Geum.ru

Энн райс меррик перевод 2005 Kayenn aka Кошка

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   26

Эрон объяснял, что он попытается передать эти документы прямо в руки Старейшинам Таламаски.

Но по трагическим причинам, очевидно, это никогда не произойдет.

Потом были последние три листа, написанные более формально, чем предыдущие.

«Исчезновение Дэвида» было написано вверху. Лестат был сокращен как ВЛ. И на этот раз в записях Эрона сильнее чувствовалось предупреждение и печаль.

Он описал мое исчезновение с Барбадоса, что я не оставил записки, оставил чемоданы, печатную машинку, книги и записи, которые он, Эрон, забрал с собой.

Как же ужасно должен был себя чувствовать Эрон, подбирая отбросы моей жизни и не слыша даже слова извинений с моей стороны.

«Если бы я не был так занят делами Мэйфейрских Ведьм», писал он, «возможно, этого бы не произошло. Я должен был уделять Д. больше внимания во время его привыкания к телу. Я должен был уверить его в своей дружбе и заработать его полное доверие. Теперь я могу только предположить, что с ним произошло, и я боюсь, что он столкнулся со сверхъестественным существом и не смог ему противостоять.


«Без сомнения, он даст мне о себе знать. Я слишком хорошо его знаю, чтобы думать иначе. Он придет ко мне. Он – что бы он ни решил – придет, чтобы утешить меня, по крайней мере».

Мне было так тяжело это читать, что я остановился и отложил страницы в сторону. Мной овладел страх моего собственного падения, моего ужасного падения, моего жестокого падения.

Но оставалось еще две страницы, и мне надо было их прочесть. Наконец я нашел в себе силы поднять их и прочитать последние строки Эрона.

Я надеюсь, что смогу просить помощи у Старейшин. Я надеюсь, что за годы работы в Таламаске заслужил доверие и уважение Ордена, и абсолютно уверен в силе Старейшин. Наш Орден, насколько я знаю, создан из уязвимых мужчин и женщин. и я не могу обратиться к кому-то из них без посвящения их в факты, которые предпочитаю скрыть.

В последнее время у Таламаски множество проблем. И пока не разрешится вопрос о личностях Старейшин и связи с ними, эти бумаги останутся у меня.

В то же время ничто не изменит мою веру в Д. и в его изначальную доброту. Как бы ни процветала в Ордене коррупция, она никогда не касалась Дэвида и тех, кто был ему близок, и хотя я все еще не могу им довериться, я надеюсь, что он свяжется с ними, если не со мной.

Да, моя вера в Дэвида настолько сильна, что я иногда вижу его среди множества других лиц, но потом понимаю, что опять ошибся. Вечерами я ищу его в толпе. Я вернулся в Майами, надеясь отыскать там его след. Я взывал к нему телепатически. И я не сомневаюсь, что очень скоро Дэвид ответит, хотя бы чтобы попрощаться.

Боль стала нестерпимой. Долгое время я только сидел и пытался прочувствовать то огромное зло, что Эрон испытал из-за меня.

Наконец я силой заставил себя сдвинуться с места.

Аккуратно собрав листы, я сложил их в конверт и снова сел, положа голову на руки. Наверное, я долго так просидел, не знаю.

Музыка затихла какое-то время назад; как бы она мне ни нравилась, она прерывала мои мысли, поэтому я был рад тишине.

На душе было так безнадежно плохо, как не было еще ни разу. Да, совсем не осталось надежды. Смертность Эрона предстала передо мной так же отчетливо, как и его жизнь. И обе они казались мне самыми чудесными дарами на свете.

А Таламаска, я был уверен, сама залечила свои раны. Я за нее не боялся, хотя у Эрона было право быть подозрительным во всем, что касалось Старейшин, их авторитета и личностей.

Когда я покинул Орден, вопрос о том, кто такие Старейшины, встал ребром. Инциденты, связанные с чужими секретами, привели к коррупции и предательствам. Убийство Эрона было одним из самых печальных последствий этого. Знаменитый Похититель Тел тоже был из наших.

Кто такие Старейшины? Был ли среди них тот же разврат, что и среди рядовых членов Ордена? Я так не думал. Таламаска была древней и авторитетной и реагировала скорее на внутренние вопросы, чем на ватиканские часы. Сейчас путь туда был для меня закрыт. Чистить и реформировать Таламаску будут человеческие существа, они уже начали. Я им не помощник.

Но насколько я знал, внутренние вопросы уже были решены. Как и кем я не знал, да и не хотел знать.

