В средоточием множественных конфликтов и многостороннего соперничества с участием не только государств Южного Кавказа, но и ведущих европейских и мировых держав

Вид материала

Документы

Содержание Европейского Союза Збигнев Бжезинский

Подобный материал:

• России Южного Кавказа. Такое решение, 301.43kb.
• Доклад экономическая динамика стран южного кавказа в 2005 году, 292.14kb.
• Задание принял к исполнению Введение, 170.14kb.
• Россия в первой мировой войне причины Первой мировой войны, 84.83kb.
• Лекция по дисциплине «Тактика сил и средств противовоздушной обороны», 389.44kb.
• Реферат по теме «проблемы атомной энергетики», 128.3kb.
• Федерации Кафедра "Экономическая география и региональная экономика", 489.23kb.
• Перевод О. Ю, 2931.09kb.
• Список новых книг ртш на 2010, 810.99kb.
• Конституция Российской Федерации, федеральные закон, 348.5kb.

ЕВРОПЕЙСКИЙ ПРОЦЕСС: СТРАНЫ И РЕГИОНЫ

________________________________________________________________________


Алла ЯЗЬКОВА


перекрёсток

многостороннего соперничества


Черноморско-Каспийский регион, ранее относительно спокойный, превратился в последние годы в один из эпицентров неординарных международных событий, став средоточием множественных конфликтов и многостороннего соперничества с участием не только государств Южного Кавказа, но и ведущих европейских и мировых держав. На этом сравнительно небольшом пространстве, расположенном между Чёрным и Каспийским морями, сфокусировалось множество интересов, которые при наличии здравого смысла и доброй воли могли бы создать основу для масштабного и конструктивного сотрудничества. Зона Каспия располагает пока ещё не до конца раскрытыми возможностями добычи и транспортировки энергоресурсов в промышленные районы Европы, но уже сегодня её всё чаще упоминают как альтернативу Персидскому заливу, Кувейту, Мексиканскому заливу или Северному морю.

В то же время для стран Южного Кавказа характерно сочетание высокогорных ландшафтов и субтропического климата на побережье тёплых морей, что создаёт уникальные условия для рекреации и туризма. Наконец, через южные и северные предгорья Главного Кавказского хребта ещё в древности проходили кратчайшие караванные пути, связывавшие Восток и Запад Евразийского континента, и сегодня с использованием современных средств коммуникации предпринимаются попытки наладить эти связи, присвоив им символическое название “Великого шёлкового пути”.

Освоению всех этих редких по своему сочетанию возможностей препятствует наличие целого ряда образовавшихся после распада Советского Союза межгосударственных и межэтнических конфликтов по обе стороны Главного кавказского хребта. Неоднозначно складываются и отношения России с государствами Южного Кавказа, учитывая ту её роль, которую она исторически играла в этом регионе – до и после распада СССР – и те кардинальные перемены, которые произошли на протяжении последних двух десятилетий. Неурегулированность кон-

_________________________________________________________________

© Язькова Алла Алексеевна – доктор исторических наук, профессор, руководитель Центра по исследованию проблем Средиземноморья–Черноморья Института Европы РАН.

фликтов своекорыстно используется крупными европейскими и мировыми державами.

В своё время Зб. Бжезинский определил Черноморско-Каспийский регион как часть “Евразийских Балкан”, указав на их сходство с “более старыми, более знакомыми Балканами”, на политическую нестабильность расположенных и в том и в другом регионе государств как соблазн для вмешательства извне и основу для конфронтации крупных мировых держав¹. Его слова в определённой мере оказались пророческими.

Новые реалии экономики и политики стран региона

Ещё в недавнем прошлом характер экономического развития государств Южного Кавказа определялся размещением производительных сил бывшего Советского Союза, при этом более развитая промышленная база была характерна для экономики Азербайджана, располагавшего значительными мощностями для нефтедобычи и нефтепереработки. Распад кооперационных связей и исчезновение устойчивых рынков при невозможности быстро переориентировать их на другие страны и регионы породили тенденцию к деиндустриализации (чего не избежали все бывшие республики СССР). В итоге ВВП Азербайджана в 1996 году составил 42% от уровня 1990 года, ВВП Армении уменьшился в десять раз, объём промышленного производства сократился на 80%. В Грузии ВВП за 1990–1994 годы снизился на 72%, а объём промышленного производства – на 84%².

В дальнейшем уровень экономического развития государств Южного Кавказа оставался стабильно невысоким. Исключение составлял Азербайджан, при этом значение его нефтяных и газовых ресурсов существенно возросло после 1994 года, когда международный консорциум приступил к прокладке через территорию Южного Кавказа магистральных нефте- и газопроводов. В целом же для всех трёх стран становился всё более важным поиск собственной ниши в международной экономике и политике. Как подчёркивают Э. Исмаилов и В. Папава, их прогресс исходя из “малых потенциалов” экономик будет предопределяться степенью их открытости и темпами их интегрирования в международную экономическую систему³.

