Энн райс меррик перевод 2005 Kayenn aka Кошка

Вид материалаДокументы

Содержание


Здесь покоятся все тайны
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   26

ЭНН РАЙС

МЕРРИК


Перевод 2005 Kayenn aka Кошка


FOR Stan Rice And Christopher Rice And Nancy Rice Diamond


THE TALAMASCA

Investigators of the Paranormal

We watch

And we are always here.


Вступление


Меня зовут Дэвид Тальбот.

Кто-нибудь из вас помнит меня в те времена, когда я был Главой Ордена Таламаска, Ордена исследователей паранормальных явлений, чьим девизом была фраза «Мы бдим и мы всегда рядом»?

В этом девизе есть какой-то шарм, не правда ли?

Таламаска существует более тысячи лет.


Я не знаю, как был основан Орден. Я даже не знаю все его тайны. Однако я знаю, что большую часть своей смертной жизни я посвятил служению ему.

В лондонской Обители Таламаски Вампир Лестат впервые предстал передо мной. Он просто вошел ко мне в кабинет одной зимней ночью, чем абсолютно застал меня врасплох.

Я сразу понял, что одно дело – читать и писать о сверхъестественном, но совсем другое – видеть это своими глазами.

Но это было очень давно.

Сейчас у меня новое тело.

И это тело было изменено могущественной кровью Вампира Лестата.

Я один из самых опасных вампиров, и один из тех, кто вызывает наибольшее доверие. Даже утомленный жизнью вампир Арман поделился со мной историей своей жизни. Может быть, вы читали его биографию, которую я недавно издал.

Когда Арман закончил свой рассказ, Лестат очнулся от глубокого сна в Новом Орлеане, чтобы послушать прекрасную и соблазнительную музыку, аккомпанирующую рассказчику.

Музыка снова ввела его в мертвый сон, когда он еще раз укрылся в здании женского монастыря, чтобы улечься на пыльный мраморный пол.

В то время Новый Орлеан стал местом паломничества для многих вампиров - бродяг, пройдох, молодых глупцов, пришедших, чтобы хоть мельком увидеть Лестата, казавшегося таким беспомощным. Они были угрозой для смертных. Они раздражали Старейших из нас, стремившихся скрыть тайну нашего пребывания в монастыре и охотиться, оставаясь незамеченными.

Этих захватчиков уже нет.

Некоторых уничтожили, других просто напугали. А что до Старейших, пришедших облегчить страдания спящего Лестата, то они уже давно вернулись к своим одиноким странствиям.

И в начале этого повествования только мы трое остаемся в этом городе. Спящий Лестат и мы, его верные создания – Луи де Пон дю Лак и ваш автор, Дэвид Тальбот.


1


« ПОЧЕМУ ТЫ просишь меня об этом?»

Она сидела за мраморным столом напротив меня, спиной к открытым настежь дверям кафе.

Она отреагировала на мой внешний вид, как на величайшее из чудес. Но моя просьба отвлекла ее: она больше не таращилась на меня, она смотрела прямо мне в глаза.

Она была высокой и стройной. Никогда ее длинные темно-каштановые волосы не стесняла ни одна прическа, только кожаный шнурок, как и сейчас, удерживал сзади пряди челки, чтобы они не лезли в глаза. В аккуратных ушах она носила большие золотые кольца, и ее мягкая белая летняя одежда навевала мысли о чем-то цыганском, наверное, из-за красного шарфа, повязанного на поясе широкой юбки из хлопка.

«И сделать такое для такого существа?» — спросила она тепло, без тени злобы, нет, но это показало, что она не скроет ничего, даже за этим вынуждающе ровным голосом. «Вызвать дух, который может переполнять злоба и желание отомстить, сделать это ты просишь меня, для Луи де Пон дю Лака, который сам уже давно не относится к живым?»

«А кого я еще мог бы попросить, Меррик?» ответил я. «У кого еще хватит на такое сил?» Я произнес ее имя просто, в американском стиле, хотя много лет назад, когда мы встретились впервые, она представилась как Меррик, ударение на «и», с легким оттенком старомодного французского.

