Литературно-художественное произведение. Привал в лесу. Глава Дом, милый дом
Вид материала | Документы |
СодержаниеГлава 6. Утро Туманное. |
- Видеофильмов, 1101.8kb.
- И. Х. Аюпова Начальник управления планирования и финансирования, 1360.8kb.
- Положение об открытом конкурсе «Звёзды ВнеЗемелья» на лучшее художественное литературное, 128.46kb.
- Жилой дом ул. Рыбинская, 44 (Жилой дом «Солнечный»), 67.5kb.
- Дом Культуры «Первомайское», 25.27kb.
- Рисование» Дом культуры «Жостовский» руководитель Елена Валентиновна Гаврилова, 50.42kb.
- Суркова «Человек-волк», 265.3kb.
- Урока тема Кол, 202.74kb.
- Сценарий для постановки русской народной сказки в домашнем кукольном театре, 58.07kb.
- Е. А. Тема дома в поэме Твардовского «Дом у дороги» иромане Ф. Абрамова «Дом»//Лит, 182.85kb.
Выдвинулись! Вышли в 8 утра. Шли тихим ходом, в вышеописанном мною пеше-дрезинном строю, подобном древнеримской черепахе, закованные в броню, только вместо копий с бронзовыми наконечниками вооруженные железяками посерьезнее, через прицел которых тщательно ощупывали все подозрительные кочки и ямки по сторонам. Хотя мало чего увидеть можно. За четверть века без сельского хозяйства и работы путейских служб ядреным леском, непроходимым, что твой бурелом, поросла вся насыпь пути, вплоть до самых рельс, да и гнилые шпалы обросли травой и кустарником.
Проплешины встречались лишь изредка, там где когда-то была асфальтированная или бетонная поверхность, недавние лесные пожары или аномалии перепахали землю. Двигались мы вполне нормально, со скоростью пенсионера, неторопливо прогуливающегося по осенним дорожкам парка, иногда останавливающегося на пару минут покормить голубей или белочек. Для Зоны, тем не менее это очень хорошая скорость. Остановиться пришлось один раз минут на сорок- я углядел вдали стаю собак и еще какой-то нечисти, резвящихся прямо на путях. Пострелять, думаю, нам всегда успеется, поэтому лучше пропустить собачек, а потом пойти неторопливо. Местные собаченции – твари агрессивные, вредные и опасные, с мощным волчьим инстинктом грызть и кусать, и даже вгрызаться и откусывать, к тому же шастают стаями. Нам спешить неуда, мы на свой поезд уже успели, без нас дрезина не уедет. А вот это уже хуже, несколько собачек опять выскочили на путь прямо перед нами. Командую:
- Огонь!- и собачки, выпотрошенные злыми пулями, закрутились с визгом и падают на землю, как опавшие листья.
Часа через четыре дороги лесок стал пожиже и пореже, по сторонам опять пошли болота, видимость улучшилась, я решил устроить привал, кто знает, когда попадется еще подходящее место. Развел костерок, готовить ничего не стали, только чай вскипятили, закусили консервами, булками и чего кто с собой с Большой земли приволок. По моим прикидкам, отмотали мы за это время километров 12-13. Очень неплохо, тьфу-тьфу-тьфу. Я бы, честно говоря, где-нибудь здесь и заночевал до завтра, но чехи шуметь начнут, боюсь, им ведь, нездешним, кажется, что чем быстрее идешь, тем ближе к месту назначения окажешься. В других местах, возможно, я бы не стал спорить, но здесь, однозначно, никакой линейной зависимости вывести не получится. Да и, если как следует подумать, ночевать тут все-таки не самый лучший вариант. Где в Зоне есть болото у дороги, там ночью наверняка шастают местные кровососущие представители животного мира. Ладно, пойдем дальше, насколько я помню, впереди должны быть пригодные для ночлега места.
