Репрезентация масонской символики в языке русской художественной литературы XVIII начала XXI веков
| Вид материала | Презентация |
- М. В. Ломоносова факультет журналистики кафедра истории русской журналистики и литературы, 672.12kb.
- Языковые средства выражения комической модальности (на материале произведений английской, 321.74kb.
- Язык русской художественной литературы Типология девиаций в языке художественной литературы, 1464.97kb.
- Учебно-методический комплекс учебной дисциплины история русской литературы ХХ начала, 543.39kb.
- На правах рукописи, 636.42kb.
- Феномен преображения в русской художественной словесности XVI-XX веков, 502.43kb.
- П. А. Орлов История русской литературы XVIII века Учебник, 4388.68kb.
- История русской художественной критики XVIII начала ХХ века, 343.88kb.
- Открытые фонды Русское декоративно-прикладное искуссво XVIII-XXI, 27.92kb.
- Уроку литературы в 9 классе Тема: От классицизма к романтизму, 93.79kb.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. В ЯРХЛ XVIII – начала XXI веков значителен в количественном и разнообразен в качественном (функциональном и ценностном) отношениях удельный вес МС. Наряду с иными символическими системами она устойчиво и повсеместно включается в художественные тексты, определяет их семантику, задает характер бытования и интерпретации. Устойчивость проявляется в непрерывной трансляции МС.
2. Функционирование МС в ЯРХЛ находится в контексте общих законов развития литературного языка. Но при этом можно говорить о существовании имманентной закономерности, определяющей в диахронии характер бытования символической системы в естественном языке, проявляющейся в том, что с течением времени функционирование символов существенно изменяется, а сами эти изменения могут быть интерпретированы как последовательная смена специфических типов включения символов в тексты. Символическая система, не теряя органической связи с языком, в который она включена, одновременно демонстрирует относительную самостоятельность.
3. Актуальная или суммирующая идеологические константы для представителей определенной группы в языковом коллективе символическая система входит в их языковую картину мира и становится для них когнитивной или эстетической моделями, которые оказывают существенное влияние на порождаемые ими тексты. В определенном смысле можно говорить, что такое влияние очень существенно, поскольку текстовые репрезентации часто подчиняются конституирующей роли символов.
4. В семантическом отношении МС являют собой совокупность единиц, значения которых, по преимуществу, не имеют полных (исчерпывающих) истолкований, что отражается на специфике их функционирования. Семантическая неполнота истолкований, объективно присутствующая внутри системы, задействует у приёмников информации, контактирующих с системой, познавательные импульсы, прочно связывающие их языковое существование с эксплицированными в ней константами.
5. В прагматическом отношении МС демонстрируют набор единиц, которые необходимо воспринимать в качестве эффективного способа коммуникативного воздействия на приёмника информации в самых различных сферах его присутствия. Равно как и коммуникативная практика масонов в целом заслуживает осмысленного, последовательного и в то же время критичного продолжения, что осуществляется средствами современной массовой информации и пропаганды, часто без учета параметра «критичного» и должной меры корректности.
6. Существенной в аксеологическом отношении чертой системы МС является наличие доминирующего комплекса внеоценочной символики. Сам факт ее присутствия обнародует зафиксированный в языке и продуцируемый его носителям подход к неоднозначному и адогматическому восприятию реальности.
7. Генезис степени вариативности плана выражения и плана содержания конкретных языковых единиц в диахронии по преимущественным употреблениям в контексте языка находится во взаимообратимых отношениях: большей вариативности выражения соответствует относительная стабильность содержания, а относительной стабильности выражения – большая вариативность содержания.
