Geum.ru

Государство и глобализация

Вид материалаТезисы
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6


ГЛАВА ПЯТАЯ


ГОСУДАРСТВО И ГЛОБАЛИЗАЦИЯ


Все или практически все авторы, написавшие хотя бы лаконичные тезисы по любому из аспектов многообразных и разнонаправленных современных процессов глобализации, непременно касаются изменяющихся в этой связи роли и функций государства. Это, пожалуй, единственная тема, где позиции адептов глобализации и авторов, не признающих ее реального существования в качестве мирового феномена, сопоставимы. Их подходы различаются лишь степенью разброса мнений - между полной убежденностью в отмирании этого института и не менее твердой уверенностью в том, что влияние государств на исторический прогресс человечества будет только возрастать. В спорах относительно судьбы государства в так или иначе глобализирующемся или интегрирующемся мире очень часто предается забвению сложная и неоднозначная природа современной государственности, не учитываются “широкий” и “узкий” смыслы, вкладываемые в понятие государства, не различаются особые черты, присущие государствам отдельных народов и т. д. К примеру, если узкое понятие государства выделяет лишь три его признака (территорию, народ, объединенный правовым союзом граждан (гражданством), суверенную власть, осуществляющую эффективный контроль хотя бы над большей частью территории и населения), то широкое понимание государства содержит в себе наиболее общие признаки этого многотысячелетнего явления в истории человечества:

во-первых, отделение в государстве публичной власти от общества, наличие слоя профессиональных управленцев;

во-вторых, законы и полномочия государства распространяются на всех людей, живущих на территории, очерченной государственными границами;

в-третьих, суверенитет, то есть верховная власть, решения которой обязательны для всех граждан, организаций и учреждений, в большинстве современных стран принадлежит народу, но передается им избираемому государственному руководству;

в-четвертых, монополия государства на легальное применение силы, физического принуждения;

в-пятых, право на взимание налогов и сборов с населения для обеспечения реализации функций государства;

в-шестых, обязательность членства (гражданства) в государстве;

в-седьмых, претензия государства на представительство общества как целого и защиту общих интересов и общего блага1.

Критика вплоть до неприятия государства не является чем-то новым в истории этого выдающегося изобретения людей, внесшего свой значительный вклад практически во все сферы общественного прогресса и во все те достижения, которым характеризуется человечество. Государство развивалось вместе с обществом, органичной частью которого оно являлось,

переживая различные этапы самовыражения, меняя формы правления и территориального устройства, воплощаясь в различных типах политических систем, множа и диверсифицируя функции управления общественными делами. Известно, например, что классическая теория либерализма высказывалась в пользу минимального государства, отдавая предпочтение праву и законопослушанию свободных граждан; марксизм постулировал отмирание государства с заменой его самоуправлением коммун; анархизм объявлял государство виновником всех недостатков и изъянов общественной жизни, требуя его низвержения. И наоборот, консерваторы считали государство явлением такого же фундаментального порядка, как и сам человек, проявлением существующего в мире некоего жизненного организующего начала. Геополитики, в свою очередь, относились к государству как к главному герою драмы человеческой истории, рассматривая его в качестве живого, развивающегося организма. История человечества свидетельствует, что никогда не было и, по всей видимости, вряд ли достижимы идеальная власть и идеальное государство. Во всяком случае, пока что людям не удалось придумать некой совершенной формы государственного устройства и властных отношений, которая была бы эффективной, жизнеспособной, справедливой, одинаково нравилась всем и в равной степени отражала интересы всех без исключения групп, слоев, сословий, классов, одновременно соответствуя принципам защиты прав человека и соблюдения свобод личности. Суть этого постулата отражена в известном изречении древних римлян “gubernatorum vituperatio populo placet”

(народу нравится критиковать правителей).

Современное мировое общественное и научное мнение во все большей степени склоняются к признанию правового социального государства в качестве оптимального для нынешнего этапа развития человечества. Аргументом в пользу такого выбора служит тот факт, что оно в принципе нацелено на обеспечение оптимального сочетания прав и свобод человека, достойных условий общественного существования, а в идеале – на примерное равенство жизненных шансов, одинаковые возможности самореализации личности. Такого рода настроения крепнут, несмотря на то, что все или почти все существующие в современном мире государственные образования, даже общепризнанные демократии, явно не дотягивают до указанных критериев. К примеру, при всех известных достоинствах и преимуществах демократии как государственного устройства, очевидны относительность и ограниченность таких ее атрибутов, как парламентаризм, система представительства, всеобщее избирательное право. Нельзя не отметить и правоту Алексиса де Токвиля, еще в середине ХIХ века предупреждавшего о таящейся в демократии опасности “тирании большинства” - не менее жестокой, чем “тирания немногих или одного”2.

