Агеев В. С. А 23 Межгрупповое взаимодействие: социально-психологичес­кие проблемы

Вид материала

Документы

Содержание 4. Альтернативы фаворитизму: интегративные тенденции в межгрупповом взаимодействии

Подобный материал:

• И. Г. Крохина заведующая кафедрой начального образова­ния Ижевского иуу, 631.75kb.
• Темы курсовых работ по курсу "Менеджмент" Эволюция концепций менеджмента, 39.87kb.
• Cols=2 gutter=173> § психологический портрет одаренного школьника: психосоциальная, 1099.65kb.
• Программа для студентов, обучающихся по направлению 540400 Социально-экономическое, 161.69kb.
• Человек в системе социально-экономических отношений: взаимодействие социально-антропологического, 622.38kb.
• Руководство по детской психотерапии перевод с английского, 4518.13kb.
• Руководство по детской психотерапии вайолет оклендер перевод с английского, 4511.85kb.
• Как представлено в Вашем городе взаимодействие природных, исторических, социально-экономических,, 90.78kb.
• М. М. Бекетова Технология работы в деятельности социального педагога с семьями группы, 116.67kb.
• Философские проблемы социально-гуманитарных наук, 28.25kb.

73

уровне, лишь при сравнении с аналогичными малыми операциями.

Все происходит так, как если бы три формы организации труда обладали отчетливо выраженным оценочным статусом, а главное, иерархия этих статусов также вполне отчетливо осознавалась и разделялась бы всеми категориями работников, то есть и теми, кто принадлежит к более прогрессивной (бригадной) форме орга­низации труда, и теми, кто к ней не принадлежит. На наш взгляд, такая интерпретация полученных данных достаточно точно отра­жает реальное положение дел на исследованном нами предприя­тии. Главный вывод этого исследования заключается именно в том, что реальные условия производства и, в частности, характер организации труда оказывают большое влияние на процесс меж­группового сравнения и выраженность эффекта ингруппового фа­воритизма, чем якобы универсальное стремление любой ценой по­зитивно отличаться от других групп. Иначе говоря, данные второ­го исследования фактически доказывают, что люди способны вполне адекватно оценивать свои и чужие успехи вне зависимости от якобы фатальных границ группового членства.

Именно против этого — явно или неявно — выступают пред­ставители когнитивистской ориентации. Мир когнитивистов — это мир, выводящийся из набора когнитивных категорий, упорядочен­ных и сбалансированных тем или иным способом, и важнейшая из них — распределение на «Мы» и «Они». Именно эта демарка­ционная линия, а не какие-либо объективные факторы, по мысли когнитивистов, является детерминантой оценочных суждений, формируемых в процессе межгруппового сравнения. Если различия между группами существуют, они акцентируются и преувеличи­ваются, если таковых не существует, они порождаются искусст­венно. Стремление к позитивной межгрупповой дифференциации — стремление, которое провозглашается чуть ли не основной соци­альной потребностью человека и создает тот фон в реальном со­циальном контексте, который роковым образом искажает восприя­тие социального окружения, делая его в высшей степени неадек­ватным и пристрастным, наиболее типичным примером чего и мо­гут служить эффекты ингруппового фаворитизма.

В отличие от подобной точки зрения, базирующейся главным образом на данных лабораторных экспериментов, мы полагаем, что эффект ингруппового фаворитизма отнюдь не есть некоторая универсальная и независимая 'константа отношений между груп­пами. Напротив, в естественных условиях этот эффект носит вто­ричный характер и зависит от множества факторов и условий межгруппового взаимодействия. Можно согласиться с когнитиви-стами, что межгрупповая дискриминация и связанные с ней эф­фекты ингруппового фаворитизма как чисто когнитивные феноме­ны являются действительно изначальными и универсальными. Кстати говоря, эта идея в других терминах и применительно к другим проблемам широко обсуждалась в работах Б. Ф. Порш-нева (1971, 1974), согласно которому межгрупповая дискримина­ция как противопоставление чувства «Мы» и «Они» изначальна в

самом прямом значении этого слова, то есть лежит у истоков ан­тропогенеза возникновения человечества как социальной общ­ности (1974). В дальнейшем Б. Ф. Поршнев неоднократно подчер­кивал, что конституирование любой социальной общности — от самой сложной до самой простой—происходит через осознание какого-либо «Они» и через противопоставление этого «Они» своему «Мы» (1979). Однако постулирование изначальности и универсальности межгрупповой дискриминации как чисто когни­тивного феномена не должно означать автоматического признания ее универсальности и неизбежности как социального явления. Для понимания ингруппового фаворитизма, на наш взгляд, совершенно недостаточно апеллировать к когнитивным источникам межгруп­повой дискриминации — его объяснение требует обращения к бо­лее широкой системе условий и детерминант уже социального, а не когнитивного порядка.

