Книга первая
| Вид материала | Книга |
- Руководство по древнемуискусству исцеления «софия», 3676.94kb.
- Книга первая «родовой покон», 2271.42kb.
- Руководство по древнему искусству исцеления «софия», 19006.95kb.
- И в жизни. Это первая на русском языке книга, 6644.79kb.
- Дайяна Стайн – Основы рейки полное руководство по древнему искусству исцеления оглавление, 3235.57kb.
- Книга первая. Реформация в германии 1517-1555 глава первая, 8991.95kb.
- * книга первая глава первая, 3492.97kb.
- Аристотель Физика книга первая глава первая, 2534kb.
- Аристотель. Физика книга первая (А) глава первая, 2475.92kb.
- Книга Первая, 924.9kb.
Мертвый опостылевший мыслеголос пришел как всегда из пустоты, из бездны, из тьмы:
— Почему ты упорствуешь, Гость?
— Я не Гость, я — Пленник, — ответил мысленно он.
— Не суть важно... Почему ты не признаешь меня, твоего Грядущего Бога? Почему отказываешься повиноваться?
— Если ты даже и в самом деле «грядущий», значит, пока все-таки не бог. Я не верю тебе, создание тьмы. Ты трус и недостойный лжец. Где твои слово и свет? Если ты Бог, стань им — открой мне и всем мирам свое лицо. К этому, кстати, тебя обязывает «Грядущий завет».
Мертвый мыслеголос хихикнул.
— Между нами: дрянная и лживая книжонка. Ваши полудурки-пророки побоялись открыть разумным существам первое и главное откровение: о моем царствовании. Ему уже пришел черед!
— Ты дурак и самозванец, — послал презрительную и разящую, будто удар шпаги, мысль-ответ Пленник. — Все знают, что первое откровение, главный завет каждый живой и мыслящий выбирает себе сам. Иначе Бог так или иначе оказался бы тираном и в конце-концов был бы проклят и отвергнут.
— Бог всегда тиран. Ты увидишь своими глазами: я переделаю твои миры, все твои галактики, все твое мироздание по своему разумению и надобности.
— Долго же мне придется ждать. — Насмешливо ответствовал Пленник.
— Недолго! — пророкотал мыслеголос неведомого врага. — Я помню, что ты, в отличие от меня, смертен, Гость. Хотя ты прав: какой ты Гость? Ты даже не Пленник. Ты — Узник. Ты враждебная мне тварь, с которой Бог, то есть Я, волен поступить, как мне заблагорассудится. Но мне доставит удовольствие показать тебе и царство свое, и силу свою. Потом я тебя уничтожу. А быть может, оставлю в живых: чтобы ты за свой короткий век до конца осознал свое ничтожество.
Пленник гордо ответил:
— Самозванец! Каждая твоя мысль подтверждает твою ущербность и низость. Твои слуги заманили меня в западню, в подлую ловушку, но помни, создание Тьмы: я и только я хозяин своей жизни. Даже если ты полный дурак, ты должен знать, что я в любой миг могу погасить свой разум. Ты не волен надо мной, Самозванец!
Мертвый мыслеголос, как и в прошлые разговоры, заявил:
— Ты по-прежнему дерзок. Мне снова приходится наказывать тебя.
И к космической пустоте, к тьме, в которой был распят Пленник, добавился космический холод, который сжал его живое сердце, проник в кровь, затуманил и ослепил мозг...
Максим проснулся как от толчка. Что-то случилось! Кому-то плохо... Маме, папе, Дези, то есть Дульси? Полусонное подсознание подсказало: боль близко, где-то рядом. Он встал, вышел в коридор.
Стражи, дежурившие у входа в покои принцессы, при его приближении почтительно вскочили и отдали честь, а энергодверь лишь тускло мигнула, узнав «своего».
Дульси спала, разметавшись на кровати. Постельное белье было скомкано, словно она с кем-то только что боролась, подушка валялась на ковре.
Девушка вдруг застонала. Руки принцессы потянулись к горлу, будто кто-то невидимый душил ее во сне.
«Заболела? Или кошмар какой-нибудь прицепился?» — подумал Максим. Присев на край кровати, он осторожно положил ладонь на лоб невесты. Нет, жара нет. Напротив, лоб холоден — даже слишком.
Дульси снова застонала, открыла глаза. Какое-то мгновение в них были боль и презрение, точнее даже омерзение. Затем она узнала Максима, судорожным движением прильнула к нему.
— Мой рыцарь! Как ты вовремя разбудил меня! Еще немного — и меня задушил бы этот мерзкий кошмар... Там тьма и неподвижность. Там холод. Лютая стужа, от которой останавливается сердце... Я вся закоченела. Согрей меня, любимый, прижми к себе, крепче, еще крепче!
Максим укутал Дези (ее девичье имя нравилось ему гораздо больше, чем пародийная половина земного имени; впрочем, и принцесса в минуты уединения предпочитала называть его просто Максом), прижал к себе ее в самом деле закоченевшее тело, стал осторожно поглаживать, чтобы побыстрее согреть и успокоить.