Некоторые исследователи полагают, что существующее противоречие между потребностью в более совершенном государстве и отставанием общественной практики в его реализации является основной причиной кризиса, в котором оказалась в последние десятилетия сама государственность во всех ее известных формах:

а) государства как субъекта действия и власти;

б) государства как организующего принципа, задающего целостность или сходство мириадам различных агентов и институтов управления;

в) государства как определенных структурных принципов, формирующих отношения властвования и контроля;

г) государства как базисной структуры правления и порядка в общем и как политического тела “законов” в частности;

д) государства как регулятора господствующих нормативно-идеологических порядков в обществе.

Другие исследователи при этом исходят из того, что в ХIХ веке роль государств в хозяйственной сфере все время падала, тогда как в ХХ веке – постоянно возрастала. Расширение государственного вмешательства в экономику сопровождалось целым рядом негативных моментов, что вызвало резкую критику со стороны ученых школы “рациональных ожиданий”. В 70-е годы ХХ века они выступили против “ряда наивных политических идей относительно роли правительств”, определяя в качестве таковых следующие: деятельность государства направлена только на общественное благо и факты своекорыстного поведения чиновников отсутствуют; государство является целостным организмом, в котором все важные экономические решения принимаются на основе прозрачности и рациональности, отсутствуют противоречия между различными направлениями государственной политики и деятельностью различных экономических агентов; экономические решения поддаются пересмотру, например, о сокращении штата государственных служащих, отмене налоговых и других льгот и т. п.; инструменты экономической политики находятся под полным контролем государственного руководства, которое может полагаться на честную и эффективную работу чиновников, реализующих принятые наверху решения. В. Танци, сотрудник МВФ, подчеркивает, что государство:

“1) не монолитно, а характеризуется множественностью центров выработки политики, каждый из которых руководствуется своими представлениями об общественных интересах;

2) государственная политика не всегда может быть последовательной в пространственном и временном аспектах;

3) политика может определяться корыстью государственных чиновников и группами давления;

4) те, кто принимает решения, не всегда хорошо представляют себе, как работает экономика;

5) существует масса проблем во взаимоотношениях между руководителями и исполнителями;

6) принятые решения необратимы;

7) бюрократия может быть неэффективной или коррумпированной, способной искажать полученные директивы или использовать инструменты экономической политики в своих узких интересах”3.

Однако большинство ученых связывают кризис государства в последние десятилетия с интенсификацией процессов интернационализации, универсализации и глобализации, которые, меняя современный мир, не могут не вызывать коррекции ролей и функций суверенного национального государства, длительное время служившего центральной осью глобальной международно-политической системы и выступавшего главным инструментом обеспечения цивилизационного прогресса разных народов. Возникновение глобальной экономики и процессы региональной экономики привели к тому, что благосостояние простых граждан отдельных стран больше не зависит от исключительных действий их правительств. Они оказываются в зависимости от решений, принимаемых далеко за пределами их стран другими правительствами или международными организациями, по таким вопросам как обменный курс, установление процентных ставок, валютная политика в целом. Прогрессирующее размывание границ приводит к тому, что многие проблемы, еще недавно составлявшие исключительно внутриполитическими, во всевозрастающей степени приобретают международный характер. Все меньше остается сфер, в которых правительства отдельных государств могли бы принимать чисто внутристрановые решения, не оказав в той или иной степени влияние на внутреннюю политику других стран. Имеет место беспрецедентное взаимопроникновение внешней и внутренней политики. Международные отношения, осуществляемые правительствами отдельно взятых государств, дополняются и расширяются отношениями между частными лицами, группами, организациями, корпорациями, что существенным образом сказывается на характере современной “державной” структуры человечества.

Совокупность особенностей глобального перехода к информационно-постиндустриальному этапу развития человечества даже выдвинула на повестку дня сакраментальный вопрос: не стало ли суверенное национальное государство, еще совсем недавно главный действующий субъект в международно-политической системе, достоянием истории? Во всяком случае, немалое число авторов именно в таком смысле трактовали проблему кризиса современных форм государственности. Супруги Г. и П. Мише из США определяли миропорядок, основанный на плюрализме суверенитетов национальных государств, как “смирительную рубашку”, мешающую дальнейшему развитию человечества4. Немецкий ученый В. Бюлль, в свою очередь, писал об “умирании государства” в качестве субъекта истории, основываясь “на тенденциях транснационализации современного мира”5. “Очевидно, что растущая глобальная экономическая взаимосвязь, - полагал американский теоретик Р. Фолк, - совмещенная с влиянием Интернета и мировых средств связи (особенно телевидения), воспевающих потребительство и создающих общее и одновременное восприятие новостей, изменит фундаментальным образом наше представление о мировом порядке. Государство не будет и далее доминирующей силой на мировой арене. Глобальные рыночные силы в лице многонациональных корпораций и банков излучают сильное и независимое влияние. Они действуют на международной арене с минимальными ограничениями. Усиливается воздействие локальных и транснациональных инициатив отдельных групп граждан по всевозможным вопросам местного значения – от строительства дамб до противодействия правительственным репрессиям. Международный порядок, определяемый этими силами, представляет собой переход от мира суверенных территориальных государств к возникающей мировой деревне”6.

