Geum.ru

Генезис и легитимизация института княжеской власти в древнерусском обществе VI хii вв

Вид материалаАвтореферат

Содержание


В первом параграфе
Во втором параграфе
Во втором параграфе
В третьем параграфе
Подобный материал:
1   2   3   4   5
«Становление институтов власти в условиях эволюции древнерусского общества VI–IX вв.» В первом параграфе исследуется развитие социально-политической организации общества как основы формирования института княжеской власти, исследуется социально-политическое и экономическое развитие славянских племен в VI–IX вв. Основу экономической и социально-политической организации славян в VI – начале VII вв. составляло племя. Оно являлось собственником занимаемой территории, обеспечивало жизнь и деятельность всех соплеменников. Поэтому общеплеменные институты самоуправления и управления становились верховными по отношению ко всем остальным племенным структурам. Род сузился к этому времени до близких родственников. Определяющей формой социальной организации поселения стала первобытная соседская община (переходный вид от родовой общины к соседской). Такая община совмещала в себе распадавшиеся родовые и формирующиеся соседские связи, а вследствие необходимости территориального и экономического единства сородичи сохраняли черты социальной и идеологической общности. Подобное социально-экономическое развитие прошли многие государства.

Наиболее распространенным в отечественной историографии является представление о том, что отдельное восточнославянское поселение являлось территориальной общиной, составленной из малых семей. В результате складывания в семейной общине малой семьи, которая в недрах большесемейного коллектива получает известную самостоятельность, происходит обособление этой семьи внутри родственного ей союза. Большая семья, по наблюдениям Д.Я. Самоквасова и А.Я. Ефименко, могла жить в нескольких стоящих отдельно домах1. Однако существует и точка зрения – о трех этапах в развитии общинного строя: кровнородственная община, земледельческая община и марка. При этом кровнородственная община распадается на два типа: родовую и большесемейную2. Большая семья, или род, являлась основой племени, по мнению некоторых ученых, родственные племена объединялись в племенные княженья, во главе которых стояли вожди, возвышающиеся над вождями племен. В данном случае можно упомянуть известие летописи о Кие и его потомках, «державших княженье в полях». Летописец отмечает, что кроме полян такие «княженья» были и у древлян, дреговичей, словен, полочан3.

С зарождением новых общественных отношений как на севере, так и на юге начала разлагаться большая семья и основанная на ней община-патронимия. Однако в областях этот процесс шел с разной скоростью. Так, на юге восточнославянских земель в VIII в. совершился переход к малым семьям, объединенным в соседскую общину - мир. В то же время на севере у кривичей и словен ильменских этот процесс был далек от завершения. На западе он шел также неравномерно. У словаков, например, большая семья, объединявшая родичей до третьего колена, известна еще и в Новое время4. Развитие северных славянских племен в VIII в. имело целый ряд сходных черт, но не меньше было и раз­личий.

Значительную роль на данном этапе развития общества играло народное собрание. Его участниками являлись не все члены племени, а только мужчины. Однако народное собрание оказалось органом управления мало оперативным, поскольку собирались на него до трех дней вследствие расселения членов племени на разных территориях. И в связи с этим менее важные дела племени решали старейшины (principes) – племенная знать, которая заранее обсуждала и те вопросы, которые могло решить только народное собрание.

Толчком к развитию восточнославянского общества послужило окрытие во второй половине VIII в. великого транзитного Каспийско-Волжско-Балтийского пути, способствовавшего развитию взаимоотношений славян с внешним миром, а также открытие на рубеже VIII–IX вв. Балтийско-Днепровско-Черноморского пути, проходившего в большей своей части по восточнославянским землям, что позволило восточным славянам развить взаимоотношения со странами Балтийского региона и Византийской империей5.

Несмотря на то, что славянские племена имели достаточный вес в средневековом мире, князья севера в VII–VIII вв. были пока слабее своих южных сородичей, но они, опираясь на дружины и свой жреческий авторитет, усиливали свою власть над соплеменниками. При этом даже самые сильные племенные союзы, как велетский или ободричский, оставались только союзами. В этих «княжениях» имелось несколько племенных князей, из числа которых выделялся старший или знатный. Но в рамках отдельных племен, а кое-где и на уровне целых племенных союзов, княжеская власть уже закрепляется за одним, сильнейшим родом и передается по наследству – необязательно от отца к сыну. Укрепление княжеской власти, как и на юге, являлось частным следствием общего усиления знати.

