маньяк насилует свой будущий шедевр», — улыбнулась она.

— Я предпочел бы обладать музой, — серьезно сказал он и опустил руку от пуговиц. — Простите, мадам, я вовсе не хотел вас обидеть, — вдруг смутился и сцепил пальцы.

— Так что же все это означает? — быстро спросила она, указывая на работу, чтобы уйти подальше от неудобной темы.

— Вы имеете в виду сходство с вами или смысл скульптуры? — Николя потер лоб ладонью.

— И то и другое, но вначале — второе, — скромно сказала она.

— Это долгий рассказ, — уже привычно интригующим тоном проговорил он. — Хотите воды? Или может быть вина?

— Уже идем наверх? — поинтересовалась она.

— Нет, — улыбнулся Николя. У меня здесь все есть, — подошел к стене и снова, на это раз рукой, поиграл в «классики», после чего часть стены отползла вовнутрь. Он исчез в проеме и уже через минуту вернулся с бутылкой вина и бокалами.

Они устроились в креслах у мраморного столика.

— Когда, вы говорили, у вас самолет? — спросил он, наливая гостье немного вина на пробу.

— Не беспокойтесь, Николя. У меня уйма свободного времени, — обнадежила его Александра. — И раз уж пригласили меня в гости, так развлекайте! — попыталась вернуть отношения в привычное русло, где мужчина всегда что-то должен женщине, особенно если та ему небезразлична настолько, что даже не пугает знакомство с мамой и брачные узы.

— Вы, кажется, хотели поспать? — спросил он так, что и не понятно, то ли заботится, то ли все же заманивает в постель.

— Вам показалось, — бодро ответила она и попробовала вино. — Бесподобно! — воскликнула, восхищаясь мягким, насыщенным вкусом напитка.

— Спасибо! — Николя наполнил оба бокала. — Ваше здоровье, — приподнял свой и отпил глоток.

— Я, между прочим, — Александра поставила бокал на столик, — даже ни разу не зевнула, — закинула ногу на ногу и… поспешно прикрыв полой халата обнажившееся колено, выжидательно уставилась на Николя.

— Вы, конечно, знаете историю про статую Свободы? — спросил он.

— Смотря что вы имеете в виду, — решила она поосторожничать. — Знаю, к примеру, что это самый знаменитый памятник Северной Америки, знаю, что установлен к столетию принятия Декларации независимости Соединенных Штатов, а от одного доброго знакомого, работающего в архиве нашего Министерства иностранных дел, даже знаю, что в финансировании строительства участвовал, в том числе, и российский император Александр III. Знаю также, что статуя числилась в списке памятников, претендовавших на почетное звание новых семи чудес света… — глянула на Николя, продолжать ли?

— А как родилась идея создания статуи, знаете?

— Расскажите, Николя. В вашей интерпретации мне особенно интересно, — сказав это, подумала, что фраза получилась двусмысленной.

Николя удивленно приподнял брови, видимо, силясь разгадать, есть во фразе ехидство или нет, и пауза затянулась так надолго, что Александра даже начала подумывать, как помочь ему правильно расшифровать, но он, наконец, сам выбрал нужный вариант, признательно приложил руку к груди и склонил голову в знак благодарности. Понял не правильно, но так как надо.

— История началось очень-очень давно, еще во времена Гермеса Трисмегиста, — он откинулся на спинку кресла.

— Вы прямо так подробно будете рассказывать? — поинтересовалась она, но Николя глянул так, что у нее появилось желание оправдаться. — Простите, — смущенно улыбнулась она, решив не выкручиваться, а сказать прямо, — дурацкая шутка и дурацкий стиль общения. Не могу избавиться от привычки подтрунивать, даже когда речь идет о серьезных вещах.

— У вас подтрунивать очень мило получается, — снисходительно улыбнулся он, — но все же постараюсь быть более кратким. Так вот, когда несколько столетий тому назад, — сделал паузу, видимо, давая гостье возможность оценить хронологический скачок, — перед Европой предстал мир древней эллинской мысли и поэзии, а вслед за ним проявился, казалось погребенный навсегда мир древнеегипетской культуры, уходящий корнями не менее, чем на несколько тысяч лет — до первого известного царя Скорпиона, люди как будто вдруг вышли из подземного мрака к яркому солнечному свету. Вначале зажмурились, а потом огляделись и осознали, что вся религиозная и философская мысль Европы имеет своим первоисточником древнеегипетский герметизм…

«Как он все-таки красиво говорит! — мысленно отметила Александра. — В его речи можно купаться, как в чистом источнике».

— …Однако сегодня люди, слыша такие слова, как «герметики», «гностики», «алхимики», «суфии», «катары», «розенкрейцеры», «масоны»…

— В общем, оккультисты, — прервала перечисление Александра.

— … зачастую не могут соединить их в единую логическую и хронологическую цепочку, — продолжил Николя, — отражающую процесс развития философской, научной и религиозной мысли Средиземноморской цивилизации.

— А между прочим, «оккультизм» — почти ругательное слово, — все-таки не преминула заметить Александра.

— Если не знать, что оккультизм включает в себя астрологию, алхимию и магию, — недоуменно посмотрел на нее Николя.

— Эти слова не лучше, — с усмешкой покачала головой Александра.

— Если не знать их смысл! — воскликнул он.

— Христианская церковь добавляет в этот же список сатанизм, спиритизм и много еще чего, — заметила Александра,

— А паства — верит, что все это — ересь от лукавого, — продолжил ее фразу Николя.

— Верит, — подтвердила она.

