Ридер национальные интересы россии в мире о понятии национального интереса: теоретические и методологические аспекты
Вид материала | Закон |
СодержаниеЕгор Холмогоров Соблазн особого пути |
- С. Ю. Чапчиков, к ю. н. Структура современных национальных интересов россии, 197.72kb.
- Национальные интересы России и роль Урала как форпоста европейской цивилизации в Азии, 133.35kb.
- М. В. Ломоносова Абайдельдинов Е. М. Теоретические аспекты соотношения международного, 233.15kb.
- М. В. Ломоносова Абайдельдинов Е. М. Теоретические аспекты соотношения международного, 583.96kb.
- 1. Теоретические и методологические аспекты учета и аудита затрат на производство продукции, 1081.98kb.
- Государственное бюджетное учреждение культуры города Москвы, 660.86kb.
- Катастрофическое сознание в современном мире в конце ХХ века, 4844.9kb.
- Экономическая динамика текстильных предприятий: теоретические, методологические и прикладные, 732.35kb.
- Международная научная конференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Теоретические, 28.69kb.
- Конференция будет работать по следующим направлениям: актуальные проблемы современного, 33.23kb.
С.Кортунов. Грядет ли Пятая Империя? Безопасность Евразии, №4, 2006, октябрь-декабрь Весьма интересен был спор между «имперцами» и «русскими националистами», который разгорелся в 2006 году вокруг статьи П.Святенкова «Империя и ее имперцы» и откликах на нее, появившихся в АПН и других электронных СМИ. Статья Святенкова проникнута антиимперским пафосом с позиций русского национализма. При этом автор полагает, что СССР – это тоже империя. Он отмечает, что после краха Советского Союза возник целый класс людей, ориентированных на имперскую идентичность. Многочисленные имперские проекты, сначала продиктованные просто ностальгией по СССР и стремлением воссоздать его на новой идеологической основе, постепенно выродились в банальную русофобию. «За что бы не боролись имперцы, пишет Святенков, — за построение в России Европы, отличной от натуральной, могучей Евразийской империи в союзе с Китаем (либо без союза с Китаем, но в союзе с Ираном или Казахстаном — варианты многообразны), за «Третий Рим», нововизантийскую империю и завоевание Константинополя (и тут вариантов масса), они едины в одном. - Во взгляде на русский народ как на скот, который по неизвестной причине «обязан» построить им Третий Рим, Межгалактическую коммунистическую империю, Неоевропу, Светлое Царство коммунизма им. Льва Давыдовича Троцкого и тому подобные фантастические государственные образования. Обосновывается это по всякому — ссылками на православие, будто бы обязывающее русских костьми лечь во имя Третьего Рима, ссылками на «комплементарность» русских тюркам (вариант — китайцам), обязывающую их строить совместную с ними империю, ссылками на исторический европейский выбор русского народа, делающего для необходимым строить Европу, ссылками на всечеловечность русских, которых хлебом не корми, дай устроить судьбу всяких европейских голодранцев. Вариантов великое множество. Чтобы не говорили имперцы, смысл их идеологических построений всегда один — русский народ обязан совершить коллективное самоубийство во имя высокой миссии. Насчет того, для какой миссии нужен убой русских, меж имперцами идет продолжительная дискуссия». Этот тезис, полагает Святенков, — «русские должны сдохнуть, но построить нам нашу великую империю» — является единственным, объединяющим всю «имперскую» пропаганду, связывающим её риторику. «Будет справедливым отделить третьеримских мух от жирных русофобских котлет, и признать, что данный тезис составляет единственное содержание имперства. Имперцы грезят эмиграцией в фантастическую страну. Так маленький мальчик мечтает поступить в Хогвартс. Из России — в Третий Рим, из России — в Евразийскую империю, из России — в Европу. Эмиграция не обязательно носит географический характер, но везде речь идет о создании над Россией имперской надстройки, часто вынесенной за пределы нынешней территории страны, реализующей имперскую программу, противоречащую национальной. Русский народ в рамках имперской концепции мыслится транспортным средством: ослом или лошадью, призванным доставить имперца в вожделенную империю. А что ишак сдохнет по дороге — так то пустячки, дело житейское, такова его евразийская «православная» всечеловечная имперская судьбинушка». Святеков убежден, что «неверен сам имперский дискурс, требующий какого-то «вселенского проекта» и неисчислимых жертв во имя него. На самом деле проектом является государство. Государство — проект русского народа. Именно строительство государственности на данном этапе является объединяющим началом. В появлении нормального государства заинтересованы все, как русские, так и остальные народы России. Смею предположить, и сами