Закон синархии и учение о двойственной иерархии монад и множеств "Legum servi esse debemus, at liberi esse possimus"

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 21

Итак, идея дисгармонии есть основной предикат феноменального мира, определяющий множественность его природы и его отъединенность от ноуменальной синархии.

Обращаясь к жизни частного феноменального организма, мы видим, что с одной стороны его личность потенциально тяготеет к соответствующей ноуменальной монаде, а с другой — его периферия, множество его элементов, находится среди бесконечно разнообразных цепей причинности феноменальной среды. Его личность одновременно улавливает и тяготения ноуменального и воздействия вне лежащих феноменальных факторов в различных соче-

— 177 —

таниях и последовательности. Ноуменальное и феноменальное живут по различным законам и стремятся к различным целям.

С точки зрения ноуменального все частные события и обстоятельства сами в себе не имеют никакой ценности и как таковые суть лишь иллюзии и миражи. Они получают оправдание своему бытию лишь в том случае, когда они координируются с высшими целями и стремлениями. В этом случае они становятся орудием выражения ноуменальных идей одновременно и дающие им феноменальные соответствия в продлении времени и в протяжении пространства и объективирующими их индивидуальные качествования в иерархиях идеального мира. Ноуменальное стремится только к чисто ноуменальным целям, оно может пользоваться при этом и феноменальным, но последнее всегда является лишь материалом, орудием, средством,, но ни в коем случае оно не считается с его собственными стремлениями. До известной степени оно принимает во внимание их бытие, но только для наилучшего их использования. Во всем разнообразии феноменальных событий и стечений обстоятельств ноуменальное всегда стремится к тем же общим целям, но временные условия могут до некоторой степени влиять лишь на последовательность частных этапов общего хода осуществления ноуменальных предначертаний. Не считаясь вообще со всем феноменальным, ноуменальное не придает никакого значения ни времени, ни количеству, ни личностям и их субъективным стремлениям. Оно имеет дело исключительно с общими раскрывающимися в мире идеями, а все частности игнорирует и отбрасывает, как никчемную ветошь. С точки зрения феноменального все частные события и обстоятельства сами в себе имеют полную ценность и как таковые, суть сущность реальности жизни. Они получают оправдание своему бытию самим его фактом, безразлично — координируются они или нет с более общими целями и стремлениями. Они не только являются выражениями жизни, но и ее существом, постепенно развертывающимся во времени и пространстве.

Но легко видеть, что только при совершенной идеальной организации эта общая тенденция феноменального мира может протекать плавно и гармонично. Так как в действительности он далек от этого состояния, то необходимо должны

12 4-10

— 178 —

проистекать столкновения между его различными частями. Каждый отдельный феноменальный организм считается только сам с собой и, согласно общей особенности феноменальной природы, видит весь смысл и ценность жизни сосредоточенными в себе. Он есть «Единственный», а потому все есть «его достояние». Соответствующее мировоззрение достаточно разработано Максом Штирнером, чтобы стоило на нем подробно останавливаться. Необходимо происходящие отсюда столкновения между отдельными феноменальными организмами и создают дисгармонию мира времени и меры. Феноменальное стремится только к чисто феноменальным целям, оно может при этом служить и ноуменальному, но последнее всегда является лишь сопутствующим элементом, побочным результатом, а не служит направляющим импульсом. До известной степени оно всегда пользуется ноуменальными законами, но только для возможности осуществления своих задач и при том наиболее легким способом.

Однако наряду с этим встречаются весьма многочисленные попытки вовсе игнорировать ноуменальное бытие и основываться исключительно на своих силах, качествах и стремлениях. Ряд неизбежно получающихся при этом неудач останавливает лишь на более или менее короткое время, и когда память о них ослабевает, уроки прошлого теряют свою силу и вновь начинаются такие попытки. В бесконечном разнообразии отдельных событий и сочетаний обстоятельств, феноменальное постоянно стремится к самым различным целям, весьма часто диаметрально противоположным друг другу. Последовательность и качественное сопряжение этих влечений определяется исключительно .временными условиями. Не считаясь вообще с ноуменальным, феноменальное не придает никакого значения ни времени, ни количеству, ни личностям и их субъективным стремлениям. Оно имеет дело исключительно с общими законами сродства, больших чисел, инерции и им подобным, но в то же время приписывает абсолютное значение дифференциальным частностям и деталям. В этом заключается второе основное внутреннее противоречие феноменальной природы.