— Проблема подавляющего большинства современных людей, — Николя взял в руку бокал, — именно в том и состоит, что они привыкли… нет, точнее, их приучили верить, а не познавать и решать самим. Им говорят: «Это черное, а это белое, это хорошо, а это плохо, это правильно, а это неправильно, это благостно, а это греховно», и они просто верят, не пытаясь разобраться, почему? Кстати, помните как у Станиславского по этому поводу?

— И как же у Станиславского? — Александра откинула волосы, упавшие на лоб.

— Не обещаю, что процитирую дословно, но смысл передам, — предупредил Николя. — «Долго жил. Много видел. Был богат. Потом обеднел. Видел свет. Имел хорошую семью, — Николя приостановился и внимательно посмотрел на Александру, — детей… — Жизнь раскидала всех по миру. Искал славы. Нашел. Видел почести. Был молод. Состарился. Скоро надо умирать. Теперь спросите меня: в чем счастье на земле?» — вопросительно посмотрел на гостью. — И каков, вы думаете ответ?

Александра пожала плечами.

«В познавании!» — ответил Станиславский, — Николя снова сделал паузу. — Познавая искусство в себе, познаешь природу, жизнь мира, смысл жизни, познаешь душу. Выше этого счастья нет». Примерно так. По памяти, — отпил глоток вина.

— По-вашему, так Станиславский — почти алхимик! — заметила Александра.

— В каждом человеке спрятан алхимик, — спокойно ответил Николя. — Стоит лишь отказаться от слепой веры — и он уже тут как тут!

— Для большинства людей слепо верить легче и проще, — сказала Александра. — И людей нельзя в этом винить, потому что для них это — залог стабильности существования и душевного спокойствия и, следовательно, защита от стресса и депрессивных состояний. Разве этого мало?

— А я никого, в том числе, верующих — не виню, — он пожал плечами. — Каждый свободен жить, как хочет, если никому не мешает. Если же мозги определенного сорта не могут работать без Библии, то их лучше не трогать вовсе. Потому что все другое для них — наипервейшая «дьявольская кознь», — он усмехнулся, — а жизнь с соблюдением традиций, ритуалов и заучиванием прописных «истин» — вполне устраивает….

— Должна выступить в защиту ритуала, — прервала его Александра. — Ритуал защищает жизненные ценности людей любого типа сознания, причем не только религиозные, но и культурные вообще, — с удовольствием отметила, что Николя слушает ее с нескрываемым интересом. — Ритуалы и есть та крепостная стена, которая ограждает психоядро человека от диких позывов натуры, соблазнов свободы, психических эпидемий моды, жестокости техногенного мира и информационной агрессии других культур.

— Прямо гимн ритуалу! — заулыбался Николя.

— Кстати, исполнение гимна — тоже важнейший ритуал, поднимающий человека до уровня национального сознания, — сказала она. — А что касается поиска непрописных истин… Как говорит один мой знакомый, истина непостижима. Так стоит ли ее искать? — глянула лукаво.

— Удовольствие — в самом процессе поиска, — улыбнулся Николя.

— «Конечная цель — ничто, движение — все?» — Александра тоже улыбнулась.

— Да, именно это подразумевал Бернштейн, — кивнул Николя и, подлив вино в бокалы, продолжил:

— Период, когда люди задают вопрос «почему?» заканчивается в раннем детстве, когда они получают от взрослых стандартные заученные ответы или не получают их вовсе. И неизвестно, что хуже… — он приподнял бокал в руке и, дождавшись, когда Александра возьмет свой, со словами «Ваше здоровье, мадам!» отпил глоток. — «Почему помидор красный?» — спрашивают дети, а взрослые не находят ничего лучше, чем ответить «От стыда за твое плохое поведение» или «Потому что ты плохо кушаешь».

Александра согласно кивнула, вспомнив, что маме действительно было важнее напоить ее морковным соком и вовремя накормить, чем отвечать на вопросы. На вопросы отвечал папа. Но видела она его крайне редко. Отец часто даже по выходным работал. Поэтому ответы она получала не всегда.

— Сейчас, наконец, пришло время, — продолжил Николя, — когда все больше людей, которые наелись досыта, получили крышу над головой и избавились от опасности быть сожженными на костре или сгнить в тюрьме за свободомыслие, ищут себя в этом мире.

— Естественно, чем больше сытых, тем больше исканий и размышлений, — согласилась она. — Надо же себя чем-то занять, если не увлекаешься футболом под пиво и тошнит от телевизионной «развлекухи», — последнее слово она сказала по-русски, для большей экспрессии. — Современные же технологии позволяют за минуты получать информацию, на сбор которой всего пятнадцать-двадцать лет назад понадобились бы годы работы в библиотеках, и дают бога-атую пищу для размышлений и выводов. Впрочем, как и свободу слова придуркам, которые без ошибок двух слов ни сказать ни написать не могут, но с кайфом брызжут ядовитой слюной на весь мир.

— Вот именно, Александра, вот именно! На весь мир! В этом достижение, за которое Билу Гейтсу надо памятник поставить.

Александра собралась было проехаться по поводу богатого заказчика — мечте каждого скульптора, но удержалась, вспомнив собственные недавние извинения.

— В любом случае, — продолжил Николя, — при свободном обмене информацией все больше людей приходит к пониманию того, что человечество — единый организм, в котором все взаимосвязано, где каждый отвечает за каждого, и который, естественно, стремится к гармонии между своими отдельными частями. К единству многообразия, а не многообразию разобщенности и вражды. Люди устали от ненависти, кроме тех, конечно, кто на ней делает деньги. Человечество же на новом витке развития подсознательно ищет общепланетарную объединительную идею и цель, выражением которой должен стать символ, всем понятный и всеми принимаемый.