Апробация результатов исследования была проведена на ряде конференций различного уровня: международный симпозиум, посвященный 200-летию со дня рождения В. И. Даля – Владивосток, 2002; международная научная конференция «Литература и философия: постижение человека» – Комсомольск-на-Амуре, 2002; V – IX международные научно-методические конференции «Проблемы славянской культуры и цивилизации» – Уссурийск, 2003 – 2007; международная научная конференция «Лингвистика и межкультурная коммуникация: история, современность, перспективы» – Хабаровск, 2003; международная научная конференция «Дальний Восток: наука, образование, XXI век» – Комсомольск-на-Амуре, 2004; II международная научно-практическая конференция «Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты» – Бийск, 2004; I международная научно-практическая конференция «Актуальные проблемы образования и культуры в контексте XXI века» – Владивосток, 2005; международная научная конференция «Языковая политика и языковое образование в условиях межкультурного общения» – Хабаровск, 2006; региональная научно-практическая конференция «Наука о человеке, обществе и культуре: история, современность, перспективы – Комсомольск-на-Амуре, 2004; региональная научно-практическая конференция «Человек, общество и культура: проблемы исторического развития» – Комсомольск-на-Амуре, 2005; региональная научно-практическая конференция «Дальний Восток: проблемы межкультурной коммуникации» – Комсомольск-на-Амуре, 2006 и др., на расширенном заседании кафедры «Общепрофессиональных лингвистических дисциплин и немецкой филологии». По теме исследования опубликовано 27 статей и две монографии.
Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, четырех глав: «Исходные инвариантные характеристики масонской символики и контекст ее использования», «Вербальное усвоение масонской символики в языке русской художественной литературы XVIII – начала XIX веков», «Вербальное осмысление масонской символики в языке русской художественной литературы XIX века», «Вербальное переосмысление масонской символики в языке русской художественной литературы XX – начала XXI веков», Заключения и Списка использованной литературы.
СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Первая глава «Исходные инвариантные характеристики масонской символики и контекст ее использования» включает в себя шесть параграфов: «Лингвистические особенности масонского текста», «Модель языковой картины мира масонов», «Коммуникативные и языковые особенности масонской клятвы», «Коммуникация и слово в восприятии масонов», «Определение и функции масонского символа», «Проблема идентификации символа».
В первом параграфе «Лингвистические особенности масонского текста» речь идет о лингвистическом содержании термина масонский текст, использующегося для номинации всей совокупности текстового наследия масонов: дипломов и аттестатов, дневников и воспоминаний, оригинальных и переводных книг и статей, официальной и неофициальной переписки, официальных отчетов, обрядников или актов, регулирующих работу масонских лож, патентов и конституций различных масонских лож, протоколов заседаний лож, речей и лекций, списков членов лож, уставов и законов различных иерархических структур масонства, стихотворных текстов масонов. При этом само неоднородное, с точки зрения отнесенности к различным речевым жанрам, текстовое наследие масонов воспринимается в качестве репрезентатора мистического дискурса.
Выявлены особенности этого текста в семантическом, прагматическом и аксеологическом отношениях, в соответствии с которыми формируется инвариантное определение, включающее в себя такие характеристики, как самостоятельный текст (или сегмент большего по объему текста), содержание которого сознательно ориентировано автором на систему ценностей (идеологическую концепцию) масонства, не подвергающуюся при этом внутри текста преимущественно негативной оценке. В языковом плане эта ориентация проявляется в том, что текст приобретает устойчивые черты неэгоцентрического текста, то есть его содержание оказывается нелокализованным в личностном, временном и пространственном отношениях. В качестве основных проявлений неэгоцентричности воспринимается то, что организующие любой текст категории временной, пространственной и личностной отнесенности приобретают в масонском тексте специфическое воплощение. Традиционные эгоцентрические слова я, здесь, сейчас в пространстве масонского текста замещаются категориями всякий, везде, всегда.
