А. С. Пушкина Значение творчества А. С пушкина было для Ф. М. Достоевского колоссальным. Об этом он многократно писал, говорил в своей Пушкинской речи

Вид материала

Подобный материал:

М. В. .ЛЕБЕДЕВА

(г. Холм Новгородской обл.)

“Ночи” Достоевского и Пушкина

(“Белые ночи” Ф.М. Достоевского и “Египетские ночи”

А.С. Пушкина)

Значение творчества А.С Пушкина было для Ф.М. Достоевского колоссальным. Об этом он многократно писал, говорил в своей Пушкинской речи. Огромное влияние творчества А.С. Пушкина чувствуется в произведениях Достоевского. Это и принципиальная “открытость”, незавершенность сюжета романного типа, и перекличка сюжетов и сюжетных ходов, и многочисленные пушкинские реминисценции, и переосмысление и развитие пушкинских идей, и мн. др.

Одним из самых любимых пушкинских произведений у Достоевского были “Египетские ночи”. О них он писал в «Ответе «Русскому Вестнику» 1861г., говорил в Пушкинской речи в 1880г.

Известный исследователь творчества Достоевского В.Кирпотин считал, что именно Достоевский «первый в истории русского пушкиноведения понял, что “Египетские ночи” содержат в себе глубокий смысл».¹

Достоевский не считал “Египетские ночи” незаконченным произведением, он глубоко анализирует “Египетские ночи”. Его волнует мысль о том, как низко может пасть человек в неправедном обществе. Клеопатра, египетская царица, по Достоевскому, сильная душа, но она представляет общество, под которым уже давно пошатнулись основания. Он пишет:

«… Эти земные боги, севшие над народом своим богами, уже презирающие гений народный и стремления его, уже не верящие в него более, став впрямь уединёнными богами и обезумевшие в отъединении своём, в предсмертной скуке своей и тоске тешащие себя фантастическими зверствами, сладострастием насекомых, сладострастием пауковой самки, съедающей своего самца»²

Достоевский глубоко анализирует «Египетские ночи», восхищается гуманностью Пушкина, который даже в «гиене», «демоне», «паучихе» видит человека. Пусть на одно мгновение, но истинная любовь может возродить человека даже в этой страшной демонической душе: юный отрок первой чистой любовью полюбивший Клеопатру, как пишет Достоевский, «глядит в лицо царице, и в глазах его столько беспредельного счастья, столько светлой любви, что в гиене мгновенно проснулся человек, и царица с умилением взглянула на юношу. Она еще могла умилиться».³

Эта тема, так волновавшая Достоевского, нашла свое развернутое решение не только в упомянутых статьях, но и в одном из первых произведений Достоевского – «Сентиментальном романе» «Белые ночи».

Само сходство названий ( «Египетские ночи» - «Белые ночи») указывает на это, но, кажется, еще никто не обращал внимания на это из-за стертости, фразеологичности оксюморона “Белые ночи”. Статью о “Белых ночах” как определенном природном явлении, привязанном к определенному времени года можно найти в энциклопедическом словаре, географическом, но ее нет в современных фразеологических словарях, она отсутствует в словаре В.Н. Даля, это выражение отсутствует у А.С. Пушкина, хотя эта пора великолепно описана им в “Медном всаднике”. Предположим поэтому, что Достоевский, едва ли не первый, ввел его в обиход, возможно, сконструировав его по аналогии с “Египетскими ночами”. А если это так, то это важно для понимания смысла романа Достоевского “Белые ночи”.

Кроме этой косвенной отсылки к Пушкину есть прямая: главный герой у Достоевского Мечтатель перечисляет Настеньке, о чем он мечтает, и здесь следует важный структурный элемент для произведений начала 19 в. – перечень книг и их героев, входящих в круг его чтения (Ср: списки книг Евгения Онегина, Татьяны, ее матери, Ленского, Печорина и др.). Книги следуют вперемежку с темами «мечтаний» Мечтателя: «… да обо всем … о роли поэта, сначала не признанного, а потом увенчанного; о дружбе с Гофманом, Варфоломеевская ночь, Диана Вернон, геройская роль при взятии Казани Иваном Васильевичем < … >, чтение поэмы у графини В - й Д - й, Дантон, Клеопатра ei suoi amanti < … >».⁴.