— Символизм — составная часть мистических доктрин, — заметила Александра скептически.

— И что? Разве это означает, что мистицизм как иррациональный способ восприятия мира должен противопоставляться восприятию ссылка скрыта? Ведь большинство величайших научных открытий делаются людьми, обладающими иррациональным мышлением, которые зачастую выглядят в глазах окружающих шизофрениками.

— Разве только выглядят? — насмешливо спросила Александра. — Греческий термин «шизофрения» состоит из двух частей — «шиз», что означает «расщеплять» и «френ», что означает «мозг». Таким образом, шизофрения буквально означает «расщепление мозгов» и является поводом для пребывания в лечебнице.

— Не буду спорить, потому что врачом не являюсь, — с улыбкой сказал Николя, — замечу только — в контексте гениальности некоторых шизофреников, что первая часть термина по-арабски звучит как «ша:зз» и означает «аномальный, исключительный, не такой как все». И такой смысл слова мне нравится больше.

— По-вашему получается, что если ученый не шизофреник, ему гениальные открытия не светят? — язвительно спросила она.

— Ученые, обладающие так называемым рациональным мышлением, — сказал Николя, — обычно систематизаторы и чаще всего — догматики, готовые с пеной у рта защищать каноны своей «научной церкви». Кстати, они же — естественные союзники церкви религиозной, у которой собственные интересы, но с которой они с удовольствием объединяются в борьбе со всем экстраординарным в человеке, если это экстраординарное не фиксируется полиграфом или выходит за рамки общепринятых церковных мистических доктрин…

Александра наслаждалась. Она получала от разговора с Николя ни с чем не сравнимое удовольствие. Этот разговор был для нее… интеллектуальным сексом, гораздо более значимым, чем просто секс. Ведь умный и тонкий собеседник — это целый мир! Пространство же сексуального партнера ограничено размерами кровати. В лучшем случае. А то и вовсе душевой кабинки…

* * *

— Алексей Викторович! Не отвечает телефон в номере, и мобильный тоже, — секретарь смотрела виновато. — А на ресепшн говорят, что информацию о клиентах не дают.

— Ну, я не знаю, Инга Валерьевна, — Кузнецов недовольно сдвинул брови. — В посольство что ли позвонили бы, чтобы они послали кого-нибудь в гостиницу.

— Позвонила я, Алексей Викторович. Обещали направить, — пролепетала секретарь.

— А почему это вы без согласования со мной в посольство звонили? А? Я вам это разве поручал? — раздраженно пробасил он.

— Ну, Алексей Викторович… — секретарша растерянно заморгала.

— Ладно, — он поморщился и махнул рукой. — Идите уже! Как только будет информация — сразу ко мне!

* * *

— Может, помедитируем вместе после обеда? — вдруг сказал Николя, хитро прищурившись.

— А сколько сейчас времени? — поинтересовалась Александра, соображая, как уклониться от заманчивого предложения. — В вашем подземелье и не поймешь, когда день, а когда ночь.

— Сейчас, — Николя глянул на наручные часы, — все еще первая половина дня. — Так что насчет совместной медитации? — не унимался он.

— Вы ж сами предлагали после обеда, а сейчас еще двенадцати нет, — решила не лишать его надежды. — И между прочим, медитируют — на голодный желудок, чтобы легче было войти в измененное состояние сознания, — со знанием дела заметила она.

— С вами, Александра, я готов медитировать в любое время дня и ночи! — весело сообщил он. — До еды, во время еды или после. Только дайте знать.

— Мы вообще то о герметизме говорили и статуе Свободы, — напомнила она.

— Да-да, вы правы, — он улыбнулся. — И еще о совместной медитации, — последние слова прозвучали как намек.

Заметив ее неодобрительный взгляд, Николя скромно потупил взгляд, хотя губы его подрагивали, с трудом сдерживая улыбку.

— Так вот, я думаю, — он, наконец, поднял глаза и продолжил, как ни в чем не бывало, — что потомки назовут наше время — началом эпохи Прозрения! — заявив это, он снова посмотрел на часы и почему-то нахмурился.

— Красивое название! — заметила она. — Ко многому обязывает наших с вами современников.

— И нас с вами, — добавил Николя. — Каждый отвечает за каждого. — Он помолчал. — Теперь о главных векторах движения, — закинул ногу на ногу и обхватил ладонями колено. — Эра Рыб в странах средиземноморской цивилизации, исповедующих иудаизм, христианство и ислам, прошла под знаками освобождения, равенства и братства, собранными вместе в революционном учении Иисуса Христа и повторенными многократно в различных интерпретациях.

— Французскими коммунарами, — уточнила Александра, — и масонами.

— И большевиками тоже, — добавил Николя и повернул голову к входу, где на пульте заморгала красная, а потом зеленая лампочка. — Прислуга пришла, — пояснил он. — Сейчас займется вашей одеждой.

— Спасибо, — наклонила голову Александра.

— Но во все времена объединение людей, признающих общечеловеческую ценность идей свободы, равенства и братства, — продолжил он, — происходило через разъединение по неким признакам, будь то отношение к собственности, вероисповедание, расовая, национальная, этническая или классовая принадлежность. И почти всегда через насилие по отношению к иноверцам, чужакам...

— Инакомыслящим, инакоговорящим, инако одевающимся и инако себя ведущим, — согласилась Александра.

— Что такое «свобода» — понятно, — продолжил Николя. — Во времена Иисуса — избавление от власти Римской Империи, а в последующие периоды истории и от любых иных насильственных форм управления.