Если в традиционно понимаемом эгоцентрическом тексте словесно выраженное содержание оказывается так или иначе, с той или иной степенью последовательности, полноты и четкости координировано с определенными сегментами пространства и времени и с определенными лицом или лицами, то в масонском тексте такая координация отсутствует. Он оказывается соотнесенным с неопределенным временем, неопределенным лицом и неопределенным пространством. Достигается это за счет того, что вся совокупность маркеров, позволяющих установить координацию с пространственными, личностными и временными ориентирами, обретает специфический вид. Их текстовое воплощение продуцирует восприятие заключенной в тексте информации, как не связанной с конкретными временем, пространством и лицом. Осуществляется это посредством использования различных речевых форм, главным образом, благодаря исключению из текста конкретных координат, замене их абстрактными и замене одной системы координат для данного текстового отрезка симультанно присутствующей совокупностью нескольких равноправных.
С точки зрения указанных характеристик все многообразие масонских текстов подразделяется на центр и периферию, различающихся между собой степенью полноты и достоверности реализации масонской картины мира, а также концентрацией внимания непосредственно на ней или не только на ней, но и на иных объектах, с ней связанных. Центр характеризуется акцентированным вниманием только на картину мира и ее по возможности полное воспроизведение. Периферия же предполагает иные объекты внимания и фрагментарное воспроизведение картины мира. Семантическое наполнение и коммуникативные установки этих текстов существенно различаются. Например, обрядник непосредственно реализует картину мира и только ее (центр), список членов ложи может на нее только опосредованно указывать, если в нем учтены должности братьев, и имеет иную целевую установку (периферия), а конкретный эпистолярный документ, в зависимости от преимущественной темы повествования, будет занимать промежуточное положение между тем и другим.
Здесь же рассматривается особая семантика категорий времени, лица и пространства, организующих этот текст и способы внутритекстового взаимодействия единиц, благодаря которым эта семантика создается, координация текста и МС, взаимодействие центра и периферии. Коммуникативный контакт с центром масонского текста продуцирует у приёмника информации особый эффект восприятия – создает впечатление, что он общается с высшей силой, продуцирующей универсальную информацию.
Во втором параграфе «Модель языковой картины мира масонов» выявлены и подвергнуты разностороннему анализу номинации и предикаты, формирующие основу языковой картины мира масонов: свет, тьма, человек, Великий архитектор мира, семь добродетелей, семь пороков, лестница, степень, камень, храм. Тесное синтагматическое, прагматическое и содержательное взаимодействие между этими единицами воспринимается как закономерное следствие того, что они, находясь в отношениях семантического совмещения и наложения (значения этих единиц всегда в большей или меньшей степени дублируют друг друга), создают единый смысловой комплекс с четкими ориентирами, который оказывает существенное влияние на языковое сознание, контактирующего с ним лица. МС свет и тьма, доминантные и конституирующие для языковой картины масонов, внутри общей единой системы обнаруживают три универсальные функции, которые, будучи свойственны им наиболее последовательно и полно, также проявляются в бытовании иных номинаций и предикатов: 1. Они именуют субстанции предельно абстрактной природы. 2. Они называют качественные состояния любого сегмента мира (макро- и микрокосма). 3. Они выступают как универсальные точки координат, по отношению к которым распределяются все сущие объекты, то есть они используются для номинации объектов, оценки различных объектов и обозначения координации между ними.
Главным предикатом масонской картины мира оказывается эволюционное движение или восхождение человека от тьмы к свету, включающееся в метафору пути, на котором необходимо следовать семи добродетелям, который отмечен степенью познания масонской науки и в результате может привести к храму (добродетели, идеальный, невиданный, новый, просвещенного человечества, Соломонов, счастья), фиксирующему представление о гармоническом состоянии мира.
Заданная с помощью совокупности номинаций и предикатов модель оказывается замкнутой (МС змея) и состоящей из множества элементов, которые, воплощая конкретные сегменты семантики базовых категорий, в аксеологическом плане на уровне языковой системы репрезентируются как внеоценочные или безоценочные. Такие МС (например, орудия масонского строительства: долото, кирка, лопаточка, масштаб (линейка), молоток, наугольник (угольник), нивелир, ножницы, отвес, резец, рычаг-рукоятка, топор (оскорд), угломер, уровень, циркуль, чертежная доска, шаблон, шпакель) обретают конкретные оценки (положительные или отрицательные) только в рамках определенных контекстов. А устойчивая противоположность этих оценок в конкретных текстах на уровне языковой картины мира продуцирует то, что единая оценка у них отсутствует. Таким образом проявляется четкая дифференциация между речевым употреблением и языковым бытованием единиц, актуальная для масонов и во многих других случаях.