— Это не первый раз, — сонно пробормотала Дульси. — Я даже кое-что записывала, что могла вспомнить... Там вечно спорят, даже ругаются... То ли с Богом, то ли с Дьяволом.
— Но ведь, согласно вашей вере, их пока нет, — шепнул Максим в ушко невесты. — Нет ни Бога, ни Дьявола. Это повторяющийся кошмар. Как тогда, когда Мудлак опоил тебя и Джи кайфом. Спи, моя хорошая. Я побуду рядом.
— Конечно, это бред, — согласилась Дульси, устраиваясь поудобнее: так дети подсознательно прижимаются попкой к животу матери. — Но иногда мне кажется, что один из мыслеголосов спорящих принадлежит моему отцу... А это уж вовсе бред...
Она то ли вздохнула, то ли всхлипнула и умолкла.
«Если это в самом деле ее отец, то почему он не обратится непосредственно к дочери? Ведь Дульси как-то говорила, что мыслеобразы Короля чрезвычайно сильны, что он устанавливает с нею связь из любой точки СНГ. Что ему мешает? И где все-таки Король? Жив ли он вообще?»
Мыслей было много. Точнее — вопросов, проблем. И из их круга Максим выделил две жизненно важные для всего Союза Независимых Галактик: судьба Короля и подлинные лицо и роль Мудлака. Необходимо немедленно выяснить его замыслы и планы, сообщников и хозяина, если таковой имеется. Наконец, Первого Врага надо поймать, а в случае необходимости — уничтожить.
Еще Максим с нежностью подумал о спящей девочке, которую обнимал и старался согреть теплом собственного тела. По сути с ним такое впервые в жизни. Рядом прекрасная юная женщина. Его рука гладит ее груди и бедра, касается доверчивой опушки, его живот и обычно дерзкий и крайне любопытный «младший брат» буквально приникли к чреслам Дези, ее восхитительным упругим ягодицам, но кровь не вскипает в жилах, «брат» не рвется вонзиться в эту до одури желанную плоть, сокрушить ее, довести до неистовства. Есть только нежность! Есть желание защитить девочку, на детские плечи которой судьба взвалила столько бед и проблем. Даже сон у нее отбирают слепые и дикие силы ночи... Любит ли он ее? Бог знает. И, наверное, не земной Бог, а именно Грядущий. Все эти испытания и ритуалы (это же надо придумать, чтобы весь двор глазел, как Первый Претендент трахает подряд десять подруг принцессы), конечно же, смешны и нелепы. С другой стороны... Как-то, решив, что все испытания позади и он вправе наконец потребовать от Дульси ту благодарность. которая заключена в ней и которую ему якобы позволено востребовать в любой момент, Максим стал особо настойчиво ласкать Дези. Довел бедную девушку чуть не до обморока, и тут принцесса расплакалась и, целуя его, прошептала, что по обычаю она должна оставаться девушкой вплоть до первой брачной ночи. «Какой глупый обычай!» — повторяла Дези сквозь слезы, а он едва сдержался, чтоб не рассмеяться, стал говорить ей, что это вовсе не главное, что есть десятки, сотни других возможностей принести друг другу наслаждение и ощущение счастья.
«Эту ночь, например, — сказал он тогда, — я посвящаю мочке твоего левого ушка и этой восхитительной завитушке волос, которая прячет ее».
Когда в окнах замка появилась третья луна — бледная, утренняя,— Максим еще раз поправил покрывало, которое Дульси то и дело сбрасывала во сне, и перебрался к себе. Намерение было простое и бесхитростное: поспать часика четыре, благо завтрак здесь поздний, да и принцесса, намаявшись со своим странным кошмаром, встанет не скоро.
Однако поспать не дали.
Сначала у двери кто-то осторожно... всхрапнул. Максим приоткрыл один глаз и в золотистых утренних лучах увидел своего механического Коня.
— Я по-прежнему хочу, чтобы ты меня полюбил, Хозяин, — осторожно начал Нант, — и хочу спросить: готов ли ты к утренней прогулке, благородный рыцарь Ки-ихот?
Благородный рыцарь молча швырнул в своего гнедого друга кроссовкой и прикрыл глаз.
Нант на всякий случай отступил за портьеру, укоризненно заметил:
— О времена, о нравы! Кому теперь нужна чужая верность? Да я не дал бы за нее гроша... А Тофик, между прочим, сегодня утром плакал не однажды.
— Я сойду с ума! — Максим открыл глаза, потянулся за второй кроссовкой, но передумал. — Ты что, мой верный Конь, в придачу ко всему еще и стихотворец?
— Ради Хозяина, ради радости общения с ним, я проштудировал историю, науки, философскую мысль Земли. Не мог не оценить букет искусств и мудрость ваших мастеров словесных... А Тофик? В нем, бедном джинне-недоучке, как и во мне, ненужность наша плачет.