Развивающаяся материальная среда и общественное производство создали новые условия для эволюции социальных структур, включая управленческие. Генезис социально-политической структуры общества проявился в создании на основе больших союзов племен образований более высокого социального уровня, таких как племенные княжения. Собственно эти общественные формирования в последующий исторический период и создали объективную основу государственности.

Исследование позволило прийти к выводу о том, что на протяжении VIII в. в Среднем Поднепровье и Поволховье независимо друг от друга образовались два центра зарождения русской государственности и соответственно возникли два важнейших ее института: публичная власть в виде господства наиболее сильного племени над остальными племенами и натуральные повинности в форме дани. Широкомасштабные объединительные процессы, при которых многочисленные племенные княжения трансформировались в племенные союзы, наблюдавшиеся у восточных славян в этот период, привели к появлению новой организационной структуры, нуждавшейся и в новых органах власти, требовалась власть, независимая от отдельных племен. Можно говорить о том, что эта новая власть и стала предтечей публичной власти.

Во втором параграфе исследуется роль и функции в обществе древнейшего родоплеменного института власти – вече, анализируется положение в обществе вече. В отечественной историографии много разноречивых суждений, касающихся древнерусского вече, что в значительной мере объясняется состоянием источников. Сведения о вечевых собраниях мы черпаем преимущественно из летописей и произведений древнерусской литературы, которые отражают далеко не все случаи созыва вече, что несколько затрудняет правовую характеристику этого института. Обращает на себя внимание и то, что вече не упоминается в законодательных памятниках и актовых источниках XI–XII вв. Нет никаких оснований полагать, что вече – продукт развития государственного аппарата. Скорее напротив, оно – предшественник и исток (или один из истоков) древнерусской государственности.

Подавляющее большинство историков придерживается мнения о том, что по своему происхождению вече – архаический институт, уходящий корнями в недра первичной формации. С переменами, происходившими в социальной структуре восточнославянского общества, менялась и сущность самого учреждения коллективной власти. Раннее «племенное» вече эпохи первобытного строя или военной демократии серьезно отличалось от «волостного» вече второй половины XI – XII вв. На присутствие совещательного органа в древнерусском обществе указывал еще Прокопий Кесарийский: «…эти племена, славяне и анты не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве, и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается общим делом»1.

Исследование источниковой базы позволяет видеть в вече в целом коллегиальный и демократичный властный институт. Совершенно естественным являлось то, что вече как широкопредставительный институт не могло иметь большую оперативность в решении рассматриваемых им вопросов, поэтому часть вопросов на местах, по всей видимости, решали племенная знать или старейшины.

Установлено, что в своем развитии вече прошло ряд организационных форм: от племенной сходки до вечевого собрания, которое особенно проявило себя в Великом Новгороде и Пскове. Здесь вече стало основным и постоянным органом власти с твердо установившейся компетенцией. Значение вечевых собраний было большим в IX в., нежели в конце X или XI вв., когда князья и бояре действительно уже в меньшей степени нуждались в поддержке веча. Однако практически все историки сходятся во мнении, что вече как институт народоправства существовало вплоть до монголо-татарского ига, а в таких городах, как Новгород и Псков, до XIV в.

Исходя из имеющихся материалов, правомерно предположить, что уже в IX–X вв. простое свободное население было лишено права участвовать в политическом управлении государством, да и сам политический институт, посредством которого такое участие осуществлялось, постепенно вымирал. Это означало, что вопрос о власти в Древнерусском государстве был однозначно решен в пользу князя и его дружины. Функции племенного веча были заменены высшими прерогативами князя – главы государства, а Совет старейшин племени сменили старшая дружина и высшая часть административного государственного аппарата. 