Полученное представление о доминантных чертах языковой картины мира масонов расширяется за счет сопоставления с иными картинами мира, что производится на базе восприятия языковыми коллективами категории времени и реконструкций этой категории лингвистами. Лингвистические взгляды на категорию времени в исследовательской традиции суммируются в понятиях мифологическое время (время, реализованное в мифе), летописное время (время, реализованное в летописи), панхрония; архаичное время, современное время, российское время (время, реализованное в русской языковой картине мира) и западноевропейское время (время, реализованное в западноевропейской языковой картине мира). Сопоставление с дифференциальными признаками этих категорий позволяет утверждать, что время картины мира масонов обнаруживает черты всех перечисленных типов времен и не может быть однозначно отнесено к какому-либо из них, что продуцирует представление об универсальном и многомерном восприятии времени.
Обнаруживаются отчетливые параллели (не отменяющие существенных различий) с русской языковой картиной мира, которые проявляются через ряд характеристик, в частности: 1. Сходное восприятие категории времени, которое демонстрируется через семантику и функционирование МС полдень и полночь, предполагающих возможность воздействовать на астрономическое время волей человека. 2. Противопоставление низкого и высокого, пронизывающее все сферы актуальных номинаций и задающее оценочные ориентиры во всех сегментах мира и видах деятельности. 3. При этом масонская картина мира при поверхностном восприятии в гораздо большей степени детерминистична, чем русская, а при глубинном осмыслении обнаруживает аналогичную ей зависимость от действий неподконтрольных человеку высших сил, руководящих различными проявлениями мира.
Совмещающая в себе антропоцентризм и теоцентризм картина мира масонов с различной степенью полноты и в своих различных сегментах реализуется во всех масонских текстах, примером ее относительно полной и в то же время компрессивной реализации может служить масонская клятва.
В третьем параграфе «Коммуникативные и языковые особенности масонской клятвы» подвергнуты сопоставительному анализу несколько текстов клятв, обнаруживающих четкое структурное и семантическое подобие. Традиционная масонская клятва в структурном отношении состоит из шести последовательно расположенных, не варьирующих своих позиций реквизитов, имеющих сходное, а подчас и тождественное языковое воплощение, характер которого предопределяется жанром текста, его коммуникативным предназначением и орденскими идеологическими установлениями.
К числу этих последовательно расположенных реквизитов относятся: 1. Автономинация лица, приносящего клятву, и именование производимого им действия, имеющее перформативную функцию: Я NN клянусь. В функции перформативов используются возвратные глаголы в собственно-возвратном значении (клянусь, обещаюсь), которые обозначают, что действия субъекта направлены на себя самого, производятся над собой, то есть обещания и клятва даются, в первую очередь, себе, а не окружающим, названным во втором реквизите. Грамматические формы глаголов в данном случае являются маркерами особой коммуникативной ситуации, сбалансированной между внутренним и внешними приёмниками информации, ориентированной на говорящего и на окружающих.
2. Номинация свидетелей, гарантов, поручителей, тех, чье присутствие и существование придает клятве законную силу: перед Всемогущим строителем вселенной и перед сим высоким собранием. В качестве гарантов во всех случаях выступают неперсонифицированные, но наделенные активной волей объекты. Адресация ответственности за принимаемые обязательства характеризует степень авторитетности объектов окружающего мира. Первый и второй реквизиты в своей совокупности отвечают на вопрос «кому клянется говорящий?»: себе, верховному существу и так или иначе поименованной совокупности масонов, то есть сакрализованное обещание дается различными способами названному коллективу.
