Владимир Лорченков, «Табор уходит», стр

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   20   21   22   23   24   25   26   27   ...   38

Только взгляните, - предложил Лоринков.
  • Ветер, подбросив бумажку несколько раз, словно шаловливый мальчик – мячик, с силой зашвырнул комок в небо, - сказал он.


    Лоринков и посол стояли на крыше пятиэтажной башни, в которой располагался музей истории Кишинева. С открытой площадки им открывался вид на парк и Комсомольское озеро. Озера не было. Воду очень давно слили, чтобы почистить, и залить обратно. Ну, или, если честно, землю продать и построить на ней особняки. Осуществилась только первая часть плана городской мэрии: удалось слить воду. А из-за грянувшего кризиса строительство начать не удалось.

    • В результате, - писал местный научный журнал, - в болоте на озере поселились бомжи, лягушки и несколько очень ядовитых змей, сбежавших из разрушенного кишиневского зоопарка.
    • Отчего, - поражались ученые, - появилась новая уникальная рептилия с трехцветным окрасом шкуры...
    • Желто-красно-синим... - уточняли они (цвета флага Молдавии – прим. авт.)
    • И невероятно сильным ядом! - добавлял “Вестник молдавский натуралиста”.


    Поговаривали, будто одного впрыска яда змей-мутантов хватало, чтобы парализовать трех здоровых мужчин. А ядовитые свойства змеи, шептались в Кишиневе, обусловлены тем, что она размножается в винограднике особого сорта, которые дает мелкую и очень кислую ягоду. Сорт назывался “бакон”. Из него в Молдавии делали, когда еще было живо виноделие, самое сумасшедшее вино, от которого чернел рот, повышалась потенция и, - по закону диалектики, - сокращался приток крови к голове и, как следствие, способность мыслить.


    Ходили также слухи о возобновлении популяции зубров, волков и гиен.


    Впрочем, писатель Лоринков ученым не верил, и все это считал сказками, хотя в долину на месте бывшего озера и не спускался. Тем более, что после кризиса места эти совсем одичали, и поговаривали, будто дошло уже до скрещивания змей и бомжей... Лоринков, который сам озорства ради, - и чтоб к озеру мало кто подходил, - распускал эти слухи, только посмеивался. Распускал такие слухи писатель не зря. Люди в Кишиневе представляли опасность. Лоринков это отлично знал, ведь он сам не гнушался ограбить, а порой и пристрелить припозднившегося странника. В безлюдный и темный вечер, конечно. Под это Лоринков обычно подводил основательный гуманитарный базис. Который, - если упростить все разглагольствования о необходимости поддерживать эпидемиологическое состояние города в равновесии с гуманизмом, завещанным нам Рабле и титанами Возрождения, - сводился к банальному грабежу ради еды и денег.


    Посол России вздохнул. Глядя на бумажный шарик, влекомый ветром, он решил поддержать собеседника и сказал:

    • Так и мы, в атмосфере перемен, несемся не зная куда, в пожарах и вой...
    • Бросьте, посол, играть в китайского мандарина, - сказал Лоринков, шмыгнув.
    • Это еще почему я в него играю? - обиделся Петров.
    • С учетом китайской экспансии, блестяще предсказанной вашим несомненно более талантливым коллегой Сорокиным, - блеснул посол, - а также учитывая, что во все времена оккупационной власти нужны умелые и преданные управленцы из местной элиты...
    • … я и есть без трех минут китайский мандарин, - закончил русский чиновник.
    • Кстати, о времени, - сказал посол.
    • Оно истекает, - напомнил он.


    Лоринков пожал плечами. Расставаться с домом ужасно не хотелось. Ведь весь пятиэтажный музей Кишинева и был его домом. История приобретения жилья Лоринковым могла бы войти в анналы как образец отношений мало-мальски хваткого интеллигента с окраин бывшей Российской империи с местной администрацией, жадной и недалекой. За несколько лет до Пятой Молдо-Приднестровской Войны и отсоединения Гагаузии в отдельный Халифат? Лоринков стал умеренно известен, написав обидную книгу о местных политиках. Назвал он ее, - как указывала критика, - очень энергично и емко:


    “Проституты и уроды”.


    Текст, изобиловавший выражениями “дети ехидны, совокупившиеся с порождением акта уродской любви носорога и гиены, сифилитики и бомжи, чтоб тысяча громов разразила ваши жирные утробы” пользовался среди фрондирующей части общества большой популярностью. Хотя именно эту фразу Лоринков бесстыже украл у румына Эминеску...


    Местной политической элите, в тот момент как раз озабоченной очередным появлением кгб-шника Алеши, и необходимостью отстегивать дань, было не до Лоринкова. Поэтому с ним обошлись не как обычно с авторами памфлетов в Молдавии, - их топили в Днестре, - а наградили орденом Штефана Великого за “разоблачение язв общества”. Еще его приняли в Союз Писателей Молдавии, куда он явился за удостоверением очень пьяный, и наблевал на ботинки памятника поэту Эминеску.


    В тот момент Лоринкову показалось, что румынский классик глядит укоризненно.