Что же касается возможностей более широкого привлечения в южно-кавказский регион иностранных инвестиций, то они затруднены политической неустойчивостью и высокой степенью рисков, из-за которых инвестиционная деятельность становится малопривлекательной. Степень этих рисков различна применительно к Азербайджану, Армении и Грузии и определяется наличием в регионе неурегулированных межгосударственных конфликтов. В то же время ещё в 1990-е годы были предприняты попытки экономического реформирования, призванные стабилизировать экономическую и политическую ситуацию.

Так, в Грузии в 1994 году, после завершения военной стадии конфликта на территории Абхазии, была принята Антикризисная государственная программа, предусматривавшая создание законодательной базы, адекватной рыночной экономике, преобразование банковской сферы, либерализацию внешней торговли. В 1996 году была законодательно учреждена частная собственность на землю, а затем проведена жилищная реформа, предусматривавшая безвозмездную передачу государственного жилья в частную собственность¹.

Оценки последующих лет экономического развития Грузии противоречивы. С одной стороны, в 2005–2007 годах существенно увеличился объём иностранных инвестиций (в 2005 г. этот показатель составлял 7% ВВП, в 2006 – 13,4, в 2007 – около 25 % ВВП, из них 1,6 млрд долл. – ПИИ), что, по оценке западных экспертов, объяснялось низкой стоимостью рабочей силы, относительно дешёвой электроэнергией и существенным сокращением числа налогов².

На фоне достижений в сфере макроэкономики значительно хуже выглядела реализация социальных программ. По оценке грузинских экспертов, положение в социальной сфере оставалось крайне тяжёлым. Постоянное недовольство вызывали многомесячные задолженности по зарплатам и пенсиям. Предпринятая активизация налоговых и таможенных служб вызвала резкий рост цен на продукты, а поступившие в бюджет дополнительные деньги в результате борьбы с коррупцией перераспределяли между собой силовые министры³.

Большой ущерб экономике Грузии нанесла августовская (2008 г.) “пятидневная война”, прямые убытки от которой составили более 1 млрд долл. (8% национального ВВП), банковская система потеряла 12% депозитов, валютные резервы сократились на 6,5%⁴.

Не менее значительными оказались и политические потери. Фактическое военное поражение страны в августе 2008 года лишь на время приглушило наметившиеся ранее разногласия между правящей верхушкой и оппозицией, но не привело к формированию единого плана выхода из кризиса, несмотря на объявленное объединение большинства оппозиционных партий. С учётом общего расклада внутренних и международных сил становится ясным, что выход из образовавшегося тупика не будет найден до тех пор, пока оппозиционным режиму Саакашвили силам не удастся найти компромисс хотя бы по основным разделяющим их вопросам.

В отличие от ситуации в Грузии экономика Азербайджана остаётся достаточно стабильной. В официально опубликованном отчёте о социально-экономическом развитии страны подчёркивалось, что в 2003–2006 годах экономика развивалась более высокими, чем ранее, темпами, преодолевалось отставание регионов и не нефтяного сектора, укреплялась энергетическая безопасность, решались проблемы безработицы. За это же время объем ВВП вырос в 1,3 раза, валовой доход на душу населения – в 2,7 раза, номинальные денежные доходы населения – в 1,8 раза, среднемесячная зарплата – в два раза, социальные доходы госбюджета – в три раза, государственные инвестиции – в 7,8 раза. Среднегодовой уровень инфляции составил 8,3%¹.

Тем не менее ведущую роль в формировании наметившегося в экономике страны подъёма по-прежнему играет добыча нефти и газа. После начала активной эксплуатации в 2006 году месторождения Азери-Чираг-Гюнешли за счёт повышения доходов от продажи нефти бюджет был увеличен до 7 млрд долл. Не менее 2–2,5 млрд долл. продолжают ежегодно поступать от граждан, которые находятся на заработках за рубежом, преимущественно в России.

Известный политик и политолог, создатель и лидер социал-демократической партии Азербайджана Зардушт Ализадэ, комментируя официальные данные, приходит однако к неутешительным выводам. Рост ВВП на 34,5% в 2003–2006 годах вывел страну в мировые лидеры по темпу развития экономики, но Международный валютный фонд прогнозирует снижение этой цифры до 5,7% в 2010 году. Секрет стремительного роста и возможность столь же резкого падения темпов роста экономики прост: консорциум нефтяных компаний в 2004–2008 годах резко увеличил добычу, продажу и транспортировку нефти, а азербайджанское правительство зачисляет это в свой актив, замечает политолог. По официальным данным, 84% экспорта Азербайджана составляют нефть и нефтепродукты, но пока даже не намечаются сдвиги в сторону производства высокотехнологичной продукции, что практически невозможно в условиях коррупции и монополизма, исключающих инновации и конкуренцию. Характерны и резкие социальные контрасты: в 1990 годах доля самых высокооплачиваемых граждан в стране составляла 6,2%, в 1993 – 22,8, в 1997 – 61,5%. К этому добавляется высокий уровень безработицы, который, как замечает Зардушт Ализадэ, “продолжает гнать людей из страны”².