Максим поднялся, выбил из пачки последнюю сигарету и мельком подумал: если во всем СНГ почему-то не курят, то надо срочно позаботиться хоть о какой-нибудь торгово-бартерной связи с Землей.
— Где Тофик и что ему нужно конкретно? — спросил он своего сверхинтеллектуального Коня (в глубине души Максим теперь серьезно подозревал, что об истории Земли, тем более ее науке, философии, искусстве и литературе он имеет во сто крат более туманное представление, чем его верный механический Нант. Где-то на уровне земной колхозной лошади, может, чуть выше — но, господа, не более).
— Я здесь, повелитель!
— И чего тебе не хватает? — сурово спросил Максим.
— Ты обещал закончить мое обучение и воспитание, доблестный рыцарь Ки-ихот, — смиренно ответил Тофик.
— Что для этого нужно?
— Ты должен чаще меня ругать, а иногда и наказывать. Я, например, до сих пор так и не научился переносить материальные вещи в точно заданное место. Я по-прежнему ничего не смыслю в пиротехнике и взрывах... Конечно, мой повелитель, ты не должен терять свое драгоценное время на обучение ничтожного джинна. Но ты мог бы приказать, чтобы со мной позанимался кто-нибудь, сведущий в магии.
— А куда подевался наш двойник вождя мирового марксизма? — Ни к кому не обращаясь, задался вопросом Максим. — Отращивает бороду? Он ведь Маг — ему и карты в руки: пусть учит тебя.
Никто о Магге ничего не знал. Максим сказал, что за завтраком все выяснит у принцессы.
— Хозяин, — предложил Нант. — Пока вы будете завтракать, я мог бы слетать на... фазенду высокородного Магга. Мы там были в гостях, помните?
— Дельная мысль! — Максим похлопал своего гнедого друга по металлическому крупу. — Отправляйся, дружище. Да поживей.
За завтраком Ее Высочество была бледнее обычного. Она благодарно пожала под столом руку Первого Претендента, выслушала доклад лорда Левита — начальника службы безопасности Союза Независимых Галактик.
— Если с этим предателем никто больше с Норманы не сбежал, значит ли это, что он действовал один? Или его сообщники столь тщательно законспирированы? — спросила принцесса.
— Ни то, ни другое, Ваше Высочество, — пояснил высокородный Левит. — Только среди жителей Норманы развит обмен мыслеобразами, возможны их идентификация и даже контроль. А это значит, что сообщников преступника следует искать среди жителей других миров. Как показали последние события, у него, например, мощная сеть сексотов на Земле — ваши друзья чудом выбрались оттуда живьем.
— А посольства, туристы, деловые люди?
— К счастью, банк информации по секретным сотрудникам Мудлака сохранился. Он то ли не успел, то ли не смог его уничтожить. Мы тщательно проверили его. По Нормане каких-либо следов заговора не прослеживается. Что касается других миров... Там много подозрительной путаницы, изъяты сотни донесений. Тем не менее, Ваше Высочество, мы удвоили контроль за дипломатическим корпусом, резко ограничили въезд на Норману, усилили таможенный контроль. — Лорд Левит помолчал и заключил: — Я уверен, Ваше Высочество, что заговор существует. Цели его нам неизвестны, но, как уже доказала история сотен миров, они, конечно же, низменны и примитивны. И центр его, как мне кажется, скрывается в Неизвестных мирах. Как и загадка исчезновения Его Величества, Вашего отца. С другой стороны, сложилась немыслимая унизительная ситуация: мы до сих пор, даже после войны за Предел Мира, ничего о них не знаем. Ничего!
Принцесса отставила бокал, к которому так и не прикоснулась.
— Милый лорд, — она говорила тихим, но звонким голосом, и все за столом замерли. — Вы друг моего отца и мой старший покровитель. Вы и доблестный рыцарь Ки-ихот помогли мне справиться с кознями предателя лорда Мудлака. Помогите мне до конца. Подготовьте от моего имени обращение к представителям традиционной и нетрадиционной науки нашего межгалактического Союза, к магам и прорицателям, ко всем живым и мыслящим и даже к разумным проявлениям неживой природы. Объясните в нем опасность, умноженную на опасность незнания. Соберите все сведения и идеи, даже самые бредовые. Неизвестные миры должны перестать быть для нас загадкой! И еще подчеркните: это не только просьба Ее Высочества, но и мольба о помощи. Это, наконец, боль дочери, у которой отца то ли украли, то ли убили неведомые враги.
Лорд Левит встал, приложил руку к сердцу.
— Будет исполнено, Ваше Высочество. Кстати, половина Ваших повелений уже так или иначе сейчас реализуется.
Тут Максим почувствовал, что его позвали. Непонятно кто и откуда, но явно извне, не из-за стола. Он вспомнил о Маге, о Нанте и, чтобы несколько разрядить обстановку, рассказал Дульси о просьбе Тофика и об исчезновении Мага, добавил, что его Нант по собственной инициативе отправился в резиденцию слуги Ее Высочества.
