Основы геополитики  Москва, Арктогея,2000

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 2 Полюс Русского Круга: место Москвы в сакральной географии России 2.1 Контуры страны в "психологии глубин"
2.2 Русские гусли Киевского периода
2.3 Колесо Москвы
2.4 "Российский Вавилон" господ Романовых
2.5 Болышевистская реставрация сакральной географии
2.6 Антимосковский характер реформ
2.7 Москва сегодня: негативный имидж на трех уровнях
2.8 Конфликт социальных рельефов
2.9 Кто восстановит Священный Круг?
Евразийство: отцы-основатели
Подобный материал:
1   ...   28   29   30   31   32   33   34   35   ...   56

Глава 2

Полюс Русского Круга:

место Москвы в сакральной

географии России

2.1 Контуры страны в "психологии глубин"


Вопросы географии теснейшим образом сопряжены с психологи­ческими архетипами. Каждый народ, каждая цивилизация, каждая куль­тура видит и понимает пространство особым уникальным образом. Всегда существует некоторый код, который служит отличительным признаком национального мифа о территории.

Реконструкции современных историков религии, социологов и ант­ропологов позволяют говорить о целой науке, — сакральной геогра­фии, — которая предопределяла у наших предков восприятие окру­жающего мира в его пространственном измерении. Нормы сакральной географии легли в основу эпосов, житий, преданий, легенд, мифов и волшебных сказок.

По мере развития рациональных сторон жизни сакральная география уходила в сферу бессознательного, предопределяя глубинные пси­хические архетипы, рудиментарные реакции, типологию оговорок и сновидений. Исчезнув с дневного уровня, география мифа переходила в сферу бессознательных реакций, но от этого отнюдь не утрачивала своей гипнотической силы.

Есть народы, которые воспринимают свою родину, свою страну как остров. Иные видят ее как равнину, окаймленную горами. Третьи — как пространство между двух или более великих рек. Четвертые — как непрерывную чреду гор. Пятые — как береговую линию. И так далее. И на основании этой сакральной географии родного края фор­мируется представление о всей вселенной.

По мере развития обыкновенной (несакральной) географии эти представления отходят в прошлое, но — как показали исследования школы "психологии глубин" Густава Юнга — сохраняют свое влия­ние на структуру человеческой души. И даже в современном обще­стве, основанном на точных знаниях и технологическом рационализ­ме, древние представления дают о себе знать с полной силой.

2.2 Русские гусли Киевского периода


Сакральная география Руси имеет три основные формулы, соот­ветствующие трем этапам развития русской государственной мысли. Древнейшая модель сакральной географии, свойственная Киевской Руси, рассматривала русское пространство как круг, гигантскую равнину, окруженную со всех сторон кольцом гор. Существовали предания о том, как какой-то русский богатырь (Илья Муромец и т.д.) совершил подвиг, расчистив Русскую Равнину от завалов камней, лесов и басур-манов, сдвинув все это на окраину. Упорядоченное'! расчищенное про­странство, по краям которого располагаются темные враждебные силы и пейзажи, в огромной степени повлияли на национальную пси­хологию русских, предопределив основные черты народного характе­ра, воплотившись в фольклор, культуру, цивилизационные, социальные и политические клише. Русский Круг воспринимается на этом базовом уровне как поле, т.е. этимологически как гармоничная пустота (слово "поле" от "полый", "пустой").

Киевская Русь была не сильно централизована. В ней параллельно наличествовали несколько полюсов, несколько столиц — Киев, Новгород, Чернигов, Владимир и т.д. В легендах и преданиях эти полюса Русского Круга уподобляются колкам гуслей или иного струнного инструмента, между которыми натянуты дороги. Вся Русь предстает как гусли, на которых играет народная воля, по которым идет гармо­ничная дрожь национальной истории.

Вся территория совокупно противопоставляется мирам периферии, а внутри существует такое же различие, как между ладами и струнами одного и того же инструмента. Мир и покой — стройная мелодия. Вражда и усобица — какафония, нестроение звуков.

