Майское Республики Северная Осетия Алания см. Приложение 1 к доклад
| Вид материала | Доклад |
- Проект Постановления Правительства Республики Северная Осетия-Алания "О социальных, 347.71kb.
- Республики Северная Осетия-Алания от 2 марта 2012 г. №61-р доклад, 375.17kb.
- Республики Северная Осетия-Алания от 19 августа 2011 г. №223-р доклад, 318.06kb.
- Административная карта Республики Северная Осетия-Алания, 782.36kb.
- Административная карта Республики Северная Осетия-Алания, 705.92kb.
- Республики Северная Осетия-Алания Владикавказ, 2011 информационный бюллетень, 5189.44kb.
- Стратегия инвестиционного развития республики северная осетия-алания на 2010-2017 годы, 2307.32kb.
- Республике Северная Осетия-Алания. Цель 1 «Обеспечение санитарно-эпидемиологического, 1384.02kb.
- Правительства Республики Северная Осетия-Алания от 22 июля 2011 г. №199 Республиканская, 465.05kb.
- Правительства Республики Северная Осетия Алания №239 от 24 октября 2008 года о новой, 325.65kb.
Институциональные предпосылки возвращения переселенцев на прежние места жительства
Стремление осетинских органов власти определить особый статус Пригородного района отразилось в решениях, содержащих прямые дискриминационные положения в отношении ингушского населения.
Прежде всего, это Постановление Верховного Совета СОАССР от 14 сентября 1990 года «Об общественно-политической ситуации в республике» и Указ Президиума Верховного Совета Республики Северная Осетия – Алания от 24 сентября 1991 года. Эти решения ставили целью всемерно препятствовать расселению ингушей по территории РСО–А (Пригородного района). В частности, пункт 8 постановления ограничивал регистрацию приобретаемой собственности и самих жителей по месту жительства и проживания. При этом устанавливалось, что только при наличии регистрации (прописки) допускается трудоустройство и регистрация недвижимости. Именно эти акты послужили одним из основных поводов в разжигании конфликта.
Несмотря на очевидную неправомерность положений Указа, он продолжал применяться и после конфликта. В его развитие 24 октября 1996 года был принят Закон РСО–А «О миграции». Согласно закону, правила регистрации мигрантов были ужесточены и уведомительный порядок регистрации замещен на разрешительный. Эти правила на территории Северной Осетии – Алании стали использоваться как основной инструмент ограничения прав по национальному признаку. Эти ограничения привели, в частности, к той ситуации, что значительная часть жителей ингушской национальности, проживающих на территории РСО–А до конфликта, не имели легального статуса проживания.
Это обстоятельство стало причиной того, что многие вынужденные переселенцы не могли подтвердить свой статус. Кроме того, возникли проблемы доказывания факта проживания и наличия имущества по месту проживания в республике.
Таким образом, образовалась особая группа вынужденных переселенцев – «непризнанных переселенцев». И тот факт, что эти люди не имеют перспектив получить компенсацию по причинам дискриминационного отношения, можно признать как продолжающуюся дискриминацию.
С другой стороны, факт регистрации по месту жительства для вынужденных переселенцев на территории РСО–А также не гарантировал обеспечения их прав. В частности, 22 декабря 1992 года был принят закон «О выборах в Парламент Республики Северная Осетия». По этому закону в список избирателей включались только те лица, которые постоянно проживали на территории избирательного участка. Соответственно, в такой список не попали те вынужденные переселенцы, которые имели регистрацию в участках, но временно по месту регистрации не проживали. По информации жителей, компактно проживающих в селах с преобладающим ингушским населением, ограничения в реализации права быть избранным проявлялись в отказах в регистрации ингушских кандидатов.13
К 1997 году дискриминационные положения региональных органов были отменены. В частности, 22 апреля 1997 года внесены изменения в статью 10 Закона «О выборах в Парламент Республики Северная Осетия», 20 июня 1996 года отменен пункт 8 Постановления Верховного Совета СОССР от 14 сентября 1990 года, отменен пункт 6 Постановления Верховного Совета СОССР от 6 марта 1993 года. В том же году, при содействии специального представителя Президента РФ по вопросам урегулирования осетино-ингушского конфликта, был исключен из решений тезис о «невозможности проживания» на территории РСО–А ингушей.
