Соединенных Штатах Америки. Редакция литературы по вопросам государства и права isbn 5-01-001058-5 © The Free Press. A division of Macmillan Publishing Co., Inc. New York, 1979 © Вступительная статья

Вид материалаСтатья

Содержание


Миф и взяточничество
Торговцы: миф и операции
Современная представительная форма правления
Система межгосударственных отношений
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12
Глава 2


МИФ И ВЗЯТОЧНИЧЕСТВО


Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны.

Ф. М. Достоевский. «Братья Карамазовы» *


Основным социальным условием взяточничества является степень реального и нормативного воздействия контролирующего ситуацию должностного лица (ДЛ) на исход сделки, представляющей ценность для внешнего действующего лица (ВЛ)1. ВЛ старается обеспечить благоприятный для себя исход путем нарушения существующей нормы и для этого предлагает ДЛ личное вознаграждение. Там, где этот процесс созвучен соответствующему кодексу, услугой должностного действующего лица становится покровительство. Если такого созвучия нет, услугой внешнего действующего лица является взятка. Отличие — только в масштабах оценки.

Ни ДЛ, ни ВЛ не заинтересованы в изменении системы в целом, и это придает взяточничеству особый характер. Миф в том виде, в каком он существует, осознается как благоприятный фон обоими действующими


* Достоевский Ф. М. Полное собр. соч., в 30-ти т. М.. «Наука», 1976, т. 14, с. 236.


78


лицами. ВЛ рассчитывает достаточно часто обеспечивать нужный для него результат в данных обстоятельствах. По причинам, связанным с социальной близостью (аспект, который мы рассмотрим позже), соглашение о взятке, даже с учетом периодических потерь, гарантирует ему преимущества перед конкурентами. ДЛ поддерживает миф, ибо он побуждает ВЛ к даче взятки. Короче, это товарный запас ДЛ. Если ни одно из действующих лиц не придерживается указанных взглядов, они более не прибегают к взятке, а стремятся изменить миф как таковой. Именно поэтому взятка всегда, по сути, лицемерное или, как я предложил его назвать, негласное деяние2, когда обе стороны по взаимному согласию нарушают формальные нормы системы, которую они, казалось бы, должны поддерживать. Эта любопытная двойственность также объясняет, почему взяточничество является наиболее чутким и наглядным индикатором возникающей напряженности между мифом и операциональным кодексом.

Склонность рассматривать взяточничество как действие, инициированное частным лицом по отношению к пассивному, если не инертному, должностному лицу, столь же понятна, сколь и неоправданна. Она основывается на распространенном убеждении о честности служения обществу и преступности взяточничества. С непредвзятой точки зрения, однако, очевидно, что непреходящий характер взяточничества обусловлен сложным процессом, в котором выглядящий пассивным получатель взятки на самом деле является ее активным участником. Даже не

79


выступая в роли активного стимулятора конкретной взятки, он творец или опора действующей политической системы, поддерживающей потребность в даче взятки и стимулирующей ее.

Взяточничество — термин, которым квалифицирует эту операцию частное лицо, или ВЛ. Должностное же лицо чаще всего именует ее «благодарностью». Инициатор взятки, будь то частное или должностное лицо, стремится превратить номинально политическую ситуацию, имеющую свой кодекс, в ситуацию рыночную, регулируемую другим кодексом. Платежная сделка, в которой участвует получатель (и связанные с ним лица, осведомленные о взятке), становится, таким образом, экономической операцией, упрочающей структуру более общего социального процесса.

На определенном этапе операция, ограничивавшаяся давлением и убеждением, может перерасти в результате возрастания степени активности должностного лица в вымогательство. Термин вымогательство приложим к ситуациям, в которых способность должностного лица отказать в услуге или привилегии, выходящей за рамки закона, превосходит способность частного лица перенести потерю этой услуги или привилегии. Отказ дать взятку обходится частному лицу дороже, чем заплатить ее.

Ответственность за взяточничество, которую в иных случаях можно было бы переложить на взяткодателя или поделить поровну между сторонами, здесь целиком ложится на служащего государственного аппарата. Естественно, возлагать ответственность следует с

80


большой осторожностью. Взяткодатели, подобно большинству правонарушителей, всегда стремятся свалить вину на других. Обычной практикой самозащиты служит заявление о вымогательстве — «они заставили меня это сделать». Дальновидный взяткодатель вообще старается придать сделке привкус вымогательства по образцу опытного уголовника, заранее подготавливающего себе алиби. Древнеримский афоризм coactus sed voluit - принудительно, но добровольно) выражает житейский скептицизм по отношению к подобным ситуациям, и современному исследователю стоит прислушаться к нему повнимательней. Существуют, конечно, примеры явного вымогательства. Я склонен думать, что при тщательном анализе окажется, что в значительном числе ситуаций как взяткодатель, так и взяткополучатель имели достаточную свободу маневра3.

Анализ доходов государственных служащих проливает дополнительный свет на организацию взяточничества. Взяточничество — один из побочных доходов представителей власти и общепринятая разменная монета между властью и богатством. Оно будет процветать в таких социальных условиях, где одна сторона обладает исключительным контролем над благами или услугами, необходимыми другой стороне. Зачастую эта услуга может быть неявной, например разрешение или положительная резолюция. По мере того как правительства распространяют свой контроль на все новые и новые сферы общественной жизни, официальная санкция в законной (например, предоставление лицензии) или незаконной форме (закрытие на

81


что-то глаз или упреждающий намек) становится насущно необходимой отдельным гражданам для ведения бизнеса и других занятий. Подобные политические структуры превращают власть в монополизированное рентабельное производство. Доход поступает в виде «благодарности», и взятка утверждается как неотъемлемый элемент существования общества.

Предпосылкой взяточничества — за исключением особых разновидностей, которые мы назовем «деловыми взятками», «подмазками» или (новый эвфемизм операторов) «способствующими платежами»4,— является характерная социальная близость между соперничающими ДЛ и ВЛ. Взяточничество, в толковании операторов, есть не просто готовность подкупить кого-то, а знание, кого именно следует подкупать. Кто-то в передаточной цепочке должен быть близок к ДЛ. Поскольку различия в социальной дистанции между членами одного класса и силовым центром (политическим, экономическим) будут существовать всегда, по сути, каждая социальная система создает определенную предпосылку для взяточничества. Тем не менее социальная система не станет характеризовать некоторые (или все) предложения частных вознаграждений за уклонение от выполнения служебных обязанностей как правонарушения до тех пор, пока практика не осквернит миф этой системы.

Миф — это идеализированное воззрение членов определенной группы на самих себя. Оно обладает рядом постоянных черт: представления о себе крайне положительны, нормы совершенно ясны, согласие членов ка-


82


жется прочным, а миф представляется очень значительным.

Двойственность отношения масс к официальному взяточничеству является следствием уникального «сочетания» личных и групповых отношений внутри нашей политической цивилизации. Частично эта двойственность отражается в так называемых «двойных экспозициях»: две или более группы, например моралисты и меркантилисты, характеризуют собственными терминами одни и те же факты. Наиболее наглядно двойственность проявляется в различии между нашим «отлакированным» представлением о самих себе (или нашим мифом) и операциональным кодексом элиты.

Группы — это собрания индивидов, обладающих специфическим общим опытом. Хотя многочисленность групп свидетельствует о разнообразии человеческого опыта, исследователь может классифицировать некоторые варианты группового опыта, сформированные схожими экономическими и социальными условиями. Изучая взяточничество, мне представляется целесообразным рассмотреть три таких взаимосвязанных мифа: о предпринимателях, или экономических группах, о современной представительной форме власти и о нынешней государственной системе. Вместе они, вероятно, отражают ключевые секторы современной социальной жизни в большей части промышленно развитых стран. В каждой группе, как мы убедимся, миф запрещает взяточничество, но более сложный операциональный кодекс в некоторых случаях считает взяточничество законным.