Затронутая проблема может быть проиллюстрирована чисто графическими средствами (рис. 4). Заштрихованная область на континууме — от ингруппового фаворитизма на правом полюсе до дефаворитизма (или аутгруппового фаворитизма) на левом по-



люсе с беспристрастностью в межгрупповых отношениях посере­дине — означает ту выраженность эффекта ингруппового фавори­тизма, которая наблюдается обычно в лабораторных условиях и обусловлена преимущественно когнитивными факторами — процес­сами социальной категоризации, социальной идентификации и межгруппового сравнения. Заслугой Г. Тэджфела и его коллег была демонстрация этого эффекта в лабораторно созданных сте­рильных условиях, минимизирующих действие любых факторов, имеющих место в естественных ситуациях. Однако более важной проблемой является, на наш взгляд, выяснение того, в какую сто­рону—вправо или влево, то есть в сторону беспристрастности или, напротив, в сторону увеличения выраженности эффекта, будет сдвигаться заштрихованная область на континууме в кон­кретных социальных условиях и, главное, под действием каких факторов!

Иначе говоря, когнитивные детерминанты можно представить себе в виде некоторого постоянно действующего фона, условно локализованного нами на континууме на рис. 4, но конечный итог, конечная выраженность, сила ингруппового фаворитизма зависят от целого ряда взаимосвязанных социальных факторов. В отличие от когнитивистов, которые сосредоточили свои усилия на


74

75

доказательстве существования этого фона, мы считаем более важ­ной исследовательской задачей анализ всей системы факторов и прежде всего анализ объективных условий, в (которых разверты­вается межгрупповое взаимодействие. Действие некоторых из этих факторов, таких, например, как цели взаимодействия, крите­рии оценки, зависимость индивида от группы, результат взаимо­действия, нам удалось смоделировать в лабораторных и естест­венных экспериментах. Другие детерминанты ингруппового фаво­ритизма, как уже отмечалось, были вскрыты в ряде работ других авторов. Наконец, действие третьих еще предстоит выяснить.

Выше мы пытались развести когнитивные (психологические) и ситуативные (социальные) факторы ингруппового фаворитизма. Признавая важную роль чисто когнитивных факторов в возник­новении эффекта, мы настаиваем на том, что большая его выра­женность в реальном межгрупповом взаимодействии не может быть понята без обращения к широкому социальному контексту, в котором это взаимодействие происходит.

Самая животрепещущая проблема — оценка социальных пос­ледствий ингруппового фаворитизма. Действительно, что следует считать наиболее предпочтительным и социально приемлемым — полную беспристрастность или ингрупповой фаворитизм в меж­групповых отношениях? И если верно последнее, то какова опти­мальная, желательная мера выраженности эффекта? Попытка решения этой проблемы является на самом деле глубинной по­доплекой большинства исследований межгрупповых отношений на Западе. На фоне глубоких объективных противоречий между группами — классовых, этнических, региональных, возрастных и т. д. — высокая степень ингруппового фаворитизма чревата от­рицательными, деструктивными социальными последствиями. Нап­ряженность, предубежденность и конфликты между группами по­рождают исключительно высокую степень ингруппового фавори­тизма и аутгрупповой враждебности. Это отмечалось исследовате­лями практически всех направлений и ориентации.

Когнитивисты обратили внимание на зависимость обратного рода: ингрупповой фаворитизм как результат ряда когнитивных процессов и сам по себе также преимущественно когнитивное, внутреннее, психологическое образование — порождает или, во всяком случае, может порождать напряженность и предубежден­ность в межгрупповых отношениях. Если отбросить детали, то редукция ингруппового фаворитизма поэтому считается в общем желательным явлением, а его усиление — нежелательным и даже опасным.

