Архетипы и модальности

Вид материалаДокументы

Содержание


И. Бродский
Жизнь в среде
Человек вишудхи
Модальности времени
Любимые роли, герои, сюжеты
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16
Глава 5

Вишудха

 

Я хотел бы жить, Фортунатус, в городе, где река

высовывалась бы из-под моста, как из рукава - рука,

и чтоб она впадала в залив, растопырив пальцы,

как Шопен, никому не показывавший кулака.

И. Бродский

Три высших эволюционных уровня (вишудха, аджна и сахасрара) представляют видение объекта не в пределах бесконечной и непостижимой (или малопостижимой) среды, как на низших трех уровнях, а в пределах мира, который проходит три фазы эволюции: на сахасраре мир един, на аджне он представлен своими качествами, а на вишудхе он представлен элементами, одним из которых и является наш объект. Таком образом, при выходе на вишудху основной акцент переходит на среду, которая отныне представляет собой единый и законченный мир, обладающий полной системой качеств и разделенный на объекты - но в каждом из этих объектов мир потенциально отражен весь целиком. Однако на уровне вишудхи это обстоятельство остается как бы за кадром, оно не находится в центре внимания, хотя и ощущается. На вишудхе мир состоит их форм, и одной из этих форм является наш объект. Таким образом, если на манипуре ключевые слова это “элементы” и “структура”, то на вишудхе ключевое слово это “форма”. “Структура” подразумевает внутреннее строение объекта, “форма” подразумевает участие объекта как элемента в едином окружающем мире.

Таким образом, в случае вишудхи окружающая среда представляет собой порожденную некоторой единой мыслью совокупность форм, которые самым интимным образом переплетены друг с другом и в некотором смысле родственны. Между ними существует очень большое количество связей и, вместе с тем, они различны: каждая из них имеет свою определенную, отчетливую индивидуальность и заполняет свою уникальную нишу, которой данный объект необходим и где он нашел свое место. При этом он обладает определенной свободой, но эта свобода не индивидуалистического толка, она не идет за счет окружающей среды, а, наоборот, его устремления заключаются в том, чтобы вписаться в эту среду наиболее органичным образом.

Отличие вишудхи от анахаты заключается в том, что если на анахате “органичность” и “естественность” суть понятия совершенно интуитивные и никак не относящиеся к числу инструментальных, то на вишудхе, наоборот, они совершенно конкретны, и истинная, глубокая и тонкая адекватность и нахождение своего точного места достигаются не интуитивно, а точно найденными усилиями, которые на человеческом языке обозначаются такими словами, как “мастерство”, “профессионализм”, “точное знание”. Эти слова относятся, таким образом, не только к самому объекту, но и к миру, в котором он располагается. Если на анахате объект получает из окружающего мира благодать в чистом, абстрактном виде, и нет принципиальной разницы, как она материализуется (если она вообще материализуется), то на уровне вишудхи то, что казалось на анахате благодатью, оказывается некоторым сырым материалом, которому для материализации и адекватного воплощения требуется особая энергия. Эта энергия и есть энергия вишудхи, энергия мастерства и точного знания. Если анахате свойственна экологичность как общее понятие, то на вишудхе “экологичность” это одно из ключевых слов, но мыслится оно совершенно конкретно, то есть экология достигается не через абстрактное добро и благожелательность, которые неизвестно как проявятся в каждом конкретном случае, а через точное знание и искусное умение, которые позволяют расположить объект точно в том месте мира, где ему должно быть, и включить его в эволюцию мира точно на тех ролях, на которых ему следует находиться. Естественно, что такое включение, ясно видимое и точно направляемое, требует знаний не только о самом объекте и его возможностях, но также и о мире, причем о мире в целом.