3. Перечисление обязательств, которые масон налагает на себя в качестве необходимых к постоянному исполнению. Информационный вес этого реквизита в пространстве текста свидетельствует о его первостепенной важности. Содержательно он состоит в том, что масон называет с краткими характеристиками те добродетели или должности, которые он обязуется неукоснительно соблюдать (исполнять). В Клятве названы: Повиновение – всеми моими силами стремиться к тому, чтобы сохранить себя в неколебимой верности к Богу, закону, правительству, отечеству и к сему высокопочтеннейшему братству. Любовь к человечеству – чтобы любить их всем сердцем. Щедротолюбие – и помогать ближним моим всеми силами. Мудрость – я обещаю, чтобы по всем силам моим стараться быть во всех моих деяниях предусмотрительну и мудру. Скромность, сохранение тайны ордена – в действиях моих осторожну, в словах моих умеренну. Добронравие – в должностях моих праведну, в предприятиях моих честну, в моем суждении честну. Любовь к человечеству – в образе моего обхождения человеколюбиву, благородну, добросердечну и преисполненну любви ко всем человекам, а наипаче к моим братьям. Повиновение – я обещаю быть послушну начальникам моим во всем том, что мне для блага и преуспения Ордена, которому я обязан во всю жизнь сохранять верность, повелено будет. Скромность, сохранение тайны ордена – я обещаю быть осторожну и скрытну; умалчивать обо всем том, что мне поверено будет, и ничего такого не делать и не предпринимать, которое могло бы открыть оное.
Синтаксический параллелизм в данном случае подчеркивает неразрывное единство и взаимодействие всех обязательств. Семантика обязательств и использование в первом реквизите возвратных глаголов знаменуют деятельность, по своему характеру обращенную первоначально на говорящего. Общая коммуникативная установка, реализуемая в клятве, может быть охарактеризована как ‘я обязуюсь произвести над собой определенную работу и выстроить свой внутренний мир в соответствии с требованиями ордена’.
4. Перечисление тех наказаний, которыми масон считает необходимым подвергнуть себя в случае нарушения клятвы: в случае же малейшего нарушения сего обязательства моего подвергаю себя, чтобы голова была мне отсечена, сердце, язык и внутренная вырваны и брошены в бездну морскую; тело мое сожжено и прах его развеян по воздуху. В синхронном восприятии человека XVIII века или человека XXI века, основанном на языковом и общекультурном опыте, эти слова являются гиперболой. В семантическом отношении гипербола интересна тем, что ее содержание в ином орудийном ключе дублирует именования испытаний стихиями, которым подвергается неофит во время инициации.
5. Обращение к существу, на которое автор возлагает свои упования относительно помощи в выполнении принятых обязательств: В чем да поможет мне Господь Бог и его милосердие. Номинации верховного существа, заключающие клятву в композиционную рамку, сигнализирующие о ее содержательных границах, отличаются от второго реквизита.
6. Заключающий клятву перформатив, который является знаком ее завершения и вступления в силу: Аминь – ‘да будет так’.
Каждый реквизит подвергается отдельному рассмотрению, а вся клятва в целом оценивается с точки зрения ее функций в коммуникативной практике масонов. Особенности существования текста клятвы в коммуникативном пространстве масонства определялись тем, что он одновременно существовал в двух измерениях: измерении личностных переживаний масона и измерении общих масонских теоретических работ. Взаимодействие первого и второго поднимало степень его актуальности для масонов. Проявлением актуализации текста становилась, в частности, языковая рефлексия масонов по поводу клятвы, фиксируемая в иных текстах, в первую очередь, в речах и письмах. Эта рефлексия запечатлевается тремя типами отсылок. 1. Размышления над самим фактом существования и принятия клятвы, ее роли в жизни масона и необходимости наличия; в данных случаях клятва оценивается в целом. 2. Непосредственная адресация к конкретным аспектам содержания клятвы с анализом их семантики, ценностной значимости и функциональной роли; в данном случае оцениваются отдельные компоненты клятвы. 3. Использование риторических фигур, содержащихся в клятве, с аналогичным содержательным наполнением. Данные случаи демонстрируют воздействие образного строя клятвы на говорящего.