Я знал только что те, кто мне дорог, и Меррик в их числе, чувствовали себя в безопасности в Ордене, хотя мне казалось, что у Меррик и остальных более «реалистичный» взгляд на Таламаску и ее проблемы, чем когда-либо был у меня.

И конечно же, все, что я наделал в разговоре с Меррик, должно оставаться между нами.

Но как можно было что-то скрыть от ведьмы, которая околдовала меня с такой скоростью, эффектностью и непринужденностью? Я снова разозлился, думая об этом. Надо было забрать с собой ее Святого Петра. Это бы пошло ей на пользу.

Но чего же она хотела добиться – показать мне ее силу, впечатлить, доказав, что мы с Луи, приземленные создания, были подвластны ее силе, или что наш план очень опасен?

Я вдруг очень захотел спать. Как я уже упомянул, я поохотился прежде чем пришел на встречу, и не нуждался в крови. Но жажда мучила меня, усиленная прикосновением Меррик и фантазиями о ней, и теперь я чувствовал себя опустошенным от сражения с духами, обессиленным от горя по Эрону, сошедшему в могилу без единого доброго слова с моей стороны.


Я уже собрался было лечь на диван, но услышал очень приятный звук, который сразу узнал, хотя не слышал уже много лет. Это была поющая канарейка и едва различимый скрежет металла. Я разобрал движение крыльев, скрип маленькой трапеции или кольца – ну, что обычно вешают в птичьи клетки – и звук самой клетки на крючке.

А потом снова полилась музыка, очень быстрая, быстрее, чем мог сыграть самый одаренный смертный. Она журчала и переливалась и была полна волшебства, эта музыка, как будто за клавикордом сидело сверхъестественное существо.

Я вдруг осознал, что Лестата не было в квартире, что он даже не заходил, и эти звуки – музыка и приятное чириканье птиц - доносились не из-за закрытой двери его комнаты.

Определенно, я обязан был проверить.

Лестат во всей своей красе и силе может так ловко скрыть свое присутствие, а я, его создание, не могу слышать его мысли.

Я сонно и тяжело встал на ноги, подивившись своей усталости, и спустился в его спальню. Постучал, подождал немного, а потом открыл дверь.

Все было так, как и должно. Там стояла огромная кровать в плантационном стиле из красного дерева, закрытая балдахином из розового шелка и бархатным покрывалом того темно-красного цвета, который Лестат предпочитает всем остальным. Пыль на прикроватном столике, письменном столе и на книгах на полке. И музыкальный центр был выключен.

Я развернулся, собираясь вернуться в гостиную и записать все в свой дневник, если смогу его найти, но я почувствовал себя таким сонным и уставшим, что решил вздремнуть. Музыка и птицы убаюкивали. Птицы. Это мне что-то напоминало. Только что? Что-то из отчета Джесс Ривз, когда ее преследовал призрак в этом самом доме. Маленькие канарейки.

«Неужели началось?» прошептал я. Я почувствовал слабость, приятную слабость, ели честно. Интересно, Лестат сильно бы разозлился, если бы я прилег на его кровать? Он все еще мог прийти этой ночью. Мы же не знали, когда он может пробудиться, правда? Было не очень прилично засыпать на его кровати. И каким бы сонным я не был, моя рука двигалась в такт музыке. Я знал эту сонату Моцарта, она была прелестна, одно из первых произведений юного гения, само совершенство. Понятно, почему птицы так радовались: звук был им знаком и понятен, но главное, что он ускоряется постепенно, не рывками, не важно – какой гениальный пианист, какой гениальный ребенок.

Я вышел из комнаты с трудом, как сквозь толщу воды, и пошел к своей спальне и постели, довольно удобной, надо сказать, и мне срочно надо было отыскать свой гроб, в нем я сплю днем, потому что я мог не проснуться до рассвета.

«А, да, это жизненно необходимо», громко заявил я, но мои слова утонули в громе изящной музыки; и к большому расстройству я обнаружил, что устроился на диване во второй гостиной, которая выходила на задний двор – через нее я обычно входил в дом.

Луи был со мной. Луи помог мне сесть. Луи спросил, что случилось.

Зрение прояснилось, я взглянул вверх и мне показалось, что передо мной совершенный образец мужской красоты, одетый в белоснежную шелковую рубашку навыпуск и черную куртку, волнистые черные волосы до плеч волнами обрамляли лицо и ложились на воротник так естественно и красиво. Я обожал любоваться им так же, как смотреть на Меррик.

