Г. С. Абрамова Рекомендовано Учебно-методическим объединением Университетов России в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений Академический Проект Деловая книга
| Вид материала | Книга |
СодержаниеО.Мандельштам, 1909 г. |
- М. В. Ломоносова классический университетский учебник, 5029.61kb.
- Учебное пособие. 3-е изд., испр и доп, 125.38kb.
- Теория и история, 4838.66kb.
- Е. Э. Лалаян Главный редактор издательства доктор экономических наук, 10071.2kb.
- Ю. В. Федасова коммерческое право, 4350.61kb.
- З. В. Коробкина, В. А. Попов профилактика наркотической зависимости у детей и молодежи, 3032.08kb.
- «История нового времени», 4001.1kb.
- Министерство сельского хозяйства и продовольствия республики беларусь, 2015.15kb.
- Учебно-методическое пособие изучение конституции республики узбекистан /Рекомендовано, 1404.3kb.
- «Технология текстильных изделий», 2132.56kb.
Можно согласиться с мнением известного советского философа Э.В.Ильенкова, что личность — это явление довольно редкое. Но нельзя забывать, что в индивидуальных особенностях личности выражается в конечном счете конкретно-исторический характер общественных отношений. Поэтому все абстрактные призывы к индивидуальному своеобразию как самоцели не только не имеют объективного основания, но и могут принести вред воспитанию детей. Они могут подтолкнуть ребенка и юношу к наиболее доступным и поверхностным формам самовыражения: в одежде, манерах поведения и так далее, за которыми нередко скрывается скудость интересов и отсутствие идеалов.
В действительности суть дела не в самой неповторимости, а в том, как она связана с проявлением творческих способностей индивида, реализацией его общественных ориентации.
Развитие способности взаимодействовать с другим отражает то реальное место в системе взаимоотношений людей, которое занимает каждый человек. В ней в снятом, свернутом и часто преображенном виде проявляются реальные отношения реальных людей друг к другу и к вещам — к миру общественных предметов. Качественные особенности, способности будут отражать и состояние потребности в другом. Например, способность "видеть" в другом только средство для достижения цели не может быть приравнена к способности понять своеобразие внутреннего мира человека; потребность в другом как носителе социальной роли не может быть приравнена к потребности в личном общении с другим.
"Дело в том, что в одних индивидуальных особенностях человека выражается, проявляется его личность, а в других выражает себя все что угодно — тончайшие особенности биохимии его организма, мода века, просто причуды вкуса, только не личность"1. Это слова Ильенкова.
По моему мнению, в способности взаимодействовать с другим как в индивидуальной особенности и будет проявляться личность, индивидуальность, неповторимость человека.
Эта способность предполагает не только пассивный учет точки зрения другого, но и отношение к действиям других людей.
Психологически эту способность можно конкретизировать через тип ориентировки поведения (как делать? почему делать так, а не иначе?), через способы установления отношений с другими людьми и миром общественных предметов, через анализ свойств взаимоотношения с другими.
Можно предполагать, что развитие этой способности с момента рождения человека определяет важнейшую функцию "внутренней модели" мира — функцию контроля за поведением. Подтверждение этой гипотезы можно найти при анализе фактов поведения совсем маленьких детей. Малыш смело тянется к щетке. Мать говорит: "Нельзя ее трогать, она колючая, у нее иголки". Своей речью она дает отношение ребенку к этому предмету, и одновременно это отношение обобщается словами. Через несколько дней ребенок увидел другую щетку — для мытья посуды. Его поведение уже иное — тянется к новому, незнакомому предмету, но движения руки уже пробующие, осторожные и вопросительный взгляд в сторону матери: "Мол, можно, не колючая?"
В этом и подобных фактах уже наблюдается основа для развития дальнейшего поведения, учитывающего не только непосредственные свойства ситуации, но и отношение к ним — свое, реальное и возможное, отношение. Причем развитие этой стороны поведения тесно связано с появлением и совершенствованием символической формы мышления — возможности заменить одни свойства предмета другими. Например, реальные свойства предмета звуковым обозначением, словом.
Общение маленького ребенка со взрослым позволяет усвоить основные виды отношений между людьми и отношение людей к предметам. Условно такие виды отношений можно разделить на группы положительных и отрицательных отношений, или отношений возможного действия и отношений запрета, то есть неоднозначность цели действия, несводимость ее к свойствам, заданным ситуацией.