Оппозиция в Азербайджане так и не смогла оправиться от поражения на парламентских выборах 2005 года, после чего такие известные в прошлом представители оппозиционного лагеря, как Партия народного фронта и Партия национальной независимости вынуждены были свернуть свою деятельность, и на президентских выборах 2008 года победа вновь досталась лидеру правящей партии “Ени Азербайджан” Ильхаму Алиеву.

В региональном геополитическом раскладе руководство Азербайджана вынуждено учитывать необходимость поддержания отношений с двумя наиболее важными соседями – Россией и Ираном. Вместе с тем стратегическим партнёром, как это следует из ряда заявлений азербайджанских официальных лиц, уже на протяжении ряда лет являются США. По данным Центра оборонной информации (Center for Defense Information), в 2006 году Азербайджан получил американского оружия на сумму 14 млн долл., а в дальнейшем в американском бюджете были запланированы средства на военную помощь Азербайджану¹.

Решение внутренних, в том числе и экономических проблем Армении в силу сложности её геополитических позиций напрямую зависит от международного фактора – её отношений с соседями, с одной стороны, и от возможностей опоры на сильных партнёров – с другой. Отношения с непосредственно граничащими с Арменией Азербайджаном и Турцией были отягощены наличием острых территориальных и этнических конфликтов. Более спокойными были отношения с Грузией, через которую пролегают основные внешнеторговые и транспортные выходы Армении. В силу этих же причин в последние годы были налажены более тесные контакты с Ираном.

Армении удалось также существенно расширить контакты с США и Россией, где проживает многочисленная армянская диаспора. Преимущественно за счёт расширения отношений с Россией внешнеторговый оборот Армении составил к 2007 году почти 4 млрд долл., однако его дефицит увеличился на 50%.

И хотя, согласно данным Центрального банка Армении, в 2007 году экономический рост составил 13,5%, основные его показатели наблюдались преимущественно в сфере строительства (20%), в то же время реальные показатели роста промышленных отраслей составили всего 2,8%, а инфляция превысила целевой показатель на 1,5%²

Соответственно возрастала и неудовлетворённость населения условиями жизни, о чём говорит Евразийский мониторинг, фиксирующий данные по всем входящим в СНГ республикам. Всего 11% армян оценили положение своей семьи как хорошее (для Азербайджана этот показатель – 22%), в то время как 61% – как среднее и 28% (то есть почти 1/3) – как плохое³.

По результатам социологических опросов уменьшилось число респондентов, возлагающих надежды на помощь и поддержку России, которая ещё в начале 2000 годов стала переводить отношения с Арменией на рыночную основу. В конце 2002 года было подписано российско-армянское соглашение “Имущество в обмен на долг”, согласно которому российские компании получили от Армении предприятия, общая стоимость которых оказалась достаточной для полного погашения армянского долга РФ, составлявшего 93 млн долл.⁴. В дальнейшем армянской стороной неоднократно поднимался вопрос о том, что эти предприятия недостаточно активно вводятся в строй, а их оборудование не соответствует мировым стандартам. Это же подтвердил на встрече с журналистами 14 марта 2007 года также и посол РФ в Армении Н. Павлов, заметивший, что задержка с запуском предприятий беспокоит не только армянскую сторону, но и Россию⁵.

В декабре 2005 года российский “Газпром” объявил о повышении цены на поставляемый Армении газ – с 54 до 110 долл. за тысячу куб.м, при этом вопрос был поставлен достаточно жёстко: либо Армения будет платить, либо отдаст в счёт оплаты два ключевых промышленных объекта (пятый энергоблок Разданской ГЭС и всю газотранспортную систему Армении). В порядке компенсации Армении был предложен годичный кредит в 88 млн долл. для покрытия разницы между старой и новой ценой¹.

Не добившись возвращения льготных условий, Ереван приступил к форсированному строительству и вводу в эксплуатацию газопровода Иран – Армения, чему по разным причинам ранее препятствовали Москва и Вашингтон. В марте 2007 года газопровод был открыт, при этом президенты Р. Кочарян и М. Ахмадинежад подписали соглашение о реализации нового энергетического проекта, мощность которого составит 1,2 млрд куб. м в год. За каждый куб. м газа Армения будет возвращать Ирану 3 кВт электроэнергии².