— Николя, а вы считаете себя свободным человеком? — спросила она с неподдельным интересом, но, заметив его недоуменный взгляд, пояснила:

— У нас в России сейчас личная свобода прежде всего связывается с наличием денег и возможностью уехать из страны при всяких политических катаклизмах. Минимальный стандарт свободы — домик в Чехии или Голландии, да в общем все равно где, хоть в Эстонии или Черногории, а максимальный… — она задумалась, — максимального нет. Там начинается водоизмещение яхт.

— Вы хотите сказать, что для современных русских свобода — это экономическая возможность покинуть родину? — удивленно спросил Николя.

— Да, пожалуй. А те, кто не может, довольствуются патриотическими лозунгами и в глубине души мечтают о новом переделе собственности, чтобы попасть в число счастливчиков, успевших к бесплатному обеду с последующей раздачей столовой посуды, а заодно и мебели.

— Халява? — со смехом по-русски спросил Николя.

— Халява, — подтвердила Александра и тоже засмеялась.

— Странно все это, — покачал он головой. — Деньги, конечно, играют роль, но по мне, свобода — это отсутствие страха, — сказал как о чем-то давно продуманном и для себя раз и навсегда решенном. — Свободный человек — это человек, живущий здесь и сейчас, способный на искренние чувства и готовый свою свободу отстаивать. Это человек, прежде всего, свободный от чувства жалости к себе, которая неизбежно этот самый страх порождает, а заодно, зависть, ревность, ненависть и манию величия, заставляет быть послушным и, в конечном счете, превращает человека в раба обстоятельств, привычек, ритуалов, церемоний и иерархии. В общем, в раба системы.

— Большинство избирают такой путь добровольно и не мучают себя. А свободу и справедливость ищут разве что в разговорах на кухне.

Николя глянул удивленно.

— У нас в стране в какую кухоньку не зайди, — пояснила она, — везде несогласного найдешь. Особенно «под рюмашечку», — сказала по-русски. — Национальная традиция несогласия. Но — строго в пределах кухни.

— Какое нежное слово — «рю-машечка», — восхитился Николя.

— Ну да, по-французски — «улица Машечки» получается — сквозь смех сказала Александра. — Вы, Николя, про «равенство» и «братство» что-то сказать собирались, — напомнила она.

— Ну, да, — все еще улыбаясь, согласился он. — Так вот «равенство» — это в правах перед законом и справедливость в распределении благ.

— И привилегий, — охотно добавила Александра, — на которые в нынешней России покупают и охотно покупаются, в том числе, на лозунг борьбы с ними.

— Вы прямо диссидентка! — засмеялся Николя.

— Ваше подземелье — не хуже нашей кухни, — улыбнулась она, — может только чуточку попросторнее, — допила вино из бокала.

— «Братство» же, — продолжил Николя, разливая остатки вина из бутылки, — есть признание того, что все люди, являясь братьями и сестрами Мессии, не только имеют божественное происхождение от единого Творца, но и между собой связаны неразрывными узами. Но в любом случае, эра Рыб была эрой массовой веры с самыми безобразными проявлениями фанатизма. Преданность идее и интересам сообщества, организованного в некой государственной форме, ставились выше интересов и свободы личности. Поэтому внутренне свободные люди в средние века становились алхимиками, розенкрейцерами, суфиями, потом анархистами, как известный вам князь Кропоткин…

— И батька Махно, — добавила Александра.

— …а сейчас становятся сталкерами и айкидоками, — сказал Николя.

— Как Кларисса? — Александра прикусила нижнюю губу.

— Как Кларисса, — кивнул Николя и опустил смеющиеся глаза.

— И что же это все-таки означает?

— Она разве не рассказала? — изобразил он удивление.

— Да когда бы она смогла? Мы ж с вами из подземелий не вылезаем!

— Вы сами туда хотели. Кто просил тайну Черной Мадонны открыть, а?

— Ваши тайны, Николя, как матрешка. Одну открываешь, а в ней — другая. И неизвестно, когда конец.

— А как же иначе? Если тайну можно сразу раскрыть, разве ж это тайна? Баловство одно. А вот когда тайна внутри тайны…

— Прошу вас, Николя! — чуть капризным голосом протянула Александра. — Мне правда интересно. У нас в России сейчас многие занимаются айкидо и, кстати, я заметила, у тех, кто долго занимается, на лицах появляется блуждающая, отстраненная полуулыбка, будто они всех перехитрили или знают что-то такое, чего другие не знают. Прошу вас, расскажите, ну, же! — чуть нахмурилась, потому что не привыкла так долго упрашивать мужчин.

— Айкидо… — Николя глянул задумчиво. — Айкидо было разработано сравнительно недавно и явилось обобщением и обновлением всех даосских традиций боевых искусств, поэтому в айкидо легко вмещаются йога и цигун. Я бы назвал айкидо боевым искусством и философией эпохи глобализма. В отличии от других видов боевых искусств, в айкидо нет агрессии.

— Особенно если вспомнить фильмы со Стивеном Сигалом, — усмехнулась Александра. — Хотя, должна признаться, он всегда ломает руки, ноги, шеи противникам только в целях самообороны.

— Естественно! — воскликнул Николя. — Использует энергию противника против него самого. Мастер айкидо — это нуль, поэтому его нельзя сжать и в него нельзя проникнуть. Он только управляет процессом компенсации, превращая противоположности друг в друга. В полном соответствии с четвертым принципом герметизма… Это «принцип полярности», — пояснил Николя, заметив вопросительный взгляд гостьи. — «Все двойственно, все имеет полюса. Все имеет свой антипод или противоположность. Противоположности идентичны по природе, но различны в степени. Крайности сходятся».

