Энн райс меррик перевод 2005 Kayenn aka Кошка

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   26

Я тут же позвонил Эрону:

«Ты уже сказал Меррик?»

После долгой паузы, Эрон совершенно спокойно произнес:

«Что-то мне подсказывает, что она знает».

«И что именно?» немедленно спросил я. Я всегда чересчур нетерпеливо реагировал на спокойствие Эрона. Но на этот раз он не собирался долго держать меня в неведении.

«Дух, который преследовал парня, был высокой женщиной с каштановыми волосами и зелеными глазами. Не похоже на наши снимки Холодной Сандры или Ханни в Солнечном Свете, тебе не кажется?»

Я согласился – скорее, напоминает кое-кого другого.

«Ладно, теперь он мертв, бедный дурак», сказал Эрон. «А Меррик уже ничего не отвлечет от работы».

Да, этим она и занималась: продолжала работать.

А теперь…

Теперь, после всех этих лет я вернулся к ней, умоляя вызвать дух Мертвого Ребенка Клодии для Луи и меня.


Я так упрашивал ее воспользоваться ее силами, что вполне означало использование маски, которая все еще хранилась в Дубовой Гавани, как и всегда, маски, которая позволяла видеть духов между жизнью и смертью.

Я сделал это, зная, что она пережила и какой доброй и счастливой она могла быть, и есть.


16


ДО РАССВЕТА оставался один час, когда я закончил историю.

Луи все это время слушал молча, не задавая вопросов, не перебивая, просто внимая моим словам.

Из уважения ко мне он продолжал молчать, но я видел множество эмоций на его лице. Его темно-зеленые глаза заставили меня вспомнить о Меррик, и на мгновение я почувствовал такую любовь к ней и отвращение к тому, что натворил, что не мог говорить.

Наконец, Луи выразил те самые ощущения и чувства, которые поглощали меня, когда я обдумывал весь свой рассказ.

«Я никогда не представлял, как сильно ты любишь эту женщину», сказал он. «Я никогда не думал, как же сильно ты не похож на меня».

«Я люблю ее, да, и, может, я сам не догадывался, как сильно, пока не рассказал все тебе. Я заставил себя увидеть все со стороны. Все вспомнить. Я заставил себя вновь пережить ее близость, наконец. Но когда ты говоришь, что я от тебя отличаюсь… ты должен пояснить свои слова».

«Ты мудр», произнес он, «той самой мудростью, которая доступна только пожилым людям. Ты достиг старости так, как никто из нас никогда не достигнет. Даже великая Мать, Маарет, не знала слабости, когда много веков назад ее сделали вампиром. Конечно, и Лестата она никогда не касалась, несмотря на все его раны. А я? Я уж чересчур долго был слишком молод».

«Не вини себя в этом. Считаешь, людям следует знать всю горечь и одиночество, которые я испытал в мои последние смертные годы? Не думаю. Как все создания на этом свете, мы должны жить до расцвета. Все остальное – духовная и физическая катастрофа. В этом я уверен».

«Не могу с тобой согласиться», спокойно возразил он. «У какого племени на земле нет старейшин? Какая часть всего искусства и знаний исходит от тех, кто дожил до старости? Ты прямо как Лестат, когда он рассуждает о Диком Саду. Мир никогда не казался мне безнадежно диким местом».

Я улыбнулся.

«Ты во многое веришь», сказал я. «Тебя стоит только слегка натолкнуть, чтобы ты во всем нашел свою прелесть. Но в то же время ты отрицаешь ценность своих знаний в постоянной меланхолии. Ты так и делаешь, знаешь ли».

Он кивнул. «Я просто ни в чем не вижу смысла, Дэвид».

«Может, мы и не должны, никто из нас, не важно, стар ты или очень молод».

«Может, и так», согласился он. «Главное сейчас, что мы оба должны принести клятву. Мы не причиним вреда этой живой и уникальной женщине. Ее сила не введет нас в заблуждение. Мы удовлетворим ее любопытство и сделаем для нее все, что она захочет, но не навредим».

