Энн райс меррик перевод 2005 Kayenn aka Кошка

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   26

Вообще, прямо говоря, охотимся только мы с Луи, потому что Лестат вовсе не испытывает жажды. Обладая телом бога, он перестал обращать на нее внимание, хотя она все еще очень сильна, и теперь лежал в ступоре под звуки музыки.

И вот Новый Орлеан, во всей его ленивой красоте, содержит только двух Бессмертных. Определенно, нам следует быть очень осторожными. Мы должны скрывать следы того, что делаем. Найти злодея, как всегда называет это Мариус, наша обязанность; все же, жажда крови - ужасная вещь.

Но прежде чем я вернусь к своему рассказу – о том, как мы с Луи провели этот вечер, разрешите мне еще поговорить о Лестате.


Лично я не думаю, что с ним все так просто, как, похоже, думают другие. Конечно, я переборщил с «линией вечеринки» - такой может показаться его похожий на кому сон и музыка. Но с его присутствием связано множество тревожных фактов, которые я не могу отрицать или изменить к лучшему.

Не в состоянии прочесть его мысли, потому как он превратил меня в вампира, и я, как результат, являюсь его созданием и слишком далек от него в мысленном общении, я, в то же время, многое узнаю о нем, в то время как он часами лежит, слушая превосходную и страстную музыку Бетховена, Баха, Шопена, Верди, Чайковского и других его любимых композиторов.

Я разделил «сомнения» о его хорошем отношении к Мариусу, Пандоре и Арману. Но никто из них не смог ворваться в атмосферу неестественной тишины, в которой он сам полностью утонул, душой и телом.

«Он попросту устал», говорят остальные. «Он скоро снова станет самим собой». Или «Он вернется».

Я в этом нисколько не сомневаюсь. Совсем. Но серьезно, с ним происходит что-то похуже, чем предполагали остальные. Иногда он не там, не в своем теле.

Это может означать, что он проецирует душу вверх и вниз, чтобы побродить по свету, в чистой духовной форме, силой воли. Конечно же Лестат в курсе, как это делается. Он научился этому от древнейшей из вампиров; и доказал, что способен на это, когда совершил обмен с Похитителем Тел.

Но он не любит эту способность. И кто бы ни занял его тело, не похоже, что он использует ее больше, чем на очень короткий промежуток любой ночью.

Я чувствую, что проблема гораздо глубже, что Лестат не всегда может контролировать и душу, и тело, и мы должны ждать, чтобы понять сроки и исход битвы, которая, может быть, еще продолжается.

А что до внешности Лестата, он лежит на полу часовни или дома на кровати, с открытыми глазами, хотя он словно ничего не видит перед собой. И какое-то время после «чистки» он постоянно менял одежду, предпочитая старые красные замшевые куртки и отделанные кружевом льняные рубашки с узкими брюками и простыми черными ботинками.

Другие видели в этом внимании к гардеробу хороший знак. Мне кажется, Лестат делал это только для того, чтобы мы оставили его в покое.

Увы, сейчас мне больше нечего сказать по этому поводу. По крайней мере, я так считаю. Я не могу оградить Лестата от того, что с ним происходит, вообще-то, никто еще не преуспел в том, чтобы защитить или остановить его, независимо от обстоятельств его исканий.

А теперь я вернусь к происходящему.

Мы с Луи углубились в негостеприимную и ужасную часть города, где многие дома были брошены, а те немногие, которые еще сохраняли признаки обитания, были закрыты железными решетками на окнах и дверях.

Как всегда бывает с любым районом Нового Орлеана, через несколько кварталов мы попали на торговую улицу, и там очутились среди множества покинутых магазинов, давным-давно заколоченных досками. Только «клуб удовольствий», как он назывался, подавал признаки жизни, и люди внутри были пьяны и ночи напролет рисковали, играя в карты и кости.

В общем, мы продолжили нашу прогулку, я следовал за Луи – ведь это была его охота, скоро мы вышли к маленькому домику, зажатому между старыми складами, руинам обычного дома, ступеньки в который терялись в высокой траве.

Внутри были смертные, я сразу это почувствовал, и все они были разного характера.

Я по мыслям распознал пожилую женщину, наблюдавшую за маленькой дешевой кроваткой, в которой спал младенец. Она активно молилась, что Бог спасет ее из сложившейся ситуации, которая, вероятно, относилась к двум молодым людям в гостиной дома, которые были пьяны и под действием наркотиков.