Если приглядеться к этому списку, то можно увидеть в нем темы импровизаций из “Египетских ночей” Пушкина.

У Пушкина первая тема импровизатора – «поэт сам избирает предметы для своих песен; толпа не имеет права управлять его вдохновением»⁵.

У Достоевского – «о роли поэта, сначала не признанного, а потом увенчанного». (Это не совсем то, но в теме Достоевского слышится судьба самого пушкинского импровизатора: приезжает к Чарскому непризнанным, а потом увенчан).

Вторая тема ( «Клеопатра и ее любовники») совпадает буквально.

У Пушкина импровизатор читает «у княгини», у Достоевского, как мы видим, «чтение поэмы у графини В – й Д – й»⁶.

В «Египетских ночах» две импровизации. Обычно они анализируются вне связи друг с другом: первая – о поэте, «который сам избирает предметы своих песен», поэзии, толпе; вторая – о Клеопатре, страшным «демонским» способом избирающей себе любовников. Но, возможно, они связаны, т.к. обе о своеволии, прихотливости. «Поэт сам избирает предметы своих песен…» – это сродни выбору Критона, «младого мудреца», или выбору безвестного юноши, у которого «восторг в очах его сиял»⁷

(Ср: «Он (поэт) покупает неба звуки,

Он даром славы не берет»)

Поэт, как и любовники Клеопатры ее любовь, покупает «неба звуки» ценой жизни.

Между Чарским Пушкина и Мечтателем Достоевского есть некоторое сходство: имя - Чарский и Мечтатель; возраст – Чарскому «не более 30», Мечтателю – 26 лет, оба поэты - Чарский – «известный сочинитель, стихотворец», Мечтатель – сочинитель «снов»⁸, «художник своей жизни и творит ее себе каждый час по новому произволу»⁹.

Оба они избегают людей. Чарский «избегал общества своей братии литераторов и предпочитал им светских людей, даже самых пустых. Разговор его был самый пошлый и никогда не касался литературы»¹⁰.

Мечтатель избегает всех вообще: «… уже восемь лет, как я живу в Петербурге, и почти ни одного знакомства не успел завести. Но к чему мне знакомства?». Он даже пугается, когда его едва не попытался приветствовать почти незнакомый старичок: «Мы уже было и схватились за шляпы, да благо опомнились вовремя, опустили руки и с участием прошли друг подле друга»¹¹.

Истинно счастливы Мечтатель и Чарский только в минуты творчества.

Пушкин о Чарском: «Однако ж он был поэт, и страсть его была неодолима: когда находила на него такая "дрянь” (так называл он вдохновение), Чарский запирался в своем кабинете и писал с утра до поздней ночи. Он признавался искренним своим друзьям, что только тогда и знал истинное счастие».

Мечтатель: «Воображение его снова настроено, возбуждено, и вдруг опять новый мир, новая, очаровательная жизнь блеснула перед ним в блестящей своей перспективе. Новый сон – новое счастье! < … > Отчего же целые бессонные ночи проходят как один миг, в неистощимом веселии и счастии…»¹²

И Чарский, и Мечтатель любят гулять.

Чарский «остальное время < … > гулял, чинясь и притворяясь…»¹³

Мечтатель «целых три дня бродил по городу в глубокой тоске…»¹⁴

Чарский внешне благополучен, кабинет его убран «как дамская спальня, ничто не напоминало писателя».¹⁵ Мечтатель живет в «своем углу» с зелеными закоптелыми стенами, потолком, «завешенным паутиною».

Но оба они боятся вторжения непрошеных гостей: «Чарский был в отчаянии, если кто-нибудь из светских его друзей заставал его с пером в руках».¹⁶ Мечтатель говорит о себе: «Зачем этот смешной господин, когда его приходит навестить кто-нибудь из его редких знакомых < … >, зачем этот смешной человек встречает его, так сконфузившись, так изменившись в лице < … > как будто он только что сделал в своих четырех стенах преступление…»¹⁷

По мнению А.Ахматовой, так же настойчиво интересовавшейся “Египетскими ночами” как и Достоевский, Чарский – это “сам Пушкин до 27 – 30 годов”, “удален временем, идеализирован”¹⁸.