В только что сказанном мы без труда можем распознать проявление общего закона, уже не раз цитированного нами, что антитезис антиномии первого вида превращается в

— 179 —

антиномию второго ряда. — Ноуменальное вполне едино, рождается из единства и стремится к нему, феноменальное в его общей идее антиномично ноуменальному-, в то же время феноменальное внутри себя исполнено сложных и разнообразных противоречий, наличие которых и обусловливает множественность его природы и проистекающую отсюда дисгармонию. Так как личность, всякого феноменального организма одновременно причастие ноуменальному и феноменальному, то она необходимо должна переживать две системы противоположностей: между ноуменальным и феноменальным и среди собственной природы феноменального мира. Эти противоположности неустранимы, ибо только в своем целом они раскрывают собственную идею субъективного бытия. Прекращение чисто феноменальных противоположностей и свойственной этому миру борьбы приводит к полному прекращению всякой жизни, есть бегство с ее арены и может дать лишь временное иллюзорное успокоение. Точно так же превращение противоположностей между ноуменальным и феноменальным возможно лишь при отрыве личности от одного из них, а это есть ее смерть в прямом и точном смысле. Всякая жизнь есть беспрестанное творческое преодоление обеих систем этих противоположностей, но только она может быть сознательною или бессознательною, активною или пассивною, успешною или неуспешно. Все это всецело зависит от субъективной воли, поскольку она есть раскрытие и проводник воли индивидуальной. Всякая антиномия есть источник, олицетворение и механизм трагедии. Переживание антиномии есть трагический процесс, а творческое ее преодоление есть преодоление трагедии.

Весь космос рождается из антиномий, раскрывается в антиномиях и зиждется на антиномиях, а посему весь космос трагичен и вся его жизнь есть беспредельно нарастающий трагический процесс.

Через идею личности сопрягаются основные антиномии мироздания, а потому трагедия мировой жизни центрирована в идее личности, то есть в идее человека вообще. Постараемся обрисовать хотя бы главные членения двух основных видов трагедии мира и человека.

12*

— 180 —

Основной вид мировой трагедии и в то же время источник всякого трагизма вообще заключается в глубочайших противоречиях между ноуменальным и феноменальным в их природе, законах, целях, тенденциях и механизмах осуществления. Мир явлений вовсе не есть только слепок с мира идеального, а последний вовсе не есть только идеализация первого. Ошибочное неведение или игнорирование трагичности их сочетания в космосе, происходящей от противоположности самой сущности их природы, приводит к двум антиномичным, но одинаково ложным суждениям. Согласно первому, феноменальное почитается лишь искажением или пародией ноуменального, Идеальный мир вполне совершенен и полон бытия сам по себе и ни в чем внешнем не нуждается. Мир явлений возник только случайно, как следствие или грехопадения первых людей (бывших дотоле бесплотными существами — см. толкование «кожаных одежд» в Каббале), или полусознательного падения низшей ипостаси Бога (например, Пруники у гностиков), или, наконец, сознательного возмущения одного из духов, пожелавшего иметь свой мир (например, Демиург и Иалдаваоф у гностиков, Денница у богомилов и т. д.). В чисто философском аспекте космогония и антропогония обыкновенно игнорируются, и ничтожество мира сего просто постулируется, как вполне очевидный факт. Так возникают концепции гипертрофированного идеализма, необходимо приводящего к безнадежному пессимизму. Согласно второму суждению, подлинно существующим почитается лишь феноменальное, а идея ноуменального отвергается или целиком или в некоторой части. В первом случае получается материализм, как научное миросозерцание, признающее реальность лишь того, что может быть.взвешено и ощупано. Учение его представителей метко обрисовано Алексеем Толстым — «Все, что нельзя ни взвесить, ни смерити, все, кричат они, надо похерити». Во втором случае учитывается необходимость признания бытия нематериального познающего и его гносеологического аппарата. Так возникают «критические» мировоззрения, так размножившиеся со времени Канта. Ограничиваясь лишь опытом низшей интуиции и отрицая опыт через высшую интуицию во всех трех психологических категориях, кантианцы и все к ним примыкающие вовсе отрицают субстанциональное бытие идеального