Отдельные авторы, опираясь на утверждения об архаичности сложившихся типов государственности как форм организации и управления общественными делами в период “срастания человечества в единое целое”, высказывались в пользу “скорого политического объединения мира”7, писали о неизбежности и необходимости учреждения как мирового правительства8, так и создания глобального государства9. Они отражали точку зрения тех групп аналитиков, которые видят в глобализации продукт новейших технологий, порождающих принудительное следование экономическим интересам с одновременным подавлением национальных страстей: общества должны сделать выбор между модернизацией, открытием экономики и политических систем и старыми битвами по поводу территорий и национальной предпочтений10. Последовательные сторонники глобализации убеждены, что историческая тенденция повернула в сторону объединения мира в единое целое, в связи с чем следует вместо ностальгических реминисценций о теряемом “славном” мире ясно очерченных национальных границ и национальных интересов обратиться к строительству новой мировой структуры, которая погребет под собой государства-нации. Л. Каплан, например, совсем недавно предсказывал в журнале “The National Interest”, что за экономическим объединением планеты последует политическая глобализация, которая доведет дело до создания мирового правительства11. И хотя аргументацию указанных идей нельзя признать исчерпывающей или даже сколько-нибудь достаточной, все же в самом факте распространения глобализационных воззрений среди ученых и политиков следует видеть не только проявление глобализма как особой идеологии американизма, но и отражение многих явных и подспудных черт и сторон меняющегося под напором интеграционных процессов мира, действительно становящегося все более целостным и взаимозависимым.

В целом можно согласиться с тем, что с углублением процесса глобализации информационного общества завершается большой исторический цикл развития, когда государство шли “рука об руку” с цивилизацией и возвышение государства служило показателем подъема цивилизованности тех или иных народов. Умножение субъектов исторического процесса на современном этапе подрывает подобную монополию государства. Но это вовсе не означает, что завтра или в сколько-нибудь обозримом будущем национальное государство будет сдано в архив истории. Будут продолжать меняться его роль и функции, место и значение в жизни планетарного сообщества людей. Оно превратится, по всей видимости, в один из многих сложных субъектов человеческого бытия, но вряд ли перестанет быть ведущим действующим лицом национальной и международной сцены до тех пор, пока будут существовать различные этносы и народы. Можно согласиться с выводом В. Соколова о том, что “национальные правительства постепенно будут утрачивать функции носителей исключительного суверенитета и включаться в иерархическую вертикаль в качестве среднего звена”. В качестве иерархической вертикали этот автор представляет разделение прав и ответственности между органами муниципального и регионального управления, правительствами отдельных государств и международными, в том числе и транснациональными, организациями и институтами12. С. Стрейндж также отмечает в этой связи, что “силы деперсонализированного мирового рынка становятся более влиятельными, чем мощь государств, чьи ослабевающие возможности отражают растущую диффузию государственных институтов и ассоциаций, переход власти к локальным и региональным органам”13.

Тезис о “глобальном правительстве”, будь-то в вариантах, отражающих интересы экономически развитых государств (с претендентами в виде “большой семерки”, структур МВФ или ОЭСР), или в моделях развивающихся стран (где его роль отводилась руководящим органам “нового международного экономического порядка”), на протяжении последнего десятилетия потерял свою привлекательность. По своей сути этот тезис в изначальной своей форме носил чисто экстраполяционный характер: если национальные правительства не справляются с задачами, которые ставит перед ними жизнь, то функции по их разрешению должны быть возложены на наднациональное правительство. Как следствие, построения в рамках глобального правительства всегда носили скорее умозрительный, чем реалистический характер, в связи с чем отказ от них всегда оставалось не более чем возвращением к здравому смыслу. Не более завидная судьба была уготована логическим конструкциям, основанным на гегемонистской теории стабильности. Утверждение о том, что для нормального развития мировой экономики необходима “держава-стабилизатор”, несущая ответственность за поддержание мирохозяйственного режима, само по себе было достаточно привлекательным, по крайней мере, хотя бы для самой такой державы-гегемона. Но ставшая реальностью экономическая многополярность сделала маловероятным установление новой гегемонии в сфере экономики, не говоря уже о политике. Аргументы о возможной гегемонии “большой триады”, как правило, не учитывают степени различий в экономических интересах ЕС, США и АТЭС. Именно поэтому поиски в этой сфере приводят к идее, суть которой может быть выражена как “глобальное управление без глобального правительства”14. “Всемирное правительство с единой мировой столицей, - писал М. Линд, редактор журнала “National Interest” - чисто технически было, вероятно, возможно со времен Чингисхана и, вне всякого сомнения, со времен Наполеона. Провал всех попыток достижения мирового господства коренится вовсе не в уровне развития технологии – он вытекает из упорного нежелания народов жить под игом каких бы то ни было завоевателей. Это верно и по отношению к новейшим стремлениям к всемирному владычеству”15.

