Ксения Букша Питерские каникулы

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
  1   2   3   4

Ксения Букша

Питерские каникулы


Ксения Букша, Петербург, 2002


Вейся дымка золотая, придорожная,

Ой ты радость молодая - невозможная!

Советская песня


1


Я доездился до такой степени, что пиво не лезло мне в глотку, а валеты

спали с дамами. Голова кружилась от зелени, которая четыре дня проносилась

мимо меня, и от жары. Я ехал в Петербург поступать в высшее учебное

заведение. Мы вообще-то питерские, но мой папаня лоханулся в свое время, и

родился я в городе Каменный угол. Над ним месяцами висит облако сернистого

газа. Несмотря на это, мой организм ничем не болел - ни мочеиспусканием, ни

даже срывом, - и, стало быть, осенью меня ожидало ужасное несчастье. У меня

не было никакой отмазы. Поступить надо было во что бы то ни стало. Правда,

того, во что может "стать", у папаши тоже не было.


Наконец, поезд вырвался на финишную прямую. Мы поняли это потому, что

водитель кобылы, выпендриваясь, наддал по газам, и оставшийся отрезок мы

промчались с дикой бешеной скоростью, грохоча и разлетаясь по железным

мостам.

- Перед начальством старается, - заметили женщины.


Бабушка пришла меня встречать и всю дорогу шла, вцепившись в сумку,

отчего нести было втрое тяжелее.

- Ну, и куда же ты будешь поступать? - ласково спросила она.

- Куда-нибудь, - говорю, - поступлю. Во много мест, куда повезет.

Сейчас, сама знаешь, поступить трудно. Лишь бы не в армию.

- Да, да! - согласилась бабушка испуганно.


Ни фига-то она не понимала в этой жизни, иначе ее бы давно инфаркт

хватил.


В Питере тоже было очень жарко, просто сдохнуть как жарко; над каналами

поднимался пар, от этого пара пахло грязью и чем-то неприятно живым. В

парках все было разрыто в жирную зелень и мясные бугры. По дорогам

возюкались комбайны, скрежетали и царапали асфальт железными лапами. Мы с

бабушкой спотыкались о вывороченные камни и мешки с цементом. В горле у меня

пересохло, а пива прикупить было нельзя, и это меня бесило, приводя в

состояние полного отупения, обалдения и равнодушия ко всему миру. Оно не

прекратилось и в квартире у дяди, хотя там было приятно: темно и прохладно,

окна за марлевыми занавесочками выходили на мрачный двор. Дядя и тетя

собирались на юг, метались, складывали сумки и поверхностно спрашивали меня,

какого хрена я приперся.


- А ты физику-то помнишь? - прищурилась на меня тетя.

Я ей, кажется, не нравился.

- Помню, - отвечал я сумрачно.

- Ну, вот и молодец, - сказал дядя издевательски, взял сумки и побежал

на поезд; а мы с бабушкой остались вдвоем.


Вечер, по ощущениям, еще не начался, солнце стояло совсем высоко, и я

решил сделать вылазку за пивом.


Я вышел. Все высокие дома, рыжие, бурые и грязно-желтые, были освещены.

Жара и запах горелой резины разливались в воздухе. Веяло водой. Кругом

валялись огромные бетонные кольца и железные цацки, запорошенные песком. По

всему по этому прыгали одуревшие от жары люди и девушки.

- Эх, люблю Питер, - сказал я, купил пива и выпил.


Сразу жизнь стала поживее, и я пошел домой, по дороге обдумывая, как бы

мне начать учить физику. Однако после пива какая физика. Сели мы с бабушкой

телевизор смотреть. А там шла передача "Глаз народа". Обсуждалась такая

тема: почему у нас вечно такая лажа.


Одна баба вышла и говорит:

- Надо, чтобы иномарки в Россию не ввозили, тогда будут покупать наши,

и все будет хорошо.

Другой мужик с места кричит:

- Ни хрена! - кричит. - Все будет плохо, потому что наши быстро

ломаются, и если на них еще и ездить, они совсем сломаются, и придется

ходить пешком.

Третий, писатель непонятно какого пола, Валя Койко его зовут, выскочил

и заблеял:

- Ой, ну ребята, разве это вообще важно. Важны отношения между полами.