Сакральная география времен Киевской Руси отличается полицен-тричностью и параллельностью силовых линий, соответствующих час­то траекториям течения великих русских рек. Основная "струна" пространства натянута между Севером (Новгород) и Югом (Киев).

Такая сакрально-географическая модель сложилась с самого на­чала истории Руси как государства, с того периода, когда преимуще­ственно славянские племена Русской Равнины осознали свое куль­турное и социальное единство.

2.3 Колесо Москвы


Вместе с татаро-монгольским нашествием эта картина начинает транс­формироваться. Единство Русского Круга подорвано изнутри (усоби­цы), что дало возможность успешным завоевателям включить Русь в контекст совершенно иной территориальной конструкции. В некото­ром смысле можно сказать, что русские люди в период монгольского присутствия осознали историческую недостаточность полицентричес­кого, параллельного устройства русского пространства, слишком пла­стичного для того, чтобы оказать сопротивление жесткому и центра-лизированному врагу.

Постепенно под влиянием наблюдений за социальными института­ми татар русские приходят к выводу о необходимости новой конфигу­рации сакральной географии. Русский Круг должен иметь жесткий центр. От параллельных "струн" необходимо перейти к модели коле­са. Это стягивание пространства к центру, жесткая связь образует второй и самый важный архетип национальной формулы территории — Московское Царство.

Между Севером (Новгород) и Югом (Киев) поднимается новая точка — Владимир, позже Москва. Это совершенно новый элемент — единственная ось, исключительный полюс.

Новая конфигурация Святой Руси исторически сопрягается с на­шей русской "Реконкистой", с отвоевыванием независимости и обрат­ной волне движения русских на татарские земли — к Востоку и Югу, в степи и в Сибирь.

Недостаточность древнего круга без центра восполнена. Московс­кая Русь — это круг с центром. Новая Русь. Великая Русь, вошедшая в апогей своего цивилизационного расцвета.

Именно в эпоху Московского Царства великороссы окончательно складываются в самостоятельный этнос, имеющий совершенно иное качество и иную национальную психологию. Многое почерпнуто у татар, с новой силой воссиял имперский идеал Византии, славянский гений расцвел в континентальной евразийской Империи Третьего Рима.

Этнопсихология русского народа обрела окончательные формы именно в этот период, и строго говоря "Святой Русью" следует назы­вать географически и исторически именно Московское Царство.

Сакральная география этого периода — круг с центром. Полюс Москва-Третий Рим, от которого расходятся лучи во все стороны.

Все дороги ведут в Третий Рим. Вместе с новым доминирующим этносом — великороссы, собственно "русские" -г складывается но­вая картина мира.

Русская национальная психология является глубоко московской, москвоцентричной. Этим фактором обусловлен культурный тип того, кого мы называем "русским человеком".

2.4 "Российский Вавилон" господ Романовых


Кризис Московской модели сакральной географии приходится на период раскола и последующее царствование Петра Первого.

Баланс Москвы как абсолютного полюса Святой Руси, как оси Православия нарушен в пользу западной составляющей. Колесо Рус­ского Круга соскакивает с провиденциальной оси. Ясность и гармония великоросского расцвета заканчиваются. Дробится и децентрируется культурно-религиозная жизнь. Жесткие ортодоксы Московской идеи, староверы, уносят великую формулу Святой Руси в бега и гари. В Пустозерске сжигают не страстного обличителя новых порядков, но великий символ верности оптимальной картины сакральной геогра­фии.

Староверы разрабатывают концепцию "России-Вавилона", России Петра и западных монархов, подменивших царскую власть и церков­ные таинства. Они совершенно правы в своем диагнозе — идет смена сакрально-географической парадигмы, рушится москвоцентричный строй национальной психологии.

Отныне центр переносится в Санкт-Петербург. Но это не новый полюс. Это, скорее, пассивное притяжение к Западу, демонстрация того, что центр находится не внутри, а вовне, за пределом западных границ. Романовская Русь воспринимает себя как провинцию Запада. Аристократия перенимает манеры колониальной администрации. К русским людям, их национальной Психологии, к их легендам, к их сакрально-географическим глубинным представлениям высшее сосло­вие относится отныне как к "предрассудкам дикарей". В отрицатель­ном случае это проявляется в откровенном презрении и русофобии озападненного дворянства. Но даже "народолюбцы" относятся к "про­стым" как коллекционеры бабочек к своим экспонатам. "Народ — ребенок," — говорят они. Его следует обучать и образовывать." Естественно, глубинные психические пласты национальной жизни и мифология представлений никем всерьез не рассматривается.

