Вкниге даны обобщающие результаты экономико-социологического исследования коррупции и теневой экономике в современной России

Вид материалаДокументы

Содержание


Чиновник и бизнес. Практика лихоимства
Чиновник и рядовой гражданин: "проблема безбилетника" (рынок освобождений от воинской обязанности)
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13

Чиновник и бизнес. Практика лихоимства


До сих пор мы знакомились лишь с тем минимальным рыночным пространством, где происходят сделки, инициированные самими чиновниками: предприниматель здесь выступает в скромной роли покупателя товаров (прав) первой необходимости, без которых невозможно начать и вести бизнес. Вместе с тем наши собеседники неоднократно указывают на случаи, когда инициатива исходит от самих бизнесменов, предлагающих представителям власти взаимовыгодные сделки в обход закона. В подобных случаях, видимо, следует говорить уже не о мздоимстве, но о злонамеренном лихоимстве. Употребляя это слово, мы и будем иметь в виду такую форму коррупции государственных служащих, при которой они вступают в сговор с заведомыми нарушителями действующих юридических норм и помогают им совершить правонарушение или уйти от ответственности за уже совершенные деяния, получая при этом определенное вознаграждение.

На первый взгляд, действия чиновника, который соучаствует в преступлении или покрывает преступника, по своей экономико-правовой сути мало чем отличаются от практики "копеечной" торговли разрешениями и лицензиями - за пару автомобильных колес или за автомагнитолу. Действительно, в обоих случаях мы имеем дело с теневой "приватизацией" и последующей продажей прав, которые чиновнику не принадлежат. Однако есть и существенная разница. Если в первом случае речь идет просто о коррупции, то во втором - о коррупции, сочетающейся с теневым бизнесом, в котором коррупционер выступает партнером предпринимателя на правах владельца и инвестора административного капитала.

И все же мздоимство и лихоимство - не разнородные явления, но лишь разные сегменты одного теневого рынка, четкую границу между которыми провести чрезвычайно трудно. Их органическая близость и существенные различия хорошо проявляются в некоторых переходных, промежуточных вариантах, с которыми знакомят нас наши собеседники. Об одном из них повествует ростовчанин ссылка скрыта заместитель директора частного производственного предприятия.

"У нас установилось своеобразное "сотрудничество" со службой занятости, - начинает он свой обстоятельный рассказ. - Некоторые предприятия города и области участвуют ежегодно в тендере на трудоустройство новых работников на своем предприятии - по сути, речь о создании новых рабочих мест. Для этого нужно заручиться поддержкой высоких чинов городского или районного начальства. Этот конкурс - конкурс только на бумаге, а реальный конкурс заключается в том, кто из руководителей предприятий больше даст чиновнику, который распределяет эти средства. Чиновник пишет бумагу о том, что "мы (администрация) не против того, что данному предприятию будут перечислены средства на создание рабочих мест". Контроль в данном случае возлагается на органы милиции, которым нам также приходится кое-что "отстегивать", для того чтобы не приезжали с проверками, сколько реально у нас людей работает, и кто они. Мы им платим, например, стройматериалами.

Подобный тендер, - продолжает наш собеседник, - это льготный, очень льготный кредит, для того чтобы создать новые рабочие места. Он, как правило, дается на год, и наш руководитель должен отчитываться за использованные средства. Для нас этот кредит - от пятисот тысяч до миллиона рублей на год. Его дают по частям. Казалось бы, обернуть этот кредит в свою личную пользу сложно - отчетность серьезная. Поэтому мы, например, укрепляем "периметр" предприятия - или попросту забор, улучшаем подъездные пути... (респондент имеет в виду, что создается видимость работы, для чего избираются такие виды деятельности, результаты которых с трудом поддаются объективной оценке. - Авт.). Мы отчитываемся за средства, а потом нам могут передать деньги на увеличение мощностей, на средние и капитальные ремонты. Естественно, есть каналы для обналичивания денег в свой карман. Например, можно покупать официально новый двигатель, а можно отремонтировать старый, а разницу положить себе в карман. Можно покупать какие-то материалы, необходимые для обустройства завода (железо, шифер и пр.), а можно использовать те же материалы, которые мы получаем по бартеру за кирпич. Способов много".