Мечтатель – по единодушному мнению исследователей – сам Достоевский.

Но Мечтатель у Достоевского похож не только на Чарского, но и на пушкинского импровизатора. В импровизаторе Пушкина А. А. Ахматова тоже видела поэта: «он не только импровизатор, но и поэт»¹⁹.

Вторая ночь в “Белых ночах” – рассказ Мечтателя о себе и история Настеньки.

Рассказ Мечтателя о себе – это не что иное, как импровизация, аналогичная импровизации из “Египетских ночей”. Она начинается со слов: «Я уселся подле нее, принял педантски – серьезную позу и начал словно по писаному»²⁰. Через некоторое время рассказа Настенька восклицает: «… вы говорите, точно книгу читаете»²¹. «Теперь я похож на дух царя Соломона, который был 1000 лет в кубышке, под семью печатями, и с которого, наконец, сняли все эти семь печатей < … >. Теперь в моей голове открылись тысячи клапанов, и я должен пролиться рекою слов, не то я задохнусь»²².

Импровизатор у Пушкина говорит о своем даре: «Всякий талант неизъясним < … >. Никто, кроме самого импровизатора, не может понять эту быстроту впечатлений, эту тесную связь между собственным вдохновением и чужой внешнею волею – тщетно я сам захотел бы это изъяснить»²³.

У Пушкина в “Египетских ночах” две импровизации, у Достоевского одна, но тематически распадающаяся тоже на две части. Первая часть – Мечтатель и его «сны», «волшебные одушевленные картины», «сказочный фантастический мир», который он сам «творит < … > себе каждый час по своему произволу»²⁴. Об этом и у Пушкина: «Поэт сам избирает предметы своих песен; толпа не имеет права управлять его вдохновением». Поэт у Пушкина, как известно, так отвечает на упрёки прохожего, человека толпы:

- Зачем крутится ветр в овраге,

Подъемлет лист и пыль несёт,

Когда корабль в недвижной влаге

Его дыханья жадно ждёт?

Зачем от гор и мимо башен

Летит орёл, тяжёл и страшен,

На чахлый пень? Спроси его,

Зачем арапа своего

Младая любит Дездемона,

Как месяц любит ночи мглу?

Затем, что ветру и орлу

И сердцу девы нет закона.

Таков поэт: как Аквилон,

Что хочет, то и носит он –

Орлу подобно, он летает

И, не спросясь ни у кого,

Как Дездемона избирает

Кумир для сердца своего.

Вторая импровизация у Пушкина – о Клеопатре и ее любовниках, которые ценою жизни покупают ночь любви царицы. Их трое: смелый воин Флавий, «младой мудрец» и «певец» Критон, никому не известный юноша. При этом у Флавия и юноши есть свои мотивы поступить так, а у певца Критона как будто бы нет, это выглядит как своеволие.

У Достоевского вторая часть истории мечтателя – его воображаемая любовь, “сон о любви”. Это многолетняя страсть, беззаконная взаимная любовь к чужой жене, при этом любовь их «невинна, чиста», они «уныло и боязливо» таили любовь друг от друга. Они свиделись в Риме, в блеске бала, на балконе, она «сняла свою маску», прошептав: «Я свободна», задрожав, бросилась в его объятья, и, вскрикнув от восторга, прижавшись друг к другу, они в один миг забыли и горе, и разлуку, и все мучения, и угрюмый дом, и старика, и мрачный сад в далекой родине…»²⁵.

Это история не египетская, а русская, дописанная, досочиненная история русских романов – «Евгения Онегина» (Онегин, Татьяна, муж), «Героя нашего времени» ( Печорин, Вера, муж), история Пушкина (Пушкин, Ризнич, муж), история “Белых ночей” и т.д.

Клеопатра в сравнении с русской героиней Мечтателя - монстр, действительно, «паучиха». Героиня Мечтателя чиста как ангел. Перед нею два соискателя ее любви, но она сама «избирает кумир для сердца своего», «сердцу девы нет закона». Любовь их взаимна и невинна: возлюбленные друг для друга не любовники, а друзья : «неужели и впрямь не прошли они рука в руку столько годов своей жизни, одни, вдвоем, отбросив весь мир и соединив каждый свой мир, свою жизнь с жизнью друга?».