Много где говорят или пишут, что сталкер, или тем более проводник- существо едва ли не мистическое, обладающее сверхъестественными способностями, даром предвидения, чувствующее Зону и говорящее с ней на ее языке. Брехня все это. Придумываем мы это, чтобы девочкам в уши фуфайку пинать, или лоховатых перекупщиков разводить. Чтобы выжить в Зоне, нужны самые обыденные житейские навыки, но, как я думаю, в определенной их совокупности. Как бы объяснить- вот есть люди, талантливые в спорте, в музыке, в математике например. То же самое насчет Зоны - есть просто люди, более успешные в плане выживания тут, более приспособленные, что ли. И это, кстати, совсем не герои. Смелые и отважные мужчины, с замашками на героизм, накрываются в первых же ходках. Выживают же, большей частью, наоборот, скорее даже боязливые, чем просто осторожные. Те, кто даже не от опасности, а от подозрения на опасность, начинают дергаться и загодя искать запасные варианты. Те, кто лишний раз не рискнет шагу сделать, пока не удостоверится раз пятнадцать, что это безопасно. Меня в этом плане в первое время на зоне, спасала, как ни странно, постнаркотическая ломка. Перекурил я веселых травок в свое время на Большой Земле немного. Конченным торчком не стал, но на психику мне это дело повлияло. Стал я тогда немножко, самую малость шизанутым, дерганным, пугливым, чересчур эмоциональным, чувствительным, даже сентиментальным. От громких звуков или резких движений вокруг шугался, глаза дергались, руки потели, от просмотра мелодрам чуть не плакал, при виде нищих на вокзале слезы на глаза наворачивались, было время. Потом с врачом по этому поводу беседовал, он объяснил, дескать, начался у меня какой-то синдром с труднозапоминаемым названием, на почве того, что наркотики повредили гемато-энцефалический барьер, эту фразу я почему то запомнил. Позже, без наркоты, эти симптомы почти сошли на нет, а навыки поведения, выработанные под их влиянием, остались. Не знаю, как объяснить, видимо есть у меня просто такой талант – прокладывать тропу по Зоне. Никакой почти мистики, чисто индивидуальные какие-то качества. И не думайте, что это легко, выкладываюсь, бывает, так, что кровь носом идет. Во время «работы» весь будто наизнанку выворачиваюсь, всеми органами чувств, зрения, обоняния, осязания сливаюсь с Зоной, с тропой, буквально надо чувствовать то место, которое в 10 метрах впереди тебя, пережить чуть ли не физически, как ты сейчас в него шагнешь, резонировать с окружающим миром струнами души…
Шли мы к запланированному ночлегу почти до вечера. Пришлось по пути побороться со здоровенной комариной плешью, раскинувшейся прямо на краю насыпи. Хорошо, я ее вовремя заметил, еще до того как минный тральщик в нее заехал. Мы всей командой долго вкидывали в нее, как в топку, все, что нашли в окрестностях - поваленные деревья, ржавые бочки, обрубки рельсов, прежде чем она, израсходовав злобу, насытилась и с чавканьем сгинула.
Осеннее солнышко уже начало крениться к закату, когда мы, отмотав в общей сложности километров семнадцать, зашли в промзону. Тут вроде неподалеку карьеры какие-то щебеночные, а это был к ним относящийся железнодорожный участок , а также полустанок с забытым названием - всюду поваленные вагоны-думпкары, под мостом на соседнем пути стоит целая электричка - ее спокон веку все далеко обходят, искрит и ухает в ней что-то неприятное, горы поросших уже кустарником отвалов, перекрученные транспортерные ленты и тому подобная живописная лабудень. Спереди виднеется само здание станции, раньше в нем одно время стоял лагерь сталкерский, даже немаленький, потом место испортилось - люди стали пропадать, причем в самом здании, чертовщина какая-то вокруг творилась, аномалии появились непонятные, в общем, лагерь заброшен уж несколько лет. Я зорко высматривал в окружающем пейзаже место, пригодное под лагерь. В Зоне ночлег- дело первостатейной важности. Тут надо учесть множество характеристик местности, принять во внимание целую кучу деталей, иначе рискуешь не выспаться и плохо провести время.