Исследование позволило сделать вывод о том, что уже в X в. вече не являлась законодательным органом и собиралось в экстренных случаях и в отсутствие князя – как законодателя; на вече собирались не все горожане, возможно, только знать; решение вече могло быть оспорено в случае несогласия народа, выражавшего свое мнение через старцев (либо старейшин); значимая роль принадлежала городским старшинам, которые, вероятно, имели право разрешать противоречия между обычными горожанами и знатью, собиравшейся на вече.

Можно утверждать, что в X-XI вв. собиралось вече нечасто, и само собрание вызывалось острой политической необходимостью. Иногда на вече принимались решения, которые могли предопределить внешнюю и внутреннюю политику. Так, можно расценить Совет «киян» в 1113 г. во время восстания (летопись, впрочем, не называет этот Совет вечем) – принятые решения надолго определили политику Владимира Мономаха. После смерти князя Святополка именно вече избирает князем Мономаха, направив ему депутацию с приглашением занять стол. Вокняжившись в Киеве, Владимир Мономах провел реформы, отвечавшие интересам городских низов: покончил с произволом ростовщиков, отменил давние долги и самочинные проценты, установил определенные правила взимания процентов.

На вече прежде всего решались вопросы войны и мира. Кроме того, на вече рассматривались проблемы, связанные с денежными сборами среди горожан, распоряжением городскими финансами и земельными ресурсами. О последнем, в частности, говорит новгородская грамота середины XII в.: «Се яз князь великий Изеслав Мстиславич по благословению епискупа Ниффонта испрошал семь у Новагорода святому Пантелемону землю село Витославиццы и смерды и поля Ушково и до прости». И.Я. Фроянов считал, что «испросить» пожалование монастырю у Новгорода Изяслав мог только на вече.

Можно выделить основные наиболее важные и часто встречающиеся в источниках полномочия вече: заключение и расторжение договора с князем; избрание и смещение посадников, тысяцких, князей; назначение новгородских воевод, посадников; контроль за деятельностью князя, посадников, тысяцких; решение вопросов войны и мира; распоряжение земельной собственностью Новгорода, пожалование земель; контроль за судебными сроками и исполнением решений; непосредственное разбирательство дел; предоставление судебных льгот.

С переменами, происходившими в социальной структуре восточнославянского общества, менялась и сущность самого учреждения коллективной власти. Раннее «племенное» вече эпохи первобытного строя или военной демократии серьезно отличалось от «волостного» веча второй половины XI – XII вв. В течение своего существования вече выполняло различные функции как орган государственной власти, народное собрание, политический институт, обладавший почти высшей властью, выразитель интересов боярства, инструмент подлинного народовластия. В связи с созданием княжеского административно-судебного аппарата вече в X–XI вв. утрачивает значение органа общинного самоуправства, а решение государственных политических и судебных вопросов переходит в руки князя и княжеской администрации.

Глава 3. «Кристаллизация институтов публичной власти на Руси IX–XI вв.». В первом параграфе исследуется образование государства Русь: значение «легенды о призвании Рюрика» для укрепления публичной власти, анализируется проблема образования Древнерусского государства и преемственности власти. Сегодня вполне обоснованно можно говорить о том, что преемственность власти в виде княжеской династий Рюрика и формирующихся институтов княжеского управления способствовала превращению северо-западного союза славянских племенных княжений и мери в государственное образование.

Первое упоминание о Руси находим в Вертинских анналах, где под 839 г. сообщается о прибытии послов «народа Рос» в Ингельгейм ко двору франкского императора Людовика Благочестивого. Этот «народ Рос», как отмечено в анналах, управляется хаканом (каганом) и относился «к роду свеонов» – свеев, его послы просили императора пропустить их через земли франков, так как обратный путь им преградили «дикие племена».

Вместе с тем остается открытым вопрос о происхождении ранней византийской формы «ros», а также формы Rhos Бертинских анналов, отражающей, как принято считать, византийскую традицию. Предлагавшиеся объяснения византийской формы (из названия «русь» через тюркское или хазарское посредство) не были признаны убедительными. Если у византийских авторов конца IX–Х вв. слово «рос» встречается в самых различных контекстах, то в источниках первой половины – середины IX в. оно появляется в рассказах о нападениях росов на Амастриду, Сурож и Константинополь, т.е. в результате непосредственных контактов с его носителями. В Бертинских анналах оно не только прямо почерпнуто от пришедших в Ингельгейм «росов», но и, вероятно, отражает самоназвание этой группы свеонов. Поэтому нет необходимости во всех случаях искать посредников передачи византийским авторам или составителю Бертинских анналов названия «рос». Оно могло быть заимствовано прямо у пришельцев и отражать самоназвание дружин, которые в значительной части состояли из выходцев Скандинавии и сохраняли то же название с основой rops-, которое ранее ycвоили финны в форме ruotsi.