Жизнь в среде. Степень обособления объекта в окружающей среде понижается с увеличением его эволюционного уровня. Хотя на анахате объект раскрыт среде, воспринимая энергию благодати, идущую к нему и, соответственно, мир раскрыт к анахатному объекту, но это раскрытие с точки зрения вишудхи чересчур абстрактно и аморфно. На вишудхе объект является частью мира как его отдельная форма, и эта форма связана со всеми другими формами. Мир, с точки зрения объекта вишудхи, чрезвычайно уязвим, то есть любое неосторожное движение, любое неточное поведение ведут не только к нарушению самого объекта, но и к нарушению мира, причем не отдельной его части или грани, а мира целиком: мир в целом становится хуже, если вишудховский объект располагается не так, как он должен располагаться, или функционирует не так, как должен функционировать. Конечно, мир от этого не разрушается, но его гармония от этого понижается, и то же относится и к связям данного объекта с другими объектами. Эти связи должны быть установлены очень четко и функционировать вполне определенным образом, а при любом отклонении уровень гармонии и связности мира уменьшается. Таким образом, на вишудхе объект ощущает свою колоссальную ответственность перед миром и требовательность мира к нему, но аналогичные требования он предъявляет и к самому миру. Здесь уровень их согласования настолько высок, что кажется удивительным, сколь точно устроены и мир, и объект, так что они могут сосуществовать: мир обеспечивает существование хрустального объекта, а объект поддерживает хрустальный мир - столь хрупким кажется их взаимное бытие. Тем не менее, ежесекундно происходит чудо, и объект продолжает свое существование.

Таким чудом является, например, чудо жизни. Она требует столь высокого уровня организации отдельного объекта, будь то растение, животное, и в особенности человек, такое количество опасностей подстерегает жизнь каждую минуту и столь узка экологическая ниша для нее, что само ее существование кажется совершенно невероятным - и тем не менее мы каждый день его наблюдаем.

Однако как чудо бытие вишудховского объекта смотрится лишь с уровня манипуры; на уровне самой вишудхи это бытие необходимо как часть бытия сотворенного мира: с одной стороны объект, действительно, необыкновенно сложен, тончайшими нитями связан со всеми объектами в мире и является проявлением разнообразнейших качеств, свойственных миру, но, с другой стороны, без него мир не может существовать, и это не метафора, а граничное условие и совершенно буквальная реальность, и поэтому мир беспокоится о существовании вишудховского объекта и обеспечивает ему для этого все необходимые условия, обеспечивает с тем более высокой точностью и тщанием, чем сложнее данный объект, чем утонченнее его структура и форма.

Человек вишудхи

Религиозность. Имя вишудховского Бога это совершенство. Совершенен мир, порожденный этим Богом, совершенна каждая его форма, совершенны ее связи с другими формами, совершенен план, по которому развивается мир. Если бы понятие совершенства было статичным, это был бы один мир, но поскольку мир динамичен и в нем есть место развитию, то в нем есть формы низшего порядка и формы высшего порядка, и возможность трансформации низших форм в высшие, и все они совершенны с позиции процесса эволюции мира в целом. Бог глазами человека вишудхи это гениальный мастер, сотворивший тончайшие ажурные конструкции наряду с конструкциями грубыми и примитивными, и сочетавший все это в немыслимо сложных, но преисполненных гармонией узорах: живых, подвижных, развивающихся и всегда невыразимо прекрасных. Чего на вишудхе нет, так это понятия одиночества. Каждый элемент, каждый объект, каждая форма представляют собой вариации более абстрактных форм и связаны разнообразными связями со всеми остальными формами мира, образуя таким образом единство, о котором на вишудхе прямо не говорится, но которое на ней очень отчетливо ощущается. На вишудхе мир един; первое ощущение этого единства приходило уже на анахате, но там оно было еще интуитивно-абстрактным, здесь же оно предметно и ощутимо, и поэтому одиночество, изоляция во времени или пространстве здесь невозможны.

Вера человека вишудхи - это вера в красоту, в гармонию, в проявленную форму. Человек вишудхи видит Бога в каждой проявленной форме и в каждом объекте, видит Его одного, но все время разного, и именно в этих переливах Божественного заключены его высшие экстазы, его высшая очарованность Божеством. Для него Бог всюду в мире и, в то же время, он везде разный, Бог в точности согласования форм и в универсальности связей между ними, обеспечивающих единство бытия.