Из кухни донесся грубый звук, скрип дверных петель в крайне запущенном со-стоянии. Призрак официанта в засаленном переднике вдруг явился перед нами, шаркая ногами по пыльным плитам пола.

«Ром», сказала она. «Св. Джеймс. Принесите бутылку».

Он пробормотал что-то так невнятно, что даже я со своим вампирским слухом не смог разобрать. Шаркая, он снова оставил нас одних в слабо освещенной комнате с дверьми, открытыми нараспашку на Rue St. Anne.

Это была та часть Н.О., где находятся виноградники и делают вино, маленькое заведение. Над нашими головами лениво работали вентиляторы, а пол не мыли уже лет сто.


Мягко сгущались сумерки, и воздух был наполнен ароматами квартала и сладостью весны. Просто замечательно, что она выбрала такое место для встречи, и что в такой прекрасный вечер в нем почти не было посетителей.

Ее взгляд был спокоен, как никогда, но мягок.

«Луи де Пон дю Лак мог бы увидеть призрак», задумчиво произнесла она, «если он еще не достаточно страдает».

Не только ее слова выражали симпатию, но еще и тон, низкий и интимный. Ей бы-ло жаль его.

«О, да», она не позволила мне и слова вставить. «Мне очень его жаль, и я знаю, как безнадежно он жаждет снова увидеть мертвого ребенка-вампира». Она задумчиво подняла брови. «Ты приходишь, называя легендарные имена. Ты раскрываешь свое существование, ты становишься чудом, и ты так близко, и просишь сделать такое…». «Так сделай же это, Меррик, если это не принесет тебе вреда», попросил я. «Я здесь не для того, чтобы ты пострадала. Бог тому свидетель. Ты это знаешь».

«А что принесет эта встреча твоему Луи?» спросила она медленно, взвешивая каждое слово. «Призрак может наговорить ужасные вещи тому, кто его вызывает, а это призрак чудовищного ребенка, убитого такими же, как она. Ты просишь о величайшем вызове духа в истории, и в то же время это может обернуться катастрофой».

Я кивнул. Все сказанное было правдой.

«Луи одержим этой идей», сказал я. «И у него было достаточно времени, чтобы сформулировать все причины этой одержимости. Теперь он не может думать ни о чем другом».

«И что будет, если я воскрешу ее из мертвых? Ты думаешь, это решение всех его проблем и страданий?»

«На это я бы не надеялся. Я не знаю, к чему это приведет. Но, в сравнении с той болью, с теми страданиями, которые он испытывает сейчас, все, что угодно, пока-жется спасением. Конечно, я не имею права просить тебя об этом, я даже на встречу с тобой права не имею.

«В конце концов, мы все связаны - Таламаска, Луи, я. И, конечно, Вампир Лестат. Благодаря Таламаске Луи де Пон дю Лак услышал о появлении призрака Клодии. От одной из наших агентов, Джесс Ривз – ее дело ты можешь найти в архивах». «Да, я знаю эту историю», ответила Меррик. «Это случилось на Рю Рояль. Ты отправил Джесс Ривз обследовать дом, в котором когда-то жили вампиры. И она вернулась с кучей сокровищ – доказательств того, что Клодия, дитя вампиров, жила там».

«Все так и было», заметил я. «Было ошибкой отправлять туда Джесс. Она была слишком молода. Она никогда…». Я долго не мог подобрать подходящие слова. «Джесс никогда бы не восприняла это так, как ты».

«Люди читают об этом в книгах Лестата и думают, что это забавно», задумалась Меррик, «этот дневник, еще там были четки, не так ли, и старая кукла. И эти вещи хранятся у нас, да? Они в английской Обители Ордена. Тогда у нас еще не было Обители в Луизиане. Ты самостоятельно отнес их в подвал».

«Так ты выполнишь мою просьбу?» спросил я. «Ты сделаешь это? Да, ты сможешь, я в этом уверен».