По мнению С.В. Алексеева, название «Русь», согласно исторической памяти Руси XI–XII вв., неславянское, пришло «от варяг». Если бы «Русь» являлась одним из восточнославянских племен, чье название легко объяснялось бы из славянского языка, подобное мнение у летописцев не сложилось бы. Ученый подчеркивает, что русью все-таки «прозвались словене». При этом место, где это произошло, в исторической памяти Новгородской земли – Приильменье, особенно южное. Здесь есть целая группа названий, образованных от слова «русь». К XVI в. уже считалось возможным производить название народа «русь» от реки Руссы – чего не делали в XI в., и на каком-то этапе «русь» было воспринято даже частью славян, как имя для скандинавов. Произошло это на юге складывающейся Руси и не ранее середины IX в., когда присутствие скандинавов в Восточной Европе резко возросло. Поэтому для современника Ибн Хордадбеха «русь» – еще славяне, а для Йакуби и Людовика II – уже норманны или их родня. Однако скандинавы именовались «русью» недолго и непоследователь­но. К концу X в. на Руси, а в первых десятилетиях XI в. в Византии утверждается новое обозначение скандинавов – «варяги», известное в самой Скандинавии как название воинов-наемников за границей (vaering). Для Руси (южной) это напрямую сопрягалось с появлением нового значения для «русь» – «киевляне», а затем, к началу XII в., и «поляне» вообще. Что касается Северной Руси, то здесь скандинавов звали «немцами», как и всех германцев, либо по племенным именам1.

Важно подчеркнуть, что в русской исторической литературе, начиная с XI в., существовали и боролись между собой два взгляда на происхождение Русского государства. Согласно одному центром Руси и собирателем славянских земель являлся Киев, согласно другому – Новгород. Сказание о призвании варягов, вероятно, впервые появилось в Остромировой летописи (Новгородский свод 1050 г.), откуда легенда перешла в общерусское летописание, получив в XII в. совершенно иное толкование. Значение Сказания может быть расценено сегодня как идеологическая борьба Киева и Новгорода. Затем в Повести временных лет третьей редакции, осуществленной по инициативе Мстислава Владимировича, легенда приобрела новый смысл, более общий, как историческое объяснение происхождения княжеской власти, приглашение князя со стороны всенародным собранием – это выдвигалось на первое место.

Активная деятельность Рюрика в качестве избранного князя – возведение оборонительных сооружений вокруг существующих поселений, посажение в городах знатных мужей, осуществлявших административно-судебное управление, укрепила его положение на северо-западе Восточной Европы, но, вероятно, местная знать по-прежнему оказывала сопротивление новой власти, в связи с чем Рюрик, как указывает Г. Ловмянский, в середине 60-х гг. все-таки попытался вернуться во Фрисландию, но в 867 г. фризы изгнали его оттуда, и он в 867–868 гг. возвратился в Восточную Европу. Затем где-то в 870 или в 872 гг. Рюрик встречался с западнофранкским королем Карлом Лысым, а в 873 г. и восстановил вассальные отношения с Людовиком Немецким, но после этого вновь и окончательно исчез со страниц западных анналов. Упоминание о нем, уже посмертное, встречается в Фульдских анналах в 882 г.2

Для нас особое значение имеет то, что именно при Рюрике в Среднем Поднепровье образовалось раннее государство, которое продолжало традиции восточнославянских племенных княжений.

Во втором параграфе третьей главы исследуются источники власти и основания властвования русских князей в истории и летописной традиции анализируются источники и основания властвования на Руси.

