Андрей Скобелев «много неясного в странной стране »

Вид материалаДокументы

Содержание


6. Фабульная и ситуативная неопределенность
7. Неопределенность носителя речи
8. Мотив сумасшедшего дома
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16

6. Фабульная и ситуативная неопределенность


В текстах В.С. Высоцкого мы иногда сталкиваемся с демонстративной невозможностью однозначного понимания и трактовки не только отдельных поступков, но и всех описанных событий, хотя само произведение вроде бы именно о них рассказывает. Сколько мы ни выставим доводов в пользу одной версии про Сережку Фомина, столько же мы можем получить их от оппонента, сторонника противоположной. Неопределимо, что отрезали тому парню в медсанбате – только пальцы или всю ногу, где, когда и в кого стрелял рядовой Борисов, как сентиментальный боксер 18 умудрился победить настырного Буткеева21... Наверняка, этот список можно и продолжить, поскольку в любых текстах, где есть какая-либо неопределенность и фабульность, фабульная неопределенность возникает автоматически как следствие любой другой неопределенности. И, что самое главное, – этим фабульность поэтических текстов В.С. Высоцкого снимается, деактуализируется. Прав Ю. Шатин, на примере «Тот, который не стрелял» определивший, что «Сюжет стихотворения преодолевает фабулу, поскольку центр основного события заключается не в том, кого расстреливали и за что расстреливали, а в том, кто стрелял и кто не стрелял»22.

Или другой пример: «Нужно провести разведку боем, – // Для чего – да кто ж там разберет... // Кто со мной? С кем идти?.. // Где Борисов? Где Леонов?.. // Кажется, чего-то удостоен…» /1, 237-238/. Или: «Кто-то уже, раздобыв где-то черную сажу, // Вымазал чистую Правду… // Некий чудак и поныне…» /1, 441-442/. Именно неопределенность ситуаций в значительной степени придает произведению углубленный смысл, обобщает его и нацеливает читателя-слушателя на главное.

У В.С. Высоцкого вообще фабула (роль которой иногда преувеличивается исследователями) часто оказывается фиктивной, она подчинена статичным образам, на которых и лежит основная смысловая и, разумеется, эмоциональная нагрузка, формирующая 19 лирический сюжет. Некоторые произведения В.С. Высоцкого («А у дельфина...», «То ли в избу...», «Заповедник») – это «каталоги образов», где представлено перечисление разнообразных объектов вне каких-либо событий или действий, их связывающих. Можно предположить, что и знаменитая «достоверность» поэзии В.С. Высоцкого основывается не столько на описываемых событиях, сколько на психологизме, суггестивности и точности образных деталей текста. Поэтому те же «басни» и «притчи» В.С. Высоцкого (жанры эпические) – это квази-басни и квази-притчи, содержание которых не может быть сведено к рационально определяемому «смыслу» или «морали». Впрочем, имеется и иной вариант реализации неопределенности: фрагментарная, «темная» фабула любовных отношений («Какие странные дела // У нас в России лепятся!» /1, 93/) завершается четкой, хотя и неожиданной сентенцией: И если б наша власть была // Для нас для всех понятная... /1, 94/

Остается только выяснить, кому эти слова принадлежат и насколько автор с ними солидарен.


7. Неопределенность носителя речи 23


Начнем с того, что в абсолютном большинстве произведений В.С. Высоцкого присутствует «изображенное слово», которое является средством создания образа носителя этого слова, средством изображения-оценки окружающего мира и одновременно само является объектом авторского внимания. А рядом существуют слова автора, лирического героя, иных персонажей, 20 причем формально ролевому герою иногда могут доставаться слова автора...24 Граница, разделяющая слова носителей речи с разными идеологическими позициями, может, по мнению исследователей25, даже проходить внутри одного предложения («Чистая Правда со временем восторжествует...»).

«Многоголосие» поэзии В.С. Высоцкого нарочито организовано так, что зачастую невозможно точно атрибутировать высказывание, гарантированно верно отделить слова автора от слов героя и наоборот26. В этой стихии театрализованной игры читатель-слушатель оказывается вынужден самостоятельно, почти без подсказок определять не столько авторскую позицию, которая зачастую неочевидна и однозначно не определяема, сколько свою собственную, – либо соглашаясь с позицией того или иного субъекта речи, либо отрицая ее.

Вышеназванная проблема не всегда становится центральной в конкретных текстах, но неизбежно вносит свои поправки в понимание произведений с изображенным словом.

Кроме того, информация, присутствующая в произведении, может подаваться как изначально недостоверная 21 – в форме анонимных слухов, как пересказ услышанного: «Говорят, арестован // Добрый парень за три слова...» /1, 66/, «Прошел слушок о бале-маскараде...», «Мне ребята сказали...». Услышанное, пересказанное слово обычно появляется вместе с другими способами создания неопределенности, взаимодействует с ними: «А на утро я встал – // Мне давай сообщать... //…Если правда оно – // Ну, хотя бы на треть…» /1, 140-141/.


8. Мотив сумасшедшего дома


Этот мотив – постоянный у В.С. Высоцкого. Рядом с серьезным, даже трагическим изображением «дома скорби» в текстах поэта зачастую возникает и условный сумасшедший дом, похожий на маскарад и подаваемый комично. «Психушка» главным образом выступает не как полноценный объект и цель художественного исследования, а как прообраз окружающей поэта действительности, как средство изображения безумного мира вне стен дурдома, как достаточно условная мотивировка описываемых нелепостей и странностей, чудес и абсурда27.