В политическом плане неожиданная “газовая атака” Москвы подарила шанс на возрождение армянской оппозиции, что особенно сказалось накануне президентских выборов 2008 года. Ведущий оппозиционный политик Л. Тер-Петросян выступил с развёрнутой политической программой “Пора называть вещи своими именами и призвать к ответственности”, где особое внимание было уделено необходимости достижения компромисса с Азербайджаном по нагорно-карабахскому конфликту: “бессмысленно избегать или бояться компромиссов, поскольку иного решения в природе не существует. В политике, как и в бизнесе, удачными считаются лишь те сделки, от которых выигрывают обе стороны. Если выигрывает лишь одна сторона, то сделка не может быть удачной или даже длительной”³.

После избрания в феврале 2008 года президентом Армении Сержа Саргсяна оппозиция опротестовала результаты выборов, при попытке разгона её протестных акций были раненые и убитые, однако события не привлекли сколько-нибудь серьёзного внимания ни в европейском сообществе, ни в России.

Как видим, экономические и политические параметры государств Южного Кавказа существенно различаются, всё более расходятся и векторы их военно-политической ориентации. Грузия нацелена на вступление в НАТО, к тому же, хотя и более осторожно, склоняется Азербайджан, что же касается Армении, то, как официально заявил ещё в июне 2007 года экс-президент Р. Кочарян, “вопрос членства в НАТО не стоит в повестке дня”⁴. При этом он, однако, оговорил, что Ереван будет расширять сотрудничество с НАТО в рамках Плана индивидуального партнёрства (IPAP), который был подписан в Брюсселе в июне 2005 года и предполагал периодические консультации с НАТО по региональной безопасности, разработке военной доктрины, оборонному и бюджетному планированию.

После истечения двухлетнего срока реализации Программы IPAP Армении предстояло сделать выбор, который и был сделан в пользу расширения сотрудничества в рамках Организации Договора коллективной безопасности (ОДКБ). Согласно разъяснениям министра обороны Армении Сержа Саркисяна, сотрудничество в рамках ОДКБ восполняет более скромные возможности Армении по сравнению с противостоящим ей Азербайджаном (размеры бюджетов министерств обороны Азербайджана и Армении – 1млрд долл. и 300 млн долл.). Но азербайджанский военный эксперт У. Джафаров в ответ на это возразил, что Армения по льготным ценам закупает российское оружие, и до сих пор не внесена ясность в известный вопрос о передаче ей Россией вооружений на сумму более чем в 1 млрд долл.¹.

И в Армении, и в Азербайджане ответственные политики понимают, что попытки силового решения нагорно-карабахского конфликта могут стать прологом гораздо более масштабных военных действий. Тем не менее переговоры между сторонами не приносят желаемых результатов, и скорее всего ни одна из сторон не захочет пойти на уступки в столь болезненном вопросе.

Новым шагом на пути продвижения мирных инициатив по Нагорному Карабаху стало подписание в Москве по инициативе российского президента Д.А. Медведева декларации о неприменении силы в разрешении конфликта. Подписав этот документ, президенты Азербайджана, Армении и России выразили готовность способствовать оздоровлению ситуации на Южном Кавказе и установлению в регионе обстановки стабильности и безопасности путем политического урегулирования нагорно-карабахского конфликта на принципах и нормах международного права².

Но чтобы сдвинуть переговоры с мёртвой точки, должны произойти дальнейшие изменения в балансе сил: во внутреннем плане – смена руководств, а во внешнеполитической сфере – серьёзный сдвиг в позициях России, США, а также региональных игроков, их более активное и конструктивное участие в урегулировании “замороженных” конфликтов.

Геоэкономика и геополитика: из-за чего “сыр-бор”

Черноморско-Каспийский регион стал привлекать к себе всё большее внимание после того, как в середине 1990-х годов появились реальные перспективы разработки масштабных запасов нефти и газа на морских месторождениях Каспия. Экспертные оценки о размерах запасов нефти и газа Азербайджана варьируются в широких пределах – от 1 до 6 млрд тонн нефти и от 0,5 до 4 трлн куб.м газа³. Поворотным моментом в разработке основных нефтяных месторождений (Азери, Чираг и Гюнешли) стало подписание “контракта века” с участием 12 ведущих нефтяных компаний из восьми стран мира. В 1996–2007 годах были заключены ещё 26 международных контрактов с участием около 40 компаний, в их числе BP, Exxon и российский “Лукойл”, получивший 10% в разработке газоконденсатного проекта Шах-Дениз.

Для транспортировки нефти первоначально использовались “северный” (Баку – Новороссийск) и “западный” (Баку – Супса) маршруты, а после запуска в мае 2005 года “основного”, магистрального нефтепровода Баку–Тбилиси–Джейхан (БТД), в котором контрольный пакет (55,1%) принадлежал Государственной нефтяной компании Азербайджанской Республики (ГНКАР) и Британской BP, борьба вокруг транспортировки каспийской нефти ещё более обострилась¹.