— Точно сходятся? — спросила Александра.

— Всегда, — подтвердил Николя.

— Поняла. Хотя надо будет об этом принципе еще подумать, — сказала Александра, чувствуя, что глаза начинают слипаться. А может вино подействовало.

— Так вот айкидо учит побеждать не физической силой, а знанием пути, и в исполнении мастера удивительно эффективно, хотя на практике может быть просто психотерапией.

— «Я буду хорошо себя вести, только не бейте, доктор»? — хмыкнула Александра.

— У вас в России все такие… несерьезные? — с улыбкой поинтересовался Николя.

— У нас в России без юмора не выжить, — сказала она серьезно. — Смеемся вроде бы над другими, а на самом деле — над самими собой.

— Так вот, — Николя вернулся к теме разговора. — Айкидо учит наслаждаться собственной свободой и отстаивать ее как высшую ценность. Но если человек — в душе раб, айкидо ему не поможет. Рабу нечего защищать.

— Но есть за что бороться, — возразила она. — Например, за право стать бригадиром или раздатчиком еды.

— В ваших словах почти всегда есть какой-то подтекст, — заметил Николя.

— О-о! Это исторический подтекст, — улыбнулась она. — Чтобы его понимать — надо в России родиться. Не обращайте внимания, Николя.

— Идеалом айкидоки на самом деле является истина, — после паузы продолжил он. Точнее, проявленная Истина, — указал на статую.

— Такая красивая «проявленная Истина» может быть идеалом любого мужчины, — нескромно заявила Александра, памятуя, на кого статуя похожа, но вспомнив про Клариссу подумала, что и женщины — тоже. — В вашей статуе есть магическое чувственное притяжение, а внутри — тайна, — решила она сказать Николя приятное.

— Надеюсь, вы не хотите сказать, что она похожа на матрешку? — состроил он недовольное лицо.

— А что, внутри нее все-таки что-то есть? — наивно распахнула глаза Александра, но все же не выдержала и рассмеялась.

— Люди сейчас особенно остро ощущают потребность в поиске общего основания, на котором они смогли бы объединиться в одну семью, разрешить противоречия и прекратить вражду между расами, культурами, цивилизациями и конфессиями, — продолжил Николя. — Таким фундаментом в эпоху Водолея может стать возвращение человека к самому себе и поиск утраченной истины, точнее ее проявления — правды, получение ясного ответа на вопрос о бессмертии и достижение гармонии с природой. Таким образом: правда, гармония и бессмертие — векторы движения в новую эпоху. Кстати, об этом же говорят цифры в верхнем ряду магического квадрата, с которым нам ночью пришлось иметь дело.

— Это тот с дырочками для рук? — спросила Александра. — В которых гильотинки? — уточнила она.

Николя улыбнулся.

— Ну, а причем здесь статуя Свободы? — спросила Александра.

— Как причем? — переспросил он и снова бросил взгляд на пульт у двери, моргнувший красной и зеленой лампочками. — Вашу одежду понесли в химчистку, — пояснил он.

Александра кивнула и снова потерла глаза.

— Всех удивляет стремительное возвышение Америки всего за сто лет — кратчайший исторический период, — сказал Николя. — А все дело в том, что американцы выбрали правильный вектор движения и правильные лозунги — «свобода и демократия». Им был нужен только символ, но не веры — как крест, звезда или полумесяц, а идеи. Так вот, символом осознанной, признанной и провозглашенной на государственном уровне идеи стала статуя Свободы, а агитационной листовкой — однодолларовая купюра с ее скрытой символикой.

— Но в итоге -то американская демократия превратилась в лукавство, — сказала она. — Спросите американца, что такое Ирак? «Место, где за демократические идеалы гибнут наши парни», — патриотично скажет большинство, которое даже не знает, где это место находится. «Территория, под которой находятся залежи американской нефти», — подумает меньшинство, принимающее решения. А на очереди — Иран и Венесуэла, под которыми тоже почему-то оказалась американская нефть, — Александра выгнула спину и пошевелила плечами, чтобы взбодриться. В голове промелькнула мысль о том, что она не спит уже сутки.

— Даже правильные идеи нельзя навязывать силой и превращать единство многообразия в однообразное единство, — сказал Николя. — Уж тем более прикрываться ими для достижения имперских целей. К тому же, все империи когда-нибудь падают. Да? — он с улыбкой взглянул на гостью, которая положила руки на поручни кресла и вытянула ноги. — Но… возникают другие. Сейчас имперские амбиции есть у Китая, и китайцы в полном соответствии с правилами игры в шахматы «Го», не вступая в прямой конфликт ни с кем, постепенно и целенаправленно занимают клетки чужого пространства. Но я о другом. О начале американского возвышения и правильном векторе. Не случайно, в этой связи, что сама идея статуи пришла из Египта

— Статую разве не французы американцам подарили? — Александра выпрямилась и потерла пальцами виски.

— Я говорю не о самом монументе, а об идее, — уточнил Николя. — Неужели правда не хотите спать? — спросил он удивленно и, показалось, в этот раз без сексуального контекста.

— Уснешь тут с вами, — добродушно сказала она и взяла в руку бокал. Отпила глоток вина и с интересом посмотрела на Николя.