Однако с отменой этих положений не была сделана должная оценка их последствий. Должностные лица, виновные в принятии и применении дискриминационных норм, не были привлечены к ответственности и не были наказаны.
Это обстоятельство стало одной из причин того, что дискриминационные положения по национальному признаку в практике органов власти продолжали сохраняться. А на уровне массового сознания в Республике Северная Осетия нетерпимость и страх по отношению к ингушскому населению продолжают доминировать.
Оценка действий местных властей
Проблемы жителей поселка Майское всецело отражают все аспекты разрешения проблемы вынужденных переселенцев в республике Северная Осетия. В их основе – обеспечение реальной возможности возвращения жителей на прежнее место жительство.
Попытки урегулировать эти проблемы велись с 1994 года в формате многосторонних переговоров. Эти переговоры стали возможными только после признания моратория на территориальные претензии (Пригородный район), обеспеченных Указом Президента РФ. Но сама возможность переговоров не означала, что конфликт будет разрешен.
Первым документом, определившим перспективу урегулирования проблемы вынужденных переселенцев, стало Постановление Верховного Совета СОССР от 6 марта 1993 года за № 84 «О программе комплексного решения проблемы беженцев, вынужденных переселенцев и лиц, покинувших территорию Северной Осетии».
В этом решении были заложены положения, которые определили последующую тактику миротворческих действий: сегрегация населения из-за «невозможности совместного проживания». Пункт 6 этого Постановления был показательно изложен в такой редакции:
«Учитывая мнение трудовых коллективов, советов народных депутатов и их исполкомов о невозможности совместного проживания, рассмотреть вариант решения проблемы граждан Северо-Осетинской ССР ингушской национальности путем создания новых поселений и компактного их расселения, использовав его как основу на переговорах».
В контексте этого постановления вышел Указ Президента РФ от 13 декабря 1993 года «О мерах по ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта октября – ноября 1992 года». Однако основным препятствием в его реализации стало решение задачи обеспечения безопасности возвращения граждан, комплексное решение которой до настоящего времени фактически не достигнуто. «Оставалось фактом, что ингушское и осетинское население в основной массе было настроено в отношении друг друга враждебно».14
Первые попытки организованного возращения переселенцев в село Чермен, в августе 1994 года, столкнулись с организованным противодействием жителей и администрации местного самоуправления. В итоге в августе удалось вернуть только 10 ингушских семей. Однако этот процесс продолжался, и в период с 1994 по 1998 год удалось возвратиться на прежние места жительства (по официальным данным) 2387 семьям (13213 человек).
Показательно, что вынужденные переселенцы, возвращающиеся в свои дома, из-за страха подвергнуться насилию объединялись и формировали практически изолированные общины. Взаимная неприязнь была слишком высока.
Эта неприязнь стало основной причиной разрыва всех договоренностей о возвращении переселенцев, достигнутых руководством республик при участии представителей федерального правительства (в частности, таких трехсторонних соглашений, как Кисловодское от 20 марта 1993 года и Бесланское от 26 июля 1994 года).
До 1997 года все переговоры проходили без практических результатов. Но, что позитивно, в этот период вошла в обиход практика встреч представителей властей с жителями.15
Очередной этап соглашений открыло подписание Договора об урегулировании отношений и о сотрудничестве между РСО–Алания и Республикой Ингушетия от 4 сентября 1997 года и Программы совместных действий от 15 октября 1997 года.