Азербайджан стремится извлечь максимальную пользу и из своего начавшегося в 2007 году газового экспорта, который затем был подкреплен дополнительными возможностями Казахстана и Туркмении. При этом обсуждаются и предложенный Россией с выходом через Черное море на Европу Прикаспийский маршрут газопровода, и раскручиваемый Европейским Союзом и США магистральный проект Nabucco, по трубе которого длиной 3 тысячи км, мощностью 30 млрд куб. м газа в год Европа рассчитывает получать газ из стран Центральной Азии и Каспийского региона². Газопровод должен пройти по сухопутному маршруту из Азербайджана через Грузию, Турцию, Болгарию, Венгрию и Австрию. В его пользу высказались участники международной конференции высокого уровня, завершившейся в конце января 2009 года в Будапеште. Пока, однако, нет гарантий достаточного объёма газа для наполнения трубы, без чего его учредителям трудно получить кредит стоимостью в 8 млрд евро³.

По оценке экспертов, энергетическая подоплека российско-грузинского конфликта могла состоять в том, чтобы, действуя силовыми методами или демонстрируя потенциал их применения, перекрыть возможности транзита энергоресурсов через территорию соседней страны⁴. Об этом же пишет и сотрудник Кавказского института средств массовой информации С.Минасян: одним из важнейших результатов августовского (2008) вооружённого конфликта стало значительное повышение степени рисков транзитно-коммуникационной системы и транспортного коридора для энергоносителей через Грузию. Ссылаясь на мнение ряда турецких экспертов и политиков, С. Минасян также считает, что в создавшихся условиях Армения “могла бы стать альтернативой для прохождения газопровода, идущего на Запад со стороны Каспийского моря по территории Грузии, ставшей ненадёжной после российской интервенции”, а визит турецкого президента А. Гюля в Ереван “создал рамки кардинально новой политической и коммуникационной ситуации во всем регионе Южного Кавказа” ¹.

Пока ещё не преодолённым препятствием для такого переформатирования отношений в южно-кавказском треугольнике остаётся полярная противоположность позиций Армении и Азербайджана по поводу нагорно-карабахского конфликта. В то же время Азербайджан заявил о своей готовности оказать Грузии экономическую и гуманитарную помощь, которая, по мнению руководства Азербайджана, “важнее политических деклараций”. В частности, азербайджанская государственная нефтяная компания SOCAR в декабре 2008 года подписала контракт о поставках в Грузию природного газа по льготным ценам, а также осуществила инвестиции в ряд отраслей экономики Грузии.

Помимо этого Азербайджан и Грузия в сотрудничестве с Турцией продолжили строительство железной дороги Баку–Ахалкалаки–Карс, объединяющей транспортные системы трёх стран. Для реализации этого проекта Азербайджан предоставил Грузии кредит в 300 млн долл. сроком на 25 лет под символическую ставку в 1%².

В чём интересы США и ЕС в регионе

Вторжение в черноморско-каспийское геополитическое пространство внешних сил, прежде всего Соединённых Штатов и Евросоюза, осложнило решение экономических (энергетических) проблем и политическое противостояние в регионе. Очевидная заинтересованность Соединённых Штатов и Евросоюза не только в разработке и транспортировке энергетических ресурсов, но и в предотвращении того, чтобы Россия “монопольно доминировала на геополитическом пространстве Южного Кавказа”, повлекла за собой резкое усиление противоречий и соперничества в регионе.

В действиях США и ЕС нет ничего удивительного. Ведь этот регион на протяжении последних двух десятилетий оставался в фокусе постоянного внимания ведущих мировых держав. Вторжение США в регион Южного Кавказа стало заметным уже во второй половине 1990-х – начале 2000-х годов, при этом американские интересы и цели, несомненно, имеют долгосрочный характер. Как это неоднократно отмечалось в американских публикациях, решение стратегических задач в этом регионе предполагает необходимость “сдерживания России”, но при этом активность соответствующих американских акций напрямую зависит от состояния на данный момент российско-американских отношений и характера политики России на Южном Кавказе. Это же относится и к проблемам урегулирования множественных этнополитических конфликтов и трансграничной организованной преступности. По признанию ведущих американских экспертных организаций, они представляют собой прямую угрозу интересам американских нефтяных монополий, поэтому США будут и впредь контролировать ситуацию в нестабильных районах и добиваться урегулирования существующих конфликтов, “по возможности взаимодействуя с Россией”.

