Основы геополитики  Москва, Арктогея,2000

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 1 Москва как идея 1.1 Религиозное значение Москвы
1.2 Геополитическая миссия Москвы
1.3 Московское царство
1.4 Москва Советская
1.5 Быть или не быть...
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   56

Глава 1

Москва как идея

1.1 Религиозное значение Москвы


Москва является не просто великим городом, не просто великой столицей, не просто символом гигантской Империи. Москва — базо­вое понятие богословия и геополитики.

Москва названа "Третьим Римом" не просто как метафора или самопотворство узко национальной гордости. Все гораздо, гораздо глубже. В Православии существует особое учение о "трех Римах". Первым являлся имперский Рим до Христа — тот самый, на террито­рии которого Сын Божий сошел на землю. Этот Рим был универсаль­ной реальностыо, объединявшей в цивилизационное единство гигантс­кие пространства, многочисленные народы и культуры.

Второй Рим, Новый Рим — Константинополь, столица Римской Империи, принявшей благодать святого крещения. Отныне римская Империя приобрела сугубо церковный, глубоко христианский смысл.

Православный Император, василевс, как глава Империи, был отожде­ствлен с загадочным персонажем из 2-го послания св. Апостола Пав­ла к Фессолоникийцам — "держащим", "катехоном", — который дол­жен препятствовать в конце времен "приходу сыну погибели".

Приход Христа — центральное событие мировой истории. Все, что предшествовало ему, было предзнаменованием. То, что за ним последовало, было универсализацией Благой Вести. И центром исто­рии в христианскую эпоху, в православном понимании, был именно Рим, Новый Рим, Константинополь и его глава — православный васи­левс.

Иными словами, после Константина Новый Рим (Второй Рим) был истинным субъектом истории, рычагом таинственного домостроитель­ства Спасения и Обожения экумены.

Еретический Запад во главе с германскими королями-узурпаторами и обмирщвленным католическим клиром отпал от Рима, а значит, отпал от Церкви. Ватикан был анти-Римом, отрицал православное значение "катехона"-василевса, неправомочно утверждал тотальность папской власти.

После раскола Церквей на Западную (католическую) и Восточную (Православную) единственным хранителем истинного христианства остался Новый Рим, Византия, католики же пали в бездну отступни­чества. От них "катехон" был изъят.

Но и Второй Рим обречен был на падение. Когда поколебался в вере и попытался прибегнуть к военной помощи Запада против тур-ков, даже ценой отказа от твердого стояния в православной истине и принятия Флорентийской Унии. Но это его не спасло, может быть, напротив, окончательно погубило.

И тогда, казалось, нет больше места "катехону", "держащему", двери для прихода "сына погибели" открыты.

Но в северном царстве, во снежных и диких землях, населенных странным, задумчивым, созерцательным, погруженным в стихию сво­ей тайной миссии народом, все вещи остались такими, будто страшно­го события — "удаления держащего" — не произошло. Как рай был избавлен от декаданса грехопадения всех остальных мест земли, Русь оказалась единственной страной, где чудесно сохранились пропорции и нормы подлинного христианства.

Итак, вечный город переместился на Север, в Москву. Москва отныне приняла эстафету субъекта истории. Позже было установлено на Руси Патриаршество, в полной мере утверждена "симфония влас­тей". Москва стала синонимом Православия в поствизантийскую эру.

Последним оплотом Спасения, ковчегом истины, Новым Израилем.

Москва — это печать богоносности русского народа.

Этот город вошел в духовную историю последним. Третий Рим, "четвертому не быти".

Но последние станут первыми, значит Москва — самая богоизб­ранная точка земли. А так как именно нашу человеческую землю Спаситель избрал местом Воплощения, значит место это — централь­но во всей Вселенной.

Москва — истина, жизнь, путь, благо. Москва — абсолют.

Тень антихриста пыталась сломить и этот последний оплот Благой Вести. Двести лет петербургской, романовской России — период "мер­зости запустения". Нет Патриарха, нет полноценной симфонической монархии, нет Москвы как столицы. Все сходится.