Внезапно от этого занятия меня отвлекло взрывной волной. Как будто огромная невидимая рука мягко ударила меня по спине, оторвала от земли, бросила вперед, с хрустом вбив грудью прямо в колесо минного тральщика, опрокинула и, оглушенного, положила лицом вверх между рельсов. Я лежал, как рыба, выброшенная на берег, судорожно пытался вздохнуть, хлопал глазами и смотрел, как надо мной медленно пролетает горящая дрезина, а еще выше над ней в воздухе кувыркается изломанное тело в бежевом костюме.
Наконец тело вспомнило дыхательные рефлексы, задышало и закашлялось. И то, и другое причиняло ужасные страдания, ибо страшно болела грудь. Зато сразу появился звук, и он меня не порадовал. Вокруг стреляли сразу из многих видов стрелкового оружия, грохотали взрывы, кто-то орал, слышался отборный русский мат, но с южным акцентом. Я закрыл глаза и попытался уснуть.
Через некоторое время меня начали трясти и бить по щекам, причем сильно. Ну, кого там еще черти принесли, я со стоном открыл глаза. Это оказался Алик, он лежал рядом и озабоченно смотрел на меня:
-Уф, живой, слава Аллаху. Ползти можешь? Двигайся вон туда, под экскаватором наши сидят.
Алик тут же убежал, что-то крича по своему. Я кое-как, с кряхтением дополз до пологой ямы около экскаватора и плюхнулся в нее. Подо мной застонали, оказалось, что я приземлился прямо на Молодого. Тот выглядел не очень, вся башка в крови, лежал, но оружие держал в руках.
Кроме нас, тут валялось еще трое, один - совсем плохой, лежал без движения, и из него натекла лужа крови, двое- получше, с матом и шипением занимались перевязками ран друг друга, сидел также Ваха, вроде невредимый, с автоматом наперевес.
По сторонам еще слышалась кое-где перестрелка, постепенно стихая и отдаляясь.
Я постепенно начал приходить в себя и ощупываться. Ребра, похоже, целы, спасибо натовской броне, но ушиб получится знатный, синяк наверняка во всю грудь будет. Налицо имеем взрывную контузию, причем уже вторую за 10 дней, надо бы поберечься.
Вернулся Алик с парой головорезов:
-Провод, ты как, нормально все?
-Еще не знаю. Что это было?
-Потом поговорим. Сейчас нам надо отсюда убраться, очень срочно. Ты сможешь вывести?
-Сейчас посмотрим, - я с кряхтением поднялся на ноги, из носа шла кровь, в глазах потемнело, но тут же прошло. Руки- ноги целы , а это уже немало,- Да, все в поряде, двинулись, собирай народ.
Я проковылял обратно к насыпи, сориентировался, и скомандовал:
- Двигаем в сторону карьера. Молодой, за мной! - и побрел мостить тропу. Мне было реально нехорошо, как с тяжелого бодуна. В глазах мелькали огоньки и периодически темнело, сознание меркло, голова кружилась. Наконец, я не выдержал, встал на четвереньки и хорошо проблевался. Значит, легкий сотрясец есть, эх, сейчас бы в больницу, на чистой простынке поваляться месяцок, и чтоб вокруг сестрички в белом...
Я оглянулся. За мной, шатаясь как мертвяк, скособочено брел Молодой. Личико у него было черным и блестело от крови. Позади ковырялись бандиты, кого-то несли, кого-то вели под руку.
Мы не стали спускаться в карьер, обогнули его по восточному краю. Издалека, метрах в трехстах, я углядел бывший строительный лагерь - ржавая техника, покосившиеся бытовки. Место вроде тихое, решил я, тут и заночуем. Разместившись и выставив охрану, мы увалились в темноте в одной из бытовок. Костра не разжигали, раненых перевязывали при свете фонариков. Я самолично заштопал Молодому рваную рану на лбу. Как оказалось, когда взорвали дрезину, меня об колесо приложило грудью, а его - об второе колесо - башкой. Хорошо хоть, крепкая, цела осталась. Всего нас оказалось 10 человек, ровно половина отряда, из них трое раненых, в том числе один тяжело, лежачий. Щас бы какой лечебный камушек, в Зоне такие побрякушки встречаются, им бы полегчало, но кто ж знал то, что так все будет…
Отсидевшись и немного оклемавшись, я подполз за объяснениями к Алику с Вахой - они сидели в сторонке и что-то обсуждали вполголоса.