имперцы». Политолог Борис Межуев в отклике «Антиимперская мобилизация — 2006» на статью Святенкова напоминает, что дискуссия об империях имеет и внешнеполитическое измерение. Американские неоконсерваторы, отмечает он, уже довольно давно заподозрили Путина в намерении сделать из России "новую империю". Бывший директор ЦРУ и один из руководителей неоконсервативного Комитета по настоящей опасности Джеймс Вулси даже дал нашей стране такое остроумное определение — "весьма неприятное государство, которое хочет снова стать империей" (ссылка скрыта). Любопытным образом, констатирует Межуев, у американских неоконов обнаружились единомышленники в совершенно неожиданном среде — в кругу радикальных русских националистов. Последние, особенно активные в виртуальном пространстве Живого Журнала, уже где-то с начала года обратили на себя внимание читающей публики своими острыми филиппиками по поводу "антирусской" сущности русской империи, требующей от русских людей многочисленных жертв во имя надуманных евразийских целей. Эта дискуссия нашла свое отражение в ведущих сетевых СМИ. Причем немногочисленным "имперцам", объединившимся в первую очередь вокруг сайта "ссылка скрыта", противостояла широкая коалиция национал-либералов, этнонационалистов и расистов, голоса которых с весны 2006 года стали звучать все увереннее и четче. Позиция национал-либералов в определенной степени получила свое выражение в статье Павла Святенкова, в которой он попытался объяснить неизменное присутствие "имперской темы" в политической публицистике особенностями формирования русской нации, которая на сегодняшний день оказывается не в состоянии полностью интегрировать в себя людей с расколотой этнонациональной идентичностью. Межуев обращает внимание на концептуальную близость национал-либерального дискурса с антиимперскими выступлениями радикальных демократов в 1990-е годы, также требовавших отказа от всяческих имперских "заморочек" во имя материального и духовного благосостояния бедствующего населения, не желающего играть роль пассивных винтиков в тоталитарной машине коммунизма. «Вообще говоря, - пишет Межуев, - сами эти идеологические качели — "от империи к нации" и обратно — выглядят довольно подозрительно. Что-то здесь явно не так. Прежде всего, откуда взялась сама эта альтернатива "нация" либо "империя", "национализм" либо "имперство"? Ведь, как известно из учебников истории, век политического национализма — XIX — был также веком строительства крупнейших колониальных империй — Британской, Французской, Бельгийской. Строительство наций шло рука об руку со строительством империй — параллелизм этих двух вроде бы противоположных по смыслу процессов указывает на ложность поставленной альтернативы... Откровенно говоря, мне кажется, что каких-то мирных и прекрасных, да к тому же еще и свободных, "наций" в понимании сторонников нашей разномастной антиимперской коалиции никогда и не существовало на свете. Точнее, то, что они интуитивно принимают за такого рода "нации", например, нынешние восточно-европейские республики, представляют собой не более, чем полусуверенные провинции одной империи. А, еще точнее, отдаленные периферии сразу нескольких империй. Свой частичный суверенитет эти нации приобрели за счет ограниченных возможностей каждого из конкурирующих центров силы. Так, восточно-европейские республики, вырвавшись из-под советской гегемонии, оказались на перекрестии двух других имперских проектов — американского (атлантистского) и европейского, причем эта ситуация своего рода кондоминиума позволяет некоторым из них, например, Польше, проводить почти что самостоятельную политику в том числе по отношению к своим восточным соседям… Маленькие и свободные, этнически однородные нации, на самом деле, были просто имперскими осколками, экономический потенциал которых явился как бы компенсацией за относительную военную слабость». И далее: «Если под "империей" понимать военно-силовую гегемонию одного общества над другими, то мир в целом никогда не переставал быть "имперским". От "империи", говоря серьезно, не то, что не должно, просто невозможно отказаться. Даже если мы скажем, что не хотим "империи", а хотим нормальной жизни, это не будет означать ничего другого, как включения на правах полусуверенного, если не прямо колониального образования в какую-то иную империю, которая с полным основанием в этом случае станет диктовать нам нормы поведения как внутри страны, так и за ее пределами». Павел Святенков пишет о "жертвах", которые требуют от русского народа "имперцы", видя в народе своего рода "мясо" для имперских пушек. В этом утверждении, отмечает Межуев, есть немалая доля истины. «Но давайте ответим себе честно, можно ли обойтись в истории без всяких жертв? Попытаться можно, но никто не гарантирует нам оптимального