На этом примере отчетливо видно, как элементарное, "простодушное" мздоимство бюрократии сочетается уже с теневыми манипуляциями значительными общественными ресурсами. На первый взгляд, предприниматель за взятку выкупает у представителей власти лишь свое законное право на кредит (как ранее, возможно, выкупил законное право на регистрацию фирмы). Но в рассматриваемой ситуации право это данному предприятию изначально не принадлежит - его надо выиграть в борьбе с конкурентами. И в результате сделки с чиновником предприниматель покупает уже не только и не столько законное право, но некую привилегию, возможность отстранить конкурентов, получить монополию на кредит. Чиновник же, решая, куда направить общественные ресурсы, руководствуется не интересами общества, но лишь собственной частной выгодой и принимает решение в пользу того, кто готов заплатить за него дороже и во всех отношениях является наиболее надежным партнером. Понятно, что при этом бизнес, который не вовлечен в операции на теневом рынке кредитов, оказывается в проигрыше.

На представленную нашим респондентом теневую практику интересно посмотреть и в ракурсе контрактного права. Несомненно, что акт получения взятки объединяет коррупционера и взяткодателя определенными взаимными обязательствами, которые далеко не исчерпываются в момент подписания документов о предоставлении кредита. Раз ступив за рамки закона, участники сделки уже не могут (да и не стремятся, наверное) быстро вернуться в границы правового поля. Замечание респондента о строгой отчетности явно противоречит им же предъявленным фактам вольного обращения с кредитными суммами. Между тем эти факты кажутся вполне закономерными при толерантном отношении контролирующих чиновников: по-видимому, взятка обязывает их быть терпимыми и по отношению к последующему разворовыванию кредита. Указание же на то, что в эту систему теневого контрактного права могут быть вовлечены и правоохранительные органы (что, как увидим в дальнейшем, подтверждается и другими многочисленными свидетельствами), лишь укрепляет нас в мнении о прочности и долговременности этого криминального союза.

Нетрудно понять, почему наши собеседники-предприниматели к фактам лихоимства относятся даже более благосклонно, чем к практике мздоимства: ведь они в данном случае выкупают не собственные законные права, которыми еще только предстоит выгодно воспользоваться, а право на теневую деятельность, выгода от которой очевидна и осязаема. Причем это терпимое отношение к лихоимству должностных лиц проявляется и тогда, когда последние навязывают свои услуги, понуждая предпринимателя проявлять активность в поиске нелегальных контактов с представителями государственных органов. "Чуть что, все ищут знакомых, - рассказывает о своем опыте москвичка ссылка скрыта ведущая розничную торговлю. - Если тебя взяли за жопу - ОБЭПi, налоговая, участковый, - надо искать какие-то подходы, иначе оберут, как липку. Если же насчет тебя уже есть договоренность, то ты пишешь объяснительную: чек не пробит, потому что кассовый аппарат был неисправен - не было электричества. Накладных не было, потому что они были у директора и т. п. И получается, что тебя просто можно поругать и предупредить, ну, для острастки оштрафовать (по документам - на две тысячи, а реально - на пять, но ты все равно рад, потому что иначе надо было бы заплатить десять). В общем, это соотношение соблюдается: через посредников платишь половину суммы. Везде люди работают, они предпочитают получить "на лапу", а не перечислять на какой-то расчетный счет".