Доктрина публичной власти получает свое распространение в конце XI в., ее проявления находим в первом русском законодательстве – Правде Русской. Однако нельзя отрицать ее развития и до этого периода, которое проявлялось в нормах обычного права. Так, в отношении владения и наследования славянское семейное право, как оно реконструируется сравнительно-историческими исследованиями, различало существование двух типов отношений: отцовской и братской семьи.

В первом случае главой семьи с преимущественными правами владения, пользования и распоряжения собственностью, находящейся в общем владении, признавался отец, который и был, по существу, субъектом правоотношений. В случае его смерти семья трансформировалась в «братскую» семью. Отличительной чертой этих отношений было равенство ее членов. Из их состава выделялся так называемый старейшина, получающий практически те же права, что и отец. Процедура такого выдвижения, судя по всему, в славянском семейном праве не была строго регламентирована и допускала множественность вариантов: «прирожденность» старейшины (т.е. генеалогическое старшинство среди сородичей), переход к наиболее влиятельному члену семьи, избрание и, наконец, узурпация1.

Сам процесс кристаллизации института княжеской власти в среде древнерусской общины можно представить следующим образом. На определенной стадии развития социума и по «общему древнему обычаю» происходит избрания вождей на правление из числа общинников. Как указывает Н.М. Карамзин, в политической и общественной жизни, в общественном сознании уже существовали понятия и их практическое воплощение о наследственной и избирательной системах политической власти. Сопротивление наследственной власти, а также стремление быть причастными к политическому управлению, исходившие от оппонентов политического лидерства, порождали и развивали порядок избирательного правления. По мере развития социальной организации начинает обостряться проблема зависимости правителя от «третьих сил» – вече.

Таким образом, можно говорить о том, что княжеские отношения второй половины X – XI вв. различали отношения между князьями – отцами и сыновьями, с одной стороны, и князьями-братьями, с другой. Многие конфликты в княжеской среде были вызваны стремлением того или иного князя привести свои отношения с братьями к форме «отцовской» семьи с ее жестким подчинением «сыновей» «отцу». Если первоначально старший в семье становился владыкой в силу своего рождения, как старший брат или дядя, то позже, с течением времени это уже выборная должность. Причем выбор мог не всегда пасть на старшего.

Начиная с княжения Святослава, мы впервые сталкиваемся с таким понятием, как «посажение». Несмотря на то, что практику «посажений» можно рассматривать различно: на наш взгляд, данное явление послужило началом десигнации власти, а также начальным этапом формирования системы управления. Так, своего старшего сына Ярополка Святослав «сажает» в Киеве, младшего – Олега в земле древлян, а сына от ключницы Ольги – Владимира в Новгороде (последнему «посажению», как выясняется из летописи, способствовали новгородцы, просившие себе князя), сам Святослав «садится» в Переяславле1 – «не любо ми есть в Киеве бытии хочу житии с Переяславци в Дунаи»2. Здесь особенно важно также и то, что Киев в сознании князей и всего общества еще не воспринимался стольным городом, и его значение пока было не заявлено.

А вот уже «посажение» Владимиром своих сыновей в землях русских можно рассматривать как более серьезное заявление – во-первых, претензия на Киев; во-вторых, укрепление власти киевского князя через систему местного управления и, в-третьих, ликвидация местных князей и местных династий, что сопровождалось введением единого административного и правового режима на всей территории. Как известно из текста летописи, Владимир «сажает» своих сыновей в центрах бывших племенных княжений: «Вышеслава в Новегороде, а Изяслава Полотьске, а Святополка Турове, а Ярослава Ростове. Умершю же старейшему Вышеславу Новегороде, посадиша Ярослава Новегороде, а Бориса Ростове, а Глеба Муроме, Святослава Деревех, Всеволода Володимери, Мстислава Тмуторокани»3.

При этом позиции киевского князя укреплялись сразу тремя факторами: 1) принятием новой религии, что позволило утвердить князю статус в мире, при этом одновременно закрепив позиции в древнерусском обществе; 2) разделом территории между сыновьями, позволившим закрепить, по крайней мере, на некоторое время свои позиции в Киеве и нейтрализовать претензии сыновей, одновременно такой раздел стал шагом на пути к десигнации власти рода; 3) оформлением системы данничества посредством передачи права на сбор дани сыновьям, позволившим решить проблему совладения землей при одновременном подчинении центру.