Что удерживало героиню «сна» Мечтателя подле мужа? Об этом не говорится, но в Пушкинской речи Достоевский восхищается нравственным выбором Татьяны. Так демонической Клеопатре Достоевский противопоставляет идеальный, ангельский образ возлюбленной Мечтателя.

Почему Достоевский называет роман «Белые ночи»? В нем нет их пейзажного описания, их примет (можно сравнить «Медный всадник» Пушкина, «Петербургскую ночь» П.А. Вяземского). Здесь скорее « ночь» в том значении, как это употребляется в сборнике сказок «Тысяча и одна ночь», к которым отсылает отрывок о духе Соломона. «Белые ночи» состоят из четырех «ночей» и «утра». «Египетские ночи» – это, по всей видимости, ночи любви Клеопатры, купленные ее любовниками ценою собственной смерти.

Мечтатель Достоевского подобен в каком-то смысле Шахразаде, которая ценой своего дара «покупает» жизнь у царя Шахрияра (аналог Клеопатры), который убил за три года всех девушек – своих любовниц в городе.

Мечтатель создал «импровизацию», «сказку», потом она стала воплощаться в его жизни, но не совсем, не до конца: «вечный город» и встреча со свободной возлюбленной еще впереди, может быть, за гробом, как у Лермонтова в цитируемом Мечтателем стихотворении «Они любили друг друга…»

Мечтатель, подобно Шахразаде, не погиб. Можно сказать, что он благодаря воплотившейся сказке - встрече с Настенькой - воскрес: «Боже мой! Целая минута блаженства! Да разве этого мало хоть бы и на всю жизнь человеческую?..» – так заканчивается роман «Белые ночи».

«Белые ночи» в сопоставлении с «Египетскими ночами» – «Русские ночи», святые, чистые, идеальные, как чисты и идеальны Настенька и Мечтатель. Настенька - ангел, любви которой хватает на всех. В прощальном письме к Мечтателю она пишет: «Я сказала, что буду любить вас, я и теперь вас люблю, больше чем люблю. О Боже! Если б я могла любить вас обоих разом! О, если б вы были он!»

Это сон, мечта Достоевского, но и ответ «демоническому» вызову Клеопатры. Зло «чарует» (отсюда, может быть, и фамилия - Чарский), сводит с ума, губит. Добро знает о высшей любви («вы нас не оставите, вы будете вечно другом, братом моим …») и потому воскрешает (Анастасия – «воскресение») Мечтателя для жизни, дает ему силы жить.

___________________________

Кирпотин В. Достоевский о «Египетских ночах» Пушкина. // Вопросы литературы 1962. №1. С.117.
Достоевский Ф. М. Пушкин (очерк): Достоевский Ф. М. Дневники. Статьи. Записные книжки. В 3 т. Т.3. 1877-1881г.г.- М.: Захаров, 2005. С.479.
Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 13-ти т., Т.13, М.- Л.,1930, С.218.
Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 12-ти т., Т.1, М., 1982, С.179.
Пушкин А. С. Собр. соч. в 10-ти т., Т.5, М., 1975, С. 231.
Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 12-ти т. Т.1, М., 1982, С.179.
Пушкин А. С. Собр. соч. в 10- ти т., Т. 5, М., 1975, С.238.
Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 12 –ти т. Т.1, М.,1982, С. 179.
Там же.
Пушкин А. С. Там же, С.227.
Достоевский Ф. М. там же, С.162.
Там же , С.179.
Пушкин А. С. Там же. С.227.
Достоевский Ф. М. Там же. С.161.
Пушкин А. С. Там же. С.227.
Там же.
Достоевский Ф. М. Указ . соч. С. 175.
Ахматова А. А. о Пушкине. Л., 1977, С. 177.
Там же.
Достоевский Ф. М. Указю соч. С. 174.
Там же, С. 176.
Там же.
Пушкин А. С. Указ . соч. С. 233.
Достоевский Ф. М. Указ. соч. С.179.
Там же, С. 181.

Blog

А. С. Пушкина Значение творчества А. С пушкина было для Ф. М. Достоевского колоссальным. Об этом он многократно писал, говорил в своей Пушкинской речи