Меня изумило, как его зеленые глаза отличались от ее. Его глаза были намного темнее. Не было темного кольца вокруг радужной оболочки, и зрачки так не выделялись. В ее глазах была освещенная солнцем лесная поляна, а в его – глубины леса, куда редко доставал солнечный свет. Бесспорно, очень красивые глаза.

В квартире было очень тихо.

Минуту я не мог произнести ни слова.

Потом я посмотрел на него – он сидел в кресле из розового бархата, и в удивительных глазах отражался свет стоящих рядом электрических ламп. Выражение глаз Меррик моментально менялось, как вода на поверхности, а его взгляд всегда был спокойным, немного задумчивым и надежным, все эмоции были надежно скрыты от посторонних.

«Ты слышал?» спросил я

«Слышал что?» переспросил он.

«Господи, неужели это была персональная демонстрация!» тихо воскликнул я. «Ты должен помнить. Подумай. Это то же, что тебе рассказывала Джесс».

Я шумно вздохнул. Клавикорды и птицы. Много лет назад это слышала Джесс, в ту ночь, когда нашла дневник Клодии в тайнике в стене. Еще она увидела масляные лампы и движущиеся фигуры. Она покинула дом в ужасе, забрав куклу, четки и дневник, и больше сюда не возвращалась.

Дух Клодии преследовал ее и в темном номере отеля. После этого Джесс заболела, перестала реагировать на происходящее и ее забрали в больницу, а потом увезли домой в Англию; по-моему, она больше не возвращалась в Новый Орлеан.


Джесс Ривз судьбой было предначертано стать вампиром, ошибки и провалы Таламаски тут не причем. И Джесс сама рассказывала Луи свою историю.

Мы оба ее знали, но я не слышал ее описания музыки, которую она слышала во тьме дома.

И Луи мягко признал, что его дорогая Клодия любила ранние сонаты Моцарта – он создал их еще ребенком.

Вдруг эмоции, которые трудно было сдержать, охватили Луи, и он встал и отвернулся от меня, глядя в окно на небо над крышами и маленькими банановыми пальмами, которые росли у стен дома.

Я наблюдал за ним в вежливом молчании. Энергия возвращалась ко мне. Я вновь чувствовал нереальную силу, на которую всегда полагался с первой ночи, когда получил вампирскую кровь.

«Я понимаю, это мучительно», наконец сказал я. «Но из этого можно сделать вывод, что мы близки к цели».

«Нет», ответил он, повернувшись ко мне. «Разве не понимаешь, Дэвид? Ты слышал музыку. Я – нет. Джесс слышала. Я - никогда. Никогда. Я годами мечтал ее услышать, просил, умолял, но она никогда не играет для меня».

Его французский акцент усилился и обострился, как бывает всегда, когда он волнуется, и я очень любил мелодичность и музыкальность, которую приобретала его речь. Я считаю, что мы – кто говорит на английском – правильно делаем, что сохраняем акценты. Они рассказывают нам о нашем языке.

Я очень его любил, любил его гибкие грациозные движения и то, как он относится к происходящему – либо со всем сердцем, либо никак вообще. Он был очень добр ко мне с нашей первой встречи, когда я заявился без приглашения – он разделил со мной этот дом и любовь Лестата, в его верности которому я не сомневался.

«Если тебя это как-то утешит», поспешил добавить я, «я виделся с Меррик Мэйфейр. Я рассказал ей о нашей просьбе, и мне кажется, она нас не подведет».

Его удивление восхитило меня. Я забыл, насколько человечным он был, оставаясь слабее нас с Лестатом, и что он не читает мысли. Я также предполагал, что он проследит за мной издалека, как могут следить только вампиры или ангелы, чтобы узнать, когда начнется встреча.

Он подошел и снова сел.

«Ты должен обо всем мне рассказать», попросил он. На мгновение на щеках проступил румянец. Лицо утратило неестественную белизну, и он показался двадцатичетырехлетним молодым человеком с точеными и красивыми чертами лица. Он словно сошел с картины Андреа дель Сарто, так совершенно красив он был.

«Дэвид, пожалуйста, расскажи мне все», надавил он, потому что я молчал.

«О, да, конечно, сейчас. Дай мне еще пару секунд. Что-то происходит, понимаешь, и это может быть проявлением ее злой стороны».

«Злой стороны?» переспросил он невинно.

«Ну, я немного не так выразился. Понимаешь, она очень сильная женщина, и у нее свои причуды. Сейчас, я все расскажу».

Но прежде чем начать, я снова посмотрел на него, и отметил, что никто из нас, точно, никто из бессмертных, которых я знал, даже близко не был похож на него.