Тихо и умело, Луи прошел через заросшую аллею на задний двор этой сгорбленной лачуги, беззвучно заглянул в маленькое окно над урчащим кондиционером, на удрученную женщину, вытирающую лицо ребенка, который не плакал.

Вновь и вновь я слышал ее громкий шепот, что она не знала, что делать с этими, в гостиной, что они разрушили ее дом и бросили ей этого несчастного младенца умирать от голода или пренебрежения, если молодая мамаша, алкоголичка и дегенератка, останется с ним наедине.

Луи был ангелом смерти, пришедшим через окно.

Я выглянул из-за его плеча и увидел, что она не только заботится о малыше, но еще и гладит на низкой доске, чтобы можно было гладить сидя и постоянно укачивать ребенка в плетеной кроватке.

Запах свежевыглаженного был странно приятным, горелым, но хорошим, запах тепла на хлопке и льне.

И теперь я заметил, что комната была полна одежды, и пришел к выводу, что она так зарабатывала на жизнь.


«Господи спаси», напевно бормотала она, качая головой, «Забери у меня эту девчонку, ее и ее друзей. Господи спаси, спаси меня из этого места, о Боже, в котором я была так долго».

В комнате была удобная мебель и чувствовался домашний уют, в кружевных накидках на креслах и чистом линолеуме, который сверкал, как новенький.

Сама женщина была крупного телосложения и собирала волосы в хвост.

В то время как Луи прошел, чтобы взглянуть на остальные комнаты, женщина ничего не заметила, и ее напевные молитвы о спасении продолжались.

Кухня, такая же безупречная, показала тот же сверкающий линолеум и чистые тарелки, сохнущие перед раковиной.

Передние комнаты дома – совсем другое дело. Там в полном бардаке царили молодые люди, кто-то валялся на кровати без простыни, которая бы скрыла грязный матрас, а другое жалкое создание в одиночестве в гостиной настолько накачалось наркотиками, что было уже на грани обморока.

Оба безнадежных существа были женщинами, хотя трудно было определить на первый взгляд. В то же время, их жестоко спутанные волосы, тощие тела и обтянутые джинсами ноги делали их абсолютно бесполыми. А кучи разбросанной повсюду одежды невозможно было отнести к мужской или женской.

Для меня это зрелище было невыносимым.

Конечно же, Мариус перед тем, как покинуть Новый Орлеан, много раз нас предупреждал, что если мы не будем охотиться на злодеев, мы скоро сойдем с ума. Пить кровь невинных – великолепно, но это приводит к такой жажде человеческой жизни, что вампир, увлекающийся этим, долго не протянет.

Я не уверен, что согласен с ним на этот счет, напротив, мне кажется, что другие бессмертные выжили, благодаря крови невинных. Но саму идею охоты на злодеев я приветствовал по своему складу ума. Близость со злом это бремя, которое я должен нести.

Луи вошел в дом через остатки боковой двери, которая вполне обычна в домах такого типа, в которых нет коридора, а просто несколько проходных комнат.

Я остался на свежем воздухе заросшего травой сада, глядя на звезды для развлечения, и вдруг столкнулся с вонью блевотины и фекалий из маленькой ванны дома, являющей собой чудо чистоты и порядка – кроме недавней грязи, вываленной на пол.

Да, молодым женщинам требовалось немедленное вмешательство, спасение хотя бы ради их самих, Луи не собирался обеспечить им это, но как вампир, голодный настолько, что даже я мог это почувствовать, он вошел сначала в спальню, сел на кровать рядом с призраком живого существа на голый матрас и очень быстро, не обращая внимания на восхищенные всхлипы при виде его, обнял ее правой рукой и вонзил зубы в ее горло для фатального глотка.

Дальше и дальше, старуха молилась в соседней комнате.

Я подумал, что на этом Луи остановится, но ошибался.

Как только истощенное тело жертвы упало на бок на матрас, он поднялся и какое-то время стоял в освещении нескольких ламп, расставленных по комнате.

Он выглядел великолепно в электрическом свете, отражающемся на черных волосах и мерцающем в зеленых глазах. Кровь окрасила его лицо естественно и блестяще. Он казался посланником иного мира среди засаленных и заброшенных стен.

Я затаил дыхание, когда он медленно сфокусировал зрение и направился в переднюю комнату.

Оставшаяся женщина издала сдавленный крик восторга, когда увидела его, и долгое время он стоял, просто глядя на нее: как она развалилась в кресле, полном одежды, с широко расставленными ногами и голыми руками в царапинах и следах уколов.