Карма, с точки зрения человека вишудхи, являет собой идеально согласованную и идеально синхронизированную последовательность событий, самое ничтожное из которых несет на себе отблеск и след Божественного присутствия и ничто не является случайным - все идет на пользу человеку и его развитию. На вишудхе нет понятия греха и нет понятия возмездия, и здесь также нет понятия милосердия, поскольку милосердие предполагает страдание или нежелательность какого-либо события в жизни человека, а на вишудхе все события желанны, поскольку они согласованы и санкционированы единым универсальным и совершенным бытием.

Уровень вишудхи в сильном варианте у человека встречается довольно редко, он представляет собой большое испытание, поскольку не только ежедневно, но буквально ежечасно, ежеминутно он должен приветствовать то, что с ним происходит, и ликовать по поводу любого события, которое происходит в его жизни, ощущая и переживая его связь со всеми остальными событиями и воспринимая его абсолютную, с одной стороны, уникальность, а с другой стороны, богоданность. Поэтому вишудховское переживание жизни и мира у обычных людей и даже у людей необычных возникает не слишком часто; как правило, это моменты их высокого подъема, чаще всего связанного с интенсивным включением в профессиональную деятельность, в которой человек, достигая высокого совершенства, иногда поднимается на вишудховский уровень. Гораздо реже и у гораздо меньшего количества людей вишудха проявляется в обыденной жизни. Вишудховский уровень здесь, как ни странно, достигается с гораздо большим трудом и требует от человека гораздо больших моральных и духовных усилий.

Модальности времени. Человек вишудхи очень точно и очень тонко чувствует временной поток и различает множество модальностей времени и, кроме того, само время у него может течь несколькими параллельными потоками, то есть быть не одномерным, а многомерным. В одно и то же время он может находиться в нескольких разных состояниях, делать несколько разных дел и соответствующие модальности будут у него совершенно различны. Точно так же, прошлое и будущее для него далеко не однозначные категории, на эти характеристики накладываются еще и многие другие, и многомерность времени распространяется у него и на прошлое, и на будущее точно так же, как и на настоящее. При всем том человек вишудхи совершенно конкретен, он членит свою жизнь и жизнь мира на события и ощущает множественные связи между событиями в своей жизни и в жизни мира, и между событиями прошлого, настоящего и будущего. Количество этих связей столь огромно, что время представляет для него единый поток, в котором он видит, однако, отдельные струйки, самым причудливым образом переплетающиеся друг с другом, и объединяющие все временные потоки в единое движение. Впрочем, все это он видит как бы боковым зрением, а основное, центральное его зрение направлено на конкретные события и их особенности, как сами по себе, так и в связи с другими событиями. Для человека вишудхи история мира жива, так же, как жива и его собственная история, в ней нет ничего определенно плохого, так же, как нет и ничего изолированно и гармонично хорошего, все имеет смысл лишь во взаимном переплетении и взаимном согласовании.

Он всегда стремится быть максимально точным в любом своем поведении, в оформлении любого жизненного сюжета, и ему при этом помогают многочисленные связи, которые он видит, и которые связывают данный его сюжет с другими жизненными сюжетами. Эти связи многообразны и иногда весьма тонки. В его жизни нет ничего случайного, но, с другой стороны, нет и ничего строго предопределенного; он ощущает себя в жизни творцом, который творит в определенных рамках, но имеет большую свободу в выборе инструментов, кистей, красок и подробностей воплощения сюжетов, которые даны ему судьбой в общем и целом и которые он должен воплотить уже на конкретном материале своей жизни.

Логика. Человек вишудхи, разумеется, владеет логикой манипуры, но состоит в ней в исключительных случаях. Основная его логика апеллирует к непосредственной убедительности того, что он творит, того, что он делает. Он предъявляет миру свое творение, и его убедительность заключается в том, что это одна из форм, которая существует в мире и связана с ним множеством нитей, и нарушить что-либо в этой форме очень сложно ввиду ее органичной принадлежности миру. Здесь логика скорее мотивируется чувством единства и чувством прекрасного, нежели какими-либо формальными соображениями. Другими словами, человек вишудхи не говорит: “если..., то...”, “поскольку”, “следовательно”; он говорит своему слушателю скорее: “Посмотри” или “выслушай”, - и, действительно, что можно противопоставить зрелищу цветущего луга на горном склоне или звуку соловьиных трелей на склоне длинного июньского дня?