Она еще не была готова дать мне ответ. Но мы уже продвинулись довольно далеко, она и я.

Как же я по ней скучал! Это было даже мучительней, чем я мог себе это представить, снова говорить с ней, уже однажды простившись. Но я с большим удовольствием отметил, как она изменилась: ее французский акцент совсем исчез, и ее можно было принять за англичанку, и это после долгих лет учебы в разных странах. Какое-то время она провела и в Англии, вместе со мной.

«Ты знаешь, что Луи тебя видел», мягко вставил я. «Ты знаешь, что он отправил меня поговорить с тобой. Ты знаешь, что он прочитал твою силу через предупреждение в твоих глазах?»

Она не ответила.

«Я видел истинную ведьму», сказал он мне при встрече. «Она меня не боялась. Она сказала, что у нее хватит сил защитить себя, если я не уйду». Она кивнула с очень серьезным видом.

«Да, это правда», она ответила, не дыша. «Он нарочно напросился на встречу, ты считаешь». Она нехотя роняла слова. «Но я видела его много раз. В первый раз, когда я заметила его, я была еще ребенком, и только сейчас я говорю об этом с тобой».

Я был очень удивлен. Я должен был чувствовать, что когда-нибудь она меня очень удивит.

Я чрезвычайно ей восхищался и гордился. Я не мог этого скрыть. Я любил ее за простой внешний вид: белая хлопковая блуза с широким воротником и обычными короткими рукавами и черные бусы на шее.

Глядя в ее зеленые глаза, я вдруг устыдился своего поступка. Я встретился с ней. Луи не заставлял меня приближаться к ней. Я сделал это по своей собственной инициативе. Но я не собираюсь начинать свое повествование, все еще умирая со стыда.

Я скажу только, что мы с ней были больше чем компаньоны. Мы были как учитель и ученик, я и она, почти любовники, однажды, на определенном этапе. Таком коротком этапе…


Она пришла к нам еще девочкой, потерянный потомок клана Мэйфейр, африкано-американской ветви этой семьи, ведущей род от белых ведьм, о которых она едва ли знала, создание исключительной красоты, босоногий ребенок, который вошел в луизианскую Обитель и сказал: «Люди, я о вас слышала, вы мне нужны. Я вижу то, чего нет. Я говорю с мертвыми».

Это случилось почти двадцать лет назад, так мне казалось.

Я был Верховным Главой Ордена, вел жизнь мягкого, внимательного руководителя со всеми ее плюсами и минусами. Телефонный звонок разбудил меня посреди ночи. Это был мой друг и бывший одноклассник, Эрон Лайтнер.

«Дэвид», сказал он, «Ты просто обязан приехать. У нас тут невероятный случай. Это ведьма такой силы, что ее просто нельзя описать словами. Дэвид, приезжай скорее…»

В те дни не было никого, кого я уважал больше, чем Эрона Лайтнера. За всю свою жизнь я любил трех существ, среди людей и вампиров. Один из них – Эрон. Другим был, да и есть, Вампир Лестат. Он подарил мне мир, полный чудес и открытий, и навсегда сломал мою смертную жизнь. Он сделал меня бессмертным и очень сильным, одиночкой среди других вампиров.

А третьей была Меррик Мэйфейр, хотя именно ее я изо всех сил старался забыть.

Но мы сейчас говорим об Эроне, моем старом друге Эроне с волнистыми седыми волосами, быстрыми серыми глазами и созданными для юга костюмами в белую и голубую полоску. Мы говорим о ней, в то время еще ребенке Меррик, которая казалась нам такой же экзотичной, как буйная тропическая флора и фауна ее родины.

«Хорошо, дружище, я выезжаю, но неужели нельзя было подождать до утра?» Я вспомнил, каким скучным тоном я это проворчал, и как от души засмеялся Эрон.