«Сколько ему лет? — подумала она. — Наверное, уже за сорок. Впрочем, если мужчина следит за собой, разницу между тридцати и сорокапятилетним определить почти невозможно. Правильные черты лица, красивые скулы, вьющиеся темные волосы. Глаза необычного цвета — карие со светлыми лучиками. Подбородок с ямочкой, — продолжила оценивать, находя все больше достоинств. — Руки красивые. Пальцы длинные…» — увидела усмешку в глазах Николя и опустила глаза, спрятав мысли, которые в этот раз у нее самой попытались убежать в неправильную сторону. — Хотя, почему неправильную?» — снова посмотрела на Николя и, заметив, что тот понимающе улыбнулся, потребовала продолжения рассказа, решив подавить желание интеллектом.

— Представьте, — снова заговорил он интригующим тоном. — Франция…

Александра кивнула. Францию ей даже не надо было представлять. Франция была наверху.

— Середина девятнадцатого века. Вечер.

— Вечер какого-какого века? — на всякий случай уточнила она, снова устраиваясь в кресле поудобнее.

— Позапрошлого, — пряча улыбку, сказал Николя. — Дом архитектора Фредерика Огюста Бартольди. Стук в дверь. Хозяин открывает. На пороге — двое в длинных плащах с капюшонами, накинутыми на голову. Проходят в дом, вслед за молчаливым приглашением хозяина. Бартольди знал этих людей — служителей культа богини Исиды. Ночные гости поведали ему, что на него возложена важная миссия. В то время строился знаменитый Суэцкий канал. Так вот, скульптору сообщили, что он должен создать статую Исиды в виде маяка и поставить ее именно там, в Суэце. Бартольди не мог отказаться.

— Почему? — спросила Александра. — Разве он не был свободен?

— Возможно, Бартольди сам принадлежал к служителям культа Великой Богини, — сказал Николя таким тоном, чтобы не оставалось сомнений, что принадлежал. — Но… дело не заладилось. Скульптор побывал на строительстве канала и, познакомившись с Фердинандом де Лессепсом, возглавлявшим строительство, предложил египтянам создать к открытию водной трассы между Средиземным и Красным морями огромную скульптуру с маяком-светильником в руке. Статуя должна была называться «Прогресс» или «Египет, несущий свет в Азию». Однако правитель Египта Исмаил-Паша не принял идею. А может, просто не понял… Но идея не умерла. В 1865 году, при императоре Наполеоне III, вокруг академика Эдуарда де Лабулайе… Кстати, — оживился Николя, — фамилия Лабулайе на персидском звучит почти как «Уста Бога». Так вот, вокруг него сформировался кружок, члены которого жили в надежде на конец империи и утверждение французской республики. Таким образом, решив подарить статую Свободы, хотели выразить свое восхищение великой республикой по ту сторону Атлантики. В общем, 28 октября 1886 года к столетию Соединенных Штатов статуя Свободы с факелом в руках была установлена и стала символом Америки.

— И какое это имеет отношение к герметизму и Исиде? — решила уточнить Александра.

— Сам Бартольди, естественно, всегда отрицал «египетское» происхождение идеи статуи Свободы и повторял, что проект, предназначенный для Америки, совершенно оригинален. Но разве он мог сказать что-то другое?

— Помнил судьбу Моцарта? — спросила Александра.

Николя улыбнулся, но на вопрос не ответил.

— Множество предположений существует и относительно того, кто явился моделью Свободы, — продолжил он. — Некоторые, например, считают, что эскиз скульптуры Бартольди срисовал со своей матери — Шарлотты. Впрочем, загадка до сих пор не разгадана... — многозначительно улыбнулся он. — Хотя, если сосчитать, лучей в короне статуи — семь. И принципов герметизма тоже семь.

— Про семь принципов герметизма мне интересно, — с трудом сдерживая накатившую зевоту, поднесла ладошку к лицу Александра. — Четвертый я уже знаю. Расскажете про остальные? Или это тоже тайна?

— Расскажу-расскажу, — пообещал Николя. — Вы ж все равно не отстанете.

— Не отстану, — подтвердила Александра, — потому что любознательна по природе, как все женщины. — Так все же, какое отношение к этой истории имеет статуя Исиды?

— Разве вы не поняли? — удивленно спросил Николя. — Та страна, которая установит у себя правильную статую Исиды, выберет правильный вектор движения в эпоху Водолея и станет мировым лидером.

— Ой, я кстати, слышала, что собираются соорудить стопятидесятиметровую статую Будды, — сказала Александра, — и еще пирамиду-некрополь в Германии в три раза выше пирамиды Хеопса.

— Они все ищут символы. Но есть и второй элемент, — Николя сделал паузу, — Посланец, который будет иметь прямую связь с энергоинформационной оболочкой Земли и принесет идеи, которые позволят изменить сознание человечества на общепланетарное, а затем — космическое. Каждая мировая религия хотела бы заполучить его, а некоторые утверждают, что он уже пришел.

— Далай Лама — живое воплощение Будды, в которого переселилась душа Будды, уже указал на мальчика… который исчез вместе с семьей, — пробормотала Александра. — А почему, кстати, не девочка?

— Насчет девочки сказать ничего не могу, — улыбнулся Николя, но уж точно Посланец будет — надконфессионален, — убежденно сказал он. — Кстати, признак наступления новой эпохи — возвращение к экстраординарным способностям человека, которые проявляются все у большего количества людей. Если в прошлом веке были известны Эдгар Кейси, Вольф Мессинг и, пожалуй, еще Никола Тесла, то сейчас процесс пошел гораздо быстрее.

— Вы имеете ввиду так называемых «детей индиго»? — сонным голосом спросила она.

Николя кивнул.

— Да, между прочим, — он сочувственно посмотрел на засыпающую гостью, — на церемонию открытия статуи Свободы были допущены всего две женщины — Жанна-Эмилия, жена Бартольди, и восьмилетняя дочка Лессепса.