Энергия вишудхи это энергия тонкого формообразования, которая творит объект, становящийся органичной частью единого окружающего мира. Если говорить на социальном языке, энергия вишудхи это то, за что платят деньги, то есть это энергия, которая вложена в предмет, предназначенный для продажи; этот предмет имеет определенную ценность и занимает свое место в социальном пространстве, пройдя через рынок. Таким образом, рынок как место, где происходит обмен социальной энергией, можно воспринимать как рынок вишудховских объектов, и цену имеет то, что не стыдно показать людям и предложить им для использования (а то, что такой ценности не имеет, на рынок не попадает).

Однако вишудховская энергия, при том, что она творит предназначенные для единого мира формы, еще и совершенно индивидуальна, и этим мастер отличается от ремесленника: в творениях мастера не только ощущается его личный почерк, но и каждое его изделие отличается от всех остальных его изделий. Разница в энергиях, которая ощущается в его работах, это как раз то, что дает им право называться произведениями искусства, а на нашем языке - то, что дает объектам возможность существовать в вишудховском мире; энергия мастера связывает творимый им объект незримыми, но ощутимыми нитями со всеми прочими объектами Вселенной, а без этого вишудховский объект существовать не может.

Характерное представление, свойственное всем людям вишудхи, заключается в том, что они творят не сами, но к ним является некто из тонкого мира (может быть, муза или даймон), который своим присутствием не только вдохновляет творца, но и буквально направляет его мысли и руки. Другими словами, при выходе на вишудху мир творит объект для себя руками мастера, поэтому ощущение незримого присутствия покровителя или тонкого заказчика творимого произведения есть не что иное, как ощущение присутствия единого мира, который делает для себя объект, которому уже предназначено определенное место. Поэтому художники говорят о том, что картины сами ищут себе место в мире, а писатели утверждают, что у их произведений есть особая судьба, которая, в конечном счете, приводит их в нужный момент в руки нужного читателя.

Любимые роли, герои, сюжеты. Вишудховская энергия, или явление вишудховского архетипа, часто сопровождается такими атрибутами, как органичность и естественность, которое, однако, приходят не сами по себе, а связаны с глубоким знанием и пониманием окружающего мира, умением вписаться в его сюжеты и действовать в его рамках, умело делая то, что желательно самому человеку и что необходимо миру.

Один из любимых вишудховских персонажей это ловкач, который отлично знает слабости окружающих его людей и преследует свои собственные цели, но как только переходит определенную границу, тут же попадает впросак или в смешное, нелепое положение, из которого, однако, быстро выворачивается. Жизнерадостный Остап Бендер, в описании которого авторы не скупятся на эпитеты типа “великолепный”, “медальный профиль”, также относится к числу вишудховских героев: он никогда не унывает даже в самых трудных положениях и всегда легко и без особых усилий находит выход из тупика. Но это вишудха, так сказать, не высшего образца.

Другим примером, может быть, более высоким, служат трагедии классического образца, где сюжет тяготеет к описанию мирового цикла, где в начале все герои рождаются, а в конце погибают, а в середине происходит действие, подчиняющееся строго определенным законам, которые ведут героев по их сюжетным линиям, и каждый эпизод имеет множество смыслов и разное значение для всех действующих лиц. Тем не менее, все их судьбы тесно переплетены друг с другом и образуют единое сценарное целое. С какой именно ролью будет в данном случае идентифицироваться человек вишудхи, не так важно - важно то, что он ощущает эту роль как совершенно определенную, в большой мере заданную извне и требующую от своего исполнителя лишь точности и рельефности исполнения, особенно во всех ситуациях переплетения, соединения и взаимодействия с другими героями пьесы. Именно в этих взаимодействиях проверяется качество созданного им персонажа.

Ну и, конечно, любимый герой человека вишудхи это мастер, волшебник в своем деле, делающий изумительные вещи, в том числе волшебные, которые не только изумительны и прекрасны сами по себе, но и в нужный момент оказываются необходимы человеку: или они в трудных ситуациях спасают его жизнь, или помогают справиться с не решаемыми обычными способами задачами. Вообще, для вишудховского объекта характерно не только его совершенство и красота сами по себе, но и вполне определенная включенность в мир, который воспринимается как единый, и потому каждая функция каждого предмета в какой-то момент находит свое адекватное и уместное использование, то есть для каждого предмета, созданного настоящим вишудховским волшебником, возникает ситуация, когда этот предмет с необыкновенной эффективностью используется, принося удачу герою сказки.