«Дэвид, что с тобой там случилось, старик?» отреагировал он. «Не говори, чем ты сейчас занимаешься, я сам тебе скажу. Ты засыпаешь над какой-нибудь книгой века, скажем, девятнадцатого о призраках, что-нибудь умиротворяющее и успокаивающее. Дай угадаю: автор – Сабина Баринг-Гулд. Да ты не выходил из Обители шесть месяцев, не так ли? Даже чтобы перекусить в городе. Не отрицай, Дэвид, ты живешь так, словно твоя жизнь кончена».

Я рассмеялся. Эрон говорил таким мягким голосом. Я читал не Сабину Баринг-Гулд, но вполне мог бы. По-моему, это был рассказ о сверхъестественных существах Элджернона Блэквуда. И Эрон был абсолютно прав насчет времени, которое я не выходил за священные стены Обители.

«Где же страсть, Дэвид? Где чувство ответственности?» Эрон надавил. «Дэвид, эта девочка – ведьма. Думаешь, я бросаюсь словами? Забудь на секунду, из какой она семьи и все, что мы о них знаем. В ней есть кое-что, что поразило бы самих Мэйфейров, хотя они о ней и не узнают, если мое мнение хоть что-то значит. Дэвид, эта девочка призывает духов, и они не могут ей сопротивляться. Открой Библию. Это Аэндорская Ведьма. А ты ведешь себя так же странно, как Дух Самуила, которого Ведьма пробудила от смертного сна. Немедленно выметайся из постели, ты должен быть уже по ту сторону Атлантики! Ты мне нужен ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС!»

Ведьма из Аэндора. Мне не нужно было открывать Библию. Каждый член Таламаски и без того помнил эту историю наизусть.

Царь Саул, опасаясь мощи филистимлян, перед ужасающей битвой идет к «прорицательнице и вызывательнице душ усопших» и просит воскресить Пророка Самуила из мертвых. «Зачем тревожишь меня, нравоущениями тешить?» - требует ответа призрачный Пророк, и предсказывает смерть Царю и его сыновьям на следующий день.

Ведьма из Аэндора. И так я всегда мысленно называл Меррик, независимо от того, насколько близкими мы стали потом. Она была Меррик Мэйфейр, Аэндорская Ведьма. Время от времени я называл ее так в неофициальных письмах и часто в записках.

В начале она была просто чудом. Со сборами, упаковкой вещей, полетом в Луизиану, пешим путешествием в Дубовую Гавань - превосходную плантацию, ставшую нашим убежищем вне Н.О. на старой River Road - мне очень помог Эрон. Все это было, как во сне. В самолете я перечитал свое старое исследование: сыновья царя Саула пали в битве. Сам Саул упал на свой собственный меч. Сомневался ли я? Свою жизнь я посвятил Таламаске, но еще до начала обучения я сам видел и управлял духами. Это не были призраки, понимаете ли. Они были безымянными, бестелесными, и являлись передо мной согласно именам и ритуалам бразильской магии Кандомбле, в мир которой я так безрассудно погрузился в молодости.

Но эту силу я не развивал, она просто заснула во мне в то время, как все силы требовались на обучение в Таламаске и преданность остальным. Я оставил тайны Бразилии в обмен на еще более чудесный мир архивов, реликвий, библиотек, организации и обучения, погружения других в пыльное почтение перед нашими методами и аккуратными способами исследований. Таламаска была такой огромной, древней, принимая в свои любящие объятия. Даже Эрон не мог раскрыть природу моих старых способностей, не тогда, хотя и в те времена в его силах было очень многое. Я бы понял эту девочку, потому что она была такой.

Шел дождь, когда мы достигли Обители; наша машина нырнула в огромную дубовую аллею, которая вела от дороги с дамбы к необъятным двойным дверям. Каким зеленым был этот мир даже во тьме! Скрещенные ветви дубов погружались в высокую траву. Кажется, длинные серые полосы испанского мха касались крыши машины.

Из-за грозы в эту ночь не было света, сказали они мне.