Всего до 1998 года, т.е. за 6 прошедших лет, по проблеме конфликта было издано 33 указа, 5 распоряжений Президента РФ, 15 постановлений и 15 распоряжений Правительства РФ, 7 постановлений Совета Федерации и 4 постановления Госдумы РФ. Однако, по оценке Совета Безопасности РФ, «ни один из документов, регламентирующих возвращение вынужденных переселенцев в места прежнего проживания, в полном объеме не был выполнен».16
Только 11 октября 2002 года было достигнуто соглашение, которое вновь определило возможность разрешать возникающие конфликтные ситуации в паритетном порядке. Соглашение было подписано президентами РСО–Алания и Республики Ингушетия под названием «О развитии сотрудничества и добрососедстве».
Столь длительное противостояние и нерезультативность переговоров можно объяснить не только сохранившимся уровнем нетерпимости и агрессии, но и отсутствием эффективного арбитра. От пути судебного разрешения стороны категорически отказались. А федеральный центр, который и должен был выступить в качестве арбитра в этом конфликте, не смог стать таковым.
Однако наиболее негативные последствия (до сих пор до конца не осознанные федеральными органами власти) вызвала ошибка в выборе путей и методов урегулирования конфликта. В частности, формирования поселков с раздельным проживанием жителей ингушской и осетинской национальностей. Соответственно, 10 лет усилий в этом направлении не только не привели к улучшению ситуации, но и, фактически, закрепили позиции противостояния по национальному признаку.
Причем, если до 1996 года федеральное правительство следовало доктрине безусловного возвращения вынужденных переселенцев на прежние места проживания, то, позднее – при фактическом блокировании такого процесса – федеральные органы власти стали вести политику соглашательства с решениями северо-осетинских органов власти. Ключевым событием стало признание невозможности возвращения ингушских семей в часть сел Северной Осетии. После этого, неизбежно, изменились общие приоритеты в практическом решении проблем переселенцев – в создании новых этнических поселений.
Другой существенный фактор: общая ситуация на территории республики Осетия, связанная с особым режимом борьбы с терроризмом. После вооруженных действий в 1992 году Пригородный район фактически был блокирован блок постами МВД, т.е. был ограничен проезд. Эта ситуация сохранилась и после того, когда опасность открытых межэтнических столкновений фактически перестала быть актуальной. Такой режим контроля превратил поселения в Пригородном районе РСО–А в особую зону отчуждения. Он существенно ограничил свободу передвижения для переселенцев и, практически, узаконил границы этнической сегрегации. Соответственно, в условиях мононациональных поселений стали невозможными процессы ассимиляции ингушей в Северной Осетии.
Наконец, 8 февраля 2006 года в Ростове-на-Дону при участии полномочного представителя Президента РФ в Южном федеральном округе Дмитрия Козака президенты Ингушетии и Северной Осетии подписали протокол «Совещания по урегулированию последствий осетино-ингушского конфликта октября–ноября 1992 года». Согласно этому документу процесс возвращения вынужденных переселенцев в Пригородный район РСО–Алания должен был быть завершён до конца 2006 года. Параллельно и Президент России также определил сроки (до конца 2006 года) органам власти республик в разрешении проблемы вынужденных переселенцев в Северной Осетии.
Эти решения заметно активизировали действия органов власти Северной Осетии в решении всех вопросов, связанных с обеспечением возвращения переселенцев. Результатами этих усилий были, в частности, переучет нуждающихся в помощи вынужденных переселенцев и формирование новых списков на получение государственной поддержки. Дополнительные возможности открыла реализация федеральной программы «Жилье», под которую также было выделено финансирование.
Результатом информационной кампании для переселенцев, проведенной органами УФМС в РСО–Алания и Ингушетии, стало расширение списка заявителей на статус вынужденных переселенцев.
Ограничения в возвращении переселенцев на места прежнего проживания
Процесс возвращения вынужденных переселенцев начался сразу после прекращения военных действий. Но такие инициативы сразу встретили жесткое сопротивление среди местного населения. Со временем стало понятно, что такое сопротивление имеет не столько характер неприятия, сколько организовано и поддерживается местными органами власти. В этот период зарегистрировано множество нападений на возвращающиеся семьи. В связи с этим многие из них вновь были вынуждены покинуть свои дома. Затягивание процесса возвращения ухудшало положение переселенцев, поскольку за прошедшие годы оставленные дома ветшали и приходили в негодность для проживания или были окончательно разрушены.