Такая однозначная, односторонняя оценка роли ингруппового фаворитизма может оказаться спорной, если рассматривать проб­лему в целом, а не только напряженные, конфликтные, враждеб­ные типы межгруппового взаимодействия. Например, когда объек­тивные условия, в которых взаимодействуют группы, не препятст­вуют развитию мирных, кооперативных отношений между груп­пами. Очень важным здесь является и то, о каком именно уровне

межгруппового взаимодействия идет речь. Одни проблемы встают, когда приходится сталкиваться с эффектами ингруппового фа­воритизма на уровне больших социальных групп, например этни­ческих, классовых и т. д., когда эти эффекты приобретают форму предрассудков, предубежденности, совершенно другие — когда речь идет о взаимодействии между малыми группами.

Ингрупповой фаворитизм, по-видимому, просто необходим на ранних стадиях образования и развития малой группы. Он благо­творно влияет на сплоченность группы и отражает степень значи­мости, степень привлекательности группы для индивида. Ингруп­повой фаворитизм положительно коррелирует и с эффективностью деятельности малой группы в системе организации. Такие данные были получены в исследовании И. Р. Сушкова (1984): автор по­лагает, что обнаруженная им в реальных производственных кол­лективах приверженность и предубежденность в пользу собствен­ной группы закономерна и полезна с производственной точки зрения.

Итак, вопрос о том, всегда ли вреден или опасен ингрупповой фаворитизм, попросту неправомерен. Чтобы дать ему оценку как социальному явлению, необходимо в каждом случае определить по крайней мере три момента: во-первых, каков уровень межгруп­пового взаимодействия, иначе говоря, кто именно, какие группы и по отношению к кому демонстрируют ингрупповой фаворитизм; во-вторых, какова выраженность, сила, осознанность и т. д. этих эффектов в восприятии и поведении членов групп; и, наконец, в-третьих, каковы те конкретные формы, те стратегии межгруп­пового взаимодействия, в которых они (эти эффекты) прояв­ляются.

4. АЛЬТЕРНАТИВЫ ФАВОРИТИЗМУ: ИНТЕГРАТИВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В МЕЖГРУППОВОМ ВЗАИМОДЕЙСТВИИ

Анализ эффектов ингруппового фаворитизма неизбежно будет неполным, если мы, следуя неэксплицируемой логике, доминирую­щей в зарубежных работах, будем ограничиваться в области меж­групповых отношений лишь явлениями дифференциального ха­рактера. То, что западных психологов привлекали такие явления, как межгрупповая враждебность и конфликт, агрессия и этно­центризм, различные формы ингрупповой пристрастности и меж­групповой дискриминации, вполне логично и закономерно. Наука и должна заниматься тем, что представляет собой проблему, что остается непонятным, что настоятельно требует своего решения. Острота указанных явлений, собственно, и явилась тем непосред­ственным фактором, который стимулировал развитие исследова­ний в области межгрупповых отношений (подробнее об этом см.: Агеев, 1983).

Но в плане логико-теоретическом, несомненно, был допущен явный перекос. Межгрупповые явления в зарубежных работах фактически стали ограничиваться лишь явлениями отрицатель-


76

77

ными, деструктивными, социально нежелательными. Качественно противоположные им межгрупповые феномены попросту не рас­сматривались. Континуум межгрупповых явлений как бы оказал­ся ограниченным, отсеченным в позитивной, конструктивной своей половине. Максимумом возможного, оптимальным с точки зрения социальной желательности неявно признавался «нулевой вариант», то есть отсутствие (или снижение) межгрупповой враждебности, конфликтности, этноцентризма, дискриминации и т. д. На приме­ре ингруппового фаворитизма это можно легко проиллюстрировать графически (рис. 5).

Социально желательной альтернативой ингруппового фавори­тизма могло стать не какое-то иное по самой своей сути явление, а лишь его отсутствие, нулевое значение выраженности эффекта (на рисунке середина континуума поэтому и обозначена знаком



«плюс»), поскольку противоположный полюс континуума — де-фаворитизм — также неприемлем с социальной точки зрения. В конечном счете дефаворитизм всегда приводит <к разрушению, ис­чезновению данной группы как некоторой социальной целостно­сти. Правда, этот процесс может быть растянут во времени и, например в случае больших групп, растянут очень сильно. Но конечный социальный итог любого группового дефаворитизма од­нозначен — прекращение существования группы как таковой.

В недавней публикации (Агеев, Сыродеева, 1987) мы отнесли все вышеперечисленные феномены — любые формы группоцентриз-ма, враждебности, предвзятости, дискриминации, в том числе и ингруппового фаворитизма — к межгрупповым явлениям диффе­ренцирующего характера. Однако и научная логика, и сама жизнь настоятельно требуют противопоставить этому классу явлений не просто их отсутствие, а некоторый набор качественно противопо­ложных, обратных им, по сути, феноменов, которые мы предложили обозначить явлениями интегративного характера.