83


ТОРГОВЦЫ: МИФ И ОПЕРАЦИИ


Конкуренция, улучшающая качество изделий и услуг, является базисным постулатом нашего коммерческого мифа. По мнению Адама Смита, Спенсера и приверженцев социал-дарвинизма, именно конкуренция и борьба за существование позволяют производить и распределять в достаточном количестве и по наименьшим ценам все лучшее, что могут дать власть, богатство, здоровье и тому подобное. Конкуренция обеспечивает контроль качества. В результате громадная часть законодательных актов провозглашает своей целью не определение количества и цены или регулирование качества, а обеспечение конкурентоспособности. Иначе говоря, это обеспечение рассматривается не как вмешательство в угоду тому или иному классу, а как сохранение естественных условий для конкуренции. Таким образом, любое коммерческое поведение, нацеленное на обман или подрыв конкурентоспособности, запрещено коммерческим мифом.

Полная статистика отклонений, обмана и нарушений, по всей видимости, недоступна для посторонних глаз, но даже из обнародованных фактов можно сделать вполне определенные выводы. Рассмотрим пять примеров из частного и государственного секторов.

1. В феврале 1976 г. тогдашний помощник заместителя министра юстиции США Джо Симс заявил, что министерство проанализировало результаты 90 судебных рассле-


84


дований преступного нарушения антитрестовского законодательства. «Очевидно, это рекорд.— заметил он.— И чем дальше мы углубляемся, тем больше убеждаемся, что сговор о ценах является общепринятой деловой практикой»5.

2. Федеральное большое жюри, расследовавшее практику торговли соей в Чикагской торговой палате и на Чикагской товарной бирже, «обнаружило свидетельства фиктивных, заранее подготовленных торгов... Преобладание такой практики остается недоказанным, однако даже упорные защитники торговой палаты допускают, что и на других американских товарных биржах годами продолжается спекулятивная торговля, противоречащая федеральным законам и правилам всех товарных бирж»6. Как добавляет «Лос-Анджелес таймс», «подобное мошенничество приносит многомиллионные барыши манипуляторам цен»7.

3. Начатое летом 1975 г. министерством юстиции расследование деятельности урановых концернов выявило существование целого международного заговора с целью манипулирования ценами на уран. В период с 1972 по 1974 г. представители членов этого необъявленного картеля — Австралии, Канады, Франции, Южной Африки и транснациональной корпорации «Рио-Тинто зинк оф Грейт-Бритн» — «встречались по мере надобности для распределения между собой заявок со всего мира. Заявки тасовались так, чтобы никто не остался в накладе»8. Учитывая основополагающую роль энергии в промышленных цивилизациях, такой сговор о фиксации цен имел громадное воздействие.


85


4. Масштабы поддерживаемых правительством производств (в частности, оборонной промышленности) и гарантированных им особых привилегий обусловливают, а порой и устанавливают коммерческую практику, разительно отличающуюся от мифов о «свободной конкуренции» и «невмешательстве властей». Оборонная индустрия, вероятно, более других отраслей самым тесным образом зависит от покровительства государства. Американское правительство покупает 62% продукции фирмы «Локхид» (контракты включают ракеты «Трайдент» и «Посейдон»), 54% — продукции «Макдоннел — Дуглас» (эта цифра возрастет, если военно-морскому флоту разрешат истратить 6,5 млрд. долларов на закупку 600 двухмоторных истребителей F-18, разработанных совместно с «Нортроп») и 40% продукции «Боинга». («Локхид» — крупнейший военный подрядчик в Соединенных Штатах»9.)

5. Специальные привилегии, предоставляемые бизнесу с помощью налоговых «убежищ» и лазеек, хорошо известны и слишком распространены, чтобы на них останавливаться. Гораздо менее известны и не так очевидны преимущества, получаемые фирмами благодаря государственному регулированию. Исполнительный директор федеральной торговой комиссии Р. Т. Макнамар замечает, что «неразбериха, названная неточным и бессмысленным термином «дерегулирование» или «реформа регулирования», обеспечивает ширму, за которой большое число компаний норовит списать на счет государства растущие издержки производства и защитить себя от леденящего дыхания конкуренции... Ны-


86


нешний разнобой между целями реформы регулирования вкупе с традиционно бессистемным подходом к законодательству дает возможность практически любой корпорации отстаивать какую угодно позицию, вплоть до шизофренической, т. е. требовать отмены обременительных» правил и одновременно добиваться сохранения особых законов, защищающих их от конкуренции на тех рынках, где они чувствуют свою слабость»10.

Систему рыночного мифа не следует смешивать с капитализмом. Капитализм, согласно его постулатам, поощряет накопление и использование капитала, проповедуя относительность всех ценностей, а также универсальность и этическую приемлемость денег. Природе капитализма отнюдь не чужды соглашения, заключаемые трестами, сговоры о ценах, выплаты «благодарностей» и взятки. Решающим элементом в капиталистической калькуляции является степень эффективности подобных действий для производства и прибыли. Поэтому капиталист (в это понятие включаются предприниматели, коммерсанты и должностные лица) сочтет приемлемой любую социальную ситуацию, гарантирующую «отдачу».

Рыночный миф есть не что иное, как развитый и трансформированный капитализм, в котором события, искажающие картину социально желаемых последствий его деятельности, якобы контролируются и санкционируются политической системой. Эти искажения идеала теперь характеризуются как «чрезмерная» концентрация богатств в руках меньшинства, сговоры о ценах, взя-


87


точничество и т. п. Концепция автономности политических процессов и права контролировать «рыночные силы» явилась бы фундаментальной ревизией капитализма в его организационном и психологическом смыслах. Конкуренция — элемент рыночного мифа, но не капитализма. Для капиталиста взяточничество— обычный инструмент. Для идеолога «свободы рынка» оно проклятие.

Ирония заключается в том, что во многих случаях коммерческое взяточничество принимается нашей цивилизацией как стандартная деловая процедура. В 1918г. члены федеральной торговой комиссии с возмущением докладывали конгрессу о «фактах подкупа служащих, свидетельствующих о широком распространении данной практики. Взятки даются в виде комиссионных за якобы оказанные услуги, денежных пожертвований, разного рода увеселений, а также ссуд — все с целью повлиять на выбор этими служащими тех или иных товаров»11. Эта практика настолько укоренилась, что порой служащие отстаивали свое «право» на взятку:

«Насколько глубоко въелась эта коварная привычка, говорят два случая, свидетелями которых оказались представители комиссии. В одном случае служащий откровенно заявил, что 10% от сделки ему положены, а те, кто требуют больше,— взяточники". Другой был настолько уверен в справедливости своих претензий, что просил представителя комиссии помочь ему осуществить сбор невыплаченных „комиссионных"»12.


88


Вопреки мнению Федеральной торговой комиссии взгляд на подобную практику как на обычное явление свойственен не только коммерческим операторам, но пронизывает всю нашу гражданскую культуру, где многие из обычаев взяточничества (положительное решение об исходе сделки вне зависимости от качества предложенной продукции) стали неотъемлемой частью функционирования коммерческой системы.