— 181 —

мира. Такое гипертрофирование феноменального приводит к еще более крайнему пессимизму, чем односторонний идеализм. Взятые в отдельности, обе эти концепции одинаково ложны, ибо они учитывают каждая лишь одну сторону человеческого опыта и вместо разрешения постоянно и непосредственно воспринимаемой трагичности жизни предлагают с ней не считаться, воспользовавшись искусственным игнорированием той или другой части мира и его явлений.

Истина всегда выражается только в антиномиях, всякое неантиномическое суждение всегда ложно — вот основная доктрина эзотерической гносеологии. В противоположность другим системам, эзотеризм не устраняет искусственно один из членов антиномии, а одновременно принимает их обе, стараясь затем уяснить их гармоническое сопряжение в одной идее или в целой системе идей.

Ноуменальное и феноменальное противоположны друг другу, но именно эта антиномичность служит залогом возможности выявить целостное мировоззрение, объединяющее бытие как того, так и другого. Реальность и непреложность бытия каждого из них удостоверяется прямым и непосредственным опытом через два вида интуиции — высшую и низшую, а потому все усилия эзотеризма сосредоточиваются лишь на стремлении возможно глубже осознать их действительные взаимоотношения и онтологически, и в сложной картине непосредственно воспринимаемой нами жизни.

В мире мы наблюдаем одновременное проявление ноуменального и феноменального. Каждое из них имеет свои собственные природу, законы и тенденции. В силу этого всякий феноменальный организм должен переживать их антиномическую двойственность. С одной стороны, его личность в большей или меньшей степени воспринимает деяния идеального мира и предвосхищает то совершенное состояние, когда все ее отдельные элементы располагаются в идеально гармоническую систему, а с другой — она имеет перед собой свое настоящее крайне несовершенное состояние. Может быть целый ряд различных видов ощущения этой общей двойственности. Вначале высшая интуиция настолько слаба, что идеальное воспринимается лишь в виде того или иного феноменального благополучия: представление об идеальном как об особом, совершенно самобытном

— 182 —

начале здесь совершенно отсутствует.

В дальнейшем это представление начинает постоянно нарастать и выливаться в ряд уже определенных мечтаний. Сознание начинает уметь различать идеи как таковые, от совокупности феноменальных элементов, в которых эти идеи проявляются. Вместо стремлений к определенным частным целям появляются стремления к определенным состояниям-. Оно научается желать уже не феноменов, а непосредственно тех почитаемых вторичными ощущений, к которым приводят благоприятные сочетания феноменов.

В этом процессе развития сознание постепенно научается мыслить, чувствовать и желать отвлеченно, то есть вне непосредственной связи с определенными условиями феноменального мира. За вечно изменчивой его внешней пеленой оно все более и более начинает осознавать иную жизнь, природу и законы, которые, будучи источником всех этих смен, в то же время сами в себе остаются неизменными. Наконец, приближаясь к пределу эволюции, сознание вполне включает в себя ноуменальный мир, перестает чувствовать его чем-то внешним и живет его жизнью так же полно и непосредственно, как ранее жило оно в одном только мире явлений. Однако сопричисление к ноуменальному не устраняет феноменальной жизни, все время взаимно отражаясь и антиномически дополняя друг друга, эти два полюса бытия лишь с еще более несравненной яркостью раскрывают свои особенности и противоположные свойства.

Итак, эволюция сознания феноменального организма заключается во все большем и большем сопричислении и к феноменальному и к ноуменальному, что влечет за собой непрерывное возрастание трагичности его жизни и самоощущения.