Как, однако, показал опыт российско-грузинского вооружённого конфликта, грузинская сторона явно переоценила возможности реальной поддержки своих действий со стороны США и тех обещаний, которые раздавал президент Буш во время визита в Грузию в мае 2005 года. По мнению автора статьи в Financial Times А. Ливена, “Саакашвили имел основания полагать, что если он начнёт войну с Россией и будет терпеть поражение, то США придут к нему на помощь”¹. Однако, как выяснилось, вопрос о военном противостоянии с Россией, по оценке той же Financial Times, даже и не рассматривался ни США, ни их союзниками по НАТО². В то же время августовские события стали для многих американских политиков и экспертов консервативного толка отправной точкой для разработки планов и рецептов “противодействия глобальной российской экспансии”.

Так, основной посыл опубликованного в январе 2009 года американским Фондом наследия обширного доклада³ сводится к тому, что до наступившего глобального финансового кризиса высокие цены на нефть, природный газ и металлы, а также торговля оружием “позволили России восстановиться в качестве мировой державы и бросить вызов западному миру”. Авторы утверждают, что война с Грузией имела своей целью “силовое восстановление экономического доминирования России на Кавказе и предотвращение появления нефтяных и газовых трубопроводов на территории Грузии вне российского контроля”. Поэтому приоритетным направлением политики администрации Обамы должно, по мнению авторов доклада, стать “сдерживание сомнительных шагов России”⁴. В этом же русле можно рассматривать и предложения сенатора от Республиканской партии США Р. Лугара об учреждении должности специального представителя по энергетическим вопросам в кавказском регионе, “с тем, чтобы не позволить России доминировать в этом секторе”⁵.

В планы США не входит прямое обострение отношений с Россией, но их поддержка суверенитета, территориальной целостности и демократических свобод в странах Южного Кавказа может стать более настойчивой. Согласно заявлению госсекретаря США Хиллари Клинтон, российский военный ответ на действия Грузии “был непропорциональным и противозаконным”, как и решение признать Абхазию и Южную Осетию. США могут поддерживать территориальную целостность Грузии, её экономическое восстановление и демократическое развитие и в то же время работать с Россией по вопросам общих стратегических интересов, утверждая демократические принципы международных отношений в противовес устаревшим доктринам “раздела сфер влияния”¹.

Параллельно с политическим курсом США формируется стратегия постепенного внедрения в южно-кавказский регион НАТО, непосредственно связанная с целями поддержания стабильности на трассах нефте- и газопроводов. Именно в этой связи в документах Стамбульского саммита НАТО (июль 2004 г.) специально указывалось на значение, которое придавалось присутствию на нём президентов Казахстана и Киргизии, Азербайджана и Грузии². Стамбульский саммит открыл возможности не только для Грузии и Азербайджана, подавших к этому времени свои заявки на вступление, но и для Армении. По мнению западных аналитиков, Армении ещё предстояло сделать стратегический выбор: сохранение членства в ОДКБ или продвижение по пути сотрудничества с НАТО ³, а также принять меры, направленные на соответствие “стандартам НАТО”. Азербайджаном был также предпринят ряд шагов по продвижению к более активному сотрудничеству с НАТО – расширение политического диалога в рамках постоянной миссии в Брюсселе, участие в миссии НАТО в Афганистане⁴.

Созванное в Тбилиси уже после августовского вооружённого конфликта специальное заседание Совета НАТО не назвало конкретных сроков предоставления Грузии Плана действий по членству (PAP), что было обусловлено разногласиями по этому вопросу между США и ключевыми европейскими странами. Генсек НАТО Яаап де Хооп Схеффер тогда же заметил, что “при обсуждении проблем Грузии и перспектив их решения невозможно не учитывать фактор РФ”⁵.

После августа 2008 года политика США и НАТО на Южном Кавказе была переориентирована на более длительные сроки. Решение же основных практических вопросов, связанных с преодолением кризиса в отношениях с Россией, руководство НАТО склонно “передоверить” Евросоюзу, сохраняя за собой возможность контролировать выполнение им решений.

Политика Европейского Союза на Южном Кавказе изначально имела преимущественно прагматический характер – Евросоюз был одним из основных инициаторов и инвесторов Евроазиатского транспортного коридора (ТРАСЕКА), который должен связать Европу со странами Центральной Азии, Среднего Востока, Китаем и Японией и обеспечить кратчайшие пути доставки в Европу каспийских энергоносителей. В июле 2003 года по инициативе Греции Евросоюз учредил должность специального представителя для Южного Кавказа, подобного тому, как ЕС имеет для России и Украины¹. А в 2004 было принято решение о включении южно-кавказских государств в программу “Новое европейское соседство”.

Одной из первых практических акций Евросоюза на Южном Кавказе стала его попытка повлиять на разрешение “замороженных конфликтов” в Абхазии, Южной Осетии и Нагорном Карабахе. Согласно объявленной специальным представителем ЕС на Южном Кавказе П. Семнеби официальной позиции, перечисленные конфликты не имеют военного решения, поэтому их урегулирование возможно лишь посредством переговоров конфликтующих сторон при обязательном участии России².