Сторонники такого подхода относятся к глобализации как к мощной, трансформирующей мир силе, ответственной за эволюцию обществ и экономик, за изменение форм правления и всего мирового порядка. С. Сассен полагает, что эта сила постепенно разрушает различия между отечественным и иностранным, между внутренними и внешними проблемами16. Дж. Розенау отмечал возникновение в традиционном обществе нового политического, экономического и социального пространства, к которому должны на макроуровне приспосабливаться государства, а на местном уровне – локальные общины17. Ученые подобной научной ориентации не предсказывают создания единого мирового сообщества, не говоря уже о некоем едином мировом государстве. У них глобализация ассоциируется с формированием новой стратификации государств, которые уже перестают быть той осью, вокруг которой формируется мировой порядок, но отнюдь не исчезают с мировой арены, не умирают и даже не отмирают. Их кредо: традиционные концепции государственности изменяются медленно, но постоянно. В связи с тем, что относительно судьбы и роли государства в процессах глобализации современного мира существуют разные, в том числе и диаметрально противоположные научные точки зрения, есть смысл рассмотреть более детально высказываемые в публикациях антиэтатистские концепции с их аргументами, ибо если не совокупность национальных государств и не мировое правительство, то что собой может или должна представлять организационная структура, способная взять на себя ответственность за решение все усложняющихся проблем человеческого бытия и бытия человечества?

Во-первых, функциональная целостность и взаимозависимость отдельных частей современного мира, развивающиеся под воздействием научно- технических достижений человечества, все большего овладения им времени и пространства, действительно вступают в противоречие с с политической фрагментацией международной системы, состоящей из независимых государств. Д. Белл еще в своей первой крупной работе о постиндустриализме отмечал, что в новых условиях мирового развития национальное государство со своими организационно-политическим средствами слишком мало и слабо для участия в управлении мировой экономикой и слишком велико для обеспечения полнокровной жизни многообразных локальных и региональных сообществ людей, ибо “здесь важен учет порядка и масштаба различий их интересов и возможностей”18. Известный современный французский политолог Ги Сормон писал практически в тех же выражениях спустя два с половиной десятилетия, уже в наши дни. “Ясно, - заключал он, - что государство-нация исчерпывает себя. Ни его размер, ни форма, ни методы воздействия более не соответствуют потребностям и вызовам времени. Национальное государство или слишком велико, или слишком мало. Оно слишком большое для решения местных проблем, которые проще регулировать на провинциальном или городском уровне и слишком невелико для управления экономическими потоками, ставшими отныне интернациональными”19. Академик Н. Н. Моисеев писал в этой связи о том, что “мир идет к рациональному обществу, в котором, при всем необходимом для обеспечения будущего многоцветьи культур, утвердится единство без национальных границ, национальных правительств и конфронтаций”20.

Но такого рода противоречие диалектично, оно создает то напряжение, ту энергию, которая не дает исчезнуть полифонии мира в стерилизующем чреве “всемирного государства” или униформизироваться под властью “глобального правительства”. Глобальная революция, формирующая взаимозависимый “мир миров”, демонстрирует свои явные универсалистские интенции и потенции. И если бы наш мир, будь то его цивилизационное, экономическое, этносоциальное и культурное измерения или исторически сложившаяся державническая (государственная) система, характеризовался хотя бы относительной гомогенностью, “равновесностью” своих социально-экономических элементов, то организация их неконфронтационного сожительства, взаимовыгодного сотрудничества, эффективной кооперации хотя бы по вопросам выживания человечества зависела прежде всего и в основном от организационных технологий и принципов взаимоотношений, которыми располагает или имеет в своем распоряжении мировой социум. Но суть коллизии глобализирующегося мира заключается в том, что народы разных цивилизационных общностей и каждая нация в отдельности стартуют в свое постиндустриальное будущее с разных социально-экономических и духовно-культурных позиций, зачастую из “разного” исторического времени, обладая несовпадающими возможностями и способностями для овладения ценностями и инструментами нового типа жизнедеятельности. И потому глобальные процессы информационных преобразований, демонстрируя очевидные объединительные, прежде всего интеграционные устремления, в не меньшей степени проявляются в регионализации мира, в возникновении трансформирующихся (в соответствии с собственными особенностями) пространств, где количество государств не только не сокращается, а, напротив, умножается.