Первое, что привлекает наше внимание в этом рассказе, - ситуативность теневых сделок, отсутствие устоявшихся институциональных рамок. Возможно, это связано с незначительностью масштабов бизнеса - речь идет об индивидуальном частном предприятии. Не исключено, однако, что в случаях лихоимства институционализация развита не столь широко, как при мздоимстве. Да, здесь мы тоже обнаруживаем знакомую фигуру посредника. Но в рассказе ссылка скрыта он выглядит не столько организатором порядка, сколько агентом безопасности, причем обоюдной - предприниматель в данном случае заинтересован в ней ничуть не меньше, чем чиновник. При столь очевидном двустороннем нарушении закона перевод функционально-безличных отношений в лично-доверительные особенно важен. Поэтому, может быть, и посредники, берущие на себя эту миссию, здесь не постоянные, а разовые.

Однако при всей ситуативности реакций и процедур в действиях персонажей просматривается вполне определенная системная логика: все игроки готовы придерживаться заранее известных им единых правил, и ход событий для каждого из них легко предсказуем. Хотя, на первый взгляд, непосредственным инициатором сделки здесь выступает наша собеседница, заметим все же, что за помощью она обратилась лишь после того, как была поймана на правонарушении, - именно этот момент и следует считать началом данной теневой операции. Зафиксировав нарушение закона, чиновники оставляют предпринимателю выбор: или официальные штрафные санкции, или неофициальный, теневой платеж. Причем очевидная готовность, с какой они (впрочем, действуя через посредника) вступают в сделку, дает некоторые основания полагать, что само их служебное рвение, приведшее к раскрытию правонарушения, как раз и было продиктовано надеждой, что "взятый за ж..." предприниматель не будет платить по официальным каналам, но придет к ним и расплатится наличными по теневым налоговым ставкам. Просто потому, что ему это выгоднее: по собственным подсчетам нашей собеседницы, ставка платежа снижается при этом вдвое. Таким образом, мы видим, как параллельно официальной налоговой системе возникает и действует система теневого фиска, одинаково выгодная как предпринимателю, так и конкретному представителю власти. И можем лучше понять, почему, по словам уже упоминавшегося в начале этой главы О.В., заинтересованный чиновник всегда знает состояние фирмы лучше любого аудитора.

Есть в рассказе ссылка скрыта и еще одна деталь, наталкивающая на размышления. Эта наша собеседница - едва ли ни единственная среди предпринимателей, которая вскользь проговорилась о неуплате налогов. И это понятно: бизнесмену признаваться в собственных финансовых правонарушениях - все равно, что чиновнику объявлять о том, что он берет взятки. Но если так, то тогда, быть может, слабая институционализация теневых сделок у нашей собеседницы определяется все же не особенностями лихоимства и сопутствующими ему рисками, а микроскопическим масштабом ее бизнеса, в котором штатного посредника и содержать накладно, да и делать ему особенно нечего? Быть может, и институционализация мздоимства, о которой так охотно и подробно рассказывали наши респонденты, - это одновременно и институционализация лихоимства, о чем они, не желая рисковать, почли за лучшее умолчать? Во всяком случае, у нас нет оснований для полной уверенности в том, что персональные посредники и посреднические фирмы не обслуживают одновременно и теневые операции самих бизнесменов, действующих в союзе с чиновником-лихоимцем.

Для этого нет оснований, потому что наряду с рассказом о "цивилизованных" и "законных" отношениях с теми же таможенниками у нас есть и свидетельства совсем иного рода. "Бумаги на ввоз товаров в Россию можно оформить и пошлины взимать по-разному, - рассказывает уже знакомый нам менеджер коммерческой фирмы ссылка скрыта - Дорогие грузы (лекарства, сигареты, компьютеры, видеотехника и пр.) оформляются под видом продуктов питания, какой-нибудь ваты или барахла. Таможенникам выплачиваются значительные суммы за то, что они не будут досматривать груз по всем правилам, а пропустят его по поддельным документам. Таким образом, пошлина с барахла в десять раз меньше, чем с партии лекарств. Так же дело обстоит и с автомобилями, которые перегоняются из-за рубежа. Существует гигантское количество "липовых" справок, по которым беспошлинно ввозятся дорогие иномарки... Таможенники закрывают глаза на "нарисованные" документы и за мзду пропускают машины и в дальнейшем пошлину с машин взимают копеечную".