результата: отказавшись от жертв во имя своей империи, мы почти наверняка будем вынуждены горбатиться ради чужой. Лишенные "имперской крыши" русские почти наверняка окажутся "мясом для пушек" другой империи, на чужой войне, в составе очередной не ими созданной "антитеррористической коалиции", или же на какой-нибудь ударной "стройке империализма" в качестве полудармовой рабочей силы. Впрочем, вариантов постимперской судьбы для русских много, но среди этих вариантов нет такого, который сулил бы им спокойное, польско-швейцарское, существование. Задача националистов должна бы заключаться вовсе не в борьбе с собственной империей, точнее, с остатками собственного имперского могущества, а, скорее, в жестком ограничении имперских целей, в отделении "имперства" от "империализма"». Империя, настаивает Межуев, нужна русским исключительно для себя, а не для мира и континента, который в настоящий по крайней мере момент никакой потребности в нашем имперском существовании не испытывает. «Наши идеологические качели, все эти нервические прыжки "от империи к нации", от эсхатологии и теологии к антропологии и биологии, от "великой миссии Третьего Рима" к "материальному благополучию белой расы" выдают главную проблему исторического бытия России. Россия не может ощутить себя тем, чем она призвана быть как своим географическим положением, так и религиозной традицией — самодостаточным миром, уникальной цивилизацией, культурно открытой всем другим цивилизационным мирам и миру в целом, но политически сосредоточенной на самой себе. Сохраняющей геополитически изолированное положение на континенте, но проводящее в то же самое время геокультурную экспансию, организованную трансляцию своих моделей трансформации, преобразования мира. Ориентированную на все нонконформистские группы на планете, недовольные существующим миропорядком». Антиимперская мобилизация, заключает Б.Межуев, если ее вновь с увлечением подхватит широкое общественное мнение, серьезно угрожает основам государственного бытия России, самому историческому существованию нашей цивилизации. Ибо само это существование, а тем более развитие, укрепление, и в самом деле потребует от нас определенных, хотя, надеюсь отнюдь не колоссальных, жертв. Весьма интересно откликнулся на статью Святенкова и Дмитрий Володихин в своей заметке «Почвенная империя». Он полагает, подход Святенкова «системной ошибкой», поскольку «санкции истерической жертвенности для русских имперство не содержит…В российском политическом консерватизме сегодня речь идет не об Империи вообще, а об адекватной форме Империи, притом адекватной не для кого-то, а для русских – основной части населения России, основного налогоплательщика и работника». Россия-Империя, в сущности, имеет смысл только как государство, собравшее под своей крышей множество народов, но в принятии всех стратегических решений руководствующееся интересами православия и русской нации. Иными словами, подчеркивает Володихин, «нужна почвенная империя, как бы странно это ни звучало. Не только «силами русских» строится Империя, но и ради русских. Так зачем же гробить самих себя?» Володихин обращает внимание на «полиэтничность» России, в которой 20% населения составляет нерусские, а это - десятки миллионов людей, и в случае крупного национального конфликта это даст колоссальную пищу для военных действий. И если поставить себе задачу реализовать проект сугубо националистический, то придется заранее планировать, какие силы и средства уйдут на подавление очагов иноэтничного сопротивления, сколько тех же русских падет в межнациональной войне, покуда искомый результат не будет достигнут. Достойный выход из создавшейся ситуации, полагает Володихин, – постепенное выравнивание прав, льгот, обязанностей и бюджетного финансирования всех народов России, возвращение медийной политики государства по нацпроблемам к позициям абсолютного равенства. А подобного рода паритет, положенный в основу государственной правовой традиции, ведь и есть имперский принцип... Таким образом, лозунг Империи, заключает Володихин, и сейчас еще не исчерпал ресурс полностью и может отлично поработать. Неожиданно порадовал своей статьей по рассматриваемой теме Г.