— Куда же он девался? — в свою очередь встревожилась принцесса. — Я тоже не видела его много лун. Тут что-то не так. Он мой придворный шут и твой слуга. Он должен круглосуточно находиться во дворце. Может, его тоже украли?
Максим признался, что несколько минут назад слышал как бы чей-то зов, но что это значит — не понял.
— Высокие звезды, — улыбнулась Дульси. — Это же твой Нант тебя звал, мой рыцарь! Это хорошо. Это даже невероятно. Вы еще не приручили друг друга, а уже какой-то резонанс мыслеобразов есть. Сейчас я вызову его по обычной связи.
Бодрый голос псевдоконя возник будто из воздуха:
— Высокородный Магг находится под домашним арестом, однако, по требованию Первого Претендента, я решил, Ваше Высочество, доставить его на ваш суд. Мы уже на подлете.
Дези ошалело посмотрела на Максима и выпила свое вино.
— Ничего не понимаю, — сказала она обиженно, и Максим на всякий случай снова наполнил их бокалы. — Ну, скажи, кто из смертных может арестовать нашего общего слугу? Наконец, моего придворного и даже чуть-чуть друга, хотя он, конечно, непревзойденный прохиндей.
Тут стражи у входа поклонились, за портьерами мелькнул Нант, и в трапезную осторожно вошел Магг. Волосы его отросли, приобрели естественный цвет и прежний ареал произрастания. Короче, Максим вместо липового генерал-майора вновь увидел перед собой седого двойника вождя мирового марксизма, который, как оказалось, вовсе не Маг а Магг, придворный шут — надул его и с проклятием на берегу, и с жезлом-игрушкой.
— И сколько ты собрал на этот раз жен? — хмуро поинтересовалась принцесса.
— Всего лишь шестьдесят восемь, Ваше Высочество. — Было заметно, что Магг явно чего-то опасается.
— А детей?
— Я полагал, что их у меня сто сорок семь — по числу жен, — смущенно пояснил Магг. — Но я много странствовал вместе с Вами, посетил множество миров. По этой причине учет детей сейчас весьма затруднен...
— Теперь объясни мне главное: кто тебя арестовал?
Магг побледнел, затем покраснел.
— Вы, Ваше Высочество, — еле слышно сказал он.
— Я?! — Принцесса несказанно удивилась. — Или ты как всегда врешь, или у меня что-то с памятью...
— Семнадцать лун назад, — поспешно вставил Магг, — Вы махнули рукой и сказали: «Не крутись перед глазами. Ты мне надоел».
— Мало ли что я говорю! — рассердилась Дульси. — Где ордер на твой арест?!
Магг снова побледнел, зашарил, будто слепой, по одежде, потом с явной мукой на лице протянул принцессе узкую плотную карточку.
Дульси долго и внимательно рассматривала ее, затем отпила вина, прикрыла глаза и обратилась ко всем сидящим за столом:
— Я потрясена! Этот лентяй, обжора, пьяница и межгалактический бабник пошел на большее предательство, чем лорд Мудлак. Чтобы покинуть дворец, не служить Королю...
— О, Ваше Высочество! — воскликнул непутевый двойник вождя мирового марксизма и упал на колени. — Пощадите!
— Так вот. Чтобы предаваться бесконечным пьянкам и разврату, — несколько Подруг принцессы при этом хихикнули, — этот шут подделал мою подпись и... сам себя арестовал. То есть, посадил себя под домашний арест.
— Ва... Ваше Высочество! — проблеял Marr. — Но Вы ведь сами... Вы... прогнали меня... Я подумал... Я имел смелость подумать, что лучше вовсе не беспокоить Вас... Я подумал: зачем Вам старый и больной...
— Отрубите ему голову! — велела принцесса.
Максим не на шутку обеспокоился. Это формула речи, обозначение какого-то наказания, отлучение от двора, или?... Здесь, на Нормане, возможно все. Он решил попробовать превратить происходящее в шутку.
— Ваше Высочество, — обратился он к Дульси и при этом незаметно сжал под столом ее руку. — На правах Первого Претендента я прошу изменить наказание нашему общему слуге. Например, — он замялся, подыскивая нужные слова. — велите отрубить Maггy то, что так усложняет ему жизнь и заставляет разрываться между службой и его бесчисленными женами.
Принцесса покосилась на него, чуть заметно улыбнулась.
— Ну, отрубить голову, куда ни шло. — задумчиво заметила она. — Обычное дело. Но вы, доблестный рыцарь Ки-ихот, предлагаете и вовсе варварское наказание.
Все женщины за столом зааплодировали гуманности Ее Высочества.
— Поэтому я дарю тебе жизнь, старый шут, — продолжила Дульси. — В наказание за твое коварство повелеваю: на десять лет запретить тебе вступать в брак во всех мирах Союза Независимых Галактик и пожизненно лишить права на свободное посещение королевских винных погребов. Вставай и отправляйся. Займись обучением моего друга и гостя Тофика.
Теперь её Высочеству аплодировали все находящиеся в трапезной.