Казалось, что он еще не решил, что делать. Но потом я увидел, как его задумчивое выражение сменяется голодом. Я наблюдал, как он приближается к ней, теряя всю грацию созерцающего человека, движимый только голодом, приподнимает ужасное маленькое создание и прикасается губами к ее шее. Нет демонстрации клыков, нет момента жестокости. Просто последний поцелуй.

Потом последовал обморок, который я мог полностью оценить, уставившись в окно. Он продлился всего пару мгновений; потом женщина была мертва. Он снова опустил ее в захламленное кресло, заботливо сложив ее руки. Я наблюдал, как он использует свою кровь, чтобы залечить ранки на горле. Без сомнения, он проделал то же самое с жертвой в другой комнате.

Я почувствовал, как меня захлестнула волна печали. Жизнь казалась невыносимой. Я вдруг почувствовал себя так, словно больше никогда не буду в безопасности и не испытаю счастья. У меня просто не было на них права. Но взамен этого Луи чувствовал, ЧТО кровь может дать чудовищу, и он хорошо выбрал жертвы.


Он вышел через главную дверь, в которую невозможно было войти снаружи, и поэтому она была не заперта, и встретился со мной во дворе. Изменение лица кровью было полностью завершено. Он был прекраснейшим из мужчин, взгляд прояснился и стал почти жестоким, а щеки приятно порозовели.

Властям это покажется обыденным, смерть этих двух неудачниц, они умерли от передозировки наркотиков. А пожилая женщина в задней комнате продолжала молитвы, и сейчас они превратились в песню для младенца, который начал плакать.

«Надо оставить ей денег на похороны», приглушенным голосом сказал я Луи. Это немного его смутило.

Я проскользнул во входную дверь и оставил значительную сумму денег на сломанном столике, заставленном пепельницами и полупустыми стаканами с забродившим вином. Еще я оставил деньги на старом шкафу.

Луи и я отправились домой. Ночь была теплой и влажной, все еще чистой и прелестной, и запах цветущих деревьев наполнял мои легкие.

Скоро мы уже шли по освещенным улицам, которые так любили.

Его походка была быстрой и абсолютно человеческой. Он останавливался, чтобы полюбоваться цветами за изгородями маленьких садиков. Он что-то тихо и приятно мурлыкал себе под нос. Время от времени он глядел на звезды.

Мне было очень приятно вот так с ним гулять, хотя я думал, как, ради Бога, мне бы набраться смелости и убивать только преступников, или ответить на молитву, как только что сделал Луи. Во всем этом я видел заблуждение. На меня снова нахлынула грусть, и мне ужасно захотелось обсудить с ним разные точки зрения на этот вопрос, но время было неподходящим.

Меня тяжело ударило осознание того, что смертным я прожил долгую жизнь, и был так тесно связан с человеческой расой, как никакой другой вампир. Луи было двадцать четыре года, когда он принял Темный Дар от Лестата. Чему может научиться человек за такой короткий срок, и сколько всего он позже забудет?

Я мог бы продолжать в том же духе и начать обсуждать это с Луи, но меня снова отвлекло что-то извне, и это был черный кот, огромный черный кот, вышедший из кустов перед нами и сидящий у нас на пути.

Я остановился. Луи тоже – только потому, что я встал.

Свет фар проехавшей машины отразился в глазах кота, и на секунду они были полностью золотыми; потом животное, честно, один из самых огромных домашних котов, которых я когда-либо видел, и уж точно самый вредный, исчез в тени так же быстро, как и пришел.

«Конечно, ты не воспринял это как плохой знак», хитро улыбнулся Луи, практически поддразнивая меня. «Дэвид, ты же не суеверный, как бы сказали смертные».

Я обожал иронию в его голосе. Я обожал видеть его настолько полным свежей крови, что он мог сойти за человека. Но я не мог ответить на его слова.

Мне совсем не понравился этот кот. Я был готов убить Меррик. Я мог бы обвинить ее и в дожде, если бы тот вдруг начался. Я чувствовал, что Меррик со мной соревнуется и попытался немного остыть, не говоря ни слова.

«Когда ты позволишь мне самому встретиться с Меррик?» спросил он.

«Сначала ее история», сказал я, «или та ее часть, что я знаю. Завтра поохоться пораньше, и когда я вернусь домой, я расскажу тебе все, что надо знать».

«А потом мы поговорим о встрече?»

«Потом ты можешь и передумать».