Павловский. Полемизируя со Святенковым, он прежде всего утверждает, что «Советский Союз — не империя, себя таковой отнюдь не считал, а все империи, говоря грубо, видал на х**. Одной из опор советского триумфаторства было — мы круче всяких ваших империй! То было осознанное превосходство. Победами советских над имперскими мы все гордились. Кто не знал, что свободой Союз обязан двумя победами над двумя империями — над Российской в 17–20, и над Рейхом в 41–45. Их ничуть не уравнивали, но побед было две, 7 ноября в значении дня Победы было равноценно 9-му мая. Гордились, кстати, и «решающей» ролью Антиимпериалистического Союза в распаде колониальных империй, прежде всего Британской —либеральной!: ура, раздавили гадину, инди-руси бхай, бхай! Их нет — а мы стоим.. И наконец теперь вот противостоим последней империи — Pax Americana… Никакого обаяния в слове «советская империя» не чуяли — то был либо полемизм, либо вражий контрпроп — антисоветская бирка-перевертыш советского «антиимпериализма». За «империю СССР» легко было и в морду схватить, а до 1985 — изволь в КГБ объясняться: клевета на советский общественный и государственный строй». Самообвинение «мы, Союз = империя», полагает Павловский, пришло в перестройку не академической переоценкой понятия, «а горделивым присвоением поносно-помоечного клейма: да, да, мы советские — плохиши, мы — империя зла! «Империя — это нечто большое и тоталитарное». То есть, похулка бранью, а не интеллектуальный реванш идеи. Содержательной разработки понятия с тех пор у наших имперцев не было. Клеймо агитпропа, отскребя от пропговна, лепили на патриотичный лоб, так и ходят годами: я Плохиш! я вражья сила истории! Имперец я, о ужас, летящий на крыльях ночи, плывущий в кислоте со связанными руками — разбежись, задавлю! И смешно, и подванивает». Империя из СССР после впрямь вышла — по ходу дела, отмечает Павловский. «Но странная империя — антиимпериалистическая, исправительно-демонстрационная. Взявшаяся на своей территории строить из подимперских племен нации. Антиимпериалистический травмопункт для массы «больных» народов, иные из которых бешено сопротивлялись русским красным Айболитам. И вовне себя Союз-империя поддерживал, между прочим, антиимперские националистические движения и проекты. А заодно — всегда и повсюду! — демонстрировал свои успехи. Чем дальше — тем чаще мнимые, так что к 1985 мнимым стали считать всё». Аргументация в пользу принятия идеи «государства Российского» за базовую демократами мне, пишет Павловский, и другим еще памятна. «Ее трактовка звучала примерно так: довольно! Хватит кормить народы и исправлять нравы — к черту всех! Хватит бороться против всех империй на свете — это нам не по средствам! Хватит звать Русь к топору, а русских к революциям! Хватит утопий, хватит проектов — давайте поселимся на своей земле и заживем, как все. Нормально! Нормальная жизнь в нормальной стране». Однако именно эта концепция и оказалась в России утопией, считает Павловский. «Утопия — «нормальная жизнь нормальным государством на своей земле» — и была позитив, подкладка, подоплека реформизма последних 20 лет, как либерального, так затем и кремлевского. Во имя ее интриговали, ее именем воровали, выбирали «наименьшее зло». Но хитрость мирового духа в том и состояла, что паролем «нормальности» и альтернативой всем якобы «нам навязанным» — утопиям, революциям и мировым притязаниям прошлого избрали сверхутопию! — новое Государство Российское. Которое, взявшись невесть откуда, самозарождением от сырости и грязи, должно было расселиться на всей территории РСФСР. Да так, чтобы еще и Украину, зарубежсобственность и «советское правопреемство» не потерять…» Русский проект, полагает Павловский, его максимальная, предельная амбиция — стать и остаться Россией. Как у Евросоюза — стать и остаться Европой. «Утопия дорогущая, о да. И опасная. Ввязались в нее с кондачка, ничуть не обдумав. Но решить отказаться быть Россией, став вместо этого небывалой Нормальной Страной, — проект еще более рискованный и невнятный, практически непосильный для русских». Егор Холмогоров Выбор Империи Игра "на интерес". Несколько лет назад президент Ельцин потребовал от своего окружения создать новую национальную идею России. Идею не создали, зато создали рабочую группу по ее созданию… Последствий деятельности этой группы и по сей день не обнаружено. Разговоры о национальной идее то затухают, то вспыхивают до сих пор. Наши политики, словно заклинание повторяют: «России нужна какая-то национальная идея», расписываясь в том, что у них нет даже смутного представления о том, какой эта идея могла бы быть, важно галочку проставить… Впрочем, в последнее время эфемерную «национальную идею» стали заменять ссылкой на прозаические «национальные интересы». И власть, и всех оттенков оппозиция стали эти интересы формулировать и отстаивать, писать книги и обсуждать в телепередачах. Радетели «национальных интересов», в своем желании и выказать себя людьми государственными и не связать себя, в то же время, никакими принципами и моральными обязательствами, попадают в нехитрую смысловую ловушку — концепция «национальных интересов» это тоже идеология, тоже принцип. Говорить с самими собой и со всем миром на этом языке означает принять целое мировоззрение. Что это за мировоззрение? Знакомиться с ним удобнее всего по стратегическим компьютерным играм, в которых мир разделен