Для ревностного масона клятва становилась текстом, постоянно присутствующим в его языковом сознании в совокупности своих содержательных и формальных особенностей, а следовательно, существенно воздействующим на это сознание, что важно не только своей содержательной догматичностью, законополагающей функцией, но и своим языковым строем. Это обусловило то, что она послужила одной из основ таких безусловных шедевров отечественной поэзии, как «Памятник» А.С. Пушкина и «Заблудившийся трамвай» Н.С. Гумилева и многих других текстов.
В четвертом параграфе «Коммуникация и слово в восприятии масонов» дана развернутая характеристика коммуникативного поведения масонов как системы определенного круга действий, связанных с восприятием и продуцированием языковых форм. Оно рассмотрено с точки зрения его предпосылок, используемых в нем тактик и приемов речевого поведения и реализуемой в нем коммуникативной модели. Общими предпосылками коммуникативного поведения масонов являются мировоззренческие положения, входящие в их языковую картину мира. Консервативность обряда и символического языка определяет особенности коммуникации, задает специфические черты той информации, которая циркулирует в коммуникативном пространстве масонства. Масонство реализует три основные тактики трансляции знаний. 1. Различные посвятительные и иные обряды, в драматической форме транслирующие, главным образом, легенды. 2. Масонские речи и поэзию, которые проецируют конкретные сегменты легенды и документов. 3. Частные беседы и переписку (им придается очень большое значение), в процессе которых обсуждаются положения, представленные в речах, орденской литературе и документах. Все они в XVIII в. восходят к единым источникам.
Эффективность использования этих трех тактик, кроме реализуемых в них приемов, обеспечивается, в частности, еще и тем, что все они осуществляются в рамках замкнутого коммуникативного пространства, то есть такого, в котором ограниченное, заданное и определенное количество семантических комплексов или тем разрабатывается различными речевыми жанрами в разных коммуникативных ситуациях. Во внутренних работах масонов происходит постоянная циркуляция одних и тех же тем, связанных с базовыми символами, что целенаправленно поддерживается несколькими способами, в частности, единством рекомендуемого для прочтения списка книг, единством информационного наполнения речей, консерватизмом циркулирующих речевых форм, заданной тематикой бесед, молитвами. В силу многократного переключения жанровых и функциональных особенностей текстов и ситуаций, в которые помещаются одни и те же единицы осуществляется их эффективное внедрение в языковое сознание и контроль над ним.
К числу наиболее частотных приемов коммуникативного воздействия относятся: 1. Постоянное использование императивных конструкций, сопровождаемых, в зависимости от конкретного семантического наполнения, высоко положительными (превозносящими) или глубоко отрицательными (низводящими) мотивациями. 2. Частое использование прямых лексикализованных обращений. 3. Постоянно эксплицируется ценностная шкала или система ориентиров, в рамках которой пристало существовать масону. 4. Преимущественно перспективная направленность большинства утверждений, обращенных к личности, создающая установку на позитивные преобразования и трансформацию в лучшую сторону. 5. Постоянное прямое указание на присутствие высшей силы, наличие верховного существа или прозрачное имплицитное подразумевание этого присутствия. 6. Постоянное подчеркивание высоких и, безусловно, положительных черт и характеристик масонства. 7. Осуществляемое различными способами подчеркивание авторитета источника информации. 8. Включение в текст прямых оценок приёмника информации, которые, совместно со 2-ым приемом, формируют его образ в его же сознании. 9. Наличие дефиниций, которые не воспроизводят общеязыковое значение слова, а устанавливают ценностные ориентиры, показывают константы картины мира масонов. 10. Общий модальный и оценочный план конструкций, формирующих тексты, проявляющийся в отношении к ним неизвестного автора, может быть описан следующей формулой: ‘это так и не может быть оспорено никем и никогда’. 11. Преобладание позитивных примеров и ориентиров над негативными. Все эти приемы создают специфические коммуникативные эффекты и активно используются современной рекламой.