Сразу же после начала российско-грузинского вооруженного конфликта председатель ЕС Н. Саркози совместно с президентом РФ Дм. Медведевым и президентом Грузии М. Саакашвили подписал 12 августа план немедленного прекращения военных действий и отвода войск на исходные позиции. Созванный 1 сентября Чрезвычайный совет ЕС в Брюсселе принял специальный документ по поводу “развязанного Грузией открытого конфликта”, приведшего к “насилию и неправомерной реакции со стороны России”. В документе осуждалось “одностороннее решение России признать независимость Абхазии и Южной Осетии” и вместе с тем выражалась уверенность в том, что Россия сделает свой фундаментальный выбор в пользу взаимопонимания и сотрудничества³. Главы государств и правительств 27 стран ЕС, специально собравшиеся после этого в Брюсселе (раньше они собирались в таком составе один раз – в 2003 году в связи с начавшейся войной в Ираке) вновь осудили “непропорциональное применение силы против Грузии” и несогласованное с мировым сообществом признание независимости Абхазии и Южной Осетии.

Как бы ни сложились дальнейшие переговоры, кавказский кризис, а затем и “газовая война” с Украиной поколебали доверие между Россией и ЕС, став прологом дальнейших действий Евросоюза, несмотря на существующие в его среде разногласия, по ослаблению энергетической зависимости от России⁴. Это же способствовало продвижению выдвинутой в мае 2008 года инициативы Польши и Чехии о создании новой региональной организации “Восточное партнёрство” с участием ряда стран Причерноморья и Южного Кавказа. Эта новая геополитическая конструкция пока ещё не наполнена реальным содержанием, но может стать заявкой на замещение теряемого Россией влияния на постсоветском пространстве и уже сейчас вписывается в общий контекст восточной политики Евросоюза.

Наряду со странами евро-атлантического мира, возрастающий интерес к странам Южного Кавказа проявляют региональные державы – Турция и Иран, однако их инициативы носят подчинённый характер и зависят от поддержки ведущих “игроков”, а также от того, насколько им удаётся преодолеть существующие противоречия и сгладить пока ещё непримиримые позиции стран региона. Так, предложение президента Турции Абдуллы Гюля об учреждении “Платформы сотрудничества и стабильности на Кавказе” (август 2008 года) не получило развития из-за усилившихся разногласий Армении и Азербайджана по поводу Нагорного Карабаха и отказа Грузии обсуждать этот проект совместно с Россией. Этот и другие проекты блокируются множеством существующих в регионе противоречий, тем не менее Турция как “хранитель” режима черноморских проливов играет заметную роль в поддержании баланса сил в районе Чёрного моря.

Южный Кавказ и Россия

“Кавказский вопрос” издавна играл особую роль в политике России, будучи в свое время острейшим узлом её противоречий с Османской империей и Персией, а затем с Великобританией и Францией. В XIX веке Российская империя вела длительную войну за завоевание Северного Кавказа. Но наряду с этим создавался исторический фундамент отношений с прогрессивной общественностью Южного Кавказа, тесного, хотя и противоречивого, взаимодействия на различных этапах общей истории. Сложившаяся в годы советской власти система отношений между Центром и союзными республиками во-многом предопределила распад СССР. Советский Союз был обречён потому, что изначально строился и держался на принципах, далёких от признания суверенных прав учредивших его республик, замечают авторы интереснейшей публикации документов о национальной политике коммунистической партии и советского государства¹.

Российская Федерация (до распада союзного государства – РСФСР) переживала в конце 1980-х годов не меньшие трудности, чем остальные районы бывшей “империи”. Однако ослабление союзного Центра, все больше воспринимавшегося как “Россия”, положило конец идеологической и политической общности национальных и российских элит. В этих условиях закавказские республики первыми попытались вырваться из-под опеки Москвы. Вооружённое подавление проходивших под демократическими лозунгами протестных демонстраций в Тбилиси (9 апреля 1989 г.) и Баку (20 января 1990 г.) сопровождалось поддержкой сепаратизма автономий в Грузии и Азербайджане. После распада СССР противоречивость российской политики на Кавказе определялась кризисом идентичности российских политических элит, консервативная часть которых открыто взяла курс на поддержку сепаратизма. В грузино-абхазской войне 1992–1993 годов российские воинские подразделения не только передавали оружие абхазской стороне, но и активно участвовали в боевых операциях¹. В то же время политическое руководство РФ прилагало усилия к нормализации отношений с Тбилиси: в феврале 1994 года был подписан российско-грузинский Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве, который, однако, не был ратифицирован Государственной думой, не поддержавшей представлений президента и МИД РФ.