на известное число политико-культурно-биологических организмов — «наций», каждая из которых заботится о своем выживании любой ценой, прежде всего — за счет соседей. Между государствами-нациями идет отчаянная борьба за ресурсы, приобретающая все более и более изощренные формы. У этого мира нет и не может быть общих, объединяющих всех принципов, общих идеалов, а потому договариваются в этой войне всех против всех только тогда, когда это соответствует тем самым «национальным интересам» — например, чтобы впятером свалить одного. Для сложной и запутанной современной системы международных отношений, нормой является анархия, умеряемая страхом за собственную шкуру, а потому сама эта система — это прежде всего механизм согласования "интересов", способ сделать так, чтобы все были чуточку менее недовольны. Единственным Порядком, который она в силах предложить является пресловутый Новый Мировой Порядок — в котором система согласований доведена да совершенства и поставлена на службу тому, у кого крепче кулаки. Этот "порядок" должен как-то примирить остальных с господством сильнейшего, — не более того… Каждый раз произнося: «национальные интересы России требуют…» мы должны понимать, что соглашаемся играть в игру, в которой все участники руководствуются правилом «если нет Бога, то позволено все», все, что сойдет с рук безнаказанно… Тем самым мы признаем, что нет никакой Истины, которая стояла бы выше «государственных интересов» полутора сотен государств, что нет никакого Порядка, который мог бы проистекать из этой Истины, что цель у жизни одна — выживание… Спору нет, когда российская государственность находится в глубоком нокдауне, нет ничего более соблазнительного, чем принять установку: «выжить любой ценой»… Одно плохо — начав «выживать» уже не остановишься и будешь играть в эту игру, пока тебя не добьют те, кто освоился с правилами игры лучше и набрал побольше опыта. Игра в «интересы» — это отречение от Бога в политике. Вещь в общем привычная — не отрекшихся сейчас на пальцах сосчитать можно, отрекшихся и повторяющих свое отречение: «Не знаю Тебя», по сто раз на дню, — тысячи и тысячи. Однако отрекшись от Бога во имя своих человеческих «интересов» трудно остаться хотя бы человеком, трудно не превратиться в швыряемое волнами и обдуваемое всеми ветрами бревно… Смысл большинства геополитических доктрин, на основании которых авгуры от политологии вычисляют "национальные интересы" той или иной державы, обычно сводится к тому, что народы и государства это игрушки в столкновении стихий: моря и суши, гор и ветров, тепла и холода. Когда-то давным-давно олимпийские боги, если верить сказителям мифов, перессорившись на пиру устроили себе цирковое представление — осаду Трои, воспетую Гомером. Трусы и герои, красавицы и мудрецы гибли в этом жестоком развлечении демонов, но даже в нем, наверное, было больше человеческой теплоты и смысла, чем в «геополитических факторах», толкающих сотни тысяч человеческих существ уничтожать друг друга, культуру, да и саму природу в бессмысленной бойне, в которой, по большому счету, от них ничего уже и не зависит. Пространство, не спрашиваясь людей, властно созидает и разрушает империи, выбрасывает из сердцевины континентов орды кровожадных завоевателей, вершит судьбы людские никого не спрашиваясь и не особо задумываясь, давая в качестве слабого утешения людям уверенность в том, что это они поступают согласно своим «интересам». И что с того, что, как нас уверяют, законы геополитики «требуют» «величия России» и создания «евразийской империи», если завтра они потребуют ее крушения? Стоило ли князю Владимиру брать Корсунь, киевлянам погружаться в Днепр и Почайну, а Добрыне крестить «огнем и мечом» новгородцев, чтобы через тысячелетие мы нашли себе новых идолов, много лютее и безмолвней прежни? Держава или Империя? Что такое Империя у нас понимают слабо. Империей кажется всякое большое государство с мощной армией. Однако такое государство — не Империя, это держава. Державы — важнейшая составная часть системы непрестанно дерущихся между собой «наций-государств», сильнейшие из них, эдакий клуб "воров в законе". Держав много — Империя одна, даже если самозванцы присваивают себе ее имя. Державы действуют по «праву сильного», Империя — потому что она Права, потому, что верит в Истину высшую человеков, стоящую за ее действиями. Державы стремятся создать управляемую анархию, Империя — порядок и прочный мир. Условие могущества держав — угнетение слабого, условие величия Империи — победа над злом. Статус державы захватывают силой, звание Империи получают по наследству. Державы существуют до тех пор, пока их не сокрушает сильнейший, Империя, согласно христианскому учению, до тех пор, пока не придет уже время Христу в последней битве сокрушить антихриста. Эти