Дрезину, судя по всему, подорвали радиоуправляемым фугасом, заложили его весьма профессионально, я ведь по нему буквально прошел и ничего не заподозрил. Взрывом сразу убило всех четверых сидящих в дрезине, (я тут вспомнил парящее в небе тело Ахмета), и еще двоих-троих спереди от нее. Аръегард, четверо бойцов, как раз в это время подотстал метров на 30, это спасло и их, и всю экспедицию. Пока мы, спереди, повалились как кегли, от взрыва, они тут же залегли и слаженно начали гасить вражеские огневые точки, а их оказалось немало. Не меньше десятка стволов сразу после взрыва заработало по нам из хорошо оборудованных лежанок. Задняя наша группа, прикрыв огнем, дала возможность очухаться тем из передних, кто в состоянии был воевать, да и броня спасла много здоровья. Закидав гранатами несколько ближайших точек, наши стали наседать. (Вот ведь как людей совместный бой меняет - я уже чеченцев нашими стал называть). Нападавшие же, потеряв тактическое преимущество внезапности нападения, не рассчитывали, что ввяжутся в длительный бой и стали отходить, попадая под пули. В общем, враг был разбит, победа осталась за нами, хотя во время боя еще несколько боевиков полегло.
- Провод, с утра сможем сходить к дрезине?- спросил Алик- может еще кто из наших живым остался, поищем, и я хочу еще, чтоб ты ихних жмуров посмотрел. Может по снаряге или лицам узнаешь кого.
- Тут Зона, Алик, - ответил я. – К утру мы не найдем ни трупов, ни раненых. Всех съедят. В Зоне любят мясо. Если думаешь, что Ахмед жив, то это вряд ли. Я видел, как его взрывом выкинуло. Давай решать лучше, что завтра делать будем. Надо выбираться отсюда назад, теперь уже без дрезины.
Алик помолчал, я увидел у него на лице знакомую хитрую улыбку:
- Провод, маршрут остается тем же. Мы идем на свалку. Ахмет не умер. Вот Ахмет, - он указал на молчаливо сидящего Ваху,- А тот человек, да упокоится он с миром, был не Ахмет, его звали Ваха.
Я ошарашенно молчал, переваривая информацию. Вот ведь хитрые дети гор. Вместо главшпана поставили под фугас простого бойца, переодев его в попугая. В то же время настоящий Ахмет, в целях личной безопасности запакованный в самые последние разработки западной оборонки, тихо шел себе всю дорогу, причем прямо меня за спиной! Его ведь в хвост мне сам Алик определил, здраво рассудив, что это будет самое безопасное место в отряде. Где же я читал или слышал про такую военную хитрость? А, вспомнил! Куликово поле, Дмитрий Донской оставил вместо себя в княжеском шатре какого-то боярина, а сам втихаря смешался с толпой дружинников.
-Значит, вы знали, что вас ждет такая теплая встреча?- спросил я Ваху-Ахмеда,- Я б тогда больше денег попросил, да и вряд ли вообще пошел бы.
- Только Аллах всемогущий знает все,- ответил чеченец миролюбиво,- у меня много врагов, в любое время могли так встретить. Но подстерегли здесь. Кто, почему, не знаю, честное слово!
По голосу даже не скажешь, что главарь этнической преступной группы. Русский язык, великий и могучий, но мягкий и интеллигентный, с интонациями питерского учителя литературы, никакого южного акцента.