Тут меня бабушка спрашивает:

- Егор, а ты у нас мужчина?

Мне стало жутко.

- Эй, - говорю, - бабушка, это нехорошо. Мы ведь с тобой близкие

родственники.

- Тьфу ты, - плюнула бабушка. - Язык у тебя поганый.


А передача разгорелась, точнее, ее ведущая умело поджигала. Интересно

так стало. Я уже сам сижу, оторваться не могу. Заинтриговал меня этот

вопрос: почему же у нас всюду такая лажа? И меня переклинило. С утра встал и

спрашиваю бабушку:

- А ты-то сама как думаешь на этот счет?


Бабушка так жеманно крошки с подола халата стряхнула, прическу подняла

и говорит гордо:

- Потому что дерьмократы Советский Союз развалили.

- Нет, не поэтому, - возразил я. - При Советском Союзе тоже была лажа,

и даже хуже.

- Ну, если ты такой умный, - вскричала бабушка, - то иди и в партию

вступай!

- Да где же я ее найду-то!

- Да до фига тут партий! - кричит бабушка. - Вон любую выбирай, от

красных до рыжих!

- Да ладно, - говорю я, - я в институт приехал вступать, а не в партию.

Давай-ка мне справочник "Желтые страницы", я буду сидеть и по телефону

звонить.


Сижу я в кресле, звоню по телефону, сам пиво пью. А пиво я приноровился

в кефирный пакетик переливать. Бабушка заходит - о, внук кефирчик попивает и

в институт собирается. Идиллия.


Ну, и постепенно начинаю прикалываться над всем происходящим. Мне

весело.

- Але, - говорю, - а у вас в институт за взятки поступают или по блату?

А с той стороны, видать, студентка на телефоне сидит.

- И за взятки, - пищит смешливо, - и по блату! А если мозги есть,

можешь и сдать!

- Есть мозги, - говорю, - даже много, но сдавать я их не собираюсь,

самому пригодятся.

- А ты откуда?

- Я с Диксона, - вру я. - У нас солнце состоит из сыра, а из животных

водятся только шарики от пинг-понга.

Хрюкотание.

- А... а как они размножаются? такие гладкие? Им неудобно?

- Ну ты блин пошлая! - говорю я. - Все мысли на одно! Размножаются...

очень просто. Выроют глубокую узкую ямку, залезут вдвоем и трутся друг об

друга. В урожайные годы у нас даже пельмени в тарелке друг на друга

залезают. А уж мужики - звери.


И все в этом духе. Часы тикают, я названиваю, даты экзаменов всяких

записываю. Листаю себе справочник, от пива уже в сон клонит. И тут натыкаюсь

на страничку: "Политические партии".


Ну, на хрен мне не нужны политические партии, подумал я. Ну просто до

такой степени не нужны. И никому они не нужны. Самая ненужная вещь на свете,

подумал я. А с другой стороны: если куча народу этим занимается, то,

наверное, они ловят от этого какой-то кайф? Тут я вспомнил, что говорила о

политике испанская королева Изабелла. Она говорила так (тут я увидел ее):

"Дочь моя, политика - это еще более захватывающее занятие, чем любовь".


Вообще-то я не очень образованный, даже местами серый. Но у меня есть

несколько любимых персонажей в истории, от которых я просто фанатею. Вот,

например, королева Изабелла - редкая, надо сказать, стерва.


А что, подумал я, - может, ты и права, Изя, может, сублимируем, а

может, там с кем-нибудь как раз и познакомимся. Чисто для прикола -

вступлю-ка я в какую-нибудь партию! Питер! лови момент!


Но тут начались трудности.


Партий было - три с лишним страницы, но такой, как мне надо, я все

что-то не находил. Все они были какие-то сомнительные. Как вы, например,

представляете себе партию под названием "Партия за самоотречение вплоть до

обрезания?" Или "Партия Старый Кот"? Оттянешься там? Вот и я так не думаю.

Все партии, которые начинались с буквы "К", я вообще не рассматривал:

"Красные перцы" там были, и "Крутые яйцы", - но все сплошь коммунисты.


Потом, после тягостных раздумий, я вычеркнул все партии, в которых

значилось слово "Русь" или "Россия". Я, конечно, тоже не люблю, когда на

рынке только и слышно что "гыр-гыр-гыр", но вот, например, зубной врач у нас

армянин, и вполне достойный человек.