ГЛАВА 2
Максим еще раз прослушал записи Дези.
Первый из однотипных кошмаров приснился принцессе около трехсот лун назад; по земным меркам — полгода.
«Ощущение мрака, пустоты, неподвижности.
Каждое малейшее движение мысли — неподъемно (Дульси так и помечает: «неподъемно»). Нет ни мироощущения, ни миропонимания. Нет ощущения личности!
Кто я? Что я? Что такое «я»? Нет понятий, обозначений, слов.
Ощущение (через восприятие Дези), что все это (что именно?) в принципе есть, но парализовано, обречено на неподвижность. Какие-то неумолимые силы гасят малейшие проблески мысли.
Немота!
Немыслимый холод сознания (значит, оно все-таки пока есть, не погасло, то есть — не превратилось в лед).
Немыслимая боль при... боль при движении... боль, боль... мысли... боль мысли...
Ощущение непреодолимой центростремительной силы, которая сжимает не тело, а сознание, дух, загоняет обратно каждый росток мысли...
Очевидно, это можно назвать коллапсом сознания.
Запись спустя 28 лун.
Все то же состояние коллапсирующего сознания.
Но «Я» есть «Я». В наказание за мысль — боль! Но «Я» есть разум, сознание! — Боль! — Абстрактное, или имеющее форму, тело, — не знаю. — Боль! — Но раз я понимаю это, следовательно — Боль! — Следовательно...
Интересное ощущение: когда я устаю бороться с инертностью сознания, неподвижностью мысли, ухожу как бы в сон, на время смиряюсь с центростремительной силой духа, боль отступает, а из каких-то немыслимых глубин, из сердца тьмы, из абсолюта холода и неподвижности начинает звучать чей-то мыслеголос.
Он настолько мертвый (образ явно принадлежит Дези), что голос Смерти в сравнении с ним показался бы пением райских птиц.
Запись спустя б7 лун.
Ощущение: к любой Боли можно привыкнуть, любую Боль можно научиться преодолевать.
В провалах сна, в периоды летаргии духа мыслеголос Тьмы (так условно я называю его) о чем-то беседует со мной, спорит. О чем — не помню.
Если Дьявол все-таки существует, то я беседую и спорю именно с ним.
Запись спустя 102 луны.
Внешние ощущения все те же: мрак, пустота, неподвижность.
Но я уже тысячи раз сражался с Болью, и сознание отдало мне понятия, слова, обозначения. Оно вернуло мне миропонимание.
Но мироощущение, личность пока так и не вернулись. Кто я? Что я? Я боюсь предположения: мысль более жизнестойкая сущность, тогда как душа, определяющая любую личность, очевидно, более тонкая, более нежная материя. Если моя мысль сопротивляется, борется, воюет, если она, как абстрактный инструмент материи выжила, то душа... Самое легкое дуновение жизни. Ее личный знак, сущность индивидуальности, отличие одного сознания от другого... Где же ты?
Боюсь, что если сознание и выжило, то душе в этой точке разума, что осталась от меня, и вовсе не нашлось места. Душа коллапсировала! Если это в самом деле так, то для чего мне нужны слова, понятия, вообще сознание? Зачем все эти потуги вырваться из плена Тьмы, тысячеликая Боль, зачем я безо всякого смысла и цели все время преодолеваю ее?!
Сегодня, когда я отдыхал от бесконечной битвы, из недр, из центра тяготения Зла (это явно оценка Дези, причем новая — она что-то почувствовала, нечто пока необъяснимое, интуитивное) снова приходил мыслеголос.
Он не голос Смерти. Он мертвее ее. Он — иной! Он назвал себя Изначальным. Мне пришлось после этого много и бесплодно думать, и за каждую мысль бездушный орел Боли методически и бессмысленно выклевывал по крохам мой разум.
Потом Изначальный назвал себя Грядущим Богом. Я рассмеялся в ответ:
«Если ты Грядущий, то ты уже никак не можешь быть Изначальным. Нет логики. Где же ты был раньше? Чего ожидал? Чего ждешь сейчас? Изначальному, поверь, претят любые условия, оговорки, условности. Они никак не вяжутся с его предполагаемым абсолютным статусом. Они несовместимы с ним».
Порождение Тьмы, кажется, обиделось.
Оно не нашло ничего лучшего, чем наказать меня очередной Болью. Оно не знает, что я уже выработал к боли некий иммунитет... Если это и Дьявол, то Дьявол-неудачник, который убеждает в своей богосущности прежде всего не меня, а самого себя. Он амбициозный, а потому несостоятельный. По крайней мере хоть в чем-то. Я чувствую: он уязвим...»
Дальше шли отрывки философских и теологических споров, трансформированные сознанием Дульси, и, с точки зрения Максима, почти лишенные смысла. Запомнился еще один коротенький диалог:
«Ну, хотя бы то, что Я вечен, а ты смертен — ты не будешь отрицать?»
«Не буду».
«Тогда смирись и приветствуй меня».
«Ни за что!»