Я нашел в разгрузке самое дорогое - заветную фляжечку, и с ней в обнимку улегся прямо на дощатый пол бытовки. Ну, Провод, поздравляю, вот и повоевать в кои то веки удалось, хотя нах бы такая удача не упиралась. Все предыдущие годы на зоне как то мне все обходилось без участия в масштабных вооруженных столкновениях. Нет, я не пацифист принципиальный, по зверью и мертвякам палить приходилось - дай дороги, несколько раз доводилось встревать в заварушки с мародерами, однажды даже на Монолитовцев, помню, нарвались в одном далеком рейде. Но, как правило, все зоновские стычки проходят по одному сценарию - ты лежишь за бревном, и, не глядя, палишь из дробовика или Макарыча поверх бревна куда-то в сторону предполагаемого залегания противника, он со своей стороны делает то же самое. Потом у кого то нервы не выдерживают, или шальной дробиной случайно зацепит, и он с воплями сваливает в кусты, откуда пришел. Ну а что, бояться не зазорно. Все хотят пожить подольше, а уж тем более на Зоне, где крякнуться от неведомой херни вполне вероятно и без глупой пули. В былые времена, первые сталкеры вообще считали, что надо в Зону только без оружия ходить, она мол, этого не любит. Ну а потом мутировавшего, да и просто хищного зверья развелось, и безоружных стали поедать, тут то все поголовно стали вооружаться, кто чем горазд. Поэтому со стороны кажется, что Зона - это Дикий Запад, где отважные сталкеры крошат друг друга как ковбойцы индейцев и наоборот. Увы, хотя может это и к счастью, в жизни все прозаичнее. Все понимают, что стрелять по живым людям во-первых как то не по совести, во-вторых боязно, вдруг он все-таки лучше стреляет.
Так что в боевых действиях такого размаха, с фугасами, гранатами и снайперскими дуэлями я поучаствовал впервые, хоть и большей частью, в качестве лежачего реквизита. Коньяк помог, притихла тряска в руках от контузии и пережитого напряжения. Наконец я заснул, и мне снились плохие сны.
Глава 6. Утро Туманное.
Вроде сутки назад всего вышли в ходку, только время в Зоне тянется совсем по-другому. Впечатлений первого дня хватило бы на полноценный приключенческий роман, будь у меня хоть какое-то стремление к литературе и соответствующие таланты. Казалось, я уже не меньше недели шорохаюсь по ржавым развалинам и воюю в компании чертовски негуманных лиц кавказской национальности.
Спал я на удивление крепко, и проснулся один из последних. Один из раненых, самый тяжелый, ночью умер. Двое боевиков рыли ему могилу саперными лопатками. Алик взял с собой Молодого и все-таки ушел на место стычки. Меньше чем через час они вернулись, притащили с собой припасы, раскиданные взрывом из дрезины, а также стволы и амуницию, которые удалось собрать. Ваха, то есть Ахмед, возился со связью, расставил спутниковую антенку, поймал сеть, с кем-то гортанно ругался и набивал кому-то сообщения. Еще двое раненых за ночь отлежались, чувствовали себя получше, но были в состоянии максимум кашеварить, чем и занимались. Последний боец сидел на покосившейся стреле гусеничного крана в качестве часового, вертел головой и оглядывал окрестности в бинокль.
После завтрака собрался оперативный штаб в лице меня, Алика и Ахмеда.
Алик начал выступление первым:
- Думаю, идти той же дорогой больше нельзя. Наверняка нас там уже ждут, а может быть даже идут навстречу. А нас осталось не так много, чтоб пробиваться с боем. Провод, есть другая дорога на Свалку?
-Любая дорога куда-нибудь приведет того, кто пойдет по ней, - по-восточному цветасто и велеречиво заговорил я. – В обход можно пойти через юг и через север. На юг места обжитые и много тропок - через Темную долину можно сделать крюк километров 15 и выйти к Свалке с юга. Идти через Север тоже можно, но места там вообще глухие и нехоженые - буреломы, болота, хабара почти не бывает, поэтому и троп нет, народ туда не ходит, и если сделаем петлю в те же километров 15-20, выйдем как раз к южным патрулям Долга, а насколько я знаю, вы их не любите. Кроме того, у нас раненые, и как мы с ними вообще пойдем, мне непонятно.