В общем, после всех этих исключений осталось две партии. Одна

называлась "Дыборосс", а другая - "Выдембор". У обеих было молодежное

отделение, и оттяжные названия, и свой депутат, и штаб-квартира. Я решил,

что выбирать из них не буду, а вступлю и туда, и туда - в конце концов,

какая мне разница.


2


Штаб-квартира дыбороссов находилась на седьмом этаже большого

угловатого дома. Этот дом местами порос травой, которая от жары

закручивалась и змеилась. Я долго шел вверх по квадратной мраморной

лестнице, а два дыборосса стояли сверху, хихикая, и мимо меня пролетал их

пепел.

- Вот, хочу к вам в партию вступить, - сказал я, представ перед ними.


Дыбороссы рассмеялись. Один был парень года на два старше меня, - но

он-то не знал, что я младше, потому что я как шкаф трехстворчатый с

антресолью. У этого парня везде жгло, а больше всего, видимо, под черепом.

Вторая была девушка неземной красоты. У нее было лицо все высокое, она как

бы носила на макушке блюдечко - и носик, и скулы кверху, и пушистый хвостик

кверху, и губки тоже.


- Миша, - сказал дыборосс. - И Катя.

- Очень приятно, - сказал я. - Егор.

- А почему ты решил в партию вступить? - спросила Катя, стряхивая

пепел, а сама поглядывает.

- Да так, - говорю, - вот восемнадцать стукнуло, решил записаться.

Это я, как Гайдар, годов себе прибавил.

- А то хожу, чмо беспартийное, - добавил я.


Миша и Катя переглянулись.

- Ладно, - говорит Миша, - а чего тогда к нам? Почему не к коммунистам?

Или не к бритоголовым?

- Нет, - отвечаю, - шановны панове, то не можно, то не жечно.

Коммунисты - они все какие-то левые. А голову побрить я всегда успею. Вот

провалю экзамены в институт, и побреют меня. Так что я к вам.

- А вот чего ты все-таки у нас ищешь? Карьеру хочешь сделать?

Въедливая какая, чего ищу, чего ищу. Не люблю, когда девушки курят,

между прочим.

- Я ищу, - говорю я, - где бы пожертвовать собой за святое, правое

дело, между прочим. И хочу узнать, почему у нас всюду такая лажа. А карьеру

пусть делает зафаканый истеблишмент.

- Вау! - закричал Миша. - Наш человек!

Катя хмыкнула, потушила сигаретку и пошла. Наверное, я ей не

понравился.


Отвели меня в кабинет. Там сидит под портретом Старовойтовой дама

средних лет и чай с блюдечка дует.

- Это наш старый член, - указал Миша. - Сан Саныч.

- Как Сан Саныч? - удивился я.

- Александра Александровна, - пояснила дама спокойно, - сложно для

произнесения. Возьми эту бумажку, отрок, - это устав партии, - и подпишись

внизу.


Я взял, и только хотел подписаться, как меня вдруг сомнение взяло.

- Ага, - говорю, - я подпишусь, а потом окажется, что я вам денег

должен.

- Так ты прочитай.

- А если я не умею?! - обиделся я.

Сан Саныч плечами пожала, Катя фыркнула, а Миша от радости, что новый

член такой приколист, на столе на голову встал. Я сразу понял, что он

хип-хоп и брейк-данс могет.

- А если не умеешь, - выкрикнул он, вертясь на макушке, - то тогда

рискни, приятель! подпиши, не читая, а потом посмотрим!

Я подписал. Миша встал обратно на ноги и стал скакать от радости.

- Сан Саныч! - крикнул он. - Наливай нам водки!

- Хрен вам водки с утра, - возразила Сан Саныч, - таким маленьким. Вот

завтра у нас будет акция, комсомольский праздник. Вот и выпьете, а сейчас -

ни-ни.


На том мы и разошлись, то есть, я разошелся, а старые члены остались.

Только я, однако, спустился до пятого этажа - скок, скок, легкими шагами

догоняет меня Катерина. В такую жару пахло от нее только свежестью. Не

дезодорантом, а как от младенцев - молоком и карамельками.

- Ты в какую сторону идешь?