«К международному антагонизму прошлого, — писал В. Бе­лов, — мы почему-то более внимательны, чем к свидетельству дружбы и мирного сотрудничества народов, без которых мир давно бы погиб... Люди разных национальностей отнюдь не всегда в звоне кинжалов и сабель выясняли свои отношения. Доказа­тельств тому не счесть» (1983. С. 140).

Наблюдение писателя может быть подкреплено целым рядом серьезных научных аргументов. Что касается аргументов, относя­щихся к компетенции психологической науки, то свидетельства широкой распространенности интегративных тенденций могут быть

обнаружены в самых различных областях и на самых различных уровнях межгруппового взаимодействия, начиная с детских разно­возрастных групп и кончая уровнем межэтнического взаимодейст­вия (подробнее об этом см.: Агеев, Сыродеева, 1987). Тем не ме­нее проблема выделения системного описания и эмпирического исследования интегративных межгрупповых феноменов продол­жает оставаться по существу совершенно неразработанной.

В исследовании А. А. Сыродеевой были выделены три инте­гративных межгрупповых феномена, а один из них подвергнут экспериментальному анализу. Первому из них мы дали наимено­вание «групповая аффилиация». Он 'касается взаимодействия групп разнопорядковых с точки зрения масштаба и объема. Речь идет о том, что любая социальная группа входит в качестве сос­тавной части в какую-то более широкую и в свою очередь (за исключением, пожалуй, небольших по объему малых контактных групп) состоит из более мелких группировок. Таким образом, на-

Рряду с дифференциальными тенденциями, с тенденциями к обособ­лению, к осознанию и подчеркиванию собственной отличимости и аутентичности практически любой группе свойственно стремление быть составной частью и чувствовать свою принадлежность к не­которой более широкой социальной общности. Эти процессы вхождения группы в более широкую социальную общность мы и обозначили термин «групповая аффилиация». Разумеется, в каждом конкретном случае выраженность эффектов групповой аффилиации, субъективная ценность групповой принадлежности более высокого порядка могут быть в высшей степени неодинако­выми. Анализ вариативности и факторов, ее обусловливающих, может составить целое направление исследований. Изучение груп­повой аффилиации означает конституирование некоторого нового уровня в исследовании межгрупповой проблематики в целом, а именно исследование межгрупповых отношений по вертикали, ког­да, в отличие от традиционного подхода по горизонтали, изучают­ся отношения не между рядоположенными, но между разнопоряд­ковыми группами, то есть когда одна группа является подмноже­ством другой.

Второй межгрупповой феномен интегративного характера мы предложили называть «групповой открытостью», или открытостью группы по отношению к другим группам. Заключается он в стрем­лении получать различного рода воздействия и оценки со стороны некоторых других групп. Открытость группы проявляется как в процессах взаимодействия, так и в плоскости социального вос­приятия. Можно выделить — и такая задача планируется нами как специальная работа теоретического и прикладного характера — открытые и закрытые стратегии взаимодействия, системы пред­ставлений о собственной и других группах. Степень открытости группы межгрупповому взаимодействию характеризует меру ее социальной контактности, меру включенности в социальные про­цессы более высокого порядка. Нормальное развитие группы не­возможно в полностью изолированных, закрытых условиях; неко-





терый взгляд на собственную группу «со стороны», возможность соотнесения себя с другими необходимы в принципе. Высокая степень закрытости группы в этой связи должна рассматриваться как следствие особо жестких и неблагоприятных условий меж­группового взаимодействия. Введение этой оппозиции — открытость или закрытость группы межгруппсвому взаимодействию — пред­ставляется нам очень важным. Она позволяет объяснить большой класс взаимосвязанных межгрупповых феноменов и должна, по нашему мнению, стать предметом специальных исследований как теоретического, так и прикладного характера.

Третий феномен мы обозначили термином «межгрупповая ре-ферентность». По аналогии с традицией исследования референт­ности на межличностном уровне (Щедрина, 1979) мы подчеркнули этим наименованием тот бесспорный факт, что для группы как целого свойственна потребность в обращении к значимой внешней группе, которая выступает либо как носитель определенных цен­ностей и норм, либо выполняет роль «зеркала», отражающего данную группу и окружающий ее мир. Эта объективно существую­щая потребность реализуется в соответствующих стратегиях меж­группового взаимодействия в системах социальных представлений, относящихся к «Мы» и «Они».