Я кивнул. Я прекрасно понимал, что он имел в виду. Ох, как я это понимал.

«Вот бы случилось так», прошептал он, «что мы бы отказались. Что я бы смог обойтись без ее магии. Что я бы смог покинуть этот мир, никогда не увидев призрак Клодии».


«Не говори о конце, прошу, я не могу это слышать!» воскликнул я.

«О, но я должен о нем говорить. Это все, о чем я могу думать».

«Ну, тогда подумай о словах, которые я говорил духу пещеры. Жизнь принадлежит тем, кто жив. Ты жив».

«Какой ценой!» ответил он.

«Луи, но нам обоим тяжело жить! Мы обратились к магии Меррик за успокоением. Мы мечтаем своими глазами взглянуть на мир сквозь маску, разве нет? Мы хотим увидеть что-то, что сведет все воедино, или я не прав?»

«Я уже не очень в этом уверен, Дэвид». На его лице темной тенью пролегло беспокойство, усиленное легкими морщинками в уголках глаз и губ, которые исчезали, когда он был спокоен. «Я вообще не знаю, чего я хочу», признался он. «Но видеть духов так, как их видела Меррик, как ты их видел… Если бы только услышать призрачную мелодию, которую здесь слышат остальные. Если бы я мог поговорить с духом той же силы, как Ханни в Солнечном Свете, это бы многое значило для меня».

«Луи, что может вернуть тебе желание продолжать жить?» спросил я. «Что убедит тебя, что мы выше всего, что нам предлагает мир?»


Он рассмеялся, вежливый, но презрительный смех.

«Ясность сознания, Дэвид», ответил он. «Что еще?»

«Тогда прими кровь, которую я могу тебе дать», воззвал я к нему. «Прими кровь, что Лестат предлагал тебе бессчетное множество раз. Прими кровь, от которой ты так часто отказывался, и стань достаточно сильным, чтобы ограничиваться «маленьким глотком» и изгони смерть со своего пути».

Я был удивлен неистовством, с которым предлагал ему это, ведь до этого разговора – до долгой ночи воспоминаний – я считал его решение отказываться от могущественной крови очень мудрым.

Как я уже говорил, он был достаточно слаб для того, чтобы сгореть дотла на солнце, и в этом было невероятное утешение, которое было недоступно для нас с Лестатом.

Теперь он изучал меня с интересом. В его глазах не было презрения.

Я встал и медленно прошелся по комнате. Вновь я взглянул на яркую и убедительную картину Моне. Вся жизнь вдруг стала так близка мне; все, что я хотел – просто жить.

«Нет, я не смогу умереть по собственному желанию», пробормотал я. «Даже если это просто выход на солнце. Я не смогу. Я хочу знать, что будет! Я хочу знать, когда очнется Лестат. Я хочу знать, что будет с Меррик! Мне интересно, как поживает Арман. Я смогу жить вечно? О, как же я это ценю! Я не могу притворяться смертным, что однажды отказал Лестату. Я не могу отступить и притворяться тем существом с безразличным сердцем».

Я обернулся, и мне показалось, что весь мир вокруг меня бешено пульсирует, все цвета слились воедино, словно дух Моне проник в самое естество вещей и воздуха. Все предметы казались случайными и символичными. А снаружи была дикая ночь – Дикий Сад Лестата – и редкие безответные звезды.

А Луи был пленительным в такой нереальной степени, которая доступна только ему, гибкий, как ни один мужчина, независимо от формы, которую может принять мужской дух.

«Вы все такие сильные», сказал он глубоким, уважительным и печальным голосом. «Очень сильные».

«Но мы сдержим клятву, дружище», заверил я, «считаясь с желаниями Меррик. Придет час, когда она захочет и это волшебство и укорит нас в нашем эгоизме, что мы решали за нее, чего она хочет».