Таким образом, с конца X в. можно говорить о начале оформления некоего прообраза государственного аппарата. Подобное явление в исторической литературе получило название «родовой сюзеренитет». Он был свойственен не только Русской земле: правитель делил земли на уделы между своими сыновьями-наследниками и в королевстве франков, и в западнославянских землях.

В третьем параграфе третьей главы рассматривается генезис военно-политической организации при князе, проведен анализ эволюции функций и роли в обществе дружины как военно-политической организации при князе. К IX в. относится начало становления древнерусского дружинного сословия. В этот период дружина являлась гарантом реализации решений князя и соблюдения достигнутых при его участии договоренностей. Она могла выполнять как внутренние, так и внешнеполитические функции. Кроме того, князь при ее поддержке мог осуществлять контроль над важнейшими путями международной торговли. В IX–X вв. дружинники жили обособленно на княжеском «дворе». Вместе с тем их отношения с князем в какой-то степени воспроизводили общинные порядки в своем внутреннем устройстве, и в дружинной среде князь считался первым среди равных. Сведения об обособленности быта древнерусской дружины, а также о размещении дружинных поселений на территории Древнерусского государства можно почерпнуть и из археологических данных. По мере развития и усложнения деятельности князя и его положения в обществе усложнялись и задачи его дружины. Вероятно, что усложнялся и сам состав дружины. Дружина, теснейшим образом связанная с князем и помогавшая ему во всем, неизбежно должна была конституироваться в институт, обеспечивающий совместно с князем работу социально-политического механизма древнерусского общества. Великокняжеская дружина в X – первой половине XI вв. уже являлась основным элементом государственного управления на Руси. Именно в этот период она стала активно включаться в различные социально-политические системы, создавая структуру государственного управления и заменяя княжеской администрацией прежние органы самоуправления племенных княжений.

Сохранение политически единого государства теперь во многом зависело от сохранения дружины, организованной на феодальных началах натурально-денежного обеспечения за службу. Такая дружина представляла собой мощный военно-политический потенциал Русского государства, создавая условия для проведения внешней и внутренней политики. В XI–XII вв. наблюдается оседание дружинников на земле, а с расколом дружины на старшую и младшую все явственнее стали проявляться симптомы ее распада. Особенно ощутимыми они становятся с конца XII в. В результате термин «дружина», обозначавший постоянное войско, находящееся при князе на положении его соратников и помощников, выходит из словоупотребления. Возникают новые социально-политические институты взамен отслужившей свой век дружины.

Вопрос о том, когда дружина исчерпала себя как военно-политическая организация при князе и окончательно трансформировалась в слой знати, является не решенным. С оседлостью княжеских бояр-дружинников исчезает прежняя дружина – тесное товарищество. Оседлость обособляет отдельных членов дружины, они приобретают особые интересы и связи. Дружинники-землевладельцы не могут уже жить в прежнем тесном товарищеском кругу лиц, не имеющих других интересов, кроме интересов товарищества. Князь имеет дело уже не с дружиной как с одним целым, а с отдельными слугами, боярами.

На наш взгляд, оседание дружинников на земле в XI–XII вв. было частичным и еще не свидетельствовало о полном разложении дружины. Так, например, младшая дружина, состоявшая из «отроков», «детских» и прочих, оставалась при князе и на его содержании.

Таким образом, можно говорить о постепенном превращении дружины в класс землевладельцев-феодалов. Однако на протяжении XI–XII вв. еще сохраняются некоторые дружинные обычаи, восходящие к начальной стадии истории дружины. К ним относится обычай совещания, «думы» князя с дружиной. Эта «дума», как явствует из «Поучения» Владимира Мономаха, являлась чуть ли не повседневным занятием князя. В летописных источниках содержатся многочисленные известия о Советах князей с дружинами, только с той оговоркой, что если IX–X вв. перед лицом князя дружинники были все равны, то в XI–XII вв. положение меняется, и дружинное право дифференцируется, но и в таком виде оно пока остается в основе своей дружинным.

Четвертая глава