Почти с самого начала своей деятельности Федеральная торговая комиссия (ФТК) пыталась покончить с этой практикой13. Любопытно, однако, что федеральные суды, к которым апеллировали «пострадавшие», занимали более терпимую позицию. Так, например, когда ФТК обвинила одну фирму в подношении служащим компаний-заказчиков щедрых подарков (как-то: спиртные напитки, сигары, театральные билеты, обеды в ресторанах и увеселения) в качестве стимулов для заключения контрактов...»14, апелляционный суд не согласился с выводами комиссии, посчитав, что общественные интересы здесь не затронуты, а значит, подобные действия не являются незаконными:

«Мы признаем юридически бесспорным тот факт, что предложение увеселений, расцениваемое как нечестный прием, с незапамятных времен стало элементом бизнеса... Выплата денег или подношение ценных подарков служащему с целью склонить его к заключению того или иного контракта является мошенничеством, оправдывающим увольнение данного служащего и, возможно, возврат продавцу суммы или

89


стоимости подношения, поскольку указанная сумма, очевидно, была включена в цену товара. Но даже в таком случае мы считаем это частным делом, а не фактом, затрагивающим общественные интересы настолько, чтобы он мог подпасть под юрисдикцию комиссии... В заключение еще раз подчеркиваем, что организация увеселений, признанная в данном случае нечестным приемом, является мошенничеством, предпринятым ответчиком и служащими покупателей товаров ответчика» 15.

Были и иные судебные решения16, но суть их не меняется: основным приемом в репертуаре американского коммивояжера (социальный тип, включающий политиков, лоббистов, рекламных агентов и прочих) остается использование различных средств для завязывания дружеских уз с целью повлиять на потенциального покупателя. Откровенность, с которой все это обсуждается, потрясает. Бывший руководитель отдела сбыта крупной американской пивоваренной компании объясняет: «Игра называлась „торговля без всяких фокусов". Мы делали все, чтобы бизнес шел. Часто это была ерунда — даровой бочонок пива или ящик кружек содержателю бара, но бывало и покрупнее. Если то, что мы делали, незаконно, могу сказать одно — мы были не одиноки. Так поступают все» 17.

Одаривание дружбой, советом, более реальными вещами — женщинами, выпивкой, наркотиками, деньгами, увеселительными поездками— порождает соответствующие обя-


90


зательства, за которые можно рассчитаться только одним—закупкой товара. С 1968 по 1973 г. Герберт Грютер продавал самолеты «Боинг». В интервью газете «Уолл-стрит джорнел»18 он вместе с первым вице-президентом компании «Боинг» Д. Принсом обсуждал пользу «подарков» при продаже самолетов. «Личный контакт — вот чем «подкупает» потребителей «Боинг»,— сказал Грютер.— Я не имею в виду денежный «подкуп-— речь идет о завоевании расположения». Далее Грютер поведал о капризе главы одной солидной европейской авиакомпании, которому захотелось поохотиться на гризли. «Боинг» организовал поездку, и любитель экзотики получил своего медведя. Если бы понадобилось,— добавил Грютер,— мы бы этого гризли привязали к дереву. Сотрудники «Боинга» подтвердили, что шикарная рыбалка и путешествия на яхтах для клиентов организуются регулярно. Однажды для подобной цели была зафрахтована яхта киноактера Джона Уэйна «Дикий гусь», однако, по словам Грютера, стофутовое судно оказалось мелковато для «Боинга». Согласившись со многими замечаниями коллеги, Принс добавил: «Не думаю, что мы устраивали больше развлечений, чем обычная американская компания»19.

В некоторых случаях подобные дары становились истинной валютой заключавшихся сделок20. Взяткодатель и взяткополучатель вовлекаются в личные деловые отношения, при которых суммы (из категории «накладных расходов»), оставляемые каждым из них себе, оказываются основными. Формальный бизнес в этом случае скорее


91


всего лишь прикрытие для участников настоящей сделки.

Постулаты нашего мифа осуждают подобные сделки, ибо субъектом обычно являются лица, призванные обеспечивать закупку наиболее качественной продукции для большой социальной группы. Содействуя заключению сделки, операторы вводят в процесс принятия решения о закупке фактор, не связанный с качеством товара. Чем меньше отличий у товара (программы, кандидата и т. д.), тем больше значения приобретает фактор «проталкивания». Этот стиль бизнеса узаконен и широко распространен в нашей культуре: немало популярных и вполне серьезных анализов и руководств посвящены искусству подавать себя («завоевывать друзей и влиять на людей» *). Их авторы советуют тонко использовать черты личности, не имеющие никакого отношения к качеству предмета сделки. Кстати, обучение искусству преподнесения себя и его совершенствование в Америке — респектабельная и процветающая отрасль, продукция которой в возрастающих объемах экспортируется в другие страны. Издержки, позволяющие обеспечить «благосклонность» клиента, рассматриваются как обычные деловые затраты, вычитаемые из дохода в налоговых декларациях. Хотя, конечно, вы не найдете документов, откровенно поощряющих взятки. Верховный суд не раз разрешал суммы «благодарностей» вычитать из сумм, подле-


* См.: Карнеги Э. История моей жизни. П.-М., «Петроград», 1924. Оригинальное название — «Как завоевывать друзей и влиять на людей».


92


жащих налогообложению. Комиссионные при сделках — такая же типичная деталь американской жизни, как яблочный пирог.

У подобного типа дозволенного взяточничества есть, однако, количественные пределы. Эти ограничения зависят от конкретных обстоятельств, и их нарушения должны быть обоснованы. На разных уровнях деловой иерархии в категорию развлечений входят деликатесы, театральные билеты, наркотики, сексуальные удовольствия; но презюмируемые ограничения самых чрезмерных аппетитов служат ориентиром для контролирующих инстанций, в частности для налогового управления. Более щедрые дары, как-то: отдых на шикарных курортах или загородных резиденциях корпораций — могут быть скрыты под маркой «семинаров». Думается, несмотря на маскировку, у их участников нет ощущения нарушения закона.

Маскировка и эвфемизмы используются и в схожей практике, рассматриваемой операторами как незаконная «деловая необходимость»: прямые платежи покупателю изделий корпорации; прозрачный намек ведающему закупками чиновнику министерства обороны о том, что после выхода в отставку он будет взят на высокую должность в корпорацию, с которой постоянно сотрудничает; прием в университет сына или дочери щедрого вкладчика, несмотря на их провал на экзаменах. Эти примеры качественно отличаются от предыдущих. Но в основе всех лежит подспудное убеждение: негласные сделки, даже нарушающие миф, правомерны. В данном случае акцент делается на терпимости законодательства и даже поощ-

93


рении им практики подобных сделок. Тут уже не имеет значения, что повлияло на окончательное решение — качество продукции или личные одолжения.

Своеобразная культура коммерческого сословия с его доктринами секретности и нормами отношений с различными классами рассматривалась и до сих пор рассматривается некоммерческими культурами как явление, по существу, бесчестное. Уже в эпоху, предшествующую расцвету капитализма и развитию мифа свободного рынка, средиземноморский купец обнаруживал многие черты современного бизнесмена:

«Средиземноморский купец, судя по источникам, стремился к накоплению богатства и культивировал бережливость. Полагаясь на собственный ум, он старался заручиться поддержкой властей. Почитая законы, он отваживался в случае необходимости обходить их. Инициативный и предприимчивый, он был также осторожен и консервативен. Прося у бога заступничества перед каждой сделкой, он был движим исключительно мирскими целями. Храня верность родине, он в мыслях и поступках выходил далеко за ее пределы, стремясь расширить сферу своей деятельности. Всегда готовый перехитрить зарубежных конкурентов, он остро сознавал, что для успеха дела необходима определенная степень международного сотрудничества. Одним словом, члены международного купеческого сословия были не просто талантливыми и хорошо ориентированными


94


людьми, они умели примирять личные склонности с нормативными системами окружающих их сообществ. Эти системы мало изменились в своих базисных посылках, поэтому купцы сталкивались с теми же противоречиями между свободой и властью, волей и законом, автономией и кооперацией, что и нынешние бизнесмены. Средиземноморские негоцианты находили в окружающей социальной действительности готовые формулы удовлетворения конфликтующих мотивов. К примеру, религиозные запреты на занятие ростовщичеством в большинстве случаев тем или иным путем обходились заинтересованными лицами и никогда не упоминались в документах. Точно так же заинтересованные стороны избегали наказания за контрабанду и пиратство, утаивая характер отдельных сделок и происхождение сомнительного товара»22.