В этой связи на прежние места жительства фактически удалось возвратиться лишь отдельным семьям. Официальный процесс возвращения начат в 1994 году.
За десятилетний период зафиксированы многочисленные случаи конфликтов между местными жителями и вынужденными переселенцами, которые делали попытки вернуться на прежнее место жительства. Конфликтные столкновения происходили и при попытках организованного посещения ингушских кладбищ. Примечательно, что для обеспечения собственной безопасности, ингушские жители также пытались организованно ездить по территории Северной Осетии. Но это обстоятельство стало еще больше провоцировать конфликты.
Наконец, в конце 90-х годов координацию мероприятий по возвращению переселенцев взяло на себя Представительство Президента РФ в ЮФО. Такие мероприятия стали тщательно готовиться и сопровождаться предварительными переговорами. Обеспечивалась охрана и сопровождение семей. Однако в большинстве случаев приезжающих встречала агрессивно настроенная толпа местных жителей, и переселенцам приходилось снова выезжать из села.
Показателен случай, произошедший 17 мая 2005 года. В этот день планировалось организованное возвращение пяти семей ингушской национальности в поселок Ир из лагеря переселенцев поселка Майское. В поселок Ир были перевезены вагончики, где должны были временно проживать переселенцы. Но во время их установки один из вагончиков был подожжен.
«Заселение ингушских семей было запланировано и предварительно согласовано, как с представителями федеральной власти, так и с руководством Северной Осетии». Репатриантов сопровождали «заместитель начальника департамента по внутренней политике аппарата полпреда в ЮФО Андрей Ярин, заместитель полномочного представителя президента России в ЮФО Виктор Ампилогов, глава администрации Пригородного района Джиоев».17
Наблюдатели отметили, что во время конфликта никто из представителей власти практически не вмешался в конфликт, не предпринимались попытки рассеять толпу и задержать провокаторов. Примечательно, что в противодействии возвращению активно участвовали беженцы из Южной Осетии, которые поселились в этом поселке.
Ранее, в апреле 2005 года, таким же образом сорвалась попытка возвращения переселенцев в село Чермен. По свидетельству вынужденных переселенцев, это была 28-я попытка организованного возвращения в село.
По заявлению Р.С. Аушева, «в девять населенных пунктов Пригородного района ингуши не могут вернуться, так как эти населенные пункты для них остаются закрытыми. Тем самым нарушаются их конституционные права. Они лишены свободы передвижения».18
До настоящего времени «не созданы условия для возвращения вынужденных переселенцев в села Ир, Южный, Октябрьское».19 Закрытыми для возвращения числятся город Владикавказ, поселки Спутник, Чми, Эзми, Балта, Редант20. И если до конфликта ингуши проживали в 29 населенных пунктах республики, то, фактически, вынужденные переселенцы возвратились лишь в 16 поселений республики.
Особенно сложно решаются вопросы освобождения жилья для возвращения вынужденных переселенцев, которое занято новыми семьями (в т.ч. беженцами из Южной Осетии). Так, из 9 общежитий Владикавказа «удалось вынести решения только по 5».21
Крайне негативно на процесс возвращения повлияли события теракта в г. Беслане. Реакцией на это событие со стороны осетинского населения стал всплеск агрессии против ингушей. На 8-9 месяцев процесс возвращения переселенцев практически прекратился, а некоторые из ингушей вновь оставили свои дома.
В то же время по данным специального представительства Президента РФ по урегулированию осетино-ингушского конфликта к началу 2004 года государственная помощь в возвращении была оказана 3942 семьям вынужденных переселенцев-ингушей (21560 чел.), т.е. 80% от обратившихся. Эти семьи числятся возвратившимися на прежнее место жительства. Однако следует заметить, что официальный учет реально проживающих в местах возвращения не ведется. По данным Госкомитета по делам беженцев и вынужденных переселенцев Республики Ингушетия на тот же период в 13 населённых пунктах Пригородного района РСО–А жили лишь 11 988 человек, т.е. чуть ли не в два раза меньше.