два представления о миропорядке не могут ужиться рядом, одно практически невозможно совместить с другим. Очень многие, говоря об имперском возрождении России, имеют ввиду собственно возвращение России «великодержавного» статуса, права играть в «высшей лиге» в игры по разделу мира на сферы влияния. Однако исторический путь России — это путь Империи и путь к Империи. Вынужденная, волей обстоятельств, оставаясь Империей играть роль "державы" Россия всегда ощущала неестественность этой роли, то порываясь выйти на простор подлинно имперской идеалистической политики, то пугливо возвращаясь назад к "кабинетной дипломатии". Последний акт истории императорской России - участие в Первой Мировой Войне был пиком этой двойственности — с одной стороны Россия-Империя защищала справедливость в мировых делах, защищала единоверную сестру по "византийскому содружеству" Сербию, с другой — участвовала в одной из враждующих коалиций, которые друг друга стоили. В итоге "союзники" Российской Империи сделали все от них зависевшее, чтобы к моменту раздела добычи Империя рухнула, оставив на своих просторах хаос. Сегодня России предстоит выбор. Выбор принципов и целей, — стремимся ли мы «жить как все», или же жить по Правде. Стремимся ли мы поспеть к очередному разделу мирового пирога в качестве одной из великих держав, и занять, если пустят, свое место в пресловутом «золотом миллиарде», ненавидимом всеми, кому не повезло, или же взвалим на себя трудное и хлопотное дело Имперского Возрождения, отнюдь не обреченное на успех, но дающее чувство исполненного Долга. И если наш выбор будет выбором Империи, то нам придется, с первой и до последней буквы заучивать азбуку имперских принципов. Что такое Империя. Древние римляне впервые сформулировали и для себя, и для своих преемников принципы Империи. Далось это нелегко — «Сенат и Народ Римский» довольно долго не могли решить, что же делать со свалившейся на их Город ответственностью за большую часть тогдашнего цивилизованного мира. Можно было последовать примеру военных держав прошлого: насладиться грабежом, упиться властью и вином и погибнуть вскоре под копытами коней очередного завоевателя, но слишком многие чувствовали, что Рим рожден для чего-то большего, нежели скоротечная слава падучей звезды. А потому Римскую республику сотрясали гражданские войны и смуты до тех самых пор, пока Октавиан Август не выковал из нее Империю, заложив основы имперской политики на будущее. Римляне не стремились сделать другие народы во всем похожими на себя, не претендовали на всезнание и всеумение, они стремились к одному — осуществлять правильную власть, — власть, основанную на справедливости, подкрепленной силой оружия. У всех, кто носит имя человека есть врожденное чувство справедливости, однако осуществить ее в общественной жизни мешает зло, зло и в самих людях, и в отношениях между ними, и в духовной жизни. Римляне хорошо понимали это, а потому, не строили утопий и не пытались создать идеальное общество без злодеяний и греха, они стремились к такому общественному устройству, в котором зло было бы наказано, а добродетель была бы защищена и поощрялась. Когда Глеб Жеглов говаривал: "Вор должен сидеть в тюрьме" — он выражал суть дела, как она представлялась римлянам. Задачей власти для римлян было нравственное различение доброго от дурного, защита первого и наказание второго. Именно эти качества, а не блеск императорских дворцов и не пышность царской порфиры привлекли к римской власти сердца ее подданных. Именно поэтому апостол Павел, не раз и не два с сознанием достоинства подчеркивавший: «Я — римский гражданин» дал в своем Послании к Римлянам чеканную формулу правильной и справедливой, римской власти: «Начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое» (Рим. 13, 2-5). На римском престоле философов могли сменять убийцы, аскетов — развратники, гениев — моральные и умственные уроды, но на сам принцип римской власти не решались посягнуть даже и преступнейшие из императоров, а те, кто пытался — лишались венца вместе с головой, поскольку власти не только лично аморальной, но и возводящей аморальность в принцип подчиняться никто не обязан и просто не имеет права. Другим важным принципом Римской Империи был мир через цивилизацию. Завоеванные народы довольно скоро получали римское гражданство, сопряженное с немалыми привилегиями. Они могли сохранить и свой язык, и свою культуру, и религию, но обязаны были принять фундаментальные принципы Цивилизации, того, что отличает человека от варвара: человек и народ должны жить за счет труда, а не разбоя. Варвар, отнимающий силой или шантажом произведенное теми, кто умнее, трудолюбивей и организованней, варвар, привыкший разрушать, а не созидать — недостоин жизни. Рим поставил себе некогда смелую задачу — установить