7


СЛЕДУЮЩЕЙ НОЧЬЮ я встал и увидел, что небо необыкновенно ясное и полное ярких звезд. Хороший знак в этом прекрасном штате. Для Нового Орлеана это не совсем нормально, обычно очень высокая влажность, и поэтому небо всегда словно задернуто вуалью и звездный свет проходит сквозь туман.

Мне не надо было охотиться, и я направился к отелю Винздор, снова вошел в симпатичный современный холл, пространство, обставленное со всей элегантностью, присущей старому, основательному заведению, и поднялся в номер Меррик.

Она только что ушла, мне сообщили, и комнаты уже готовились для других постояльцев.


Да, она осталась дольше, чем я ожидал, но не так долго, как я надеялся. Однако, представляя ее в безопасности Дубовой Гавани, я спросил у портье, оставила ли она для меня записку. Она оставила.

Я подождал, пока не остался в одиночестве, и прочел:

«Уехала в Лондон забрать из подвала вещи, связанные с ребенком».

Так мы продвинулись уже настолько далеко!

Конечно, она имела в виду четки и дневник, которые Джесс Ривз нашла в доме на Рю Рояль почти десять лет назад. И, если мне не изменяет память, там было еще несколько вещей, собранных веком раньше в покинутом номере отеля в Париже, куда нас привел слух о том, что там живут вампиры.

Я был встревожен.

Ну а чего я ожидал? Что Меррик отвергнет мою просьбу?

Однако я никогда не думал, что она будет действовать так быстро. Конечно, она без труда найдет нужные вещи. В Таламаске она имела большое влияние. У нее был постоянный допуск к хранилищам в подвале.

Мне пришло в голову попытаться позвонить в Дубовую Гавань, сказать, что нам надо еще раз все обсудить. Но я не рискнул.

Членов Таламаски здесь было немного, но каждый из них по-своему богато одарен. Телефон может послужить хорошей связью между душами, и я просто не мог позволить, чтобы кто-то из них почувствовал что-то «странное» в голосе на другом конце провода.

Я оставил все как есть, и отправился домой.

Когда я вошел во двор, моей ноги коснулось что-то мягкое. Я остановился и глядел в темноту, пока не увидел форму еще одного огромного черного кота. Конечно же, это другой кот. Я не мог представить, что создание, которое мы встретили прошлой ночью, проводило нас до дома без приманки – еды или молока.

Кот исчез в саду на заднем дворе, и я не нашел его, когда достиг железных ступенек. Но мне это не нравилось. Мне не нравился этот кот. Совсем не нравился. Я задержался в саду. Я прогулялся до фонтана, который недавно вычистили и запустили туда больших золотых рыбок, и какое-то время глазел на лица каменных херувимов с высоко поднятыми чашами, полными мха, а потом смотрел на заросшие цветами дорожки вдоль стен.

За садом ухаживали, плиты дорожек подметены, но растения полностью одичали. Возможно, Лестат этого и добивался. И Луи это нравилось.

Вдруг, когда я практически уже решился подняться наверх, я снова увидел кота, что-то вроде огромного черного монстра в моей книге, но из нас двоих кошек обожает Луи, а я вообще-то не очень их люблю. Котяра карабкался на стену.

В голове назойливо зашевелилось множество мыслей. Я чувствовал возрастающее возбуждение в связи с нашей затеей, и все плохие приметы казались обязательной платой за обращение к Меррик и ее силам. Вдруг меня напугало, что она так спешно уехала в Лондон – может, я так на нее надавил, что она забросила все дела, которыми могла заниматься.

Войдя в дом, я включил свет во всех комнатах, в то время это было нашей традицией, от которой я очень зависел – она давала мне какое-то ощущение нормальной жизни, и не важно, что это просто иллюзия, но тогда, может, норма – всегда иллюзия? Кто я такой, чтобы знать?

Луи появился почти сразу после меня, поднимаясь по ступенькам обычным шелковым шагом. В моем взвинченном состоянии я слышал сердцебиение, а не тихие шаги.

Луи нашел меня в задней гостиной, самой далекой от шума туристов на Рю Рояль и выходящей окнами на задний двор. Вообще-то я выглядывал в окно, ожидал опять увидеть кота (хотя и не признавался себе в этом) и изучал, как наша бугенвиллея покрывала высокие стены, которые ограждали и спасали нас от всего остального мира. Вистерия тоже росла свирепо, уже завоевав кирпичные стены, доставая перила балкона и пытаясь попасть на крышу.

Я никогда не привыкну к буйным цветам Нового Орлеана.

Честно, меня переполнял восторг, когда бы я ни остановился на них полюбоваться и поддаться их хрупкой красоте, словно у меня было на это право, словно я все еще был частью природы, словно я все еще был смертным человеком.