За те годы, что я был его спутником и другом, мы вместе пережили множество чудес. Нас посещали древнейшие из нашего вида, и все визитеры методично пытались доказать бесполезность поисков, в которых Луи провел весь девятнадцатый век – поисков ответов, которых не было.

Во время нашего недавнего собрания все старшие вампиры предлагали Луи силу их древней крови. Даже Древнейшая Маарет, сестра-близнец новой Королевы Проклятых, изо всех сил убеждала Луи пить из ее вен. Я наблюдал за этим с огромным страхом. Маарет без памяти влюбилась в того, кто был слабее ее.

Луи отказал ей. Луи не поддался на просьбы и уговоры. Я никогда не забуду их разговор.

«Я не ценю свою слабость», объяснил он ей. «В твоей крови – чистое могущество, я не спорю с этим. Только полный идиот станет с этим спорить. Но я знаю одно – то, что я понял из опыта всех вас: возможность умереть вам недоступна. Если я стану твоим, то я буду слишком силен для простого суицида, как ты сейчас. А я этого не вынесу. Позволь мне остаться человеком среди вас. Дай мне медленно накопить силу, как вы все в свое время – силу от времени и человеческой крови. Я не стану тем, кем стал Лестат после того, как пил кровь всех Старейших. Я не хочу быть настолько сильным и далеким от единственно возможного конца».

Я был удивлен столь очевидным расстройством Маарет. В ней нет чего-то очень простого только потому, что в ней просто абсолютно все. Под этим я имею в виду, что она настолько древняя, что не может разделять общепринятое сейчас сложное выражение эмоций, только выборочное милосердное созидание.


Когда Луи ей отказал, она потеряла к нему интерес, и больше она никогда на него не смотрела и не упоминала в разговоре. Конечно, она не вредила ему, хотя у нее было множество возможностей. Для нее он перестал быть живым созданием, одним из нас. По крайней мере мне так казалось. Он разбил ее древнее сердце.

Но кто я такой, чтобы судить такое существо как Маарет? Уже только за то, что я видел ее, слышал ее голос, был в ее доме – за все это я должен сказать ей «спасибо».

Я очень уважал его за то, что он отказывался от абсолютной силы темных богов. Лестат создал его, когда сам был еще очень молод. И Луи был намного сильнее людей, с легкостью очаровывал смертных и мог околдовать самого умного оппонента. Хотя он все еще был подвластен законам гравитации - в большей степени, чем я – он мог очень быстро двигаться, оставаясь абсолютно незамеченным, что ему очень нравилось. Он не читал мысли и не был шпионом.

Все же он точно бы умер, если бы остался на солнце; хотя прошло то время, когда солнечный свет превратил бы его в пепел, как Клодию через семьдесят лет ее жизни. Ему еще нужна была кровь каждую ночь. Он вполне мог найти забвение в пламени.

Я содрогнулся при мысли об ограничениях в жизни этого создания и дьявольской мудрости, которой он обладает.

Моя собственная кровь была превосходно сильна, потому что пришла от Лестата, испившего не только от древнего Мариуса, но от самой Королевы Проклятых, первой вампирши на свете. Я честно не думал о том, как закончить свое существование, но знал, что это будет нелегко. А Лестат, когда я думал о его приключениях и силах, во всех значениях этого слова не мог уйти из жизни.

Эти мысли так увлекли меня, что я схватил Луи за руку.

«Эта женщина очень сильна», начал я. «Она сыграла надо мной парочку шуток этим вечером, и я не знаю, как и зачем».

«Вот что так тебя измотало», задумчиво и сочувственно сказал он. «Ты точно не хочешь отдохнуть?»

«Нет, мне надо поговорить с тобой», ответил я и начал описывать нашу встречу в кафе и все, что было между нами, включая воспоминания из детства Меррик.


5


Я РАССКАЗАЛ ЕМУ все, что описал выше.

Я поведал даже о первой встрече с Меррик и подавленном страхе, когда я был уверен, что предки Меррик с дагерротипов одобрили нас с Эроном.

Он был очень встревожен, когда я выложил эту часть истории, но не остановил меня, а дал знак продолжать.

Я кратко рассказал о том, как проходила встреча, не пропуская эротических воспоминаний о Меррик, и что она не отказалась помочь нам.

Меррик его видела, объяснил я, и она знала, кто и что он такое задолго до того, как Таламаска дала ей первые знания о вампирах. Фактически, ей никогда не давали такой информации.

«Я помню больше чем одну встречу с ней», сказал он. «Мне надо было раньше тебе сказать, но ты сейчас уже знаешь мой принцип».

«В каком смысле?»