С отмиранием теории «кооперативного рыночного поведения» и мифа justum pretium (справедливой цены), по мере постепенного укрепления мифа об общественной пользе конкурентной борьбы на свободном рынке многие профессиональные особенности торгового сословия все больше отличались от общегражданской культуры формировавшегося государства. В индустриальных цивилизациях, где коммерческий миф становится доминирующей частью общего мифа, а также в системах со свободными связями между экономическими и политическими элитами коммерческие ценности перекочевали на


95


политическую арену. Там, где государство расширяет свой контроль над новыми сферами социальной жизни, вместо того чтобы вносить новые методы в свои коммерческие операции, оно с готовностью усваивает многое из уже сложившейся торговой практики.

Недавние разоблачения, связанные с деятельностью штатных инспекторов, контролирующих качество мяса в Нью-Йорке, федеральных инспекторов по качеству зерна в пятнадцати штатах и лиц, ответственных за проведение программы «Медикэйд»*, демонстрируют распространенность среди госаппарата Соединенных Штатов злоупотреблений и взяточничества. По сообщению ФБР, на многих заводах по расфасовке мяса в Нью-Йорке и пригородах «существовала организованная, почти узаконенная система взяток»23. В 1976 г. федеральные большие жюри склонялись к преданию суду по обвинению во взяточничестве 70 из 200 инспекторов по контролю за качеством мяса Нью-Йорка и 14 инспекторов в пригородных районах24. В «зерновом» скандале, охватившем 15 штатов25, ситуация настолько накалилась, что заявления о соответствии продукции установленным стандартам вызывали лишь саркастический смех.

Столь же безудержными были злоупотребления в программе «Медикэйд». В 1976 г. Джозеф Ингбер заявил в специальном комитете сената по проблемам престарелых: «Все


* Финансируемая правительством программа бесплатной медицинской помощи неимущим. Резко сокращена администрацией Рейгана.


96


мошенничают и вдобавок еще хвастают этим»26. Расследование показало, что «среди врачей, стоматологов, хиропрактиков, фармацевтов и других участников программы «Медикэйд» процветают бесчестность и злоупотребления» 27.

В водовороте разоблачений деятельности транснациональных корпораций (ТНК) почти триста компаний со штаб-квартирами в Соединенных Штатах признались в совершении «сомнительных заграничных платежей»28. «Поскольку подобные платежи... делаются в расчете на ответные одолжения, их следовало бы более точно и недвусмысленно именовать взятками»29. Большинство ТНК имеют дело с иностранными правительствами или же с компаниями и агентами, тесно связанными со своими правительствами. Поэтому наивные утверждения многих ТНК о том, что их платежи идут агентам, а не правительственным служащим, «следует признать несостоятельными. Вряд ли опытное руководство аэрокосмической индустрии не осознает, что определенная часть выплачиваемых агентам вознаграждений используется для обеспечения благоприятных решений при заключении правительственных контрактов на поставки авиационной и военной техники».

Весьма неубедительно звучит высказывание бывшего государственного секретаря Уильяма Роджерса о том, что «взяточничество и платежи за границей относятся к практике, принятой в той или иной стране, и не касаются деловых отношений между компаниями»31. Соблазн рассматривать эти виды взяточничества как экзотический заморский

97


феномен понятен. Но задолго до недавней лавины обвинений журнал деловых кругов «Бизнес уик» пророчески комментировал расследование, проведенное Комиссией по ценным бумагам и биржам США, подозрительных иностранных платежей: «Взяточничество и выплата «благодарностей» в международных деловых отношениях приняли такие масштабы, что комиссии хватит работы до скончания века»32. Сенсационность огласки деятельности ТНК не в силах затмить размаха коммерческого взяточничества внутри Соединенных Штатов. В «Обзоре исключительных платежей корпораций», подготовленном Советом Национальной промышленной конференции, один фабрикант машинного оборудования, ссылаясь на заграничные этические стандарты, сказал: «Если кто-то думает, что эти понятия в других странах резко отличаются от наших, то он глубоко заблуждается»33. Другой руководящий сотрудник компании по производству бытового оборудования заметил: «За границей мы ублажаем потенциальных покупателей гораздо меньше, чем дома»34.

Газета «Вашингтон пост» сообщила в июне 1976 г.: «Суммы, тайно получаемые американскими бизнесменами в виде коммерческих взяток, составляют не меньше 15 миллиардов долларов в год»35. Если же верить цифрам, добровольно сообщенным наиболее легко кающимися взяткодателями из числа ТНК «Экссон», «Локхид» и «Галф», то они выплатили за последние десять лет заграничным фирмам менее ста миллионов долларов. Чем объяснить разницу?

«На каждый случай выплат «благодарно-


98


сти внутри страны, сообщенный средствами массовой информации, или дел, рассмотренных судами, приходится бессчетное множество случаев, обошедшихся без всякой огласки»36. Один источник, связанный с расследованием Комиссии по ценным бумагам и биржам, сообщает: «Поначалу нам говорили, что «благодарности» были неизбежной ценой бизнеса кое-где за границей. Однако вскоре всплыли сведения и о политических платежах внутри страны. Тут всем стало не по себе. Ведь это — коррупция в самом сердце бизнеса»37.

Здесь мы снова сталкиваемся с двойственным взглядом на вещи. Различные профессиональные группы внутри большой культуры имеют различные представления о ценностях. Методы, которые руководитель торговой корпорации сочтет крайне полезными, по стандартам общей культуры могут показаться не внушающими доверия, «сомнительными». В периоды политических перемен громко звучат требования «регламентации» деятельности коммерсантов. Что касается посредников в отношениях между коммерсантом и общей культурой, в частности юристов, то они могут выйти из положения, призвав клиентов к самоперестройке38. Выдающимся примером такого феномена служит книга «Профессия: бизнес» Луиса Брандиса39. Более часто встречающиеся примеры легко найти в судебных материалах. В Соединенных Штатах переходу на службу из коммерческой сферы в сферу юриспруденции обычно предшествует тесное профессиональное общение с частным сектором. В результате судьи успевают проникнуться


99


элементами коммерческого операционального кодекса перед тем, как начать изъясняться терминами системы мифа. В этих обстоятельствах между мифом и операциональным кодексом обнаруживается полная согласованность.

Судейское отношение к обыденному взяточничеству «делового» образца не однозначно. Коммерческое взяточничество может быть сочтено уголовным преступлением, и тогда роль судебных инстанций жестко предопределена. Однако больше материала для раздумий обнаруживают те дела, в которых взяточничество составляет побочный аспект. Очень часто речь идет о вычете из подлежащих налогообложению сумм «благодарности», квалифицированной как накладные расходы. Известно, что налогообложение способно служить средством контроля за правильностью ведения деловых операций, но, похоже, мало кто из судей в это верит. С точки зрения Налогового управления США вопрос не в том, законен ли платеж, а в том, являлся ли он «общепринятой необходимой издержкой» при проведении сделки40. Анализ конкретных дел выявляет определенную тенденцию к снисходительному отношению к незаконным методам, вне зависимости от их распространенности, «общепринятости и необходимости». Модели и контрасты хорошо видны на некоторых примерах.