Перечисленные феномены — групповая аффилиация, групповая референтность, открытость группы — характеризуют интегратив-ные процессы в межгрупповом взаимодействии. Интегративные и дифференциальные процессы в межгрупповом взаимодействии со­существуют одновременно и в нормальных условиях уравновеши­вают друг друга. Мы попытались показать это экспериментально на примере соотношения групповой референтности и ингруппового фаворитизма (Агеев, Сыродеева, 1987). Воспользовавшись ранее описанными матрицами Г. Тэджфела, позволяющими фиксировать ряд различных стратегий межгруппового взаимодействия, мы ввели в общую схему эксперимента новую переменную — референтность или нереферентность той группы, к которой принадлежали испы­туемые.

В эксперименте приняли участие студенты дневных отделений физического (32 человека) и психологического (26 человек) фа­культетов МГУ. С помощью предварительного экспертного опроса было установлено, какой факультет в целом можно считать рефе­рентным для физиков, а какой — для психологов. В первом случае таковым оказался механико-математический, а во втором — фи­лософский. Основная экспериментальная процедура сводилась к тому, что испытуемые должны были, используя тэджфеловские матрицы, оценить, насколько хорошее образование получают сту­денты их собственного и еще одного факультета Московского уни­верситета (для физиков этим другим был механико-математиче­ский, для психологов — философский факультет). После заполне­ния матрицы выяснялось, насколько другие факультеты действи­тельно референты для каждого участвующего в эксперименте ис­пытуемого. Для этого всех испытуемых просили в специальном

бланке отметить те три факультета МГУ, мнение ведущих препо­давателей которых о их собственном факультете как центре, за­нимающемся разработкой важных научных проблем, им хоте­лось бы узнать прежде всего.

Результаты этого исследования представлены в табл. 5. Они свидетельствуют о том, что в принципе возможна демонстрация обеих стратегий одновременно: и ингруппового фаворитизма, пред­ставляющего процессы межгрупповой дифференциации, и макси-

мальной общей выгоды, которую вполне правомерно интерпрети­ровать в качестве интегративной тенденции в межгрупповом взаи­модействии. Однако такое одновременное проявление обеих страте­гий наблюдается только у тех испытуемых (физиков и психологов),. для которых другая группа (соответственно математики и филосо­фы) является референтной. Если же другие группы не референт­ны, то демонстрируется лишь дифференциальная стратегия (ин-групповой фаворитизм), а интегративная стратегия полностью отсутствует (см. 3-ю колонку табл. 5).

Примечателен тот факт, что выраженность ингруппового фа­воритизма хотя и сильнее в той подгруппе испытуемых, для ко­торых другие нереферентны, в целом различия между двумя под­группами испытуемых невелики и статистически незначимы. При­близительно такую же, хотя и несколько меньшую, степень ин­группового фаворитизма демонстрируют и те испытуемые, для которых другая группа референтна. Таким образом, тенденции к межгрупповой дифференциации характерны для всех испытуемых,


80


81

а к межгрупповой интеграции (наряду и параллельно с этим) — только для тех, которые видят в других значимую для себя точку соотнесения.

Полученные данные позволяют дополнить наши представления о типах межгруппового взаимодействия, об их детерминантах и последствиях. Очевидно, и интегративные и дифференциальные процессы необходимы для выделения группы в некоторую отличи­мую от социального окружения целостность и для дальнейшего существования и развития группы в системе социальных связей и отношений. Но каждый из этих процессов выполняет специфи­ческие функции. Дифференцирующие межгрупповые процессы от­ветственны за создание социальной идентичности и аутентичности группы, ее объективной и перцептивной отличимости от любой другой; за поддержание и укрепление границ группового членства и признание этого членства в качестве личностно значимой цен­ности. Интегративные межгрупповые процессы, напротив, призваны



предохранять группу от изоляции и самоизоляции; они обеспечи­вают все богатство связей с другими группами, вхождение группы в более широкие социальные общности, трансляцию ценностей и норм более высокого порядка, обмен и обогащение предметным, социальным и культурным опытом.

Все вышесказанное представляет собой логико-теоретическую модель. В реальных же социальных условиях возможны много­численные типы нарушения этого баланса дифференциальных и