Максим нашел принцессу в саду в обществе Джи. Первая Подруга явно обрадовалась ему, но тут же, согласно этикету, покинула госпожу и Первого Претендента.
— Послушай, Дези, — обратился он. — Почему ты ночью сказала, что один из мыслеголосов похож на отцовский, а потом добавила, что это, мол, невозможно, что это бред?
— Мыслеголос не может быть похожим или непохожим, — пояснила Дульси. — Его невозможно спутать с другим. Ну как изображение человека, или отпечатки пальцев.
— Ты меня не убедила. Внешность человека изменяется сама по себе. Ее можно изменить принудительно. Наконец, любое изображение может быть искаженным — случайно или преднамеренно.
— И все-таки мыслеголос, тем более родного человека, не узнать невозможно, — упрямо тряхнула копной смоляных волос принцесса.
— Странно, что этот кошмар преследует тебя так долго и так последовательно, — задумчиво заметил Максим. — И именно тебя... Ты заметила: в нем есть свой сюжет, развитие. Некто или нечто то ли становится разумным, то ли восстанавливает свой разум в каких-то диких, фантастически жестких условиях. Странно, что его «я» — абстрактное. Для меня, например, совершенно непонятно, что такое «коллапс души»...
— Мне кажется, это не кошмар и не сон. — Дульси на ходу погладила пушистый белоснежный шар неведомого Максиму цветка. — Это в самом деле чей-то мыслеголос, который во сне проникает в мое сознание. Может, больного или безумного человека. Может, мой разум резонирует с каким-то экзотическим сознанием, которое только-только просыпается, с эмбрионом сознания.
И принцесса рассказала Максиму о различных экспериментах природы по преодолению энтропии, ее альтернативных вариантах вплоть до разумных проявлений неживой природы.
— Кстати, они появились и у вас, на Земле. Матушка-природа, очевидно, недовольна разрушительной деятельностью человека. Представляешь: у вас есть мыслящие (по-своему, конечно) огромное озеро, смерч, теплое течение, айсберг и даже вулкан. Его зовут Стромболи. Я его видела.
— Неплохая идея для фантастического романа, — улыбнулся Максим. — Надо будет при случае подарить отцу... Но если это эмбрион сознания, нечто совсем новое, то с кем или с чем оно спорит, с кем сражается? И при чем тут Дьявол и ваш Грядущий Бог? Ничего не понимаю! Впрочем, зачем нам все это?! Единственное, что я хотел выяснить: не мыслеголос ли отца ты слышишь по ночам?
— Исключено! — твердо сказала принцесса.
— Мысль нельзя экранировать, как-то изменить?
— Практически невозможно.
— А если воздействовать на мозг? Например, так, как поступил с тобой и Джи Мудлак?
— Видения, мыслеобразы изменятся, но голос останется прежним.
Максим сделал последнюю попытку:
— А как влияет на мыслесвязь расстояние?
— Никак. Корабль отца как-то провалился в черную дыру за миллионы световых лет от Норманы. Я услышала его мыслеголос так отчетливо, будто он находился в здании конгресса СНГ. Наш сеанс мыслесвязи помог, кстати, спасти их корабль.
— Все это значит.., — тихо начал Максим и умолк.
На глаза у Дульси навернулись слезы.
— Что Король либо мертв, — закончила она чужую фразу, — либо мозг его почему-то отключен, не функционирует.
Буквально на другой день замок закишел всевозможными магами, колдунами и волшебниками.
Первые дни Максим с удивлением, а иногда и с опаской присматривался к представителям негуманоидных цивилизаций. Магг, который теперь почти не отходил от хозяина, рассказывал ему, кто есть кто, чем прославился или в чем понимает толк.
— Вон та зеленая светящаяся медуза, над деревьями плавает, видишь?.. Был заурядным дипломатом, мелкой сошкой, на чем и свихнулся. Вообразил себя Чрезвычайным и Полномочным Послом, сам сочинил себе верительные грамоты и отправился на вашу Землю, с которой, как ты знаешь, СНГ официальных отношений не поддерживает.
— И чем это кончилось?
Магг хихикнул.
— Бедняга два года блуждал в каком-то небоскребе, пугая влюбленных и наркоманов. Потом наши его отловили, пробовали лечить. Толком не вылечили, но у этой медузы вдруг проявились необыкновенные аналитические способности, этакая взрывная парадоксальная логика...
Навстречу им из глубины сада важно шествовал двухголовый дракон — сам по себе небольшой, но с мощным чешуйчатым хвостом и непропорционально длинными шеями.
Максим даже остановился, разглядывая диковинное создание. Когда дракон подошел поближе, он заметили третью шею, но... без головы.
— Отрубили, — шепнул Магг, уступая дорогу монстру.
Крайняя змееподобная голова вдруг зашипела в сторону Максима, выдохнула полутораметровый язык пламени.
— Ну, ты, крокодил! — прикрикнул Максим, а рука непроизвольно легла на рукоять неразлучного «узи». — Засунь свою дурную башку в известное место. Не то и остальные отрублю!