Так, фирма «Келли-Демпси»41 пыталась списать как издержки бизнеса взятки служащим газовой компании, которые действовали измором на «Келли-Демпси», препятствуя ей заключить контракт. Суд не усомнился в честности и порядочности «Келли-Демпси»,


100


но отказался разрешить скидку, придя к заключению, что издержки не были общепринятыми и необходимыми:

«Является ли общепринятой практика выплаты денег, для того чтобы побудить служащих другой компании добросовестно выполнять свои прямые обязанности? Мы полагаем, что нет. Свидетель истца, президент компании, ясно указал в своих показаниях, что он придерживался того же мнения, сочтя требования ответчика необычными и неоправданными»42.

Согласно ранее вынесенному судебному решению, доказательства того, что некоторые «темные» методы являются нормой в бизнесе, что они «общеприняты», должна представить сторона, стремящаяся получить от этого выгоды, в данном случае — «Келли-Демпси». Как именно это можно доказать, не ясно. С трудом верится, чтобы кто-то сумел представить достаточное число свидетелей, готовых, даже получив гарантии освобождения от ответственности, обнародовать свою причастность к подобным операциям. Как раз из-за общепринятости и необходимости такой практики человек не пойдет свидетелем в суд, поскольку искренность плохо отразится на деловых перспективах покаявшегося. Суд потребовал назвать факты, подтверждающие тезис истца, и, не получив их, заявил:

«Во многих сферах бизнеса ходят слухи о вымогательстве, «рэкете» и т. д., но замаскированные намеки не могут служить основой для юридического объявления мошеннической прак-


101


тики типа той, о которой здесь шла речь, обычной нормой». Хотя суд выразил готовность выслушать свидетелей, подтверждающих обыденность противозаконных методов в практике бизнеса, и, следовательно, признать взятки деловыми издержками, трудно поверить, чтобы это говорилось всерьез. Даже если платеж был общепринятым и выгодным, он не был необходимым.

«Суд был готов рассмотреть аргументы, которыми она («Келли-Демпси») смогла бы доказать важность контрактов, ради которых ей пришлось пойти на незаконные выплаты. Более того, законы Оклахомы предоставляют защиту от вымогательства...»44. И действительно, суд заключил, что «поощрение поползновений к неправомерным как с моральной, так и с юридической точек зрения требованиям искажает букву и дух закона. Освобождение таких платежей от налогообложения и признание их общепринятыми и необходимыми издержками оказало бы обществу дурную услугу»45. Примечательно, что дело «Келли-Демпси» выявило озабоченность суда превращением взяточничества в обычную деловую операцию, и провозглашение приведенных выше принципов знаменует торжество морали. До тех пор пока истец не докажет, что штатные и федеральные суды находятся в руках взяточников, взятка никогда не сможет сдать экзамен на необходимость. Короче говоря, дело «Келли-Демпси» как бы провозгласило обязательность участия как фирмы,


102


так и отдельного бизнесмена в поддержании правового мифа.

Дело «Келли-Демпси» не было обжаловано. В более позднем деле, где справедливость требований взяткодателя (если подобное словосочетание возможно) была не столь велика, Верховный суд продемонстрировал более благосклонный подход к обычным методам бизнеса. В деле «Лилли»46 фабрикант оптики из Северной Каролины хотел избавить от налогообложения выплаты врачам, направлявшим к нему своих пациентов. Объем платежей составил около трети сумм, полученных от заказчиков. Такая практика запрещена в ряде штатов, а законы Северной Каролины запретили ее в тот самый год, когда дело «Лилли» поступило в Верховный суд47. Но даже при отсутствии запрета подобные методы, учитывая неосведомленность пациентов, представлялись неприглядными. По сути, врачей побуждали выписывать очки независимо от того, нужны они или нет.

Налоговое управление США отказало фирме в освобождении от налога на том основании, что подобные методы «были безнравственны и нетерпимы с точки зрения общественной морали и, следовательно, не могли рассматриваться как общепринятые необходимые издержки»48. «Лилли» утверждала, что «поскольку не существует конституционных или законодательных установлений, равно как и этических канонов медицинской ассоциации, специально осуждающих выплату подобной «благодарности» оптиков окулистам, то в данном случае нет никаких нарушений»49. Налоговый суд боль-


103


шинством голосов постановил, что, поскольку соглашения о выплате «благодарности» не могли обладать исковой силой в суде, они шли вразрез с общественным благом и в силу этого не должны быть освобождены от налогообложения50. Один член суда проголосовал против на том основании, что налоговые положения разрабатываются для сбора денег, а поэтому «не следует излишне щепетильно подходить к происхождению подлежащих обложению доходов». Он настаивал, что «так называемые незаконные издержки должны быть повсеместно признаны, ибо целью налогового законодательства не является наказание бизнеса, и без того не относящегося к баловням закона». Судья, правда, добавил, что взятки не следует освобождать от налогового сбора «ввиду того, что подобные затраты не могут характеризоваться как «общепринятые» или «необходимые» ни в торговле, ни в бизнесе»51.

Дело «Лилли» было в конце концов обжаловано в Верховном суде, и истцу было разрешено производить соответствующие вычеты из суммы налогообложения, если это не нарушало какие-либо «точно определенные» национальные или штатные правила52. Как определил суд, «организованные профессиональные объединения обладают правом определять, что является общепринятыми необходимыми издержками в данное время и в данном месте». Дело «Лилли», без сомнения, является юридическим узаконением выплат «благодарностей». Суд однозначно указал, что он ожидает пересмотра норм юридической и медицинской этики. Но этот прецедент стал свидетельством трезвого


104


реализма в подходе к практике бизнеса и готовности допустить методы, близкие к нарушению этических принципов национального характера.

Конечно, такие методы сами по себе могут оказаться этими принципами. Пример тому — замечания одного оптового торговца пивом из западных штатов: «Я организую для своих клиентов почти все, что можно вообразить,— билеты на бейсбол, подработку для их деток, пожертвования на излюбленные богадельни, даровые бочонки пива для семейных пикников. Каждое подношение не так уж дорого, но если все сложить да умножить на пару сотен клиентов, то получится кругленькая сумма. Иногда меня выручает пивоваренный завод скидкой, иногда кручусь сам... Но ведь ребята в другом бизнесе делают то же самое, если не больше. Это американский стиль, разве не так?»54


СОВРЕМЕННАЯ ПРЕДСТАВИТЕЛЬНАЯ ФОРМА ПРАВЛЕНИЯ


Господство права, представительная и свободно избираемая власть, равенство всех граждан, равные возможности и ответственность перед обществом составляют основу мифов нашей политической системы. В отдельных сферах имеется значительное соответствие этим мифам, однако другие области и менее заметные фазы политического процесса резко отклоняются от мифа55. Еще меньше, чем подобные отклонения, привлекает внимание молчаливое одобрение сделок,


105


совершаемых многими представителями около политических кругов.

Существенные элементы нашей избирательной системы остаются коррумпированными. Операторы принимают это как факт, удостаивая официальное законодательство небрежным кивком. Гарри Трумэну приписывают такое высказывание:

«Старик Джо Кеннеди — такой же большой мошенник, как остальные наши политиканы, и мне не нравится, что он покупает своему сыну выдвижение в президенты... Он купил Западную Вирджинию. Не знаю, во сколько это ему обошлось. Он старый скупердяй, так что ни цента свыше запрошенного он не дал, но Западную Вирджинию он купил. Поэтому его сынок выиграл первичные выборы у Хэмфри. И так было не только там. Старик Кеннеди тряс мошной где только мог, чтобы купить выдвижение... Не президентство. Выдвижение. Саму должность купить нельзя... по крайней мере, пока»56.