— Безобразие, — вяло отреагировала Александра, глаза которой уже неумолимо слипались. — А пойдемте-ка наверх, выпьем кофе, — сказала она, — и заодно немного поспим.

— Мне нравится ход ваших мыслей! — заулыбался Николя. — Мне вообще — все в вас нравится, — вдруг добавил он. — Александра, я, честно говоря, — он перегнулся через столик, взял ее руку и прикоснулся губами, — до сих пор не верю, что вы не мираж, явившийся мне только для того, чтобы неожиданно исчезнуть, и не райская птичка, случайно залетевшая в окно. Мне кажется, я знаю вас очень давно. Целую жизнь. Хотя, в сущности, почти ничего о вас не знаю. Не исчезайте из моей жизни, прошу, — сжал ее руку.

«Поздравляю! Можешь стать графиней! — промелькнуло в ее вдруг проснувшемся мозгу. — Хватит уже ломаться! Быстренько соглашайся!»

«Я так и думала! Завела французского хахаля», — голос мамы был неумолим, как приговор.

«Господи, какая глупая ситуация, — подумала она. — Похоже, это признание в любви, а я не знаю, что ответить. А когда я не знаю, что ответить — говорю нет, либо… пробую отшутиться», — решила в этот раз пойти на компромисс.

— Послушайте, Николя, — она осторожно высвободила руку, — давайте пока отложим этот разговор. Тем более, что Кларисса, — Александра, изобразила озабоченность — ну, вы же понимаете, неизвестно, как Кларисса к этому отнесется, — поправила воротник халата и смутилась, понимая, что несет несусветную чушь и ощущая себя никудышной актеркой, зачем то изображающей из себя то ли дуру, то ли лесбиянку, хоть Николя, если не кривить душой, ей очень симпатичен.

«Но он сам виноват. Разве можно признаваться в любви полусонной женщине?» — нашла себе оправдание.

— А что, она вам нравится? — пряча улыбку, удрученно сказал Николя, похоже, принимая игру.

— А вам?

— Я должен об этом подумать, — улыбнулся он. — И вы тоже подумайте. Может все еще не так плохо и у нас все получится? Пойдемте-ка наверх пить кофе, — он поднялся с места и протянул ей руку.

— Признайтесь, Николя, это вы сами устали, — она встала, опираясь на его руку.

— Причем здесь усталость? — улыбнулся он.

— У вас, значит, вверху дом, и внизу тоже — дом, — сонно бормотала она, поднимаясь по лестнице и заставляя себя переставлять ставшие ватными ноги по ступенькам.

— «Как вверху, так и внизу; как внизу, так и вверху». Принцип соответствия. Второй принцип герметизма, — засмеялся он. — Законы на Земле должны быть продолжением законов Вселенной.

— Не забудьте мне про герметизм потом поподробнее рассказать, — все же попросила она.

Добравшись до гостиной, Александра сразу же устроилась на диване с ногами, решив, что можно уже не соблюдать церемонии, а вести себя как удобно, а когда Николя вышел подложила подушку под голову, намереваясь подремать немного, пока он будет готовить обещанный кофе и прикрыла глаза…

* * *

— Ах, какое красивое у нас тело! — Бэс — приземистое существо с кудрявой золотистой бородкой, обрамлявшей широкое монголоидное лицо с озорными глазками, раположившись на деревянных мостках на берегу озера, беззаботно болтал коротенькими кривенькими ножками.— Да вы просто богиня, мадам! — он приложил пальцы к губам и даже причмокнул. — Мечта любого скульптора!

«Почему это Бэс говорит о моем теле во множественном числе, как будто оно и не мое вовсе, а на двоих?» — удивленно подумала Александра, только-только скинувшая одежду, чтобы войти в кристально-чистую чуть голубоватую воду, манившую прохладой и наслаждением.

— Осторожнее, мадам, не промочите ножки! — забеспокоился Бэс. — Разве вы не знаете, что вода — мокрая? И чем глубже, тем мокрее! — изобразил он ужас на лице.

— Отстань, красавчик, — беззаботно отмахнулась она. — Что хочу — то и делаю. И не делаю того, чего не хочу, — опустила ступню в воду.

— Остановитесь, мадам! — отчаянно заверещал Бэс и даже замахал ручками. — Здесь купаться недозволено. Вон и на табличке даже написано, что купаться строго запрещено!

— Кто ж запретить успел? — приостановилась Александра, уже зайдя в воду по колено.

— Природоохранный уполномоченный по озерной воде, назначенный государственной администрацией. — Штраф — пятьсот рубликов. Ежели нет рублей — можно в евро пересчитать… по курсу мировой финансовой закулисы. Изволите заплатить наличными или…

— Богини штрафов не платят! — пренебрежительно заявила Александра, окунулась в воду и поплыла.

— Не было такого указания, чтобы богинь от штрафов освобождать! Государству все должны платить!— весело завопил ей вслед Бэс. — Богини что — разве особенные какие? Почему одни должны платить, а другие — нет?

— Потому что богини — свободны! — прокричала ему Александра и нырнула под воду, чтобы насладиться тишиной и спокойствием подводного мира…

…— Александра, Александра! — сквозь сон почувствовала, как кто-то прикоснулся к ее плечу.

— Отстань! — пробормотала она по-русски и даже помахала рукой, будто отгоняя назойливую муху, ту самую, которая рождается только для того, чтобы мешать спать или залезать в вазочку с вареньем.

— Проснитесь, Александра! — услышала она голос… Клариссы!?