«У этого места есть свое очарование», поприветствовал меня Эрон. У него уже тогда были седые волосы, совершенный джентльмен, вечно естественный, почти милый. «Словно возвращает тебя на десяток лет назад, правда?»

Только масляные лампы и свечи освещали огромные квадратные комнаты. Я заметил мерцание в окне над входом, когда мы приблизились. Фонари качались от ветра в огромных коридорах, пересекающих первый и второй этажи отличного квадратного дома.

Перед тем, как войти, я задержался, не обращая внимания на дождь, чтобы осмотреть снаружи чудесный тропический особняк, и был впечатлен его простыми колоннами. Когда-то на мили вокруг был сахарный тростник; за клумбами позади дома до сих стояли здания, цвет которых из-за ливня невозможно было определить, в которых раньше жили рабы.

Она подошла ко мне, босая, в платье цвета лаванды с узором из розовых цветов, вряд ли ведьма.

Ее глаза не могли бы быть еще таинственней, даже если бы ей накрасили глаза, как индийской принцессе. Радужная оболочка была зеленой, а по краям была темнее - почти такой же черной, как зрачок. Удивительные глаза, еще больше жизни и цвета им придавала кремового оттенка кожа. Ее волосы были зачесаны назад, а изящные руки просто опущены вниз. Она показалась очень простой в общении.

«Дэвид Тальбот», обратилась она ко мне почти формально. Меня очаровала интимность ее мягкого голоса.

Они не смогли отучить ее от привычки ходить босиком. Это выглядело ужасно соблазнительно, босые ноги на шерстяном ковре. Она выросла в деревне, подумал я, но нет, они сказали, это был всего лишь старый полуразрушенный квартал Нового Орлеана, где больше не было тротуаров, и за открытыми всем ветрам домами никто не ухаживал, и цветущий ядовитый олеандр вырастал размером с деревья.

Она жила там со своей крестной, Великой Нананной, ведьмой, которая обучила ее всему, что она знала. Ее мать, могущественная провидица, известная мне под именем Холодная Сандра, влюбилась в исследователя. Отца она не помнила. Она никогда не ходила в настоящую школу.

«Меррик Мэйфейр», мягко произнес я и обнял ее.

Для своих четырнадцати лет она была довольно высокой, с красивой формы грудью под простым платьем из хлопка, мягкие сухие волосы свободно лежали на спине. Она бы показалась испанской красавицей любому, кто не знаком с этим причудливым южным миром, где история рабов и их свободных потомков была полна различных альянсов и романтических связей. Но любой орлеанец увидел бы в ней примесь африканской крови по коже цвета кофе со сливками.

Определенно, когда я наливал сливки в крепкий кофе с цикорием, который они мне дали, я понял те слова.

«Все мои люди окрашены», сказала она своим французским голосом. «Те, которых принимают за белых, уезжают на север. Это всегда происходило, и будет происходить. Они не хотят, чтобы Великая Нананна их навещала. Они не хотят, чтобы кто-то узнал. Я бы тоже смогла сойти за белую. Но как же семья? Как же все, что передают потомкам? Я бы никогда не оставила Великую Нананну. Я здесь только потому, что она отправила меня к вам».

Она приняла позу искусительницы, когда сидела там, маленькая для огромного кресла, обитого кроваво-красной кожей. На лодыжке была мучительно золотая цепочка, другая, с маленьким бриллиантом, на шее.

«Видите эти фотографии?» спросила она, приглашая взглянуть. Они хранились в коробке из-под туфель, лежавшей у нее на коленях. «В них нет ведьмовства. Если хотите, можете взглянуть».

Она разложила их на столе передо мной. Дагерротипы – совершенно четкие снимки на стекле, каждый в рассыпающемся от старости маленьком чехле, богато украшенном узорами из цветов или виноградных лоз. Все вместе, они могли раскрываться и закрываться на застежку, как маленькая книжка.