мир во всей вселенной, выкорчевать варварство повсеместно, довольно долго и героически справлялся с этим, а пав завещал это дело сперва Византии, а затем России. Россия императорская успешно исполнила свою задачу, водворила цивилизацию в тех местах, откуда некогда вырывались одно за другим языки варварского пламени. Современные борцы за «общечеловеческие ценности» делают все, для того чтобы предать забвению действительно общечеловеческие принципы Римской Империи — это их стараниями варварство затопило Косово и Чечню, где некогда силами римско-русской власти оно было выкорчевано полностью. Россия и по сей день исполняет свой долг, имея против себя практически весь, переставший уже именовать себя «цивилизованным» мир. И продолжаться это сражение будет не год и не десятилетие. Византия придала прагматичным имперским принципам римлян высокий полет религиозной идеи — в борьбе с варварством Христианская Церковь открыла не только моральную, но и духовную сторону. Империя для Церкви — это, по словам апостола Павла, «удерживающий» — тот, кто сдерживает радикальное зло, не дает ему залить своим зловонием весь мир, превратить мир в Содом, достойный только огня с небес и превращения в серное озеро. Пока есть Удерживающий, то, что зло подлежит наказанию, а добродетель — похвале будет восприниматься как аксиома. Если удерживающего не будет, тогда, согласно пророчествам, люди предпочтут чудовищную власть антихриста хаосу и анархии. Пока есть Империя мир может дышать хоть чуть-чуть свободней и в политике, и в простой человеческой жизни, пока есть Империя, человек может жить по своей вере и по Божиим заповедям — не убивать, не красть, и даже смирять гнев обидчика кротостью. Когда Империи нет, то выбор для человека зачастую один — грех или смерть. Империя отныне существовала не только и не столько для себя, сколько для Бога, в осуществление на земле Его Правды. Моральная справедливость Римской стадии жизни Империи преобразилась в Вечную Истину византийцев. Как для Церкви не было иного Бога кроме Христа, так и для христиан на всей земле не было иной власти, кроме власти Империи. Империя отныне была единственным законным миропорядком, единственным вполне правильным, не только терпимым, но и богоугодным политическим устройством во вселенной. Одной рукой сдерживая варваров, другой Византия смягчала их сердца христианской проповедью. Устраняя хаос международных отношений византийцы ставили на его место сотрудничество под единым началом Империи, и в следовании единым принципам, единой Истине. Именно Византийское Содружество, введшее в свою орбиту болгар и сербов, армян и грузин, греков и русских, несмотря на внутренние трудности и распри стало примером гармоничного сосуществования народов, объединенных единой идеей. Имперскую Власть — Власть Истины, Власть Порядка, Власть Справедливости, Власть Цивилизации, во всей полноте унаследовала и Россия. «Под сенью дружеских штыков…». Давно пора уже отказаться от этноцентричного взгляда на историю и смело начинать наши учебники истории не от славянских древностей и, тем паче, не от полумифического призвания варягов, а «от основания Рима», знаменуя тем самым верность подлинным истокам русской государственности. Россия получила имперское наследство законно и по праву. Знаменательно, что русские книжники назвали Москву Третьим Римом, а не Россию — «Третьей Империей», Империя — одна, у нее только сменилась столица и сменился народ, возложивший на себя основную тяжесть имперской организации. Русские достойно преумножили имперское наследие — раскинули власть Царя на бескрайние просторы Азии и дальше, в Америку, опровергнув мифы о положенных «геополитическими факторами» «естественных границах»… Благодаря русским миссионерам в Церковь пришло столько языческих народов, что казалось вот-вот сбудется предсказание, что кончина мира наступит тогда, когда Евангелие будет проповедано всем народам. В отношения с принятыми под имперский скипетр народами Россия внесла ту задушевную теплоту, которой так не хватало римлянам и византийцам, русских не только уважали и боялись, но и любили, преданно и беззаветно. Российская Империя не только «наказывала злых», но и «поощряла добрых» и переход под русское покровительство стал началом духовного и культурного расцвета для многих народов. Этот Имперский русский путь нельзя назвать «особым», его уникальность состоит не в том, что он один отличен от десятков других столь же уникальных, а в том, что он — правильный путь. Неправда, когда говорят, что Россия — между Востоком и Западом, — это Восток и Запад — уклонение от имперского пути России. Шествие Империи на Восток оборвалось в начале ХХ века на полшаге, из-за первых сотрясений русской Катастрофы — бунта 1905 года. Отречение Запада от Империи было уклонением, попыткой