Столь значительное расхождение данных не может не насторожить. Создается впечатление, что органы, ответственные за решение проблемы вынужденных переселенцев, распространяя подобную сомнительную статистику, создают иллюзию успешного разрешения проблемы возвращения. А поскольку была поставлена политическая задача22 – «разрешить проблему беженцев» до конца 2006 года, есть очевидный соблазн использовать такие данные для отчетов об успешном разрешении этой задачи.
В целом за последние 2 года процесс возвращения переселенцев заметно пошел на спад. Это объясняется, прежде всего, тем, что в села, «открытые для возвращения», ранее удалось возвратиться большинству из тех, кто намерен был это сделать. А села, «закрытые» для возвращения, так и остались закрытыми.
С 30 апреля 2005 года по 30 января 2007 года (за 1,5 года) по официальным данным оказано содействие на возвращение и обустройство 403 семьям или 1832 жителям. 1/3 из них была расселена в поселке Новом. И только 272 семьи (1169 человек) числятся возвратившимися на прежние места проживания (фактическое проживание не учитывается).23
Запрет проживания в водоохранной зоне
Проблема возвращения жителей, покинувших села, расположенные в водоохранной зоне, наиболее полно отражает конфликт интересов республиканских, местных властей и прав переселенцев. Причем в контекст толкования этой проблемы вплетены различные правовые позиции всех заинтересованных сторон.
Представленная ниже оценка этой проблемы основана на признании таких приоритетов, как права человека и общепринятые демократические методы разрешения подобных конфликтов.24
Проблема расширения водозабора стала актуальной еще в 80-е годы в связи с дефицитом водоснабжения города Владикавказа. К этому время система водоснабжения была подведена от скважин, расположенных вверх по течению реки Терек, за границей города. Эта зона водозабора находилась неподалеку от ущелья, в непосредственной близости от поселений Южный, Чернореченское, Терк, Балта и Редан-2.
Особенность этих сел определялась тем, что 85% их населения состояла из семей ингушской национальности. Во время конфликта эти села практически опустели, их покинули около 7 (по другим оценкам около 11) тысяч ингушей (около 1/3 от всех переселенцев ингушской национальности Пригородного района).
С 1993 по 2000 год в села постепенно начали возвращаться жители как ингушской, так и осетинской национальностей. В этот период в поселке Южном проживало 3125 человек осетинской национальности и 4 ингушской, в Балте, соответственно – 1220 и 269 человек, Редант-2 – 578 и 198 человек. Значительная часть переселенцев ингушской национальности также подали заявления на возвращение. В поселок Южный – 2141 человека, в пос. Чернореченское – 1207 человек, в пос. Терк – 1639 человека, в пос. Балта – 770, в Редант-2 – 1508 человек. 63 человека из заявителей получили средства на восстановление жилья.25
Однако с 2001 года возвращение переселенцев в эти поселения было ограничено, наоборот, был начат процесс выселения. К 2005 году в этих селах было разрушено уже 90% жилых домов, и никто в них практически не проживал.
Началу процесса отчуждения земель для водозабора положило постановление, принятое 25 июля 1996 года Правительством Республики Северная Осетия – Алания за № 156 «О зоне санитарной охраны источников питьевого водоснабжения». Согласно этому постановлению, в границу зоны 1 строгого режима попала территория всех 5 сел, с общей территорией 1174 га. Показательно, что в п. 2 постановления была уже дана «рекомендация» местной администрации г. Владикавказа о вынесении «из 1 зоны административных и жилых строений населенных пунктов». Таким образом, фактически был предоставлен «карт-бланш» на любые действия по вытеснению вынужденных переселенцев из этих сел, воспрепятствованию их возвращению и восстановлению разрушенных домовладений. В свою очередь, решением администрации города Владикавказа вся территория границ санитарной зоны была передана Управлению водопроводно-канализационного хозяйства, с правом ограничения доступа на эту территорию жителей.26
Большинство из опрошенных в ходе поездки вынужденных переселенцев из числа ингушской национальности считает, что это постановление было принято исключительно с целью недопущения возвращения ингушей на прежнее место жительства.