«Они сделаны в 1840-х», пояснила она, «и это все наши люди. Один из членов нашей семьи делал эти фотографии. Его считали хорошим фотографом. Его любили. Он оставил несколько историй – я знаю, где они. Они написаны очень красивым подчерком. Они в коробке, на чердаке дома Великой Нананны».

Она передвинулась на краешек кресла, колени выглядывали из-под плохо сделанного рубца на подоле платья. Волосы отбрасывали множество теней за спиной, красиво обрамляя лицо; лоб был гладким и высоким. Несмотря на то, что ночь была прохладной, в камине горел огонь, комната с книжными полками и разными греческими скульптурами была уютной, а воздух в ней – ароматным. Все располагало к магическим чарам.

Эрон наблюдал за ней с гордостью и неугасающим интересом и заботой.

«Видите, это все – мои люди былых дней». Она, возможно, раскрывала нам свои карты, свои тайны. Тени ложились на ее овальное лицо и выступающие скулы. «Видите, они все вместе здесь. Но, как я уже говорила, те, кому представился шанс, уже давно покинули эти места. Только представьте, от чего они отказались, только подумайте, такая история, традиции. Видите это?»

Я стал разглядывать маленькую фотографию, сверкающую в свете масляной лампы.


«Это Люси Нэнси Мэри Мэйфейр, ее отцом был белый, но она о нем мало что знала. У всех отцами были белые мужчины. Всегда белые мужчины. Эти женщины – они на все были готовы ради белых. Моя мать уехала в Южную Америку с таким парнем. Я была с ними. Я помню джунгли». Она стеснялась, потому что уловила одну из моих мыслей, или, может, просто из-за выражения лица – словно я вот-вот разрешу загадку.

Я никогда бы не забыл свои первые годы исследований Амазонки. Наверное, я не хотел забывать, хотя ничто не напоминало мне о моем преклонном возрасте так мучительно, как воспоминания о приключениях с ружьем и камерой на краю света. И я даже помыслить не мог о том, что вернусь в непроходимые джунгли с ней.

Я снова уставился на старые стеклянные дагерротипы. Каждый из изображенных там был в первую очередь яркой личностью, а не просто богато разряженной куклой в цилиндре или пышных юбках из тафты на фоне драпированных задников фотостудии и буйной зелени. Вот девушка красивая, как Меррик сейчас, сидит так строго и прямо в готическом кресле с высокой спинкой. Как объяснить, что в них всех так ясно проявилась примесь африканской крови? На этой фотографии было видно лучше всего: удивительно яркие, живые глаза на смуглом южном лице.

«Вот, она старше всех», сказала Меррик, «это Анжелика Мэрибелль Мэйфейр». Статная женщина, темные волосы расчесаны на прямой пробор, шаль с орнаментом скрывает плечи и широкие рукава платья. В руках она держала едва заметные очки и сложенный веер.

«Это самая старая и лучшая фотография из всех, что у меня есть. Она была Тайной ведьмой, так они мне сказали. Есть Тайные ведьмы и ведьмы, к которым люди приходят за помощью. Никто не знал, что она ведьма, но она была очень умной. Они рассказали, что она была любовницей белого Мэйфейра, который жил в Садовом квартале, а он по крови был ей родным племянником. Я их прямой потомок. Дядюшка Джулиан, его так называли. Он разрешал своим темнокожим племянникам называть себя дядюшкой, а не мессиром, как потребовали бы другие белые».

Эрон напрягся, но попытался это скрыть. Может, она и не заметила, но меня обмануть ему не удалось.

Значит, он ничего ей не рассказал об опаснейшем клане Мэйфейр. Об этом они не говорили – вселяющие ужас Мэйфейры Садового квартала, настоящее племя чистокровных ведьм с невероятными способностями, на изучение которого он потратил многие годы. Наше досье на них велось веками. Члены нашего Ордена погибали от рук Мэйферских Ведьм, когда мы пытались войти с ними в контакт. Но девочка не должна узнать это от нас, вдруг пришло мне в голову, по крайней мере, пока Эрон не решит, что такое вмешательство может примирить стороны, не причиняя вреда.