Geum.ru

Как дети воспринимают и осваивают окружающий мир? Как развить твор­ческое начало в каждом ребенке, помочь ему выразить себя

Вид материалаДокументы

Содержание


"…И сам себя всю жизнь баюкай..."
Подобный материал:
1   ...   31   32   33   34   35   36   37   38   ...   46

"…И сам себя всю жизнь баюкай..."


Стихи — это концентрированное, образное высказывание. Дети рифмуют, рифма притягивает их, вводит в ритмично организованное пространство, моделирует речь. Мы часто сочиняем на уроках. Не создаем стихи, а просто говорим в рифму.

Вот спешит грузовик, он везет... маховик.

Вот идет ученик — он несет нам дневник. И т. п. и т. д.

Это ни в коем случае не стихи, а разговор в рифму. Борису Никитичу я доношу на детей с неразвитым слухом. С ними ему приходится заниматься более интенсивно.

Сын в детстве плохо спал. Приходилось часами возить его в кроватке туда-сюда, укачивать, т. е. навязывать ритм. Когда уста­вала рука, я читала ему стихи. Под мандельштамовское «Только детские книги читать, только детские мысли лелеять, все большое далеко развеять, из глубокой печали восстать» он успокаивался и засыпал. Что-то магическое было, значит, для него в этом раскачи­вающемся ритме. Вообще из всех стихов успокаивали именно протяжные, густые, как мед, стихи Мандельштама. Но тут и другое: это мои любимые стихи. Напевая их над кроваткой, я забывала, что в тазу — гора пеленок, что нужно срочно дописать статью.

«С притворной нежностью у изголовья стой, и сам себя всю жизнь баюкай, как небылицею, своей томись тоской. И ласков будь с надменной скукой...» Стихи освобождали от мелких обязательств и обращали к вечному, к теплу... от спички. «Немного теплого куриного помета и бестолкового овечьего тепла; Я все отдам за жизнь — мне так нужна забота — И спичка серная меня б согреть могла».

Возможно, именно Мандельштам оказал влияние на Федю. Он очень чуток к поэзии. Дочь — заядлая сказочница. Это заслуга мужа, он каждый вечер придумывает свои или читает чужие сказки.

Дом Марины Цветаевой был пропитан музыкой. Мать — про­фессиональный музыкант — обучала не игре, но главным образом восприятию музыки. Как? Через свою любовь, приверженность ей. То, что мы любим, как правило, любят дети. Передается не только наследственность, но и любовь. И даже в конкретных формах.

Маня лепит точно, как я в детстве. Насадила еловые иглы (деревья) на фанеру, вылепила мышь крошечную с микроскопической лейкой — мышь поливает деревья. Мышь постарше катает по лесу коляску с мышонком. Только я лепила преимущественно людей, а Маня — зверей. Но идеи и исполнение на редкость схожи.

Я выросла на стихах. В нашем доме они звучали дни и ночи на­пролет. Мама говорит, что я знала наизусть сказки Пушкина. А вот в пединститут меня не приняли именно потому, что я не помнила письма Татьяны, и я действительно наизусть, к стыду своему, помню от силы шесть стихотворений. Стихов я не писала, но они имеют на меня самое сильное воздействие по сей день. От картины «Девятый вал» уже не тошнит, живопись не захватывает с такой силой, как в детстве и отрочестве, но от настоящих стихов бро­сает в настоящую дрожь.

Традиция семейных чтений ушла во времена преданий. Теле­визор вытеснил книги из привычного обихода. Заставил умолкнуть голос матери, читающей детям сказки на ночь. Передача «Спо­койной ночи, малыши!» интереснее. Там мультфильмы показывают, хорошие книги инсценируют. Родители, таким образом, могут быть свободны. Но как птица приносит своим птенцам пищу в клюве, так и мать должна со своего, а не с телевизионного голоса потчевать детей поэзией.

Отсутствие поэтической культуры скверно отражается на детях. Их речь делается убогой, расхлябанной. Дело тут не в словарном запасе, а в умении строить фразу, в сцеплении слов, рождающих образ. Точное слово — результат стиховой культуры. «Сорняки», с которыми борются учителя-словесники, могут быть искоренены не вычеркиванием их красной ручкой, не снижением оценки за стиль изложения, а введением лучших образцов поэзии в школьные программы.

У нас же в начальной школе детей заставляют зазубривать та­кие тексты, которые способны лишь отвратить от поэзии.

Я читаю детям стихи не для того, чтобы они потом лепили кота ученого или тридцать три богатыря оптом, а ради собствен­ного удовольствия и, естественно, потому, что им нравится слу­шать. Когда делаешь это как бы бесцельно, получаешь неожиданный результат.

Он — в лаконизме. После стихов дети вдруг перестают гро­моздить множество различных форм друг на друга. Они ищут как бы самый простой, но и выразительный способ передачи образа. В скульптурах возникает ритм. Значит, хорошие стихи способны организовать мышление ребенка, и это сразу отражается на всем что он делает. Сразу — это не значит: прочел стихи и смотришь - аккуратно ли он ест или все равно расплескивает суп вокруг тарелки. Нет, стихи накапливаются в организме, если применим такой «физиологизм» к стихам, — они насыщают память поэтическими концентрированными образами, воздействуют на развитие слуха и речи.

Я бы не заставляла детей заучивать стихи наизусть. То, что западет в душу, запомнится само собой.

Зубрежка непродуктивна, как рисование с натуры гипсов и черепов, лепка копий без внутренней потребности. Почему великие мастера занимались штудиями? Потому что так велел маэстро? Да нет же, это было художническим актом, как и оригинальное их творчество. Следуя знаменитым грекам и римлянам, они осваивали путь построения канонической формы. Они шли по стопам ге­ниальных предшественников, постигая процесс изнутри. И на этом учились.

Теперешние мученики художественных школ — понимают ли они задачу копирования? Нет, им нужно добиться сходства любыми путями. Вот они и мерят по отвесу, считают, сколько раз уложился нос в голове: три — правильно. Так же как и механическое заучи­вание стихов, механическое копирование таит в себе губительную опасность для художника — он перестает творчески мыслить. Вместо «хочу» выступает «надо». Творца вытесняет ремеслен­ник.