Однако и эта картина, при всей ее выразительности, нисколько не расширила наши представления о степени и способах институционализации чиновничьего лихоимства. Мы видим, что не все на таможне обустроено так "цивилизованно", как нам рассказывали, но нам ведь и не говорили о ввозе в страну контрабандных товаров. Так что высказанное выше предположение о том, что практика лихоимства может обслуживаться теми же структурами, что и практика мздоимства, остается всего лишь предположением. Тут у нас по-прежнему больше вопросов, чем ответов. А вот что касается экономической природы описываемого явления, то полученные от респондентов свидетельства дают основания для вполне определенных выводов.

Принимая решение, противоречащее закону (например, решение пропустить за определенную плату контрабандный груз, выдать кредит или освободить правонарушителя от санкций), чиновник рассчитывает свою собственную выгоду и поступает рационально. Он принимает во внимание вероятную прибыль, которую получит потребитель его решения, и соответственно определяет свою долю. В том, что дело обстоит именно так, можно удостовериться, познакомившись с рассуждениями ссылка скрыта Он поведал нам об одной несостоявшейся сделке (надо полагать, именно потому и поведал, что она не состоялась). "Сегодня пришел ко мне человек, предложил 30 тысяч рублей за определенные услуги, - рассказывает ссылка скрыта - Я его отправил обратно, потому что то, о чем он просил, я сделать не могу, - это невозможно на сегодняшний день, никто этого не сделает. И деньги его, естественно, не взял. А если бы от меня что-то зависело, тут мог бы быть другой разговор. Это нормальная практика. Потому что, предлагая мне 30 тысяч, он сам при этом рассчитывает заработать 300 тысяч". Такой видится "нормальная практика" из кресла высокопоставленного должностного лица, и он не опасается сказать об этом совершенно незнакомому ему интервьюеру.

Размах теневых операций, на который указывают многие респонденты, свидетельствует о том, что во всех предъявленных случаях вероятность применения юридических санкций к участникам теневых сделок весьма невелика. И это является одной из важных причин того, что духом лихоимства оказывается проникнута вся повседневная практика субъектов хозяйственной деятельности в России. Причем возможности для коррупции открываются тем большие, чем теснее увязываются рыночные интересы чиновника и предпринимателя. Схемы подобных теневых сделок могут быть приняты самые разнообразные, но суть их всегда одна: чиновник, который по долгу службы распоряжается неким общественным благом - законом, государственными материальными ресурсами, кредитами, - по своему произволу наделяет этим благом частное лицо, извлекая при этом и собственную частную выгоду.

Смычка административного аппарата с бизнесом в деле нелегального распределения общественных ресурсов становится еще более тесной в тех случаях, когда чиновники сами выступают в качестве фактических (хотя формально, может быть, лишь косвенных) учредителей коммерческих предприятий. Анализируя теневую экономику деревни, мы уже сталкивались с фактом организации крупной агропромышленной фирмы "с подачи" и под патронажем районной администрации, работники которой, по мнению наших собеседников, имеют от ее деятельности свою частную выгоду. Такого рода предприятия возникают и в городах. "В Ростове в последнее время взялись за укладку плитки-брусчатки, - повествует многократно упоминавшийся нами менеджер ссылка скрыта - Дело хорошее, и теперь можно спокойно ходить по тротуарам. Но подряд в городе отхватила фирма "Тандем", которую никто из строителей и не знал раньше, потому что ее создали и сейчас контролируют городские чиновники. Эта фирма не только укладывает плитку, но и производит ее, причем производят ее в ростовских тюрьмах, естественно, нелегально. Чиновники имеют суперприбыль, потому что ни один налоговый инспектор не сунется с проверкой в эту фирму. Хотели некоторые строители ранее получить заказы на укладку такой плитки, но им сказали в районных администрациях о том, что вначале нужно поработать, как говорится, в аванс. Но люди-то знают, что поработав какое-то время бесплатно на администрацию, можно в итоге вообще денег не получить за такую работу. Просто чиновники "кинут" тебя вежливо, и попробуй потом в суде объясни свои права".