Следом за указанным выше постановлением Правительством республики было принято новое постановление «Об отселении граждан, проживающих в зоне санитарной охраны источников питьевого водоснабжения (сс. Южный, Чернореченское, Терк, Балта, Редант-2» от 18 мая 1998 года № 89. По этому постановлению процесс выселения стал носить плановый характер, но с задачей предоставления мест альтернативного поселения для жителей. В этом постановлении Комитету по земельным ресурсам республики было дано указание об отводе земельных участков для жителей сел в различных районах республики и затребованы средства на обустройство жителей. Это же постановление налагало официальный запрет на регистрацию возвращающихся жителей.
С нашей точки зрения, все эти постановления вызывают обоснованные сомнения в самом порядке их принятия.
Необходимо отметить, что принятое в 1996 году решение о границах водозабора было изначально подготовлено с очевидными нарушениями. Например, принятый проект организации зоны санитарной охраны водозабора не прошел государственной экологической экспертизы (обязательный порядок проведения такой экспертизы был введен в 1995 году Федеральным законом «Об экологической экспертизе»). Кроме того, при принятии решения отсутствовало технико-экономическое обоснование, как проекта расширения зоны водозабора, так и определения зон водозабора.
Очевидную сомнительность принятого решения в первое время разделяли и федеральные органы власти. Решение о «закрытии» сел вступало в явное противоречие с принятыми ранее решениями и межреспубликанскими соглашениями об обеспечении беспрепятственного возвращения переселенцев во все населенные пункты Северной Осетии. «Исключение» отдельных сел ставило под угрозу весь процесс мирного урегулирования конфликта. Показательно, что в этот период представители аппарата Южного федерального округа (ЮФО) в переговорах с переселенцами сообщали, что возможность возвращения может быть обеспечена со временем…27
Те же сомнения стали причиной инициирования в 2000 году спецпредставительством Президента России проведения юридической экспертизы принятых Правительством РСО–Алания документов по «водоохраной зоне». К этой оценке были привлечены Генпрокуратура России, Минюст, Минфедерации, Минприроды, Минимущество, Минздрав, Госстрой, Росземкадастр.
Но фактически к этому времени расселение сел уже состоялось, а администрация республики, в свою очередь, приняла меры для правового обоснования своих решений.
В 2001 году по заказу администрации г. Владикавказа Государственный институт по проектированию коммунальных водопроводов и канализации Госстроя России подготовил Положение «О зонах санитарной охраны» водозабора. В 2002 году подготовлено технико-экономическое обоснование (ТЭО) «Реконструкции водозаборов хозяйственно-питьевого водоснабжения г. Владикавказа». Очевидный пробел в обосновании своих решений усилиями органов власти РСО, таким образом, был заполнен…
С этого времени большинство из привлеченных министерств и ведомств одно за другим одобрили инициативное решение Правительства РСО-А. Однако Госстрой России и Министерство природных ресурсов первоначально дали негативный отзыв на решения, но позже фактически одобрили ТЭО по расширению природоохранной зоны. 12 июля 2002 года была получена государственно-экологическая экспертиза, а 15 января 2003 года – заключение Главгосэкспертизы Госстроя России. Кроме того, государственная санитарно-эпидемиологическая служба 11.10.2002 года также дала положительное заключение на Положение о зонах водозабора.
Соответственно, к концу 2002 году федеральные органы власти окончательно согласились с планом ликвидации поселков Южный, Чернореченское, Терк, Балта, Редант-2 «в связи с организацией природоохранной зоны». После чего, в течение последующих 3 лет продолжались переговоры о расселении жителей этих сел на новые места.