либо создать свою собственную, самозванную империю, как то хотел Карл Великий, либо вовсе без нее обойтись, заменив ее не менее самозванческой властью папы римского, и закончилось это уклонение скатыванием Запада назад к язычеству. Нельзя сказать, что Россия — это Евразия. Евразия может быть в России, как может быть в ней и Европа, и Китай, и Австралия и Аргентина — любая часть мира, которая примет не власть русского оружия, но власть Имперской Идеи, власть Истины, осуществленной в политической жизни. Нельзя сказать, что Россия — «континентальная держава», — на море и на суше, везде где живут и могут жить люди есть место для тех принципов и идеалов, которые несет Россия как Империя. Поэтому поставив перед собой задачи Имперского Возрождения, Россия не может и не имеет права ставить себе ограничительных «красных флажков». Ограничителем может служить только наша сила и наша способность привлечь народы к духовной красоте и величию Имперского идеала. Главное не унывать при неудачах и не забывать Имперских принципов, не подменять их мелким «державным» хищничеством и не следовать мнимой геополитической «логике пространства». Власть над пространством. Кстати о пространстве и имперской геополитике — ее главный принцип, выстраивание идеальных линий геополитического действия, не привязанность к чисто географическим факторам. Вопреки всему, не пространство подминает под себя человека, а человек приспосабливает пространство к себе, делает его для себя психологически комфортным и идейно приемлемым. Серьезная геополитика и является исследованием закономерностей преобразования народами и государствами пространства. В геополитическом определении Империя — это государство, считающее себя способным преобразовать весь мир в соответствии со своими идеалами и принципами. Существует два рычага подобного преобразования. Во-первых, — народная колонизация, заселение территории народом — носителем имперского принципа, имперской идеи. Для нас такая форма знакома и хорошо известна, — именно так римляне первоначально создавали города — очаги цивилизации на вновь завоеванных территориях, именно так русские покоряли Сибирь, Среднюю Азию и Северный Кавказ… Однако демографические ресурсы имперского народа не беспредельны, ему важно не затеряться и не раствориться в других, разрушив тем самым становой хребет Империи. Те территории, на которых не осуществляется непосредственный имперский контроль, становятся зоной геополитического проекта, то есть такого воздействия на жизнь народов и государств, на геополитическую обстановку в том или ином регионе, которое будет в наибольшей степени соответствовать Имперской идее. В XIX веке Россия предпринимала громадные усилия по постепенному восстановлению погребенных под турецком игом территорий Византии, шаг за шагом, медленно, неуклонно, преодолевая ожесточенное сопротивление западных держав Россия восстанавливала структуру былого Византийского содружества: Очевидны были действия России на Балканах, в зоне Черноморских Проливов, в Армении, но идеальный вектор геополитического действия простирался намного дальше — в Палестину, стремительно становившуюся зоной не только русских паломничеств, но даже и заселения русскими, в далекую Эфиопию, также некогда, до отпадения в монофизитство, тесно связанную с Византией единством Веры… Этот русский «проект» не мог не столкнуться с «проектом» немецким, шедшим перпендикулярно — по линии средневековых крестовых походов, от Берлина, через Константинополь до Багдада и Палестины, по которой с хозяйским видом пытался разъезжать на белом коне кайзер Вильгельм. И Российская Империя, преемница Рима и Византии, и Германская Империя, преемница узурпаторских империй Карла Великого, Оттонов и Гогенштауфенов, действовали каждая в соответствии со своими идеальными принципами и не могли рано или поздно, не столкнуться в роковом столкновении, из которого, увы, победителем вышел «третий радующийся». Соперничество различных геополитических проектов на том не закончилось и продолжается до сиих пор и именно они, преодолевая географический детерминизм, становятся основной формой геополитического действия на пороге ХХI века. Осуществляя свои геополитические проекты на пространствах весьма далеких от нашей государственной территории Россия сможет поддерживать имперский порядок и там, где, казалось бы, все «геополитические факторы» предписывают хозяйничать западным «морским державам». Россия не должна позволять осуществления у своих границ чужих проектов, связанных, прежде всего, с возрождением подавленных Империей ранее очагов варварства. Не языческая покорность пространству, а власть над ним, власть идеи, вдохновленной вечной Истиной, лежащей в основе Имперского Порядка, должны стать основой геополитики возрожденной России.
|