Луи чуть не плакал от отчаяния.

«Ты недооцениваешь ее, Дэвид», сказал он хрипло. «Может, она так же неуязвима, как и ты был, по-своему. Может, в запасе у нее есть парочка сюрпризов, к которым мы не готовы».

«Это я тебя в этом убедил?» спросил я. «Всем, что сказал?»

«Ты дал мне ее исчерпывающее и детальное описание», ответил он. «Тебе не кажется, что она знает мое горе? Она не почувствует его, когда мы повстречаемся?» он поколебался, а потом продолжил, «она не захочет разделить наше существование. Чего ради ей этого желать, когда она может появляться среди других людей, смотреть сквозь нефритовую маску и видеть дух сестры. Из всего, что ты рассказал, я могу сделать вывод, что она ни за что не захочет навечно отказаться от египетских песков на полуденном солнце».

Я улыбнулся. Я не мог удержаться. Подумал, что он глубоко заблуждался.

«Даже не знаю, дружище», вполне справедливо заметил я. «Просто понятия не имею. Я только знаю, что не отступлю от нашей цели. И все, что я рассказал, ни в коей мере не научило меня осторожности».

Он поднялся с кресла медленно, безмолвно, и вышел из комнаты. Я понял, что для него пришло время ложиться в гроб, и мне совсем скоро тоже надо было это сделать.

Я догнал его, и мы вместе вышли из дома, по железным ступенькам через сырой сад к главным воротам.

Я заметил черного кота на задней стене, но не стал беспокоиться – кошки в Новом Орлеане повсюду, а я просто сглупил.

Наконец, пришло время расходиться.

«Следующие ночи я буду с Лестатом», тихо сказал Луи. «Я хочу почитать ему. Он не ответит, но и не станет возражать. Ты знаешь, где меня найти, когда Меррик вернется».

«Он никогда ничего тебе не говорит?» спросил я, имея в виду Лестата.

«Иногда, пару слов. Просит поставить Моцарта, или почитать старые стихи. Но в общем и в целом он не меняется, ты сам видишь». Он замолчал, а потом произнес, глядя прямо в небо, «я хочу остаться с ним наедине, прежде чем Меррик вернется».

В его тоне была безысходная решимость, и печаль пронзила мое сердце. Он прощался с Лестатом, вот что он собирался сделать, и я знал, что апатия Лестата была так глубока, что даже такое ужасное сообщение от Луи может его не поднять.

Я проводил его взглядом, а небо становилось все светлее. Я уже слышал пение утренних птиц. Я подумал о Меррик, и хотел ее. Я хотел ее так, как может живой мужчина. А как вампир, я хотел забрать ее душу и навечно сохранить для моих визитов, всегда в безопасности. Я вновь был с ней наедине в палатке в Санта Круз дель Флорез и чувствовал, как страсть пронзает тело и мозг.

Было чертовски тяжело привносить так много человеческих воспоминаний в жизнь вампира. Быть старым означает хранить знания и опыт. И тяжесть придавала этому новый смысл и особую прелесть, которую я не могу отрицать.

И я не знал, если Луи простится с жизнью, если он завершит свое сверхъестественное путешествие, как я смогу жить в мире с Лестатом, Арманом или самим собой?


НЕДЕЛЮ СПУСТЯ я получил записку от Меррик. Она вернулась в Луизиану.

Дорогой Дэвид,

Приходите в мой старый дом завтрашним вечером как можно раньше. Опекуна не будет. А я буду одна в передней гостиной.

Я очень хочу встретиться с Луи и от него самого услышать, что он хочет. Что до вещей, принадлежавших Клодии, у меня есть четки, дневник и кукла.

Со всем остальным проблем не будет.

Я с трудом мог сдержать возбуждение. Дождаться завтрашнего дня будет очень непросто. Я сразу же направился к Сэйнт Элизабет, где Лестат коротал одинокие вечера на старом полу.