И лишь в 1917 странные разномастные одержимые личности — большевики — как высший парадокс, как странная сотериологичес-кая энигма ставят вещи на свои места. В этот период, несмотря на откровенные антицерковные гонения, восстановлено Русское Патри­аршество, упразднена предательская династия, и самое главное: Моск­ва — снова столица, снова Третий Рим.

Тем временем в резиденции московских (!) царей чудесно обнару­жена икона "Державная". На ней — Царица Небесная на троне, как властительница России, как самодержица Третьего Рима, святого го­рода Москвы, прекрасней и трагичней которого нет, не было и не будет во Вселенной.

1.2 Геополитическая миссия Москвы


Являясь центром богословской христианской доктрины, связанной с тайной судеб всего человечества, с мистерией Спасения, Москва является осью и более приземленной, чисто геополитической реаль­ности.

Если в основе христианского видения истории лежит битва между верными Христу, между Церковью Христовой и миром апостасии, ре­альностью антихриста, "сына погибели", то в геополитике основная драма разворачивается в противостоянии двух лагерей — Суши и Моря, теллурократии и талассократии.

Мир Моря, начиная с Карфагена и кончая современными США, воплощает в себе полюс торгового строя, "рыночной цивилизации". Это — путь Запада, путь технологического развития, индивидуализ­ма, либерализма. В нем доминирует динамика и подвижность, что способствует модернизации и прогрессу в материальной сфере. Циви­лизация Моря получила в последние века также название "атлантиз-ма", так как мало-помалу основной оплот ее вплоть до возвышения смещался в сторону Атлантического океана (США). Современный Се­веро-Атлантический альянс является стратегическим выражением этой цивилизационной модели.

Ему противостоит мир Суши, мир Традиции. Это — "героическая цивилизация", реальность верности древним устоям. Здесь прогресс осуществляется не столько в материальной сфере, сколько в сфере духа, моральное доминирует над физическим, честь над выгодой. От Древнего Рима через Византию тянется геополитическая история Суши к Восточному блоку, противостоявшему Западу в период "холодной войны". Цивилизация Суши — Евразия, континентальные просторы. В центре этого евразийского пространства — Россия, названная круп­нейшим английским геополитиком, одним из отцов-основателей этой дисциплины, "срединной землею". И снова в центре России — Моск­ва. Как резюме всех сухопутных пространств, как синоним цивилиза­ции Суши.

Макиндер писал: "Тот, кто контролирует Евразию, контролирует весь мир". На этом основана долговременная геополитическая "стра­тегия анаконды", которую на протяжении веков англосаксы, атланти-сты, реализуют внутри континентальных просторов. Это все время продолжающаяся "битва за Москву".

Москва — столица цивилизации Суши. Расположенная в глубине континента, вдали от портов и морей, она представляет собой конти­нентальную столицу, объединяющую в себе пространственные массы евразийского Востока и технологическую динамику евразийского За-пада.

С Запада сюда рвались атлантисты под разными флагами и в ные времена: от поляков, Наполеона до Гитлера. И всякий раз окку­панты Запада были отброшены континентальной мощью назад, к атлантическим берегам.

Москва — ось евразийского блока, сердце "сердцевинной земли".

1.3 Московское царство


Разные исторические школы no-разному определяют источник рус­ской государственности. Большинство склоняется к тому, что цент­ральным периодом государственной истории является Московское цар­ство или так называемый "московский период", длившийся с XV по XVIII века, т.е. с рсвобождения от татар до Петра Первого. Именно в это время сформировались основные черты великоросского народа и его государственных и социальных институтов. Подробнее и объемнее других историков этот процесс показал великий русский ученый Лев Гумилев, подчеркнувший, вслед за русскими евразийцами, радикаль­ное отличие Московской Руси в этическом, этническом и культурно-социальном плане как от остальных славянских образований, так и от Киевской Руси, которая оставалась обычным провинциальным восточ­но-европейским государством без каких-то особых евразийских геопо­литических черт.