Это, конечно, взгляд не изнутри, а со стороны, и насколько он объективен и точен, мы судить не можем. Но мы вправе утверждать, что в представлениях некоторых наших респондентов, основанных на жизненных наблюдениях, рыночные интересы бюрократии смыкаются с интересами криминального бизнеса. Говоря иначе, практика лихоимства закономерно и неизбежно тяготеет к созданию криминальных корпораций, которые, опираясь на административную власть, осуществляют контроль над рынками, становятся, по сути дела, их монопольными распорядителями. Теоретически этот контроль административного аппарата над рыночными отношениями можно рассматривать как внешнюю, неэкономическую (политическую или юридическую) помеху нормальному функционированию экономики. Но рынок помех не терпит. Любые политические или юридические препятствия, мешающие рациональному экономическому поведению человека, рано или поздно коммерциализуются, становятся товаром и с наклеенным на них ценником вовлекаются в рыночный оборот. Именно этот процесс и интересовал нас в первую очередь при рассмотрении нынешних взаимоотношений бизнеса и чиновничества, и он же будет в центре нашего внимания в дальнейшем.

Чиновник и рядовой гражданин: "проблема безбилетника" (рынок освобождений от воинской обязанности)

Мы не располагаем достаточно обширным материалом, который позволил бы провести детальный анализ теневых взаимоотношений между чиновником и рядовым гражданином или, как иногда принято говорить, "физическим лицом". Наемные работники предприятий и фирм, служащие бюджетной сферы, пенсионеры, составляющие большинство наших респондентов, в своей повседневной жизни, судя по их интервью, редко сталкиваются с какой бы то ни было необходимостью обращаться к чиновнику. Социальная позиция этих граждан, как правило, прочно фиксирована, доля каждого из них при распределении прав и прочих общественных благ остается неизменной в долгосрочном периоде, что сводит взаимный интерес этих групп населения и чиновничества к минимуму. Понятно, что респонденты, относящиеся к данным социальным группам, весьма редко говорят о личном участии в коррупционных сделках с государственными служащими. Более того, некоторые наши собеседники упоминают о таких сделках как раз в связи с неучастием в них и, соответственно, в связи с упущенными возможностями, как это делает, например, жительница Уфы В.Д., работающая программистом. "Мы с мужем, честно говоря, люди непрактичные, - сетует она. - Нам иногда просто невдомек, что надо сделать подарок, сунуть что-то. И из-за того, что мы такие "несообразительные" в вопросе о подарках, мы стоим на очереди на квартиру уже много лет, все вокруг уже давно получили. А у меня муж такой, он, знаешь, не пробивной. Он просто этого не умеет. Мне потом сказали, что все что-то кому нужно давали. А мы - нет... И до сих пор живем в общежитии. То же с получением путевки в санаторий для ребенка: пока не заинтересуешь кого следует, ничего тебе не дадут".

Впрочем, и представители более активных социальных слоев (легальные или теневые предприниматели и др.) в личном плане - как "физические лица" - видимо, обращаются к чиновникам достаточно редко и лишь тогда, когда обстоятельства жизни требуют позаботиться об изменении доли общественных благ, которую человек имел прежде (например, бесплатно получить муниципальную квартиру или добиться каких-то иных льгот). Если такое перераспределение происходит вне закона (а именно это нас и интересует), то мы сталкиваемся с "проблемой безбилетника", к которой современная экономическая теория относит случаи, когда человек стремится незаконным путем увеличить свою долю потребления общественных благ или уменьшить свой вклад в их формирование.

В полученных нами материалах "проблема безбилетника" представлена, как уже отмечалось, незначительным количеством разрозненных упоминаний о сделках с чиновниками в различных сферах распределения общественных благ (квартиры, путевки, выдача заграничных паспортов и т. п.). Исключение составляет, быть может, и не слишком обширная, но все-таки дающая основание для некоторых умозаключений информация, относящаяся к распространенной практике уклонения от воинской обязанности. Ее мы и рассмотрим несколько подробнее - тем более, что проявляющаяся в ней схема теневых взаимоотношений позволяет составить определенное представление об общем характере нелегальных сделок между рядовым гражданином и чиновником.