Хулиганистая голова тотчас спряталась под хвост, а средняя грациозно согнула шею и на чистейшем русском произнесла:
— Извините моего недостойного брата, благородный рыцарь Ки-ихот. Я, Протрех Минус Один, приветствую Первого Претендента и желаю Вам и Ее Высочеству любви и процветания! Вы очень вовремя явились к нам, рыцарь.
Дракон, теперь как бы одноголовый, величаво удалился в сторону замка.
— Что это еще за чудо — Протрех Минус Один?
— Пророк трехголовый, — пояснил Магг. — Ну, а с минусом все ясно — отрубили. У них на планете порядки строгие, а головы спят по очереди. Чего там отсутствующая башка натворила, я не знаю, но по братцу можно догадаться. А вот средняя — один из величайших пророков нашего галактического союза.
— И всех их собрали ради Тофика? — изумился Максим.
— И ради него, конечно... Но главное все же — разобраться с Неизвестными Мирами.
Навстречу им показалась цепочка всадниц — принцесса Дульси возвращалась с традиционной утренней верховой прогулки.
Она скакала несколько впереди Подруг. Как обычно, на белом коне, в короткой тунике. Каждый раз, когда им случалось встречаться во время прогулок, она останавливала лошадь, спрыгивала на землю и с улыбкой целовала своего Первого Претендента.
На этот раз Дульси не то что не остановилась, но даже не взглянула в сторону Максима. Наоборот: свирепо взмахнула плетью, то ли просто в гневе, то ли намереваясь стегануть и коня, и, похоже, своего избранника.
Подруги принцессы в полную противоположность хозяйке при виде Максима буквально ошалели от радости. Замахали руками, стали посылать воздушные поцелуи. Джи, которая скакала последней, попробовала на ходу поцеловать его на самом деле, но промахнулась.
— Какой дракон ее сегодня укусил? — удивился Максим, глядя вслед принцессе.
— Обычная девичья блажь, — прокомментировал Магг. — Но если обмороки Ее Высочества длятся не меньше пятнадцати минут, капризы — до трех часов, то девичья блажь может затянуться и на сутки.
Настроение у Максима испортилось.
Он свистом подозвал верного Нанта, которого уже ни за что бы не променял даже на самого лучшего скакуна из конюшен Дульси, и они с Маггом полетели к югу от города.
Километрах в семидесяти по земным меркам им открылось плато, на которое, очевидно, мощный ледник натаскал когда-то кучи скал самой причудливой формы. Это и был полигон Тофика.
Джинн-недоучка и его наставники разбили в рощице возле ручья целый лагерь. По докладам Тофика, он уже освоил начала мысленной работы с материальными телами (в том числе левитацию и прицельную нуль-транспортировку), а теперь приступил к опытам по управлению грубой энергетикой; в данном случае рядом с лагерем магов левитировала скала размером с московскую девятиэтажку Максима, а Тофик в буквальном смысле этих слов метал в нее молнии. Удерживать плазму в пучке юному джинну пока никак не удавалось.
Максим вспомнил, как долго и бесполезно втолковывал он Тофику элементарные понятия о взрывах (это, мол, освобождение большого количества энергии в ограниченном объеме и за короткий промежуток времени), о видах энергии — химической, внутриядерной, электромагнитной, механической... Джинн-недоучка смотрел на него глазами собаки, которая все понимает, но не может сказать об этом, вздыхал и украдкой плакал. Потом как-то утром разбудил хозяина и радостно прошептал:
— Мой господин, я все понял! Это же так просто! Энергия — это большой джинн, который запечатан в маленьком сосуде. Я освобождаю его и...
В подтверждение тезиса Тофика, в спальне Максима с оглушительным треском взорвалась шаровая молния.
Теперь же юный джинн демонстрировал хозяину и направленные взрывы, и формирующую ударную волну, которая в одно мгновение сварганила целую крепость, и искровую обработку материала: одна из ближних скал вдруг окуталась густым кустарником разрядов, с нее посыпались сначала целые пласты камня, затем глыбы, все более мелкие камни, заклубилась пыль. Когда она рассеялась, взору Максима предстало колоссальное изваяние головы двойника вождя мирового марксизма. Глаза его были устремлены в небо, то ли выглядывая там светлое будущее, то ли ловя неведомый простым смертным кайф, каменная борода мощно вспаривала землю.
— Ну, ты даешь! — восхитился Максим. — До такого у нас даже китайцы не додумались.
Магг был явно польщен и с волнением теребил седые пряди своей бороды.
— Это еще не все, мой господин и повелитель! — торжественно заявил Тофик.
Пока они экспериментировали, вокруг них собралось несколько магов и волшебников в пышных, но безвкусных нарядах, приплыла и прилепилась к сиротливо левитирующей в небе скале медуза-аналитик, а в задних рядах наставников джинна-недоучки любопытствующей рогатиной закачались головы Протреха Минус Один.