Петербургский период не породил какой-то новой сакрально-гео­графической картины. В слоях аристократии центр сместился в Евро­пу, т.е. собственно русское пространство потеряло символическую самостоятельность. А на уровне простых людей, либо массово тяго­тевших к староверию, либо просто верных заветам старины в более общем смысле, продолжали жить и передаваться древние верования, старые русские сакрально-географические картины. Святая Русь — великий Русский Круг — со святым центром в Москве.

Москва стала тайной столицей, своего рода Китежем, оплотом тех сословий и слоев русского народа, которые продолжали сохранять: верность древним представлениям, передавали из поколения в поколение тайны национальной традиции, священную формулу русского пространства.

2.5 Болышевистская реставрация сакральной географии


Парадоксально, но возврат к москвоцентричной модели происхо­дит вместе с Революцией. Казалось бы, большевики, выросшие на западных авторитетах, должны были бы еще далее пойти по петербур­гскому пути русофобских по сути лженародных Романовых. Но на практике поднятые из народных глубин пласты новой элиты, напро­тив, принесли с собой спящие силы русской национальной географии. Когда рухнули надежды на скорую победу Революции в Европе, стро­ительство "социализма в одной стране" разбудило древние стихии рус­ской души. Не просто столица была перенесена в Москву, но была на новом уровне возрождена бессознательная структурализация психо­логического пространства. Как во времена Московских царей, в новой большевистской России роль политического, духовного, психологи­ческого, социального центра сконцентрировалась в одном древнем по­люсе. Третий Рим стал столицей Третьего Интернационала, а идея всеобщего спасения через истинную Веру, сохранившуюся нетрону­той только в пределах Святой Руси, была заменена на миссию постро­ения коммунизма во всем мире, отправляясь от уникального истори­ческого опыта русского социалистического государства.

По видимости еще более рационалистическое и "прогрессистское" коммунистическое правление на самом деле пробудило спавшие архе­типы. На уровне коллективного бессознательного Советская Россия гораздо более напоминала древний Русский Круг с центром в Москве, нежели восточный полуколониальный придаток Европы, как это было во времена Романовых. Ненависть Московской Руса к латинской ере­си, папежству, категорическое неприятие религиозной, культурной и цивилизационной апостасии Запада отобразилось в отвержении рус­скими коммунистами капиталистического мира, буржуазной системы ценностей. Снова, как в древние времена, гигантское колесо с центром в Москве стало восприниматься как оплот гармонии и порядка, как избранный ковчег, окруженный силами мрака, хаоса, зла.

Миф большевицкой Революции, социалистического Отечества и нового коммунистического порядка идеально наложился на древние пласты коллективного бессознательного. Советская Москва, Красная Москва в этом контексте было символом, важнейшим, центральным элементом сильного, действенного, активного мифа.

2.6 Антимосковский характер реформ


В настоящее время мы переживаем серьезнейший кризис. Снова ломке подвергаются глубинные архетипы национальной психологии. И как всегда в переломные моменты истории, из бездн коллективного бессознательного поднимаются картины сакральной географии, древ­ние фигуры, предопределяющие структуру нашего национального и культурного типа.

В этих условиях Москва не может рассматриваться только как административный центр, как столица в прозаическом, утилитарно-техническом смысле. Ее роль, ее значение, ее символическое содер­жание выходит далеко за рамки прагматики.

Русь снова стоит перед выбором. Какую сакрально-географическую модель избрать? Какой исторический период взять за отправную точ­ку? Какой ориентации придерживаться? К какой модели стремиться?