Луи был там, сидел на мраморе рядом с Лестатом и приглушенным голосом читал старую книгу английской поэзии, когда я вошел.

Я прочел письмо.

Определенно, на Лестате оно никак не отразилось.

«Я знаю, где ее дом», сказал Луи. Он был очень взволнован, хотя, как мне показалось, он пытался это скрыть. «Я там буду. Наверное, мне надо было спросить у тебя разрешения. Но я нашел его прошлой ночью».

«Замечательно», ответил я. «Встретимся завтра. Но, слушай, ты должен-».

«Давай, говори», мягко подбодрил он.

«Ты должен помнить, она очень сильна. Мы поклялись ее защищать, но ни на секунду не допускай, что она слаба».

«По-моему, мы топчемся на месте», улыбнулся он. «Я все понимаю и знаю, что ты имеешь в виду. Когда я на это решился, я подготовился к катастрофе. А завтрашней ночью я буду готов, как никогда».

Лестат ничем не показал, что слышал наш разговор. Он лежал, как и прежде, его красная бархатная куртка истрепалась и покрылась пылью, а золотые волосы спутались.

Я нагнулся и осторожно поцеловал его в щеку. Он продолжал пялиться во мрак перед собой. И вновь у меня возникло впечатление, что его душа покинула тело, не так, как мы считали. Я так хотел рассказать ему о нашей затее, но опять-таки, не был уверен, что хочу, чтобы он знал.

Мне вдруг стало абсолютно ясно, что, будь ему все известно, он бы нас остановил. Как же далеко от нас были его мысли!

Когда я уходил, я слышал, как Луи продолжил читать глубоким, мелодичным и страстным голосом.


17


В ВЕЧЕР встречи небо было очень ясным, за исключением пары очень далеких и ярко-белых облаков. Звездочки были крошечными, но я их видел – легкое удовлетворение от того, что они были. Сам воздух не был таким ужасно влажным, но все еще превосходно теплым.

Луи встретил меня в главных воротах на Рю-Рояль, и к моему восторгу, он был исключительно хорошо одет.

Как я уже упоминал, он не любил долго подбирать одежду, но в последнее время изменил этой своей привычке, а сегодня вообще превзошел все ожидания.


В общем, я был слишком увлечен нашей встречей с Меррик, чтобы обращать на что-то внимание. Обнаружив, что его не мучает жажда, ведь его кожа порозовела и он выглядел настоящим человеком – признаки того, что он уже поохотился – я пошел вместе с ним к дому Меррик.

Когда мы пробирались сквозь пустынный и проклятый Богом старый район, никто из нас не проронил ни слова.

Многие мысли пришли мне в голову. Мой пересказ истории Меррик сделал меня намного ближе к ней, чем в нашу последнюю с ней встречу, и мое желание увидеть ее снова, в любых обстоятельствах, было сильнее, чем я хотел признать.

Но вопрос о недавнем заклятии мучил меня. Почему она всюду проецировала свои образы, смущая меня? Я хотел спросить прямо, и чувствовал, что должен получить ответ до того, как продолжим.

Когда мы подошли к восстановленному дому с высокой черной железной решеткой, я настоял, чтобы Луи терпеливо подождал, пока я обойду место.

Я сразу догадался, что маленькие домики, окружавшие владения Меррик, были полностью разрушены. А сама ее собственность, как я говорил ранее, была ограждена очень высокими кирпичными стенами.

Я заметил густой лес во дворе Меррик, в котором выделялись два необъятных дуба и широко распростершее ветви ореховое дерево, пытающееся вырваться из объятий корявых тисов. Неровный свет исходил из-под растений и сплетения ветвей. Я почувствовал раздражение и свечной воск. На самом деле, я учуял много ароматов, но не запах вторгшегося грабителя, и это главное.

Апартаменты опекуна были пусты и заперты на замок. Это страшно меня порадовало, я совсем не хотел разбираться с этим смертным.