- Это не проблема. Раненые останутся здесь, - сказал Ахмед.- Я отправил цыганам координаты, завтра они уже доберутся сюда, заберут их и лишнее барахло. Через юг идти нельзя, слишком людно, нас там будут искать в первую очередь. А там наших людей никого сейчас нет. Идти будем через север, тем более, что мы уже метров на 400 севернее полотна. На юге нас проще будет выследить и перехватить. Выходим через полчаса.
Перед выходом мы устроили раненых в одной из самых крепких бытовок, у входа навалили баррикады из мотков ржавой проволоки и бочек на случай, если какое зверье попытается пролезть внутрь. Я осмотрел морду Молодого, выглядевшую, как после сельской дискотеки - вся опухшая, в шрамах и синяках. Впрочем, чувствовал он себя получше, контузия уже почти прошла.
Вышли мы довольно споро для Зоны. Примерно час пробирались по молодому березняку, плотно заставленному военной техникой - танками, тягачами, бэтээрами. Смотрелись эти бывшие орудия убийства весьма живописно и даже пасторально - густо обросли вьюном и диким виноградом, пофотографировать бы при случае - и в Нэшнал джеографик.
Дорога шла под гору, и вскоре под ногами начало хлюпать, лес сменился сухостоем, камышовыми зарослями, осокой, непроходимыми ивовыми чащобами, и просто заросшими болотцами, что поделать - пойма Припяти тут, недалеко уж до Киевского моря. Мелиорацией и ирригацией в этих краях, понятно, четверть века никто не занимался, это я как бывший инженер-строитель отметил, плотинки размыло, дренажные каналы занесло илом и засыпало валежником, а посему бывшие леса и поля стремительно заболачивались, а кое-где наоборот, ранее судоходные протоки полностью обмелели.
На этом наш поход превратился в топтание. Проходили метров 200-300 вперед, упирались в какие-нибудь непролазные дебри или бездонную топь, и по своим же следам выбирались назад, искать другую дорогу. Вскоре боевики просто сели курить бамбук, выбрав островок посуше, а мы с Молодым продолжали мостить тропу. Лишь после обеда (которого, кстати, не было), нам удалось нащупать более-менее проходимое направление. Мы наткнулись на сухую полосу, видимо бывших лесопосадок, видимо вдоль бывшей же дороги, от которой даже следов не осталось, лишь кое-где торчал из болота покосившийся и чудом не рухнувший еще телеграфный столб с обрывами проводов, как положено в Зоне, обросший густыми рыжими космами ведьминых волос. Так и шли мы по этой полосе, между толстенных, кое-где поваленных или засохших тополей, довольно долго, часа три.
Уже ближе к вечеру дорога привела нас в бывшее какое-то полузатопленное сельхозпредприятие. Место выглядело уныло и тоскливо до крайней степени: по колено в воде стояли покосившиеся тока, ангары, овощехранилища с провалившейся крышей, мехдвор с проржавевшими до костей, поросшими камышом рядами сеялок и комбайнов. Ни ветерка, ни плеска воды, ни птичьих криков. Аллегория безысходности и тщеты бытия. Заночевать решили в высоченной железной халабуде с кучей труб, барабанов, коробов и еще невесть чего. Судя по всему, это была мельница, впрочем я не самый лучший в мире специалист по сельхозмашинерии. Мы залезли на самую ржавую верхотуру, в укромном месте ее, чтоб издалека не было видно огня, развели костерок из принесенных снизу дров и сидели тихо, пили чай, смотрели вдаль на закат, затянутый дымом, откуда-то с зоны его нагнало целые облака, пока не стемнело окончательно, и появилась огромная, как в тропиках, грязно-желтая луна… И потом еще, когда все заснули, я, уже как часовой, смотрел в темноту и слушал ночные надрывные заунывные скрипы с болот, и накатила на меня осенняя хандра, сидел и опять, как в последнее время у меня повелось, думал невеселые мысли про свою никчемную и пропащую сталкерскую судьбу.