Собственно Русь как уникальное евразийское образование, при­нявшее на себя географическую и политическую миссию Чингисхана и призванное объединить под своим контролем континентальные земли (и культуры) Востока и Запада, сложилась именно в Московский период, когда московские князья, позже цари, осознали свою ответ­ственность за особый историко-культурный путь, вверенный русско­му народу. На религиозном уровне это проявлялось в принятии рус­скими на себя идеологии византизма, но на практике эта возвышенная идея накладывалась на модель жесткой централизованной администра­тивно-хозяйственной системы татарской империи. Такое сочетание делало из провинциального государства колыбель мировой империи, из странного, затерянного в снегах и лесах, парадоксального народа — этнос, осененный вселенской миссией.

В Московской идее, в концепции "Третьего Рима" (старец Фило-фей) воплотилось высшее чаяние национальной воли. Домосковский период был прелюдией к Московскому.

Петербургский период, когда Романовы начиная с Петра формаль­но анафематствовали "старый уклад" и "старую веру", обратились на Запад, отреклись от исполнения собственно евразийской миссии и обрекли народ на завуалированное, но от этого не менее тяжкое "ро-мано-германское иго" (по выражению кн. Н.С.Трубецкого), все же нес в себе тенденции, заложенные в Москве. Пусть на другом уровне, но связь с колыбелью национальной государственности не порывалась никогда. Если Санкт-Петербург был воплощением российского "запад­ничества", столицей, максимально приближенной к "атлантизму", то Москва оставалась символом евразийского, традиционного начала, воп­лощая в себе героическое святое прошлое, верность корням, чистому истоку государственной истории.

Все "модернистическое" в России связано с Санкт-Петербургом. Все традиционное — с Москвой.

Три исторические столицы России символизируют три геополити­ческие ориентации и одновременно три типа государственности.

Киев — этническая, восточнославянская линия. В пределе, она тяготеет к тому, чтобы стать культурно-политической провинцией Европы. Будучи православной, Киевская Русь входила в православный мир, но не была и не могла быть мощным самостоятельным право­славным государством с особой национальной идеей и со специфичес­ким социальным устройством.

Москва — евразийская столица, символ становления русских са­мими собой, обретения ими смысла своего исторического существова­ния, особого уникального стиля в сочетании с задатками универсаль­ной миссии как в культурном, так и в политическом, как в религиоз­ном, так и в социально-этическом смыслах. Москва — самостоятель­ность и законченность, обретение себя.

Санкт-Петербург — столица светская, пост-московская, связанная с десакрализацией русского быта, с отказом от духовной историчес­кой миссии, от уникального и универсального одновременно русского пути. Это — линия отчуждения от собственных корней и духовно-исторических традиций. Очевидно, что синодальное "петербургское" Православие имеет мало общего с истинным византизмом, на принци­пах которых строилась Русская Церковь в Московский период во главе с Православным Царем и Православным Патриархом. В Санкт-Петербург же в XVIII веке вход людям в простом русском платье вообще был запрещен указом...

1.4 Москва Советская


Перенос большевиков столицы в Москву в высшей степени пока­зателен. С геополитической, исторической и, в некотором смысле, духовной точек зрения это было жестом, ориентированным на воз­врат к евразийской ориентации. Трудно сказать, отдавали ли себе вожди коммунистов отчет в таком поступке. Но с точки зрения выс­шей логики это было совершенно оправдано. При советском режиме Россия вновь противопоставляет себя Западу (хотя теперь и на осно­вании сугубо идеологических предпосылок), вновь открывается к Азии, вновь вступает на путь культурной, социальной и экономической ав­таркии. Можно -сколь угодно долго рассуждать о "слишком большой цене", которой было за это заплачено. Но все великое в истории делается, увы, большой кровью.