На существование теневых способов уклонения от военной службы наши собеседники указывают неоднократно - даже и те, кто прямого касательства к воинскому призыву никогда не имел. "С военкоматами я напрямую не сталкивался, - сообщает ссылка скрыта, - но слышал о взятках в подобных учреждениях от друзей. Как мне говорили, основная проблема в том, чтобы найти подход к военкому через знакомых или как-то еще, чтобы он поверил, что ты не подставной, и взял у тебя деньги".

Однако при достаточно частом упоминании фактов коррупции в государственной системе призыва на воинскую службу технические детали операций на этом теневом рынке никем не раскрываются: респонденты указывают лишь, что все сделки тщательно законспирированы. Даже тот, кто дал взятку и готов в этом признаться, о подробностях все-таки предпочитает помалкивать. Это, видимо, связано с тем, что при огласке "потребителю" (взяткодателю) в данном случае грозит не меньшая, если не большая опасность, чем "продавцу" (взяточнику). И дело не только в возможных юридических санкциях. Если сделка расстроится, то молодой человек отправляется служить в армию, что, по общепринятому мнению, даже в мирное время представляет едва ли не большую угрозу его здоровью, а то и самой жизни, чем тюрьма. Вот почему наши собеседники, включая и тех, кто сам становился непосредственным участником подобных сделок, весьма скупо говорят об их деталях, а иногда и вообще не осведомлены о них. "Военный билет я покупал, потому что в вузе, где я учился, нет военной кафедры, - чистосердечно признается К.А., молодой работник частного торгового дома из Ростова-на-Дону. - После школы я учился в техникуме, когда его закончил, мне уже было 19 лет. А нужно было продержаться до поступления в институт. Лег в больницу, отлежался там; потом оформили за деньги отсрочку по медицинским показаниям. В военкомате непосредственно тоже пришлось платить, но подробности, как это все делалось, - не знаю, родители занимались этим".

И все-таки, познакомившись с некоторыми свидетельствами наших респондентов, мы можем получить хотя бы самое общее представление о характере операций на рынке освобождений от воинской обязанности. Прежде всего следует отметить, что на этом теневом рынке, видимо, в большей степени, чем на всех прочих, никакая сделка невозможна без услуг промежуточного теневого оператора, который знает, как, где и когда обеспечить связь между "потребителем" и "поставщиком" искомой услуги. Об этом, собственно, и говорит цитированный нами ссылка скрыта. Но если он знает о сделках с работниками военкоматов понаслышке, то ссылка скрыта имеет в данном отношении свой собственный опыт: "У нас, конечно, нет еще такого, чтобы я пришла в военкомат, а мне там говорят: "Или тысяча баксов - и твой сын служит в Сокольниках, - или Чечня", - рассказывает она. - Так не делается. Если ты готовишь ребенка в армию, ты уже заранее копишь деньги. Но мало накопить - нужно еще найти, кому их дать. Организуется все через посредника. Лучше всего с помощью тех родителей, кто уже прошел через это. Между взяткодателем и взяткополучателем обязательно должно быть промежуточное звено. Крупные чиновники сами не берут деньги, чтобы не подставляться. Берет мелкая сошка, и у него в кармане что-то оседает, небольшая сумма. Мне лично найти посредника помогла моя подруга, поэтому я не боялась, что меня кинут. Мы же с пеленок друг друга знаем. Мне это обошлось в тысячу долларов, когда доллар стоил шесть рублей. Мне было все равно, кому эти деньги заплатить: Ивану Ивановичу, Петру Петровичу или в кассу государства. Если бы была официальная такса, я бы с удовольствием эти же деньги отдала. Вы поймите - я же плачу за безопасность моего ребенка и за собственное спокойствие".