В начале реформ выбор казался однозначным. Москвоцентризм выглядел как откровенное зло. И социалистические, и национальные тенденции были заклеймлены как "красно-коричневые", как силы ре­акции" и т.д. Доминирующей идеологией стало "западничество", и весь спор велся лишь о том, с какой скоростью встраивать страну в либерально-демократический мир.

При этом реформаторы делились на откровенных радикальных ру­софобов, открыто признававшихся в ненависти ко всему русскому — истории, государственности, культуре — и предлагавших отбросить все ради некритического копирования универсальных, усреднение за­падных образцов, и на умеренных западников, позитивно оценивав­ших романовский период и терпимо относившихся к идее "просвещен­ной монархии". В принципе, обе разновидности реформаторов дей­ствовали в рамках одной и той же парадигмы пространства, в равной степени отвергавшей москвоцентризм.

Иными словами, на уровне сакральной географии и психологии глубин можно сказать, что перестройка и первый этап либеральных реформ носили откровенно антимосковский характер.

2.7 Москва сегодня: негативный имидж на трех уровнях


В настоящее время функции Москвы в коллективном бессозна­тельном разделены на три различные реальности. С одной стороны, Москва — федеральный центр. Это означает, что это сосредоточие административной, политической и стратегической жизни всей стра­ны. Такая "федеральная Москва" есть абстрактная категория, харак­терная тем, что является базой общероссийского чиновничьего руко­водства. Так как общий социальный и культурный климат в стране является явно негативным, критическим, то "федеральная Москва" для других российских регионов сплошь и рядом отождествляется с отрицательной инстанцией, вотчиной коррумпированных эгоистичес­ких бюрократов, ответственных за все беды и невзгоды страны.

Негативность такого образа "Москвы федеральной" в равной мере наличествует и у тех, кто не приемлет либеральные реформы, и у тех, кто с ними солидарен. Противники реформ в провинции видят в "фе­деральном центре" ту инстанцию, которая ради абстрактных либе­ральных принципов разрушает организованную хозяйственно-эконо­мическую систему на местах, при этом обирает регионы, задерживает бюджетные средства и ограничивает региональную экономику. Иными словами, в глазах "консерваторов" "федеральная Москва" выполняет функцию, обратную той, которую должна была бы выполнять "Моск­ва патриотическая". Неприязнь к такой Москве представляет собой определенную параллель со старообрядческой идеей относительно пре­вращения Москвы в Вавилон. Младореформаторы в такой ситуации выполняют функции "папежских агентов" (исторические Арсений Грек, Паисий Лигарид, другие активисты никоновских реформ), а президент — Царя-отступника, попавшего под влияние "слуг антихриста". Ос­новная претензия к "Москве федеральной" "справа" состоит в том, что такая Москва недостаточно Москва.

Сами реформаторы, напротив, считают, что Москва еще слишком Москва, и что нынешняя администрация все еще находится под влия­нием старых централистских методов. В провинции эта позиция чаще всего выражается в требованиях экономической самостоятельности и стремлении наладить прямые контакты с зарубежными партнерами, минуя контроль центра.

Следует признать, что в обоих случаях образ "федеральной Моск­вы" в целом негативен, и этим во многом будут обусловлены процессы территориального распада России, которые помимо социально-эконо­мических и политических причин должны основываться и на опреде­ленных психологических архетипах.

Второй уровень — это Москва политическая, Москва как Россия. Здесь речь идет не о внутреннем, но о внешнем образе столицы. Здесь в целом повторяется та же малопривлекательная картина, что и в предшествующем случае. Страны, режимы, группы и течения, кото­рые традиционно придерживались евразийской ориентации и считали Москву лидером коалиции всех антизападных, антиатлантистских сил, рассматривают современную линию Москвы как ликвидаторскую и предательскую, как отказ от исполнения планетарной масштабной миссии. Москва недостаточно Москва.

А традиционные противники евразийского проекта, напротив, как и российские либералы отказываются верить в "серьезность и нео­братимость демократических преобразований" и то и дело ждут под­воха со стороны традиционного противника и конкурента, совсем не­давно перешедшего в разряд союзников. Москва все еще слишком Москва. И ее "руки" по-прежнему следует опасаться.