— Что, что такое? — открыла глаза и увидела встревоженное лицо Николя.

— А где мой кофе? — спросила с блаженной улыбкой и потянулась.

— Кофе уже остыл, мадам! — снова услышала насмешливый голос Клэр.

— Ой, я что, уснула? — спросила Александра растерянно улыбаясь, и уселась на диване. — Бонжур, Клэр! — повернулась к верной спутнице Николя, отметив, что та одета в черный элегантный комбинезон для езды на мотоцикле. Успела даже подумать, что ради возможности носить такую стильную вещицу стоило бы научиться ездить на байке. Больше ничего приятного подумать не успела, потому что услышала звон оконного стекла, осыпавшегося за тяжелой портьерой.

— Что происходит, Николя? — подскочила с дивана.

— Ничего такого, что должно испортить ваше впечатление от пребывания в Париже, — почти безмятежно улыбнулся он.

— Всадники приглашают графа выйти, — с усмешкой пояснила Кларисса. — Заждались. Как вы относитесь к прогулке на байке, мадам? — сказала как о чем-то уже решенном. — Я так и думала, что любите, — заявила, не дожидаясь ответа.

— Делайте все, как скажет Клэр, — попросил Николя. — И доверьтесь ей… как мне… — поцеловал он Александре руку…

ГЛАВА ПЯТАЯ

Александра, поджав ноги, сидела на диване у камина, наблюдая за багряными переливами углей, над которыми то там, то здесь вспыхивали крохотные язычки пламени, никак не желавшего смириться с собственным умиранием и просившего новой пищи. Все, произошедшее с ней за последние двое суток, могло показаться горячечным бредом, когда невозможно отличить реальность от галлюцинаций, порожденных воспаленным мозгом. Все было словно безостановочный приключенческий фильм или шпионский триллер, напичканный компьютерной графикой, позволяющей героям совершать головокружительные, но совершенно безопасные трюки, фильм без рекламных пауз, дающих возможность передохнуть и перевести дух: очередной подземный ход из дома Николя с выходом через часовню, стремительная потасовка на улице, когда гибкая, как лоза и стремительная, как кошка Клэр непостижимым образом уложила на землю двух невоспитанных мсье, выскочивших из машины им наперехват, безумная гонка по Парижу на мотоцикле, который то с ревом разгонялся на улицах и бульварах, то нырял в узенькие переулки и арки домов, непостижимым образом проезжая там, где, казалось, и человеку невозможно протиснуться, она сама, прильнувшая всем телом к кожаной спине Клариссы, и оттого — ставшая единым целым с ревущим железным мустангом, ощущавшая то восторженное замирание, то толчки бешено колотящегося сердца, захлебнувшегося адреналином. А дальше — с подземной стоянки, где Кларисса, прежде чем пересесть в машину, предусмотрительно отсоединила батарейки от обоих мобильников, многочасовая гонка сначала по скоростной дороге до Лиона, когда казалось, что все машины, двигавшиеся в том же направлении, просто остановились, чтобы посмотреть на двух «отпадных телок» — другого сравнения Александра тогда не нашла — одну— в банном халате, а другую в байкерском «прикиде» на серебристом «Порше 911 турбо».

«А здесь — четыреста восемьдесят лошадиных сил», — небрежно заметила Кларисса, когда Александра самонадеянно сообщила про триста пятьдесят на своей «Ауди».

Затем рывок до Гренобля, с короткой остановкой на бензоколонке для заправки и для того, чтобы поменять банный халат и надетую сверху халата короткую куртку Николя и байкерскую амуницию Клэр на обычную женскую одежду, приобретенную за наличные вместе с питьевой водой и таблетками «драмамина» от укачивания. О еде в пути думать совсем не хотелось, хотя Кларисса предлагала, с удовольствием уплетая овощной салатик с вредным свежим хлебом в кафе у бензоколонки. Дальше — по головокружительной горной дороге до Ниццы, безмятежно раскинувшейся на морском берегу с манящим названием французская Ривьера. До сих пор перед глазами Александры вилась лента дороги с захватывающими дух видами и обрывами, зовущими к полету, который просто не может стать падением, хотя бы потому, что в такой красоте невозможно умереть. Кларисса всю дорогу хотя и была сосредоточена, но так спокойна, будто просто играла в компьютерную «Формулу-1», когда в случае неудачи все можно начать с начала. Даже потерянную жизнь…

…С Клариссой она попрощалась в Ницце, удержавшись от сентиментальных заверений в вечной дружбе. Все было сказано в поцелуе — искреннем и чуть более долгом, чем полагается между женщинами, которые знают друг друга всего несколько дней. Напоследок Кларисса сунула ей в руку бумажку с адресом своей электронной почты и посоветовала поменять номер телефона.

Потом был перелет из Ниццы на частном самолете до Симферополя, а оттуда уже на другом — до Москвы…

…Только сейчас, сидя у огня и попивая красное вино, Александра, наконец, почувствовала, как постепенно уходит напряжение, как расслабляются руки и ноги, как мозг перестает лихорадочно искать ответы, силясь решить, казалось, не решаемые задачи.

«Даже хорошо, — подумала она, — что никто не знает о моем приезде и не надо никому ничего объяснять. Пожалуй, не буду включать мобильник, хотя бы до завтра, тем более, что Клэр рекомендовала поменять номер и даже зарегистрировать его на другое имя».

Александра натянула плед на плечи и свернулась калачиком. Тяпа, несказанно обрадованный приезду хозяйки, запустившей его в дом, сделал то же самое.

* * *

Blog

Наталия Вико «шизофрения»

Содержание