Из этого рассказа мы практически ничего не узнаем о том, как именно "производится" услуга освобождения от воинской повинности. Упоминание фигуры посредника лишь дает нам основание предположить, что для данного теневого рынка характерна некая внутрикорпоративная упорядоченность, при которой между чиновниками устанавливаются фиксированные ролевые зависимости. Упорядоченная система конспиративных отношений значительно снижает, наверное, потенциальные издержки, связанные с высокой степенью рисковости операций, хотя вряд ли снимает их вовсе. Но это, пожалуй, и все, что мы можем сказать о характере производства интересующей нас услуги. А вот информация о тарифах, действующих на данном теневом рынке, заслуживает более внимательного рассмотрения.

Сумма денег, уплаченная нашей собеседницей за "безопасность ребенка", видимо, и показывает примерный уровень цен - около тысячи долларов за услугу. Впрочем, как указывают другие респонденты, цены могут колебаться в зависимости от нескольких факторов, среди которых - реальное состояние здоровья призывника и наличие у него "капитала неформальных связей". "Я знаю, что за освобождение от армии нужно заплатить от 500 до 2000 долларов, - сообщает ссылка скрыта. - Конкретная сумма зависит от того, насколько легко человека "отмазать". Если есть какие-то зацепки - болезнь, скажем, пусть не такая, с которой освобождают, но хоть какая-то, - то это стоит дешевле, если все делается с нуля - то дороже. Кроме того, конечно, сумма зависит от связей. По знакомству могут дать скидки. Я знаю, что подкупают как членов медкомиссии, так и самих сотрудников военкомата".

Относительно невысокий уровень цен и обыденность операций (по крайней мере так они выглядят в рассказах респондентов) кажутся тем более странными, что, в отличие от других теневых рынков, ранее привлекавших наше внимание, здесь "поставщик" услуги, вынесенной для продажи, занимает довольно-таки пассивную позицию. Спрос формируется самопроизвольно, и операциональная инициатива целиком принадлежит "потребителю", который сам ищет выход на рынок и еще не знает, ждет ли его там военкоматовский чиновник со своим "товаром". Он заинтересован в успехе сделки в большей степени, чем поставщик услуги: речь, как мы помним, идет о здоровье и жизни ребенка. В этих условиях, казалось бы, какую цену ни запроси, родители уплатят любую, только бы выманить поставщика из его убежища и убедить его вступить в сделку.

Но нет, это первое впечатление не вполне верно. Потому что в данном случае (как, впрочем, и в других, связанных с чиновничьим лихоимством) мы имеем дело именно с рынком, где цены, по которым заключаются сделки, не назначаются произвольно поставщиком-чиновником. Тарифы здесь складываются в зависимости от ряда общеэкономических факторов, в том числе и от цен, существующих на других, конкурирующих рынках - например, на рынке нелегальных медицинских услуг, где можно купить фиктивный диагноз (и об этом уже упоминалось), или на том рынке, где приобретается возможность поступить в вуз и, соответственно, получить отсрочку или освобождение от службы в армии (более подробное знакомство с этим рынком нам еще предстоит). Но цены, по которым работники военкоматов продают свои услуги, сравнительно низки не только потому, что у военкоматов есть конкуренты, но и потому, что в конкуренции они проигрывают, ибо гарантировать надежность и качество услуг не в состоянии. "За деньги работники военкоматов могут "отмазать" от службы, - сообщает двадцадвухлетний ростовский студент А. - До кризиса можно было 1500 долларов дать военкоматовским работникам, чтобы выдали или военный билет, где бы значилось, что ты отслужил, либо "белый" билет. "Белый" билет лучше, потому что тебя на всю жизнь оставляли в покое. Но я слышал, были случаи, когда люди жаловались в органы на то, что здоровым парням выдавали такие документы, а потом была повторная медкомиссия и они все-таки "загремели" в армию".