Одобрение федеральными органами решения о выселении 5 сел на территории водозабора дало повод легализовать ранее принятые решения. Соответственно, в апреле 2004 года Правительство республики и администрация города Владикавказа, уже с одобрения федеральных органов власти, вновь принимают Постановления об утверждении границ санитарной зоны и Плана мероприятий по предупреждению загрязнения водозабора.28 Постановления практически повторили предыдущие решения, но вновь содержали указания об отселении тех семей, кто еще остался жить в зоне водоснабжения.
Однако сомнения в законности и необходимости принятия решений остаются до сих пор, поскольку представляется, что эти решения не соответствуют принципам паритетного разрешения конфликтов и обеспечения прав граждан. Решения о расширении водоохраной зоны и ликвидации ряда поселений были приняты уже после принятого ранее решения о недопустимости возвращения в эти села вынужденных переселенцев и явились, практически, правовым обоснованием последнего.
Сомнительным можно назвать решение о необходимости тотального расселения всех сел, тогда как в зону санитарной охраны 1 пояса попала лишь часть их территории.
Но наиболее спорным является само обоснование границ территории водоохранной зоны. В частности, при проведении экспертизы в основу оценки было положено современное состояние территории поселков Южный, Чернореченское и Терек. В экспертных анализах констатировалось, что в зоне разрушения сел не организован вывоз мусора и возникли стихийные свалки, отсутствует канализация, отбросы могут попадать в сточные воды. «Прилегающие к разрушенным домовладениям огороды не обрабатываются, с их площади осуществляется эрозийный смыв пахотного слоя, включая ранее внесенные на эти земли гербициды и минеральные удобрения».29 Для ликвидации таких источников загрязнений и было признано необходимым расширить границы водоохраной зоны.
Но в этом и заключалась несообразность экспертной оценки – сама программа расширения водоохраной зоны и последующая экспертиза была построена на основе того факта, что территория сел стала территорией запустения.
При этом не принималась во внимание сама возможность проживания жителей в районе водозабора. Вместе с тем, такая возможность вовсе не противоречит задачам обеспечения экологической безопасности. Действительно, существующая практика показывает, что поселковые образования при обеспечении санитарно-защитных мер в значительной степени позволяют минимизировать негативное воздействие на экологию. Эти меры подразумевают практическую возможность строительства эффективной канализационной системы и очистных сооружений. В этом случае фактор загрязнения грунтовых вод на водоохранной зоне от поселков может иметь меньше влияние, чем, к примеру, проходящая по близости трасса Военно-Грузинской дороги.
По сведениям жителей ликвидированных поселков, планы строительства канализационного коллектора рассматривались еще в 80-е годы. Но эти проекты были благополучно забыты.
Таким образом, экспертиза должна была проводиться с представлением перспективного плана развития инфраструктуры поселков (с учетом задач экологической и санитарной безопасности), а также с представлением альтернативных проектов расположения водозабора. Возможности разработать такие проекты и предоставить на обсуждение с заинтересованной стороной вынужденных переселенцев должны были быть обеспечены еще на этапе подготовки решения.
На встрече бывших жителей ликвидированных сел, которая состоялась 17 августа 2006 года, было принято решение о согласии на переселение в места, расположенные вблизи от прежних мест проживания. Были предложены возможные места: на надпойменной террасе у села Терк и на территории Верхнего сада у поселка Южный. Однако эти предложения жителей руководством РСО–Алания были проигнорированы.30
В этой связи можно констатировать, что:
1. Решение о ликвидации поселков не было обосновано необходимостью решения задач санитарно-экологической безопасности, поскольку было принято без проведения соответствующих экспертных оценок и заключений.
2. Ликвидация поселков привела к ограничению таких прав жителей, как право на жилище, свободу выбора места жительства и право на культурное наследие. Решение об ограничении этих прав было несоразмерным преследуемым целям и вынесено региональными органами, не обладающими на то правомочиями (такое решение могло быть вынесено только федеральными органами власти).