Относительно Меррик, я с легкостью чувствовал ее присутствие в стенах или вне их, поэтому я быстро вернулся к Луи, стоявшему перед железной решеткой, отделявшей сад от улицы.

Олеандр еще не зацвел, но создавал могучие вечнозеленые заросли, а многие другие цветы росли дико, особенно ярко-красный африканский гибискус и пурпурная алтея с жесткими ветвями, и неистовые белые лилии – каллы, с глянцевыми заостренными листьями.

Магнолии, которых я почти не помнил, за последнее десятилетие сильно выросли и теперь образовывали группу впечатляющих стражей у переднего крыльца.

Луи стоял молча и рассматривал витражи передней двери, хотя и был очень взволнован. Дом был в полной темноте, кроме передней гостиной, комнаты, в которой так давно ставили гроб Великой Нананны. Я видел отблеск свечей в передней спальне, но навряд ли смертные заметили бы это сквозь задернутые занавески.

Мы быстро прошли во двор, миновали зловещие заросли и позвонили в дверь. Я услышал мягкий голос Меррик изнутри:

«Дэвид, заходите».

Мы очутились в темном холле. Разноцветный китайский ковер современным красочным великолепием скрывал паркетный пол, а новая громадная хрустальная люстра над нами выглядела, словно из кристаллов льда.

Я сопроводил Луи в гостиную, и там сидела Меррик в белом шелковом платье спортивного покроя в одном из старинных кресел Великой Нананны.

Мягкий свет торшера прекрасно ее освещал. Когда наши взгляды встретились, я почувствовал прилив любви к ней. Я хотел, чтобы она узнала, что я пересмотрел все, что с нами было, что я описал все тому, кому полностью доверял, и что я очень сильно ее любил.

И еще я хотел сообщить ей, что мне совсем не понравились видения, которые она недавно наслала на меня, и если вредный черный кот как-то с ней связан, я был бы совсем не удивлен!

Я думаю, она знала. Я видел, как она улыбнулась, когда мы прошли в комнату.

Я собирался поднять вопрос о ее злой магии. Но кое-что меня остановило.

Очень просто, то было выражение ее лица, когда Луи вышел на свет.

Хотя она оставалась такой же сдержанной и умной, как всегда, но ее лицо полностью изменилось.

Чтобы поприветствовать его, она поднялась на ноги, и это меня удивило, а весь ее внешний вид выдавал полное изумление.

Только тогда я понял, как великолепно он выглядел в приталенном черном костюме. На нем была шелковая кремовая рубашка и нежно-розовый галстук. Даже туфли были подобраны идеально, а густые иссиня-черные волосы ложились мягкими волнами. Но все же основное великолепие его облика заключалось в изящных чертах и невероятных глазах.

Не нужно повторять о их темно-зеленом цвете, потому что не цвет играл главную роль. Скорее, выражение, с которым он смотрел на Меррик, очевидное восхищение в глазах и та легкость, с которой его красивые губы изогнулись в улыбке.

Он видел ее и раньше, да, но не был готов к тому, что она окажется такой необычной и в то же время прекрасной.


А она, с длинными темно-каштановыми волосами, в белом шелковом платье с изящным пояском и свободной юбкой, выглядела очень заманчиво.

На шее, поверх ткани платья, был жемчуг, точнее, тройная нить жемчужин, которую я сам так давно подарил ей, и серьги тоже были с жемчугом, а на пальце правой руки было кольцо с мерцающей жемчужиной.

Я пересказываю все эти детали, потому что пытался найти в них успокоение, но я чувствовал – и это унизило меня и заставило побледнеть – что они были так увлечены друг другом, что меня словно там и не было.

Это был очевидно, очарование, с которым она смотрела на Луи. И бесспорно было благоговение, охватившее ее при его появлении.