Обращается внимание на то, что проблемы коммуникации в их различном воплощении находятся в центре внимания идеологии масонства, выработавшего особую модель коммуникативного поведения, осуществляемого в замкнутом коммуникативном пространстве и включающего определенный набор приемов и регламентаций, вплоть до регламентаций специфики речевого поведения внутри и вне ложи, представляющейся как совокупность жестких норм и позволяющей говорить о масонском речевом этикете. Реализация этих приемов и строгая регламентация речевого поведения приводят к существованию специфического алгоритма коммуникативного взаимодействия. Масоны оказываются в своеобразном тематически замкнутом круге языковых форм, выход из которого возможен не во внешнюю сферу, а только в глубину, к поиску новых смыслов и их оттенков.
В качестве полноправного репрезентатора такого коммуникативного пространства рассматривается понятие слово, которое устойчиво используется в инвариантном значении ‘целостная коммуникативная единица, высказывание, текст’. Реализации этого значения, если следовать за приоритетными словоупотреблениями, представлены следующими типами слов: божественное слово – ‘слово, исходящее от божества’, потерянное слово – ‘квинтэссенция всех знаний о мире’ (мифологические объекты), поэтическое слово – ‘слово в художественном тексте’, ритуальное слово – ‘слово, используемое в ритуале’, царское слово – ‘слово монарха’, бытовое слово – ‘слово, используемое в повседневной жизни’ (объекты реальные). Все эти объекты воспринимаются как обладающие магической, в первую очередь, созидательной силой. Представлен анализ каждого из типов слов в семантическом и прагматическом аспектах.
Характеристики бытования слова в среде масонов в своей совокупности конструировали такое особое культурное и языковое пространство, в рамках которого любой конкретный индивидуум не мог ощущать себя его полноценно ассоциированным элементом или сочленом в том случае, если не обращался в своей так или иначе реализованной творческой практике к слову. Само обращение проявляло факт принадлежности к этому пространству, являлось необходимым, но недостаточным условием включенности в эту среду. Слово в восприятии масонов становилось идеалом, объектом и инструментом. При этом реализация инструментальной функции, то есть собственная практика в рамках реального мира, предполагала мистическое стремление к идеалу, то есть божественному слову, и рациональное и мистическое одновременно познание объекта, то есть потерянного слова.
Слово в восприятии масонов – это ‘реальный (познанный или нет) объект, по своей внешней форме аналогичный традиционно понимаемому вербализованному тексту, включенному в конкретную коммуникативную ситуацию, всегда обладающий реализованной или потенциальной преобразовательной силой, распространяющейся на высший и зримый миры, творческой энергией, эстетической значимостью и мистической компонентой’. В этом восприятии представляются существенными, важными и показательными для характеристики лингвистических воззрений или демонстрации языковых приоритетов, на которых строится восприятие языковых единиц, три идентифицирующих параметра. 1. Под словом всегда понимается коммуникативная единица: текст, ритуальная формула или слово в функции текста (например, в приказе); в формуле единым словом единым значит ‘только, исключительно, лишь, без помощи чего-либо иного’. 2. Из трех основных функций языковой единицы у нее актуализируется не номинативная и оценочная, а именно предикативная. Она воспринимается, в первую очередь, как организующее начало и оценивается с точки зрения того, как, с каким качеством и результатом эту консолидирующую по отношению к миру и человеку деятельность производит. 3. Из трех аспектов восприятия слова преимущественное внимание уделяется не семантике и синтактике, а именно прагматике – координации между коммуникативной единицей и ее пользователем в различных проявлениях. Восприятие слова в коммуникативной практике проецируется на восприятие символа.