Как бы то ни было, максимального пространственного объема ев­разийский лагерь достигает именно при большевиках, а СССР остает­ся самым выразительным примером гигантской континентальной им­перии. В единый блок интегрируются различные континентальные тер­ритории, евразийские этносы, культуры. Советский период представ­ляет собой попытку найти новый актуальный и современный, но все же узнаваемый мессианский идеал Третьего Рима.

Красная Москва становится столицей Третьего Интернационала. Третье Царство — Империя Святого Духа, Эта теория восходит к христианскому мистику Иаохиму де Флора, и еще глубже к древнему харизматическому проповеднику Монтану, который был, кстати, пер­вым, кто задолго до анабаптистов и патриарха Никона начал строить в Фессалии Новый Иерусалим, земной прообраз Небесного Града.

Пусть в еретической и экстремальной форме, но и большевики ясно ощущали тайное дуновение евразийской мысли, Московской Идеи в ее универсальном значении. Вместо народа и Церкви был поставлен "пролетариат", вместо "сатаны" — капитал, вместо "цивилизации Моря" — международный империализм и колониализм, э

Меняется язык, меняются термины, меняются идеологии... Но суть остается прежней. Москва, столица Суши, Духа, Труда, против океа­нических стратегий материи и торговых технологий.

Снова Рим против Карфагена, идеал иерархии и служения против ценностей наживы, предпринимательства, "разумного эгоизма".

На сей раз Москва — становится "Римом пролетарским". Но все же именно Римом. Упованием угнетенных, обездоленных, обобранных и униженных всей земли... Столицей новой империи — империи, ко­торая мыслилась как наступление эры всеобщего счастья и добра...

Цена, заплаченная за идеал, слишком огромна. Но дискредитирует она не сам идеал, а лишь пути его реализации. В том, что чуда не произошло, виноваты не те, кто искренне и жертвенно стремились к нему, а те, кто оказались слишком земными и обычными для высокой мечты.

1.5 Быть или не быть...


История Москвы есть история идеи. Она лежит не только в про­шлом, но и простирается в будущее.

Сегодня мы, безусловно, переживаем глубокий кризис государ­ственной и национальной идеи, не можем нащупать правильных про­порций для понимания прошлого. Отсюда растерянность в настоящем. Ощущение катастрофы, связанное с мыслью о будущем. Наше обще­ство судорожно пытается обрести надежный ориентир, непротиворе­чивую, объемную, емкую концепцию нашего национального пути.

Существует определенный общественный сектор, который — вслед за американским политологом Фукуямой — считает, что "история закончилась", что нациям, государствам, религиям и культурам суж­дено отмереть в едином мире планетарного рынка. Таковы крайние российские либералы, считающие своей главной задачей поставить финальную точку в национальной истории, сделать из России "табула раса", превратить ее в количественный, ничем не отличающийся от других сегмент мирового сообщества.

Но совершенно очевидно, что такой экстремистский подход едва ли устроит всех нас. Едва ли мы спокойно примем перспективу исто­рического исчезновения, безгласного растворения в бескачественном мире. Едва ли мы легко откажемся от нашей религиозной, геополити­ческой, социальной, культурной идентичности, как того хотелось бы технократам "нового мирового порядка".

У нашей национальной альтернативы есть имя, есть символ, есть знамя. Это — Москва. Во всем значении этого сложнейшего понятия, во всей глубине и парадоксальности этой законченной и самодоста­точной теории.

Гамлетовский вопрос "быть или не быть?" в общенародном истори­ческом смысле формулируется для нас сегодня так: "быть или н« быть Москве?", "быть или не быть Московской Идее?"

В этой точке, как в фокусе, переплетаются хозяйственные и адми­нистративные проблемы, политические интересы и философские воп-рошания, исторические теории и современные идеологии, экономичес­кие связи и социальные кризисы.

Но на всех уровнях, в любых срезах и на всех этажах этой слож­нейшей темы мы должны ясно помнить те смысловые глубины, кото­рые стоят за каждым конкретным вопросом, за каждым принятым решением, за каждым одобренным или отвергнутым проектом, поста­новлением.