В этой связи, очевидно, что в ближайшей перспективе вопрос о водоохранной зоне может быть вновь открыт. Планы на строительство очистных сооружений и определения границ водоохраной зоны могут быть подвергнуты пересмотру в связи с подготовкой и представлением плана восстановления и развития инфраструктур поселков. Такую инициативу может проявить и ингушская сторона. Однако, во избежание конфликтов и политических проблем, желательно чтобы сама процедура пересмотра решений была обеспечена судебным решением.
Еще 14 ноября 2000 года от группы граждан, жителей ликвидированных поселков,31 была представлена жалоба в Верховный суд РСО - Алания. В жалобе заявители требовали отменить постановления Правительства РСО - Алания от 25 июля 1996 года за № 186 «О зоне санитарной охраны источников питьевого водоснабжения» и от 18 мая 1998 года за № 89 «Об отселении граждан, проживающих в санитарной охраны источников питьевого водоснабжения». Заявители настаивали, что решение о выселении не было обосновано разумными задачами санитарной охраны, а основывалось на политическом решении о выселении жителей ингушской национальности. Поводом для обращения стал тот факт, что жители Хаматханов А.М. и Матиев Х.Х. обратились по поводу восстановления разрушенного жилья в с. Чернореченское. Но им было отказано в получении разрешения.
3 мая 2001 года решением Верховного суда РСО-Алания было вынесено решение об отказе в признании факта нарушения их прав – «за необоснованностью». Представитель администрации г. Владикавказа Молдован Ю.Ю. заявил в суде, в частности, «что оспариваемые заявителями постановления Правительства РСО–Алания не могут нарушать чьи-либо права или охраняемые законом интересы, поскольку определение границ и организация ЗСО по всем действующим Законам возлагается на субъекты РФ».
Соответственно, суд также признал, что «сами по себе мероприятия, предлагаемые Правительством Республики для обеспечения жизнедеятельности граждан, подлежащих отселению из населенных пунктов, подпадающих под зону санитарной охраны источников питьевого водоснабжения, не могут нарушать чьи-либо права, в том числе и заявителей на выбор места жительства и право собственности». При этом в судебном процессе подробно рассматривались лишь особенности создания самой водоохраной зоны. Показательно, что суд не принял во внимания показания председателя Комитета по природным ресурсам и Главного санитарного врача по Республике Ингушетия, которые выступили в суде с позиции защиты прав граждан.
Таким образом, суд не дал правовой оценки факта нарушения прав граждан и фактически не рассмотрел заявление по существу. Решение суда имело прецедентные последствия и показательно отражало пристрастную позицию органов власти республики.
Интересно, что в феврале 2003 года в суд Сунженского районного суда Республики Ингушетия также обратились с жалобой жители ликвидированных сел – Гамботов И.У. и Газиков А.С. по поводу незаконности создания водоохранной зоны. Свое обращение они обосновывали тем обстоятельством, что заявители не получили равноценного возмещения стоимости утраченного имущества. Решение суда фактически установило запрет Правительству РСО–Алания и администрации г. Владикавказа на расширение охранной зоны водозабора. Это решение было оставлено в силе судебной коллегией по гражданским делам Верховного Суда Республики Ингушетия.32 Однако правительством РСО-А оно было проигнорировано.
Таким образом, в настоящее время действует два взаимоисключающих решений Верховных судов республик. Показательно, что эти решения судов до настоящего времени по различным причинам не рассмотрены Верховным судом России.
Эти судебные решения имели показательное значение и, хотя не разрешили спор, они сами по себе свидетельствовали о том, что и система правосудия не защищена от конфликтного влияния заинтересованных сторон.
Кроме того, можно отметить, что для граждан, пострадавших в период конфликта, суд не стал эффективным средством защиты их нарушенных прав. Следует признать, что в Российской Федерации практически отсутствует судебная практика в разрешении конфликтных ситуаций, связанных с массовым нарушением прав граждан.
Вместе с тем, рассматривая данную конфликтную ситуацию, одновременно можно говорить и о том, что возможности использования судебной защиты еще полностью не исчерпаны.