Ещё более непоследовательным было отношение российской стороны к армяно-азербайджанскому вооружённому конфликту 1992–1994 годов (в 1994 г. на Бишкекском саммите СНГ воюющей стороной был признан также и Нагорный Карабах), что сопровождалось попытками России укрепить своё военное присутствие в Армении и не допустить вовлечения в конфликт Турции и Ирана. В последующие годы Россия стремилась поддерживать известный баланс в отношениях с Азербайджаном и Арменией, чего нельзя сказать о российско-грузинских отношениях, последовательное ухудшение которых привело к августовскому вооружённому конфликту между Грузией и Россией в августе 2008 года.

Каковы же были цели и результаты “непропорционального применения силы” российской стороной (приведшего к конфронтации России с ведущими странами Запада), не получившего одобрения её ближайших соседей и ставшего началом формального распада СНГ?

Импульсивная акция Саакашвили предоставила российскому руководству возможность не только “поставить грузинского президента на место”, но и показать, что Россия не намерена далее терпеть “вторжение внешних сил в сферу своих интересов” и будет впредь руководствоваться созданным Западом прецедентом в Косово. Характерно, что в апреле 2008 года, во время визита в Москву Генерального секретаря ООН Пан Ги Муна, его внимание было привлечено к тому, что “косовский прецедент негативно сказался на общей атмосфере отношений между Грузией и Абхазией”², а за этим последовал ряд шагов, направленных на демонстративное сближение Москвы с грузинскими автономиями и нежелание идти на переговоры по этим вопросам с грузинским лидером.

Дело, конечно, не только в Абхазии и тем более в Южной Осетии. Основные побудительные мотивы были значительно шире и состояли в том, чтобы ограничить расширение влияния Запада на постсоветском пространстве и скомпрометировать результаты “цветных революций”, а также поставить под вопрос роль Грузии как транзитера нефте- и газопроводов, идущих в обход России. И Саакашвили, отношения которого с Москвой “не сложились”, дал для этого удобный повод.

Согласно утверждениям ряда американских политиков и аналитиков, проблемы безопасности на Южном Кавказе стали после августовских событий 2008 года ещё более актуальными, а сам этот регион остаётся одним из наиболее спорных в российско-американских отношениях. Администрация Б. Обамы, скорее всего, сосредоточит свои усилия не на противостоянии с Россией по конкретным спорным вопросам, а на поддержании “статуса Грузии как независимого и демократического государства”, восстановлении и модернизации её военного, преимущественно оборонного, потенциала. Что же касается интеграции Грузии в НАТО, то целый ряд совместно принятых документов, включая подписанную 9 января 2009 года Хартию стратегического партнёрства между США и Грузией, не переоценивают стратегического значения PAP, перенося акцент на практическое сотрудничество. Этому должна способствовать вновь созданная Комиссия НАТО – Грузия¹.

В более широком контексте политики на Южном Кавказе США намерены активизировать усилия по разблокированию нагорно-карабахского конфликта, а также активному привлечению НАТО, возможно, при сотрудничестве с Евросоюзом, к обеспечению безопасности энергетической инфраструктуры.

Рассматривая перспективы отношений России с государствами Южного Кавказа, Л. Шевцова указывает, что военный конфликт на Кавказе, приведший Россию к противостоянию с западным миром, а также мировой финансовый кризис заставляют задуматься о дальнейшей траектории развития России и о том, как она отвечает на вызовы, с которыми сталкивается².

Конфликт с Грузией поставил под сомнение союзнические отношения в рамках СНГ, а по вопросу о признании независимости Абхазии и Южной Осетии Россию не поддержал ни один из её союзников, и это понятно: отказ Москвы от соблюдения принципа территориальной целостности создавал опасный для ряда её соседей прецедент. В результате конфликта Грузия потеряла Абхазию и Южную Осетию, но и Россия надолго потеряла Грузию, отношения с которой ещё Российская империя выстраивала на протяжении столетий. Не стоит также забывать и то, что союзнические отношения с Грузией являлись гарантией безопасности южных рубежей России: на сложном участке Северного Кавказа протяженность российско-грузинской границы составляет почти 1 тыс. километров.


* * *


Выступая на 45-й международной конференции по политике безопасности в Мюнхене, вице-президент США Джозеф Байден предложил “нажать кнопку перезагрузки и пересмотреть многие области, где мы можем и должны работать вместе”, с чем в принципе согласился и российский вице-премьер Сергей Иванов, имея прежде всего в виду ПРО и сокращение стратегических вооружений³. Такой подход мог бы коснуться и региона Южного Кавказа, который становится зоной всё более опасного соприкосновения и столкновения многосторонних интересов. Для России реализация “перезагрузки” могла бы стать прологом более конструктивных отношений не только со странами региона, но и с ведущими мировыми державами и их экономическими и политическими союзами. Улучшение парадигмы отношений позволило бы превратить регион из сферы соперничества в сферу устойчивого сотрудничества.


____________________________________________