Система сложных противоречий между ноуменальным и феноменальным в сознании того же самого феноменального организма обусловливает собой первый и основной вид трагедии мировой жизни. Сознание ясно ощущает — какая непереходимая пропасть отделяет рисующиеся где-то вдали идеалы от его настоящего состояния и как недостаточны имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы хоть сколько-нибудь к этим идеалам приблизиться. Сложная цепь причинности совершенно сковывает и волю, и способность

I OO

— 1OO

чувствовать, и даже само мышление. Все возможности сознания строго ограничены железным законом необходимости и оно постоянно оказывается принужденным следовать беспрерывно сменяющимся частным целям, возникающим вне всякой зависимости от конечных ноуменальных целей.

Не желая отвергать ни ноуменальное, ни феноменальное, сознание все же оказывается принужденным в каждый отдельный момент центрироваться или на том, или на другом. Вначале эти переходы сопровождаются страшными внутренними ломками и висениями в пустоте. Вся жизнь разделяется только на два или на немного большее число отдельных периодов, каждому из которых соответствует определенное центрирование лишь на одном плане. Затем эти периоды становятся более частыми и менее болезненными. Сознание научается великому искусству сознательного самоограничения и умения жить в заранее заданном диапазоне бытия. Пока оно вовсе еще не ведало двойственности как основного закона жизни, все то, что противоречило феноменальной ориентации, им просто игнорировалось. Когда же наступал момент необходимости их признания, то сознание должно было перевернуть свои основные устои, пересмотреть все исходные положения. Такая всеобщая переоценка ценностей и отказ от ранее безраздельно господствовавших тенденций естественно являются тяжким кризисом и осуществляются путем долгих страданий. Второе колебание сознания — это признание невозможности противоположного решения, но также одностороннего.

Отвлеченный идеализм весьма сильно захватывает сознание после отречения его от односторонне феноменальной жизни, но это продолжается сравнительно недолго. Ноуменальное само не дает ничего, но лишь на все отвечает. Когда запас выработанных предшествующей жизнью неразрешенных вопросов начинает подходить к концу, ноуменальное начинает казаться холодным и безжизненным, и односторонняя жизнь в нем перестает удовлетворять сознание. Оно вновь получает вкус к смене явлений и начинает видеть самодовлеющую цель в феноменальном.

Совершенно аналогично, как и раньше, сознание сначала отгораживается от этих интуиции, но затем настагет момент, когда оно решается порвать со своими тенденциями и вновь

— 184 —

обратиться к напряженной деятельности в феноменальном. После этого наступает третий период, когда сознание вновь стремится подавить ноуменальные веяния и сосредоточить все свои силы и внимание на одном только феноменальном.

Далее это все вновь приводит к кризису и т. д. Каждый новый кризис и следующее за ним переключение сознания из одного полюса бытия в другой становится все более и более привычным, а потому и безболезненным. Оно научается видеть в этих скачках и сменах метод, вначале представляющийся странным и непонятным, но затем мало-помалу выясняется и его целесообразность, и его необходимость. — Здесь нет никакого особого аз ряда вон выходящего факта: совершенно такие же скачки происходят и во всяком частном познании, ибо для его осуществления необходимо последовательное осознание и тезиса и антитезиса путем сравнивания и противопоставления их отдельных аспектов.

Когда сознание усваивает это с полной очевидностью, оно начинает широко и сознательно пользоваться этим методом. В каждом частном случае оно последовательно выявляет обе точки зрения, ноуменальную и феноменальную и смело встречает их противоречия, Как при переменном электрическом токе при достаточном числе периодов в секунду получается для нашего глаза совершенно ровный и немигающий свет, так и при достаточно быстрой для механизма нашего сознания смене ориентировок в ноуменальном и феноменальном получается ровное антиномическое сознание. Оно одновременно и целиком охватывает собою все разновидности противоречий между ноуменальным и феноменальным и потому вполне включает в себя первый вид трагедии мировой жизни.

Все только что сказанное является одинаково справедливым по отношению ко всем феноменальным организмам, к какому бы порядку они не относились. И сознание отдельного человека, и сознание более крупных организмов — обществ и государств, одинаково переживают этапы эволюции и одинаково приходят к необходимости принять основным принципом всяческого конкретного бытия антиномичность ноуменального и феноменального. При переходе по ступеням количественной иерархии увеличивается лишь масштаб данностей и процессов и, благодаря боль-

— 185 —

шой сложности, возникает необходимость более сложной классификации.