«Я говорю только то, что нужно», вздохнул он. «Я бы еще хотел верить в то, что говорю, но это слишком сложно. Ладно, я говорил о том, что мы с Меррик встречались несколько раз. Это правда. И да, она пыталась наложить на меня чары. Для меня было более чем достаточно уйти тогда. Я не боялся ее и ее магии. Я кое-что в ней недопонял. Если бы я так же читал мысли, как ты, то этого бы не случилось».

«Расскажи же, как это произошло», попросил я.

«Это случилось на темной улице, довольно опасной», сказал он. «Я думал, что она ищет смерти. Она шла одна в полной темноте, и когда услышала мои намеренно громкие шаги, даже не оглянулась и не ускорила шаг. Это было очень безрассудно и необычно для любой женщины. Я подумал, что она устала от жизни».


«Понимаю».


«Но потом, когда я подошел ближе», продолжил он, «ее глаза грозно сверкнули, и я увидел в них предупреждение так ясно, словно она проговорила его вслух: ‘Коснись меня и я тебя уничтожу’. Фразу тяжело перевести с французского, но значение такое. Она употребляла другие проклятия и имена, их было трудно разобрать. Я не уступил ей в страхе. Я с ней просто не соревновался. Я пришел к ней потому, что она хотела умереть».

«Да», ответил я. «Она сказала мне то же самое. Мне кажется, другие несколько раз она видела тебя издалека».

Он задумался на мгновение. «Там была старая женщина, очень могущественная».

«Тогда, ты знал о ней».

«Дэвид, когда я попросил тебя поговорить с Меррик, я знал о ее силе. Но прошло много времени с тех пор, когда пожилая женщина была жива, видела меня и точно знала, кто я такой». Он помолчал немного, а потом подытожил: «В конце прошлого века были жрицы Вуду, которые всегда о нас знали. Но мы были в безопасности, потому что им никто не верил».

«Конечно», согласился я.

«Но, видишь ли, я никогда особо не верил в этих в этих женщин. А когда я встретился с Меррик, ну, я впервые почувствовал что-то невероятно мощное и чужое для понимания. А теперь продолжай. Расскажи, что случилось вечером»

Теперь я пересказал, как я отвез Меррик в отель Винздор, и как заклинание вызвало множество видений, самым отвратительным и пугающим из которых точно была мертвая старуха, Великая Нананна.

«Если бы ты видел, что они разговаривали во дворе, их захватывающий и таинственный облик и бесстрашие, с которым они меня встретили, ты бы тоже содрогнулся».

«Точно», сказал он. «И ты видел их, как будто она на самом деле были там. Не может быть».

«Нет, дружище, я их видел. Они выглядели реально. Конечно, не так, как другие люди, пойми. Но они там были!»

Я объяснил возвращение в отель, алтарь, Папа Легба и возвращение домой, и еще раз описал музыку клавикордов и пение птиц в клетке.

Луи очевидно было тяжело это слушать, но он не прерывал меня.

«Как я уже говорил», продолжил я, «я узнал музыку. Это была первая соната Моцарта. И игра была невероятная и полная-».

«Давай, продолжай».

«Но ты же ее слышал раньше. Это был призрак музыки, не сама мелодия. То есть, ты слышал ее когда ее в первый раз здесь сыграли, потому что призраки воспроизводят только то, что уже когда-то было».

«Она была полна гнева», сказал он мягко, слово «гнев» заставило его приглушить голос.

«Да, точно, гнев. Играла Клодия, да?»

Он не ответил. Казалось, его раздирали воспоминания и размышления.

«Но ты не знаешь, Клодия ли заставила это тебя услышать», сказал он. «Может, это Меррик и ее заклинания».

«В этом ты прав, но, понимаешь, мы не знаем, Меррик ли наложила заклинание. Алтарь, свеча, даже кровь на платке – это не значит, что духов на меня наслала Меррик. Скорее всего, это призрак Великой Нананны».

«Ты имеешь в виду, дух связался с нами сам по себе?»

Я кивнул. «Что если дух хочет защитить Меррик? Что если призрак не хочет, чтобы его внучка вызывала дух вампира? Откуда нам знать?»

Казалось, им овладело полное отчаяние. Внешне он оставался спокойным и собранным, но на лице была боль, и он словно собирал себя по кусочкам, взглядом попросив меня сказать что-нибудь, потому что слова не могли выразить его чувств.

«Луи, послушай меня. Я не совсем понимаю то, что собираюсь сказать, но это очень важно».


«Да, что ты хочешь сказать?» Он вдруг ожил и был полон сил, выпрямившись в кресле и поторапливая меня.