Концентрация реальной способности обеспечивать ключевые цели является очевидным структурным фактором роста продажности. Так, выдвижение кандидата на выборах малой группой покупается относительно легче, чем всеобщие выборы, зависящие от недифференцированной массы, хотя и она восприимчива к взяточничеству. Утверждения Трумэна, конечно, отдают Б-фактором. Мы здесь не станем рассматривать справедливость его слов или степень их точности (если таковая имеется), а коснемся проводимых

106


информантом различий между мифом и видимыми границами операционального кодекса: возможности осуществления процесса выдвижения кандидата путем взяточничества и сопротивления, оказываемом этому методу процессом выборов. Очевидно, что если платежи подобного сорта пышным цветом распускаются на выборах, то принцип «один человек — один голос» приобретает чисто формальный смысл.

Аналогичным образом миф оспаривается кодексом и в определении содержания законов. Вот как характеризует столичный политический пейзаж Гарри Трумэн: «Правительство запускает лапу в казну без зазрения совести...57 То же было и в сенате — сплошные взятки. Я в свое время мог сколотить недурной капиталец... Такие вещи в политике случаются на каждом шагу: суют деньги наперебой. Навар имеют оба — и тот, кто дает, и тот, кто получает, так что не знаю, кто из них хуже»59. На уровне властей штата, по мнению Толчина, все происходит еще откровенней: «Если бы законодательство о деятельности государственных служащих проводилось в жизнь и за посулы денежных вознаграждений избирателям действительно сажали в тюрьмы, мало кто из отцов-законодателей штатов избежал бы тюремной похлебки»60.

Определение платежа за уклонение от исполнения должностных обязанностей как взятки, а не как явления более неоднозначного или даже законного, зависит, конечно, от соответствующих нормативных сводов, которыми руководствуются в местах оценки подобных платежей. Когда транснациональ-


107


ная корпорация платит агенту или иностранному официальному лицу за внесение благоприятной поправки к закону или за контракт, это именуется взяткой или как минимум сомнительным платежом. Но когда та же самая ТНК обрабатывает посредством лоббистов членов конгресса в Вашингтоне, фактически однотипные события считаются законными, а произведенные траты на законном основании освобождаются от налогообложения как деловые издержки. Миф и операциональный кодекс различных систем по-разному характеризуют схожие события.

Лоббизм, обычно весьма деликатно именуемый средством информационного обеспечения законодателей, по мнению многих исследователей, является системой, поощряющей злоупотребления. Распространенность подобной практики и терпимость по отношению к ней зачастую опровергают миф о равенстве политических возможностей и представительности властей61. Фигура назойливого лоббиста превратилась в непременный атрибут политической системы Соединенных Штатов.

Взяточничество, понимаемое в его функциональном смысле, неизбежный спутник процесса законотворчества в плюралистических сообществах. Законы, грубо говоря, указывают обществу, что следует делать, а от чего надо воздерживаться — не то!.. Это-то «не то!» и является характернейшим компонентом процесса предписания запретов: сигнал соответствующей аудитории о намерениях контроля или о возможных карательных санкциях. Без такого сопутствующего сигнала попытки законотворчества


108


остаются лишь благими намерениями. Позитивистская теория всегда считала, что «не то!» (сигнал о возможности санкций) однозначен и весьма прост: это — угроза «наказать» за отклонение от воли законодателя62. На деле сигнал о санкциях донельзя многозначен. Он может быть столь же гибким, сложным и неустойчивым, сколь и аудитория, которой он адресован. Рассмотрим описание политических махинаций в Нью-Йорке, сделанное «Боссом» Твидом*. «Нью-Йоркские политики всегда были бесчестными, задолго до моего рождения... Рвущийся к власти политик принимает вещи такими, какие они есть. Люди у нас слишком разделены по расовым и фракционным признакам, чтобы ими можно было управлять на основе всеобщего избирательного права. Короче говоря, без подкупа и обещаний доходных мест победы на выборах не видать»3. Современные исследователи замечают, что, «несмотря на регулярное разоблачение «сделок», они являются неотъемлемым орудием демократического процесса. Альтернативой «сделкам» служит приказное законодательство, при котором верховная исполнительная власть пользуется почти диктаторскими полномочиями».

В той мере, в какой руководство аудитории или часть его, которой адресован сигнал, «подготовлено» обещанием новых поблажек или гарантией отказа от ожидаемого обвине-


* Твид У. М. (1828—1878)—лидер нью-йоркской организации демократической партии, присвоивший из городской казны 30 млн. долларов. Арестован и обвинен в коррупции в 1871 г.


109


ния к тому, чтобы использовать свое влияние в группе для поддержки нового предписания, его можно считать подкупленным. Подобные подкупы обычно выполняются осторожно. Прямые же санкции (зачастую уголовного характера) адресованы неэлитарной части аудитории.

Техника вознаграждения, или «пряника», применяется также и в отношениях между элитарными слоями. Иерархическая преданность поддерживается с помощью поблажек средним и низшим членам элиты, которые в ответ должны обеспечить властям поддержку со стороны рядовых избирателей. Как пишут Толчины, «наказание за неверность или отказ в сотрудничестве оборачивается для конгрессмена невозможностью выполнять свои функции — как серьезные, так и более мелкие. После этого обманутые в своих ожиданиях избиратели раздраженно заключают:

«Старина Джо просто не знает, что к чему в Вашингтоне».

Напротив, помощь неформального руководства податливому законодателю дает тому целую гамму преимуществ во всем, от большого до малого»65.

Подобная техника социального контроля являлась бы «обычным бизнесом», не будь предполагаемые принципы демократического правления окружены ореолом множества внушенных идеалов.

Включение их в систему мифа порождает постоянные трения между идеалами и реальной практикой элиты.

Расхождения между мифом и операциональным кодексом в отношении представи-


110


тельной формы правления не исчерпываются принятием благоприятных решений, создающих предписания или содействующих карьере. Миф об отборе самых достойных на лучшие вакансии разных уровней исчезает при первом столкновении с реальной действительностью или с требованиями операторов. Некоторые участки федеральной и штатной сфер деятельности производят впечатление весьма неплохо регулируемых. Но если взять совокупность назначений на должности, включая официальные и полуофициальные (к примеру, партийные должности, дающие прямую выгоду или достаточно явные способы компенсации), то выяснится, что существенное число доходных постов распределено на основе личной преданности или в обмен на «услуги». На федеральном уровне иначе не происходит 66. Но и ниже, на «естественно-демократических» уровнях наших городов и поселков, родственные связи могут служить объективным индикатором распределения политических дожностей67.