Герои великие, да чем мы лучше других то? Сталкеры, голубая кровь, едрена вошь. Ленивые алкаши и раззвиздяи, вот мы кто, если по чесноку самому себе признаться. Что угодно готовы, хоть волку в пасть, лишь бы не работать. Деньги те же самые, что мы здесь за великий хабар и большой выхлоп почитаем, пару штук баксов в месяц, где угодно постоянно зарабатывать можно, хоть на север вахтовиком уехать, хоть вон под Москвой коттеджи строить, да в России сейчас и на заводах инженерам неплохо платят. Так нет же, нам не нравится, там работать надо, вставать по будильнику с утра, нести ответственность. А здесь хер ли, живем как бомжи в городе - пошароепился по пустырям и заводам с бодуна, насобирал пустых бутылок на бухло, посматривай только по сторонам, чтоб не упасть в колодец и башку не свернуть, или чтоб ебом не токнуло от какого кабеля. Вечером всосал поллитру, типа радиацию вывести из организма и заторчал, как в ступе пестик.
Разбудил нас утром дикий, полный нечеловеческого ужаса и боли крик откуда то снизу, потом раздался хлопок, будто лопнул арбуз, упавший с крыши пятиэтажки, и нас обдало мелкой кровяной пылью. Часового, одного из бойцов, на месте не было, видимо, презрев запреты, пошел прогуляться по окрестностям. От крика все мгновенно соскочили с большими глазами, с оружием наперевес. Я скомандовал:
-Все стоять, не двигаться!
Минуту постояли неподвижно, потом я одними глазами показал Молодому оставаться на месте и осторожно пошел в разведку. Пошвыривая по углам болтами и выбравшись шажок к шажку наружу, я обнаружил источник шума - прямо в метре перед мельницей, той ее стороной, на которой мы расположились сверху, на заболоченной, поросшей осокой полянке крутилась не особо заметная каруселька, поднимая по спирали в воздух былинки и листочки. То, что осталось от часового, было перемолото в труху и раскидано в радиусе метров 15 от карусельки. Что же его сюда потащило то, бедолагу? По нужде если, то можно и поближе укромный уголок найти. Подойдя к карусельке, я аж ахнул от восхищения, даже дыхание перехватило! Рядом с ней, прямо в воздухе, сантиметрах в 10 от земли, над болотистой кочкой, полувисела и медленно вращалась шняжка неземной красоты, величиной с детский кулачок и такой же примерно формы, выглядящая как драгоценнейший камень, изумрудный, отливающий золотыми прожилками, светящийся и переливающийся золотыми же искрами изнутри. Никогда ничего подобного не видел, как называется сей артехфахт, и чем богат, непонятно. Но даже если чисто за внешний вид продать, нехило обвариться можно. Палкой я осторожно подгреб его к себе, проверил на радиацию, счетчик показывал обычный фон, тщательно запрятал в фольгу от сигаретной пачки и заныкал в разгрузку. Теперь понятно, куда часовой полез. Кто первый захавал, того и хабар. Делиться найденным со товарищи у меня в планах не было. Удивительным было само место, где оказался «Золотой» (про себя я его сразу так окрестил)- восточные окраины Зоны - самый беспонтовый район с точки зрения хабара, вчера за весь день блужданий только Молодой в одном месте подобрал пару Свечек и по пути насобирал горсть дешманских Черных Слезок, общий подъем на 100 баксов. И это в нехоженых практически местах, где никто ничего не собирал хрен знает сколько времени!
Вернувшись, я сообщил команде:
-Минус один, даже хоронить нечего. Вляпался в аномалию, известную тем, что секунд за 5 размалывает человека вместе со всем содержимым штанов и карманов в мелкодисперсную взвесь. Повторяю для всех пока еще оставшихся живыми дорогих гостей - любой шаг в сторону здесь может стать последним. Молодой, дуй за дровами, я без чая с утра работать отказываюсь.