Отсутствие гарантий и заставляет некоторых потенциальных потребителей данного рынка искать альтернативные способы получения искомой услуги. Интересен в этом смысле рассказ уже хорошо знакомого нам ссылка скрыта: "В военкомат пришел, сказал: "Сын перенес менингит". Справки у меня не было. Тетки потребовали историю болезни или справку, что сын состоит на учете. Тогда я пошел к военному коменданту и спросил: "Надо приносить справку?". Он сказал: "А зачем? Все равно возьмут. Это повлияет только на род войск, например, или место службы". Поэтому пришлось его просто увозить из страны". Мы не знаем, почему наш собеседник избрал именно такой вариант. Но важнее другое: на рынок, где продают услуги работники военкоматов, он не пошел, хотя при его доходах и связях выйти на этот рынок для него составило бы никакого труда. И если он этого не сделал, то, наверное, отнюдь не из-за моральной или правовой щепетильности, но только с целью избежать излишнего риска. Он выбрал менее рискованный путь, более надежное вложение своих денег.

Свидетельства ссылка скрыта и других респондентов дают нам некоторые косвенные основания для того, чтобы прочертить приблизительные социальные границы, за которыми, по-видимому, сделки по освобождению от воинской обязанности не проводятся. Очевидно, что на этот рынок не выходят люди, не располагающие доходом, который позволил бы им уплатить взятку в тысячу долларов и выше. С другой стороны, на него не выходят и потребители, которые способны уплатить более значительные суммы денег за более надежные способы, позволяющие им или их детям избежать военной службы (например, три-четыре тысячи долларов за поступление и, как мы еще увидим, весьма дорогостоящее обучение в течение пяти-шести лет в вузе). Таким образом, можно предположить, что наиболее вероятными потребителями рынка освобождений от воинской обязанности являются люди, принадлежащие к тому слою современного российского общества, который социологи обычно называют низшим средним классом (в отличие от высшего среднего). Видимо, уровень благосостояния этого слоя в конечном счете и определяет тарифы на теневые услуги военкоматовских чиновниковi.

Закачивая обзор тех немногих свидетельств об операциях на рынке освобождений от воинской обязанности, которые оказались в нашем распоряжении, мы не можем не процитировать еще одного нашего собеседника, который указывает на то, что нелегальные возможности освободиться от военной службы вовсе не исчерпываются теневыми взаимоотношениями с военкоматами или медицинскими комиссиями при них. Оказывается, что определенный сегмент этого рынка действует и непосредственно в армии. "Чтобы комиссоваться, человеку необходимо дать взятку в несколько сот долларов за нужный диагноз, - считает уже хорошо знакомый нам ссылка скрыта - Врачи делят между собой деньги, кто-то готовит нужные анализы, кто-то готовит медкомиссию и пр. Поэтому человек порой со 100% здоровьем может уволиться из армии по болезни. За деньги можно также и пристроиться при штабе или служить в гарнизоне хорошего города, а не на далекой "точке". И все это происходит в действующей армии. Один мой товарищ, который собирался в отпуск, не заплатил командиру за него и был по надуманной причине посажен на гауптвахту суток на двенадцать. Там у него забрали новую форму, обрядили в старую и немного искалечили. И все из-за того, что не дал денег. Раньше мой товарищ привозил взятки регулярно, а в последний раз не привез. Вот и получил".

Анализ коррупции в армии изначально не входил в наши задачи: полученный нами материал позволяет затронуть это явление лишь походя. Но важность его изучения очевидна, и, надеемся, оно найдет своих исследователей.



iНекоторое подтверждение нашим предположениям находим в интервью военного комиссара г. Москвы М. Сорокина, опубликованного под весьма содержательным заголовком "Служить пойдут больные, бедные и неграмотные". Среди прочего г. Сорокин замечает: "Сейчас даже в Москве призываем много полностью безграмотных ребят. В основном из неблагополучных семей, до 30% - сыновья матерей-одиночек". (Коммерсантъ. № 173. 2000. 16 сентября.) Очевидно, что речь идет о семьях, никак не способных купить своим детям освобождение от воинской обязанности на теневом рынке.