Несмотря на потуги законодательства68, указанное поведение политических операторов свидетельствует о том, что они по-прежнему уповают на операциональный кодекс. Особенно поучительно в этом смысле дело Карри. Доктор Карри, руководитель военного опытно-конструкторского бюро, занимал высокий пост в министерстве обороны. До этого он служил в компании «Хьюз эйркрафт», являвшейся главным субподрядчиком по производству ракеты «Кондор», которую фирма «Рокуэлл интернэшнл» строила по заказу военно-морского флота США. «Кондор» рассматривался как «полезный вид


111


вооружения — при условии, что цена будет низкой, а надежность высокой». Цена оказалась около одного миллиона долларов за ракету, а степень ее надежности оставалась под вопросом. Тем не менее доктор Карри усиленно проталкивал программу «Кондор» и, возможно, сам являлся объектом воздействия лоббистов. Вопреки правилам министерства обороны он посетил рыбачью «хижину» «Рокуэлл интернэшнл» на Багамских островах70. Доктор Карри признал свою ошибку и был оштрафован тогдашним министром обороны Дональдом Рамсфелдом в размере месячного жалованья. Несмотря на требования со стороны ряда общественных организаций71 отстранить Карри от участия в принятии решений, связанных с бюджетом министерства обороны, Рамсфелд снял с него обвинения в злоупотреблении служебным положением72. Карри продолжил работу над проектом. Как сообщила «Нью-Йорк таймс», он получил «полдюжины приглашений на работу», в том числе от некоторых крупных подрядчиков министерства обороны73.

Сенатор Томас Иглтон назвал оценку Рамсфелдом дела Карри «поверхностной»74 , и в сентябре 1976 г. доклад о результатах расследования представил уже специальный комитет конгресса75. Тем не менее вплоть до смены администрации доктор Карри продолжал распоряжаться десятимиллиардным бюджетом министерства, после чего благополучно вернулся в «Хьюз эйркрафт»76.


112


СИСТЕМА МЕЖГОСУДАРСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ


Блаженный Августин охарактеризовал «город мира сего» как «город, стремящийся к власти, опутавший ею все народы, но сам пребывающий в тенетах собственного властолюбия»*. В официальных документах международного права картина мира предстает благостной и безмятежной: суверенные и равноправные государства уважают юрисдикцию друг друга, не вмешиваются во внутренние дела ближних и дальних соседей, а на планете царит мир и покой, который лишь изредка нарушают войны. В мирное время государства строят свои отношения по-джентльменски на основе совместно выработанных соглашений. Экономические структуры мирового сообщества более или менее сопоставимы: национальные экономики конкурируют друг с другом, но благодаря чудодейственному механизму свободного рынка и «сравнительного преимущества» в выигрыше остается каждый.

Увы, эта чарующая картина — мираж. Государства в значительной мере представляют собой военную систему, определение которой мало чем отличается от дефиниции Августина: «Речь идет о социальной системе, обусловленной постоянным ожиданием насилия, испытавшей прямо или косвенно достаточно насилия для поддержания таких ожиданий и включившей космологию войны в свой миф и фольклор»77. Именно эта карти-


* Творения Блаженного Августина. Киев, 1906, кн. 1, с. 2.

113


на, а не идиллический образ мира обусловливает кодекс действий операторов. «Суверенные государства» все более превращаются в огромные гарнизоны, где страх населения используется для мобилизации оборонного потенциала и реализации иных целей элиты. Основной моделью отношений между элитами различных стран является подсчет краткосрочных выгод от сотрудничества с врагами. При этом считается, что продолжительность любых взаимоотношений и направление политического курса диктуются национальными интересами.

Бывший вице-президент Арабской Республики Египет уподобил расстановку сил в системе международных отношений карточной игре, в которой

«страны добиваются национальных целей любыми средствами, кроме войны. Игра допускает наличие конфликтующих интересов даже между дружественными странами. Ради выигрыша опытный игрок вступает в тактическую коалицию с другими игроками, а издержки распределяет между проигравшими так, чтобы не вынудить никого из них к отчаянным контрмерам или заставить вообще выйти из игры, т. е. прибегнуть к войне»78. В этой «игре» благоразумие требует настороженно следить не только за нынешними врагами, но и за сегодняшними друзьями, ибо завтра они могут стать врагами.

Нет надобности подробно обсуждать приемы, к которым прибегают национальные элиты в системе глобальной конфронтации79. Важно лишь подчеркнуть, что операторы


114


как в скрытых, так и в видимых частях госаппарата постоянно пользуются этими приемами, несмотря на их полное отклонение от мифа80. По-видимому, чем больше данное лицо «сведуще» в игре, тем терпимее оно относится к несоответствиям мифу. Так, один автор отмечает заметное тяготение к поддержке кодекса в ущерб мифу даже со стороны сената:

«Правительство участвовало в ряде военных акций, именуемых «скрытными операциями», против стран, с которыми Соединенные Штаты не находятся в состоянии войны. Эти акции включают применение военной силы, подкуп и вмешательство в их внутренние дела. Хотя наша конституция гласит, что право решения о вступлении в войн} принадлежит не президенту, а конгрессу, президент продолжает настаивать на праве начинать подобные действия без предварительного их одобрения конгрессом.

Вместо того чтобы, отбросив все сомнения, объявить такие действия незаконными (до получения на них специального разрешения), сенат принимает резолюции с расплывчатыми компромиссными формулировками, мало способными изменить существующее положение дел»81.

Взяточничество, всячески порицаемое системой мифа, запрещенное обычным и договорным международным правом, давно уже стало частью привычной стратегии. Чаще всего к нему прибегают разведывательные службы суверенных государств, стремящи-


115


еся заполучить в правительственном аппарате противной стороны «своего» человека. Майлс Копленд, опытный юрист-международник, рекомендует с макиавеллиевой откровенностью: «Покупайте человека, а не информацию; при покупке важна регулярность и бесперебойность оплаты, а не величина разовой суммы»82.

Взяточничество как средство достижения национальных целей используется и на подмостках и за кулисами. В Организации Объединенных Наций оно принимает множество обличий. Как сообщала в 1976 г. «Нью-Йорк таймс», бывший представитель Соединенных Штатов в ООН Дэниел Мойнихен знал, что «во время его пребывания на этом посту дипломаты во время голосования по наиболее важным резолюциям Генеральной Ассамблеи устраивали настоящую куплю-продажу голосов»83. Великие державы в подобные сделки не вступали, поскольку могли обеспечить себе поддержку законными приемами подкупа — с помощью займов или выгодных торговых соглашений. Мойнихен «не нашел ничего предосудительного в сделках, заключаемых отдельными странами, и не видел особой разницы в том, как оплачивались голоса — наличными или пшеницей. «Все страны так или иначе продают свои голоса,— пояснил он.— Не вижу ничего удивительного или отталкивающего в желании государств блюсти свои интересы»84.

Свойственная военной системе безжалостная конкуренция не ограничивается политической ареной. Поскольку все институционные процессы суверенного государства являются компонентами отправления власти,


116


«национальные интересы» безопасности требуют наблюдения или даже контроля над ними. Одним из результатов этого стало использование политического влияния за границей для обеспечения собственных экономических и торговых преимуществ. В качестве примера беспрецедентного макроподкупа рассмотрим политическую игру, разыгранную в 1976 г. «Государственный секретарь Киссинджер дал обещание главам африканских стран — производителей меди (Замбии и Заира) остановить резкое падение цен на металл»85. Его план предусматривал накопление запасов меди. В ответ эти страны обязались содействовать мирным усилиям Киссинджера на юге Африки. Таким образом, африканские государства использовали свои потенциальные политические рычаги для того, чтобы вырвать у Киссинджера экономические уступки, а Киссинджер предложил накопить запасы меди в обмен на сотрудничество африканских государств.

Международные операторы повседневно и недвусмысленно отклоняются как от международных мифов о суверенности государств, так и от мифа о свободе мировой торговли и преимуществах конкуренции. Афоризм «Торговля следует за флагом» взят из операционального кодекса.