Вот, думаю, блин. Специально привяжется и будет прикалываться. Ясно как

белый день. Все они такие.

- В другую, - нажал я.

Катя расхихикалась, как придурочная, и пальцем грозится:

- Нехорошо так относиться к товарищам по партии. За это бывает высшая

мера.

- А я не боюсь, - говорю я. - Меня уже один раз приговорили к высшей

мере, а я охрану прирезал, народ поднял, купил корабль и сбежал на

Мадагаскар. Стал там королем...

- Ага, - подхватила Катя. - Беневский твоя фамилия.

Вот, думаю, блин. Почувствуйте момент. Это как если, например, древний

грек встречает древнего грека где-нибудь в Сибири. Этого Беневского, может,

кроме меня, пара человек во всей России и знают. Ну, десяток. Родная душа,

можно сказать. Я весь покраснел, слился с жаркой природой.


А мы между тем вышли на Исаакиевскую площадь. Там дуло ровным золотым

дыханием, там купол собора, как яйцо, округлялся вверх, и весь Исаакий,

тяжелый, с ситечками на фронтонах, стоял, словно каменный торт. Нева журчала

и блестела за машинами.

- Ну ладно, - говорю, - я пошел.

- У нас завтра акция, - напомнила Катерина. - В десять утра начало.

Придешь?

- Конечно, приду! - пообещал я, и мы расстались.


Очень уж было жарко, или я не привык, что Питер такой большой и

роскошный город, - а только я все время оборачивался. Я боялся, что Катя

пойдет за мной и увидит, что я направляюсь в штаб партии "Выдембор".


3


Если к месту обретения дыбороссов надо было долго идти вверх, то к

выдемборцам - вбок. Их штаб-квартира находилась в самом конце какой-то

туповатой и кривоватой улицы. Такие улицы в Питере, насколько я понимаю,

встречаются довольно редко; надо же мне было на второй день напасть на одну

из них. Я плелся по ней долго-предолго, то мимо психушки, то мимо школы, то

мимо памятника поэту Майкопскому, а чаще всего мимо стройки. Вся эта улица

поросла крепкими узловатыми тополями, у которых каждый лист был, как

тропический лотос. Машины по этой улице не ездили, но стояли стройными

рядами.


Наконец, я дошел до розовенького двухэтажного домика под номером не то

сто три, не то сто восемь, прошел сквозь двор - там тоже что-то росло и тоже

что-то строили. Здесь же, прямо на дверях, висела залихватская табличка:

"Выдембор".


- А кто это к нам пришел, - умильным голосом сказали за дверью.

- Это я, - гаркнул я. - Егор! Гайдар, практически! Пришел к вам в

партию вступать!


Дверь открылась. На пороге стоял босой мужик. Он был ниже меня на

голову, но весь мякенький и гладкий. В волосах у него запуталась стружка.

- Мы тут ремонт делаем, - объяснил он кокетливо.

- Да уж я вижу, - сказал я суровым тоном. - Ох, не закончите вы к

трехсотлетию!

- Конечно, - подхватил мужик, приглашая меня внутрь. - Конечно, не

закончим! Начальник-то у нас - водопроводчик. Трубы починил, а остальное не

умеет.

- Да, трубы - это еще не все! - поддержал я. - Главное - это система!

Мужик меня усадил за стол и восхищенно полюбовался.

- А что же мы будем пить, - сказал он.


Только я рот раскрыл, как из соседней комнаты выбежал какой-то

кривоногий герцог с афишами под мышкой и закричал:

- Коля, а ну марш отсюда! Если ты тут ремонт делаешь, это еще не дает

тебе права распоряжаться!

- Да я что, я ничего, - виновато развел руками мужик и испарился.

- Чего он тебе втюхивал? - спросил кривоногий герцог.

- Что начальник у вас водопроводчик, - донес я. - Что к трехсотлетию не

управимся.

- Ну, это правда, - махнул рукой герцог. - Он у нас из сантехников во

власть пришел. А к трехсотлетию... сам посуди!

- Да, - опять поддакнул я - и промахнулся.

Кривоногий герцог проковылял вокруг меня, с маху уперся волосатыми

руками в край стола и провещал страшным голосом:

- А что это ты мне все время поддакиваешь? А ну, отвечай, кто ты таков?