По отношению к отдельному человеку трагичность первого вида проявляется в том, что он чувствует свою одновременную причастность к двум различным мирам и закономерностям. В каждом из них в отдельности он мог бы жить спокойно и без всяких страданий. Сознание одинаково может привыкнуть и приспособиться как к полной свободе, так и к гнету железной необходимости. Но ведать всю сладостность истинной свободы и оставаться рабом — это значит испытывать тягостность рабства в наивысшей возможной степени. Точно так же сознание может довольствоваться весьма скудными познаниями, когда оно еще не знает всей их ограниченности и ничтожества. Но когда такому сознанию дано будет хотя бы однажды мистическим путем почувствовать, что есть действительное знание, то оно необходимо разочаруется в себе и все его самодовольство погибнет.

Наконец, сознание еще легче и полнее, чем по отношению к воле и разуму, всецело захватывается переживаниями чувства. Именно в этом случае ему представляется с наибольшей очевидностью, что оно живет полной жизнью, что пульс его жизни бьется в полном унисоне с пульсом жизни общемировой. Но также и здесь с пробуждением высшей интуиции сознание с исчерпывающей ясностью убеждается, что оно воспринимает лишь исчезающе малую часть колебаний космического ритма, что оно почти так же мало причастно к истинной жизни, как и неподвижный камень.

Итак, высшая интуиция прежде всего наполняет человеческое существо тяжким разочарованием по отношению ко всем трем категориям его психической деятельности. С этой вершины все представляется совершенно ничтожным и не имеющим почти никакой цены. Отсюда один только шаг до принципиального отрицания мировой жизни и стремления к Нирване. Но последнее также было бы замыканием в односторонности. Как ни ничтожны отдельные проявления феноменальной жизни, но только она в своем целом есть двигатель космического организма и только через нее ноуменальное претворяется из абстрактных потенций в реальные живые начала. Сознание должно продолжать свою

— 186 —

феноменальную деятельность, стремиться к частным феноменальным целям так, как если бы они были целями конечными и абсолютными и в то же время сознавать их полное ничтожество. Такое двойственное сознание глубоко трагично, и чем далее оно эволюционирует, тем страдность его все более и более усиливается.

Мы рассмотрели сейчас гносеологический аспект антиномии ноуменального и феноменального в самом широком его толковании — по отношению ко всем трем психологическим категориям. То же самое легко сделать и по отношению к любому другому заданному аспекту. Так, сознание вначале, постепенно преодолевая внутренние несогласия и дисгармонические столкновения отдельных своих элементов, сравнительно безболезненно их переносит, а при всяком успехе испытывает положительную радость. Но с раскрытием своей причастности к ноуменальному оно в значительной степени утрачивает эту способность к радо-ванию и, наоборот, в нем рождается самый мучительный разлад. Значение отдельных успехов совершенно обесценивается, ибо, предвосхитив идею ноуменальной гармонии, человек начинает тяготиться не отдельными проявлениями дисгармонии, а общей дисгармоничностью феноменальной природы, в которой он должен жить.

По отношению к сложному феноменальному организму — обществу или государству трагичность первого вида проявляется в том, что его сознание так же, как и у отдельного человека, одновременно причастно ноуменальному и феноменальному. Если общество искусственно центрируется только на ноуменальном, получается церковь, если же только на феноменальном — возникает экономическое государство. Но как та, так и другая суть только утопии, абстрактные идеи, ибо в действительной жизни всегда проявляется и ноуменальное и феноменальное в органической сопряженности.

, Посему обычно «церковью» называется такой ноуменально-феноменальный организм, где центр тяжести лежит в ноуменальном, а «государством» — такой, где центр тяжести лежит в феноменальном. В этом состоянии церковь объемлет собой лишь столько феноменальных элементов, сколько существенно необходимо для возможности выражения ноуменальных идей, но самостоятельных феноме-

Blog

Закон синархии и учение о двойственной иерархии монад и множеств "Legum servi esse debemus, at liberi esse possimus"