— Сейчас я выпущу по-настоящему Большого Джинна. Он настолько большой и злой, что я поместил его вон за той горой. Смотри, благороднейший из благородных!
У Максима тревожно екнуло сердце, но было поздно.
Адская вспышка заставила всех зажмуриться и пасть на землю. Максим нутром почувствовал, как Большой Джинн приподнимает гору, чтобы в следующие секунды смести с лица планеты их всех, а заодно и столицу Норманы.
— Назад! Загони его назад! — истошно завопил он, прикрывая голову руками, как учили его в армии.
— Слушаю и повинуюсь, Хозяин, — покорно, но слегка обиженно ответил Тофик.
Максим и его товарищи стали подниматься с земли, протирать глаза (разумеется, те, у кого они были вообще).
Гора вернулась на свое прежнее место, правда, слегка перекособочилась влево, а за ней, уже усмиренный, лишенный своего адского содержания, вставал к небу до боли знакомый по учебникам и фильмам черный гриб из песка и пыли.
— Пора заканчивать твое образование, — облегченно вздохнул Максим. — И где же твой Большой Джинн? Во что ты загнал его обратно?
В воздухе прошелестело и к ногам порядком струхнувшего двойника вождя мирового марксизма упал серебристый шарик размером с маленькое яблоко.
— Высокие звезды! — воскликнул Магг. — Ты хоть понимаешь, что могло произойти?! Мои бедные дети, — ваш папочка в который раз уцелел только благодаря чуду!
— Не чуду, а его умению и мастерству, — возразил Максим, осторожно поднимая шарик.
Он оказался на удивление легким.
«Мог ли я подумать, что буду когда-нибудь носить в кармане атомную бомбу, — подумал Максим, пряча Большого Джинна в карман куртки. — Что же тогда у меня впереди, черт бы их всех побрал?!»
— Ты мне потом сообщишь заклинание, — почти ласково обратился он к перепуганному Тофику. — Но только, сам понимаешь, не вслух.
Взрывная волна слегка поправила композицию с головой двойника вождя мирового марксизма. Ее повернуло и выпрямило, и теперь пустые каменные глаза не витали в облаках, а смотрели прямо на людей и негуманоидов.
Магг о чем-то пошептался с Тофиком. Тот кивнул, соглашаясь.
— Хоть Ее Высочество и лишило меня права на свободное посещение королевских винных подвалов, — заявил он, — у меня после таких переживаний буквально останавливается сердце. Давайте, друзья, хотя бы изопьем водицы из ручья.
Они спустились к ручью.
Быстрая вода была чуть желтоватой, пенистой. Черпали кто чем мог — Максим набрал прямо в ладони. Отпил — и чуть не поперхнулся. В ручье играло... шампанское. Холодное, щекочущее нёбо пузырьками газа.
— Ты, небось, придумал, — засмеялся Максим, толкая двойника вождя мирового марксизма. — Но ты просчитался, Борода. У Тофика, если помнишь, магия в этом деле действует не более часа. Так что не успеет и в голове зашуметь.
— Я многому прилежно учился в последние дни, мой повелитель, — смиренно доложил джинн-недоучка.
— Он хочет сказать, что наставники, которые прибыли на Норману, легко трансформируют молекулы воды в стойкие молекулы этилового спирта. Остальное — дело техники. — Глаза Магга довольно заблестели. — Магистр Протрех Минус Один поделился своим несравненным мастерством с нашим общим учеником и, кстати, значительно пополнил мою коллекцию.
— Посмотрим, — заключил Максим. — Но где ваши кубки, господа? Я не лошадь, чтобы пить прямо из ручья.
Кубки нашлись...
Через несколько часов Первый Претендент с трудом сообразил, что к обеду он явно опаздывает, а поужинать можно и здесь .
«Посмотрим, — подумал он, — что быстрее проходит: магия Тофика или женская блажь».
После обильного обеда, который незаметно перешел в ужин прямо на берегу бесценного ручья, был один момент, когда Максиму показалось, что он бредит.
Усевшись на пологом бережку и крепко подперев себя хвостом, Протрех Минус Один опустил к ручью все три шеи.
— Постой, погоди, — Максим приобнял двойника вождя мирового марксизма. — Мне, наверное, мерещится... А как же Минус Один?
— Чтобы пить, головы не надо, — доверительно сообщил ему Магг. — Пока одна голова и шея напиваются до усмерти, третья приходит в транс, начинает медитировать, подниматься над бренным телом... Ты забыл, что он пророк?
Последнее, что запомнил Максим, была медуза-аналитик, которая почему-то плавала в ручье с шампанским, и горестный голос средней головы Протреха Минус Один:
— Пир во время чумы! Очнитесь, глупцы! Кругом враги, кругом измена. Кольцо сжимается... Мир рушится, господа и создания! Мир в огне... Налейте же мне хоть кто-нибудь, сволочи! Зачерпните в ведро... Я выплесну его в слепые глаза Князя Тьмы!.. Высокие звезды — о чем я?! У него нет и не может быть глаз... Но я все равно выплесну...