Я почесал в затылке. Жарко тут у вас, братцы, рассудил я. У нас и то не

так жарко. Однако надо было отвечать, не срамить родной Каменный угол и

науку пацанского стеба.

- Я, - ответил я гордо, - правый лев, отстаиваю отсутствие отстоя, а за

права готов даже отсиживать!

- А любишь ли ты Чубайса? - спросил хитро кривоногий герцог.

- Чубайса?? - изумился я. - Обожаю. Я скучаю по нему.

Чубайсом, или просто Баксом, звали нашего рыжего кота.

- Скучаешь, - хмыкнул кривоногий герцог. - Нечего по нему скучать. Он и

на своем месте хорош. Хотя он, конечно, профессионал. Не то что нынешние:

совсем мышей не ловят.

- Ловят, - сказал я наперекор.

Я допер, что кривоногий любит плюрализм, и чтобы спорили. И тут угадал.

- Молодец, - сказал кривоногий герцог, - отлично.


Тут дверь распахнулась, - оттуда повеяло прямо-таки жаром, как из

печки, - и вошли, оживленно беседуя, еще два члена. Одна была молодая,

годами чуть старше меня (но это, опять-таки, мог знать только я), другой был

примерно ровесник герцогу, и держался как начальник, или как добрый конь.


- Так! - зарычал он. - Приветствую! Я - здешний главарь, звать меня

Пармен! Это Варя, знакомься.

Варя улыбнулась, причем я увидел край ее языка.

- А это наш идеолог Герман, - главарь указал на герцога, - он, правда,

все пропивает, но от этого только сильнее блещут его добродетели.

Варя села на край стола и стала болтать ногами. Она вообще была

непосредственная девица.

- Мы пиво пить будем? - спросила она.


Вопрос был в струю, но лица Германа и Пармена вытянулись в стручки.

- Ох, Варя, - простонали они. - Нам же сегодня Москву встречать. Что он

про нас подумает.

- А гостя угощать? - изумилась Варя.

- Знаешь, вот у нас послезавтра акция будет, - вспомнил Пармен, - пусть

гость приходит, заодно посмотрим его в деле.

- Да! - согласился кривоногий герцог Герман. - А то принимаем всяких

предателей, а потом в крепости почем зря сидим.

- А я тоже в крепости сидел, - похвалился я. - Только не в этой, а в

Шлиссельбурге.

- За что? - поинтересовалась Варя.

- За что, - махнул рукой я. - Приплели, что я зятю какие-то там земли

не так продал, и что на работу не ходил. А на самом деле у нас власть

некондиционная, и я хотел довести ее до кондиции.

- До кондиции, - хохотнул Пармен. - Как же, помню. Царица Нюрка тогда

правила. Точно?


Вау, думаю, какие в Питере все культурные. Все, что нам историк в школе

под строгой тайной рассказывал - все знают. Прямо обидно даже. Неужели у

меня теперь нет ничего сокровенного?


- Ну ладно, - говорит Герман, - значит, будешь у нас работать в

качестве кондиционера. Это нам сейчас, сам видишь, позарез нужно. Жара.

Приходи послезавтра на акцию. В десять утра. Первый раз взносы можешь не

приносить.

- А я и не собирался, - сказал я, да и пошел.


Только прошел домиков пять, слышу сзади топот, и Варька меня догоняет.

- Эй! - кричит. - Эй, ты!

Я не отзываюсь.

- Ну, как тебя там!

Я не отзываюсь. Варька забежала вперед, - ноги у нее были пыльные, но

сама она вся свежая, как клубника, и что-то было в ней очень справедливое,

как будто она дождь за три дня чуяла.

- Ну, короче, ты, короче, чего, не местный?

- Не местный, - сказал я достойно, - сами ми не здешные. А что,

собственно?..

- Да у тебя что, уши отсохли? - кричит Варька.


И тут я дотумкал.

- А-а! - кричу. - Земеля! Ура-а!

- Я вэээбще-то питерская, - важно поправилась Варька, - одначе...

- У-у-у! - завопил я в полнейшем восторге и стал Варьку обнимать,

правда, осторожно.


И от нее, как и от Катерины, даже в эту жару не пахло подмышками или

носками, а пахло неожиданно зимними и темными запахами: не то чем-то

цитрусовым, не то просто резким синим ветром.