И наконец, третья Москва. Москва региональная, Москва как одна из областей России. Этот "московский регионализм" состоит в том, чтобы отнестись к городу как к небольшой стране, рассмотреть его с позиции региона. "Москва региональная" в определенной мере проти­востоит "Москве федеральной". Но все же "московский регионализм" не может служить универсальной моделью для развития других регио­нов, так как здесь огромную роль играет все же статус столицы и федерального центра. Поэтому со стороны, с чисто региональной точ­ки зрения, московский опыт рассматривается как не вполне объектив­ный и чистый, как своего рода эгоистическая эксплуатация одним привилегированным регионом ресурсов и энергий всей страны. На этом фоне все достижения московского хозяйства в региональном смысле меняют свой знак на прямо противоположный, и лишь усугуб­ляют отрицательный образ "Москвы федеральной".

Иными словами, налицо масштабный кризис москвоцентрической

модели организации российского пространства, а это представляет со­бой серьезнейшую угрозу для территориальной целостности всей стра­ны. Ситуация усугубляется еще и тем, что сегодня вообще не предла­гается никакой модели концептуально-символической организации рос­сийского пространства — даже петербургского образца, когда Россия рассматривалась как светская империя, как продолжение Европы на Восток.

2.8 Конфликт социальных рельефов


Самой устойчивой и оперативной конструкцией, с точки зрения сакральной географии, является полноценный и законченный москво-центризм, представление о России как о колесе, вращающемся вокруг центра. Концентрическая психология в нашем народе глубоко укоре­нена. В этом Россия — полная противоположность США, мифологи­ческая география которых является изначально дробной, индивидуа­лизированной. Качественной разницы между центром и периферией нет. Одноэтажная Америка и есть Америка как таковая. Дробность Штатов, многополярность, равнозначность каждого конкретного мес­течка в США является антитезой сакрально-географической модели Руси. Пространство Северной Америки совершенно демифологизиро-вано, лишено качества. Это имеет и историческое объяснение — США возникли как искусственное культурное, цивилизационное и государ­ственное образование, как применение к жизни принципов европейс­кого рационализма и прагматизма. У США нет сакральной предысто­рии, автохтонные жители этой земли стали первыми жертвами рацио­нальных колонизаторов. В США десакрализация пространства гораз­до полнее, чем в Европе, где процесс децентрализации тоже развора­чивался активно, но из за наличия традиций и мифологической пре­дыстории не достиг тех радикальных результатов по лишению про­странства качественной специфики, как в Новом Свете.

Россия же в этом смысле гораздо архаичнее Европы, не говоря уже о США. Если пространство Штатов предельно однородно, то пространство России предельно иерархизировано. Если в Америке су­ществует равноправие Штатов, то Русский Круг всегда измеряется степенью удаленности от центра. Это особенность наших культур, нашей истории, наших особых и подчас противоположных путей развития.

Россия всегда будет естественно тяготеть к москвоцентризму, к круговому, полярному устройству. Если задаться специальной зада­чей приблизить Россию к европейскому или американскому идеалу организации пространства, то на это уйдут колоссальные силы, а получившаяся конструкция будет крайне неустойчивой. Быть может, самым "рациональным" способом достижение этой цели будет обречь русский народ на судьбу североамериканских индейцев. Но тогда ре­форматоры должны сознательно пойти на геноцид.

2.9 Кто восстановит Священный Круг?


Москва стоит в центре нашей Родины, нашей истории, нашей куль­туры. Это — сердце России, ее тайный нерв.

Миссия Москвы — по ту сторону "Москвы федеральной", "Моск­вы политической", "Москвы региональной". Эта миссия священна и планетарна, она имеет духовный смысл. С точки зрения сакральной географии, Москва — центр Священного Круга, Круга Спасения.

Кто станет носителем идеи Москвы в ее полном объеме?

Кто возьмет на себя мужество сказать радикальное "ДА" русскому священному пространству, признать и защитить особенность и тайный смысл национальной географии в ее духовном, историческим и конк­ретно прагматическом измерении?

ЕВРАЗИЙСТВО: ОТЦЫ-ОСНОВАТЕЛИ