«Меррик, милая моя», сказал я мягко, «позволь мне представить Луи». Но с тем же успехом я мог пробормотать это себе под нос. Она ни слога не слышала из всего, что я говорил. Она была в немом восторге, и я увидел на ее лице то же провокационное выражение, с которым она раньше смотрела только на меня!

Быстро, очевидно пытаясь скрыть свои чувства, она взяла его за руку.

С истинно вампирской грацией он принял ее жест, а потом, к полному моему ужасу, он нагнулся и поцеловал – не руку, которую держал так нежно – в обе ее прелестные щечки.

КАК, какого черта я это не предвидел!? Почему я думал, что она воспримет его, как непостигаемое чудо? Почему я раньше не спохватился, что собираюсь знакомить ее с самым чарующим созданием из всех, кого я когда-либо знал?

Я чувствовал себя идиотом, что не предвидел этого, и дураком, что так из-за этого волновался.

Когда он сел в кресло напротив нее, когда она села и обратила на него все внимание, я пристроился на диване посреди комнаты. Она не сводила с него глаз ни на секунду, а потом я услышал его глубокий и мелодичный голос с французским акцентом и чувством, с которым он всегда говорил.

«Ты знаешь, почему я пришел к тебе, Меррик», сказал он так нежно, словно признавался ей в любви. «Я живу, как в аду, думая об одном создании, которое я однажды предал, потом вырастил и потерял. Я пришел, потому что верю, что ты можешь привести сюда ее дух. Я уверен, что ты в силах вызвать ее, даже если ее дух – в другом мире».

Она незамедлительно ответила.

«Но что есть мир для духов, Луи», сказала она интимным тоном. «Ты веришь в чистилище, или их удел – темнота, в которой они скитаются, не в состоянии увидеть свет, который выведет их оттуда?»

«Я ни во что не верю», просто сказал он в ответ. Его лицо было полно живых эмоций. «Если есть существо, привязанное к земле навечно, то это вампир. Мы связаны, душа и тело, безнадежно. Только самая ужасная смерть в огне может разорвать эту связь. Клодия была моим ребенком. Моей любимой дочерью. Она умерла от огня, огня солнца. Но она являлась остальным. Она придет, если ты ее позовешь. Этого я хочу. Это моя невероятная мечта».

Меррик потерялась в нем, полностью потерялась. Я знал это. Ее разум, насколько я мог в него проникнуть, был пуст. Ее глубоко трогала его боль. Ничего из ее эмоций не было скрыто, как бывало прежде.

«Духи существуют, Луи», сказала она слегка дрожащим голосом, «они существуют, но говорят ложь. Один дух может прийти под видом другого. Часто духи жадные и развращенные».

Это выглядело так обворожительно, как он нахмурился и приложил палец к нижней губе, обдумывая ответ. Что касается ее, ладно, я был в ярости и не видел, чтобы она особо убивалась по этому поводу. Она была женщиной, к ногам которой я бросил страсть, гордость и честь задолго до этого дня.

«Я узнаю ее, Меррик», сказал Луи. «Она не обманет меня. Если ты сможешь вызвать ее, и если она придет, я пойму, что это она. Я не сомневаюсь».

«Но что, если я сомневаюсь, Луи?» ответила она. «Что если я скажу тебе, что нас постигла неудача? По крайней мере, попытаешься ли ты поверить моим словам?»

«Мы же уже обо всем условились?» ляпнул я. «Мы же не отступим, не так ли?»

«О, да, конечно», ответил Луи, взглянув на меня достаточно убедительно, хотя его огромные вопрошающие глаза тут же вернулись к Меррик. «Прошу прощения, Меррик, что просим тебя использовать твою силу. В самые ужасные моменты я говорю себе, что ты получишь от нас ценные знания и опыт, что, может, мы подтвердим веру – в Бога. Я убеждаю себя в этом потому, что не хочу верить, что мы просто сломали твою жизнь одним своим появлением. Я надеюсь, это не так. Я умоляю тебя это понять».