Луи, как и вчера, был одет аккуратно и стильно. На нем был черный костюм из льна необычного покроя, свежая белая рубашка и черный шелковый галстук. Волосы, как всегда, были в беспорядке черных волн и кудрей, а зеленые глаза – необыкновенно яркие.

Он уже поохотился этим вечером, это было ясно. И белая кожа снова была окрашена чувственным цветом крови.

Меня удивило это внимание к мелочам, но мне очень нравилось. Казалось, это означало внутреннее спокойствие, или, по крайней мере, конец внутреннего отчаяния.


«Садись на диван, если хочешь», сказал я.

Я сел в кресло, в котором он сидел прошлой ночью.

Небольшая комната окружала нас антикварными стеклянными лампами, ярким красным цветом персидского ковра и блеск полированного паркета. Меня странным образом беспокоили картины французских мастеров на стенах. Казалось, что самые мельчайшие детали этой комнаты поддерживали и помогали.

Меня вдруг поразила мысль о том, что в этой самой комнате Клодия пыталась убить Лестата около века назад. Но Лестат недавно восстановил дом, и мы живем здесь уже несколько лет, поэтому это не имело особого значения.

Я осознал, что мне надо сказать Луи, что Меррик уехала в Англию. Мне надо было ему сказать, и от этого я чувствовал себя не в своей тарелке, что Таламаска в 1800х забрала их с Клодией вещи из отеля Сэйнт Габриель в Париже, которые он там бросил, как сам вчера рассказал.

«Вы знали о том, что мы жили в Париже?» спросил он. Я видел, как кровь играет в его лице.

Я выдержал паузу перед ответом.

«На самом деле, мы не знали точно», сказал я. «О, да, мы знали о Театре вампиров, и мы знали, что актеры – не люди. А что про вас с Клодией, это была идея одного исследователя, не больше. А когда ты бросил все в отеле, когда тебя видели покидающим Париж в компании другого вампира, мы аккуратно собрали все, что ты оставил».

Он принял это спокойно, а потом заговорил.

«Почему вы никогда не пытались уничтожить или разоблачить вампиров Театра?» спросил он.

«Нас бы обсмеяли, если бы мы попытались их разоблачить», ответил я. «Кроме того, мы этим просто не занимаемся. Луи, мы никогда толком не говорили о Таламаске. Для меня это как страна, для которой я стал предателем. Но ты должен знать, что Таламаска наблюдает, только наблюдает, и ведет отсчет жизни на века – это ее личное достижение и цель».

Возникла небольшая пауза. Его лицо оставалось спокойным и лишь слегка печальным.

«В общем, одежда Клодии, ну, Меррик привезет ее с собой».

«Да, мы забрали ее себе. Я сам не уверен, что есть в наших хранилищах». Я остановился. Однажды я подарил Лестату кое-что из подвала. Но я тогда был человеком. А сейчас просто речи быть не могло о том, чтобы ограбить Таламаску.

«Я часто думал об этих архивах», сказал Луи. А потом продолжил самым нежным голосом: «Я не хотел спрашивать. Я хочу видеть Клодию, а не те вещи, которые мы оставили в прошлом».

«Я понимаю, что ты имеешь в виду».

«Но это нужно для магии, да?» спросил он.

«Точно. Ты лучше поймешь все это, когда я расскажу тебе о Меррик».

«Что ты хочешь мне о ней рассказать?» серьезно спросил он. «Я хочу это слышать. Прошлой ночью ты рассказал о вашей первой встрече. Ты говорил, она показывала тебе дагерротипы-».

«Да, это была первая встреча. Но их было гораздо, гораздо больше. Помнишь, что я сказал вчера? Меррик – редкая колдунья, ведьма, настоящая Медея, и нас можно подчинить магии, как любое земное существо».

«Я желаю одного и от чистого сердца», сказал Луи. «Я только хочу видеть призрак Клодии».

Я не мог не улыбнуться. Похоже, я ранил его и почувствовал себя виноватым.

«Конечно, ты должен понимать опасность открытия пути к сверхъестественному», настоял я. «Но дай мне рассказать тебе то, что я знаю о Меррик, что я чувствую».

И я начал по порядку рассказывать свои воспоминания.

Всего лишь через пару дней после того, как Меррик прибыла в Дубовую Гавань, около двадцати лет назад, Эрон и я взяли Меррик и вместе с ней отправились в Новый Орлеан, чтобы навестить Великую Нананну.