Ярчайшим примером этого феномена служит военная индустрия. В Соединенных Штатах эта отрасль не только поставляет и разрабатывает вооружения, но и служит базисным элементом национальной экономики86. Масштаб производства, необходимый для обеспечения собственной жизнеспособности и стимулирования народного хозяй-


117


ства, требует сохранения старых и приобретения новых зарубежных рынков. Но этого также домогаются и конкурирующие страны, обладающие соответствующими институтами. Вряд ли можно усмотреть принципиальную разницу между подкупом, совершаемым в «национальных интересах» политическими ведомствами нашего правительства, и подкупом, применяемым в тех же целях нашими экономическими организациями87. И едва ли, по замечанию Д. Терхорста, можно счесть случайностью то, что «уличенные в скандальном международном подкупе, американские компании торгуют не карандашами, мылом и леденцами, а специализируются на сбыте дорогостоящей передовой технологии (в том числе вооружений), исследования и разработки которой в большинстве случаев велись по правительственным заказам и на деньги наших налогоплательщиков» 88.

Тщательный анализ техники государственного подкупа, к которому транснациональные корпорации прибегают «в обычном, если не устоявшемся, порядке», сделан Энн Флэннери:

«В апреле 1973 г. председатель совета директоров «Интернэшнл телефон энд телеграф» Гарольд Джинин, давая показания подкомитету по ТНК комиссии по иностранным делам сената США, признал, что корпорация дважды предлагала ЦРУ миллион долларов «за предотвращение избрания чилийского президента-марксиста доктора Сальвадора Альенде Госсенса». Оба предложения были отвергнуты»89.


118


Тем не менее, по словам Джинина, «из опубликованных сообщений явствует, что лица, занимавшие в то время ключевые посты в правительстве США, знали о желании некоторых корпораций участвовать в подобного рода финансировании и поддерживали его, поскольку оно совпадало с целями американского правительства». Э. Флэннери продолжает:

«16 мая 1975 г. официальная гондурасская комиссия установила, что бывший министр экономики Гондураса Абрахам Беннатон Рамос получил 1 250 000 долларов от «Юнайтед брэндз». Гигантская корпорация по экспорту фруктов выплатила эту взятку за создание ей благоприятных налоговых условий при закупке бананов. Правительство Гондураса сообщило, что взятку Беннатону дал руководящий работник «Юнайтед брэндз» в Цюрихе в сентябре 1975 г. Путь денег был прослежен из парижского отделения «Чейз Манхэттен бэнк» в цюрихскую контору швейцарского «Креди юнион»91. 24 мая 1975 г. главный государственный прокурор Италии Элио Скотто сообщил о расследовании обвинений, предъявленных должностным лицам итальянского правительства в получении от «Юнайтед брэндз» в период с 1970 по 1974 г. 750 тыс. долларов за предоставление льгот на поставку бананов в Италию. 22 мая 1975 г. Комиссия по ценным бумагам и биржам США объявила, что она обвиняет «Юнайтед брэндз» в попытке скрыть «реальные масштабы» взяток, выплаченных должностным лицам иностранных


119


государств для снижения налогов на экспорт бананов. Несколько акционеров «Юнайтед брэндз» предъявили директорам и служащим корпорации иск о возврате сумм, выплаченных в виде взяток правительству Гондураса. Председатель совета директоров «Галф ойл» Роберт Дорси сообщил подкомитету по ТНК, что в 1966 г. корпорация подарила тогдашнему президенту Боливии Рене Барри-ентосу Ортуне вертолет стоимостью 110 тыс. долларов. Кроме того, в кассу политической партии Ортуны было внесено 240 тыс., а затем еще 110 тыс. долларов. Далее мистер Дорси показал, что «Галф» делала политические пожертвования и в Италии. В целом, незаконные политические пожертвования за границу составили около 5 млн. долларов. 4 млн. из этой суммы «Галф» заплатила южнокорейской демократической республиканской партии, причем 3 млн. были переведены после того, как казначей партии С. К. Ким категорически потребовал 10 млн. долларов. Мистер Дорси объяснил подкомитету, что все платежи делались через дочернюю компанию «Галф» «Багамас эксплорейшн» и о них знали всего четверо-пятеро служащих «Галф». В доказательство необходимости федерального запрета подобных платежей, который позволил бы ТНК сопротивляться нажиму, Дорси пожаловался на то, что госдепартамент не помогал американским корпорациям, сталкивавшимся за рубежом с подобными проблемами. 23 мая 1974 г. акционеры «Галф» предъявили директорам и служащим корпорации иск с требованием вернуть средства, выплаченные за границей в качестве политических взяток92.

120


Президент корпорации «Нортроп» Ричард Миллер сообщил подкомитету, что в 1972 — 1973 гг. двум саудоаравийским генералам было выплачено 450 тыс. долларов. Компания «Мобил ойл» признала, что делала политические пожертвования в Италии и Канаде.

На ежегодном собрании акционеров в мае 1975 г. председатель совета директоров корпорации «Экссон» Дж. Джемисон предал огласке факты пожертвований дочерней компанией «Экссон италиано» политическим партиям в Италии. Другая дочерняя компания, «Империел ойл», давала деньги на предвыборную кампанию в Канаде. Президент и директор-распорядитель «Эшленд ойл» Орин Эткинс признал на ежегодном собрании акционеров, что «иностранным правительственным чиновникам было выплачено из фондов компании почти 500 тыс. долларов».

Раскрытие платежей «Экссон» итальянским политическим партиям пролило свет на международный аспект деятельности крупных корпораций. В этом эпизоде участвовали все действующие в Италии нефтяные компании, включая американские «Экссон» («Эссо»), «Мобил», «Галф» и «Шеврон», французскую «Тоталь», английские «Бритиш петролеум» (70% акций которой принадлежит правительству Великобритании) и «Ройял Датч-Шелл», а также итальянскую государственную компанию «Аджип». Указанные фирмы, действуя через объединение «Уньоне петролифера», членами которого они являлись, собирали средства для передачи политическим партиям — в основном христианским демократам, но также и социалистам. В ответ «акционеры» должны были


121


получить особые льготы. «В некоторых случаях платежи составляли пять процентов от суммы, которую компании рассчитывали выиграть благодаря юридическим уступкам»93.

Выступая с показаниями перед сенатской комиссией по банкам, председатель правления «Локхид эйркрафт» Дэниел Хаутон признал за своей корпорацией давнюю практику платежей иностранным правительствам за содействие заключению контрактов. Он сообщил, что «Локхид» потратил на эти цели не менее 22 млн. долларов94.

Общественность, надо сказать, не проявила единодушия в осуждении подобных действий. Так, один газетный обозреватель заметил, что, хотя «Юнайтед брэндз» нарушила «нормы честной торговли, дав взятку гондурасскому министру за снижение наполовину налога на бананы, в этическом отношении эта взятка не слишком отличалась от принятой в военной отрасли практики выплаты высокопоставленным агентам многомиллионных вознаграждений с ведома и одобрения американского министерства обороны»95.

Действительно, во многих случаях взятки давались по сигналам, исходившим с различных уровней федерального аппарата. Кое-кто отваживается говорить об этом впрямую: «Министерство обороны санкционировало законность комиссионных при продаже военного снаряжения за рубеж»96 и «разъяснило, что выплата многомиллионных «вознаграждений» иностранным политикам для стимулирования закупки ими американских вооружений является общераспространенной практикой»97.

Моральные требования мифа запрещают


122


правительственным ведомствам открыто поддерживать взяточничество98. И естественно, при каждом скандале власти присоединяются к дружным крикам осуждения. Но слишком далеко заходить не отваживается никто. В афере «Локхида» на определенном этапе вопрос был решен с пугающей ясностью. Когда реакция японской общественности на взятки стала угрожать разрывом заключенных контрактов99, американский министр обороны вмешался в дело на стороне компании100.


123