Психология. Человек вишудхи может быть удивительно разнообразен. Иногда кажется, что он в каждый момент времени с удивительным совершенством играет какую-то роль и с большой непринужденностью переходит от одной роли к другой, а что он при этом думает и чувствует, остается внешнему наблюдателю непонятным. Сам для себя, он в каждый момент времени просто старается быть адекватным, но его адекватность основана не на общих ощущениях и интуитивном восприятии реальности (как это происходит в случае анахаты), а на точном знании мира и самого себя и на искусном использовании различных техник, навыков и способов поведения, которые он для себя определяет как инструменты воздействия на мир и ситуацию.

Его тип эгоцентризма связан с его ощущением уникальности своего бытия как части мира и с чрезвычайной ответственностью за свое поведение и бытие. Ему не безразлично, в какую сторону он повернется, как он наклонит голову, что и кому скажет, как посмотрит и во что оденется. Всем практическим деталям своей жизни он придает большое значение и знает им цену; в определенных ситуациях он может создавать впечатление, что он безразличен к тем или иным материальным и конкретным моментам, он может казаться и идеалистом, и романтиком, и влюбленным, для которого ничто не важно, но в другие моменты времени оказывается, что это не более, чем маски, и его поведение всегда опирается на конкретное видение и приемы, которые он использует. При этом у него совершенно нет ощущения лицемерия, скорее он ощущает себя инструментом в руках Божьих или в руках мира, который кажется ему в достаточной мере осмысленным и цельным, так что он является одним из творческих исполнителей мировой эволюционной программы, находящимся на своем месте и в нужное время; это человек, который нашел сам себя (по крайней мере, на уровне конкретного поведения), и он отвечает за свои действия. Он верит в свою интуицию и опирается на нее, но всегда старается найти ей конкретное подтверждение в своем видении мира и происходящих событий. И, как правило, такие подтверждения он находит, хотя иногда путем существенного труда. Его отличие от человека анахаты заключается в том, что он может нести благодать в те области, которые еще не настроены на ее восприятие, и вести работу в таких условиях, когда человек анахаты не только опустил бы руки, но и, скорее всего, поспешил бы из них удалиться.

Память для человека вишудхи это всегда сокровищница: ценнейшее собрание пережитых сюжетов, найденных форм, или форм, которые могут быть завершены в настоящем, а может быть, и в далеком будущем. Во всяком случае, для него она представляет собой мощный источник энергии и информации, которым он тактично пользуется, не отрицая прошлого и не разрушая его, а как бы слегка его трансформируя, понимая и осмысливая его глубже, тоньше, точнее, и получая при этом ключи к конкретному поведению в настоящем и будущем.

Работа. У человека вишудхи есть два любимых вида деятельности: первый это работа мастера, руками которого мир создает объекты для себя, и второй это работа торговца, которая ничуть не менее важна, и задача которой - определить место в мире для уже созданных вишудховских объектов. Хороший торговец продает свой товар нужному человеку в нужное время, и для этого необходимо искусство - не меньшее, чем для создания объекта на вишудхе. В наш век торжества грубой социальной энергетики и стандартизации, когда объекты, производимые на продажу, похожи друг на друга, как капли воды, функция торговца, естественно, профанируется, но в принципе в вишудховской реальности нет двух одинаковых объектов и двух одинаковых покупателей, и задача торговца заключается в том, чтобы точно найти время и место для продажи данного объекта совершенно определенному потребителю, которого он должен как-то привлечь и найти, и эта задача вызывает у него величайшее вдохновение.

По идее, работа торговца, продающего свой товар покупателю, ничуть не менее ответственна, чем работа врача, назначающего лекарство больному; однако для того, чтобы выйти на должный уровень, и продавцу, и покупателю необходимо самим находиться на уровне вишудхи, то есть ощущать мир как единое целое, а объекты продажи как неотъемлемые и необходимые его части.