В предметно-манипулятивной деятельности, общаясь со взрослым по поводу действий с предметами, ребенок усваивает важнейшее свойство вещей — их неоднозначность: большая коробка становится маленькой рядом с большущей, палочкой можно есть как ложкой понарошку; линия на бумаге — дорога;
мама превратилась в лису, а сам сын в зайчика и так далее.
Эта неоднозначность вещей проявляется при взаимодействии с ними в тех случаях, когда есть отношение к их отдельным свойствам или ко всей вещи в целом. По моему мнению, это следующий важный шаг в развитии способности взаимодействовать с другим человеком, так как знакомство с неоднозначностью свойств вещи наряду с общественно значимыми их свойствами открывает бесконечность свойств вещи, бесконечность отношений и взаимодействия с ними.
Такая способность малышей оценивать вещи через их свойства, заменять одни свойства другими широко используется в фольклоре — в песенках и потешках, где отношения вещей перевернуты: "Шумит, гремит на улице — Фома едет на курице", "Вдруг из-под собаки лают ворота" и тому подобное.
Индивидуальность человека проявляется тем ярче, чем больше у него развита способность взаимодействовать с другими, понимать неоднозначность действия, противостоять шаблону, стереотипу поведения. При этом важнейшей характеристикой индивидуальности будет действие в соответствии с нравственными принципами — действия по совести. "Совесть, — по мнению О. Г. Дробницкого, — составляет самую высокоразвитую в рамках морали способность личности контролировать свое поведение, отражать в своем самосознании (самооценках и мотивах) те наиболее высокие общественные требования, какие могут быть предъявлены к человеку″1.
Итак, важнейшей характеристикой индивидуальности, личности является способность взаимодействовать с другими. Эта способность проявляется во всех ситуациях действия человека, когда нужно поступать произвольно — ставить самому цели и находить способы ее достижения.
Содержание данной способности включает овладение ребенком системой общественно значимых средств и способов выражения человеческого отношения. К таким средствам могут быть отнесены все звуковые и языковые средства передачи отношения: мимика и пантомима, специальные действия человека, а также все средства искусства.
Люди, живущие в одно историческое время, должны усвоить определенные нормы и правила отношений. Эта необходимая причастность ко всеобщему — культурным условиям развития — порождает типичность в проявлении индивидуальности. Принцип типичности позволяет рассматривать человека в единстве с условиями его жизни, определяющими отношения с другими людьми и миром общественных предметов.
Если говорить о развитии индивидуальности ребенка, то она будет определяться тем местом, которое ребенок занимает в системе отношений "общественный взрослый" — "общественный предмет". Это место существенно изменяется даже на протяжении дошкольного детства. Во взрослой жизни оно определяется степенью социальной активности самого человека.
Кроме того, индивидуальность, с точки зрения интересующей нас способности, проявляется как степень зависимости нашего поведения от объективных свойств предметной ситуации. Эти свойства обладают качеством, которое начинает определять индивидуальность человека. Суть данного качества в том, что "субъект осознает себя через отношение к определенным сторонам окружающей действительности, а последние приобретают благодаря этому особое личностное значение"1. Особое личностное значение проявляется в том, что эти свойства начинают регулировать отношения человека с другими, приобретают характер основания для взаимодействия с другими, становятся средством оценки других.
С зависимостью вашего поведения от объективных свойств предметного мира мы сталкиваемся буквально с первых шагов в этом мире. Для новорожденного, например, характерно полное слияние собственной активности с объектом: хватание возникает только тогда, когда предмет вложен в руку, мигание — когда свет попадает в глаза. Трехлетний малыш уже выбирает действие, ориентируясь на свойства вещей, выбирает интересное. Взрослый человек выбирает еще и нужное. Но, увы, это далеко не всегда подлинный выбор: вспомните, как притягивала вас к прилавку яркая, неожиданная вещь, как непроизвольно вы отмечали в толпе человека с необычной внешностью, как приобретали вещь потому, что она есть у всех. Перечень таких примеров можно продолжить — это характеризует зависимость проявления индивидуальности от свойств предметной ситуации. Уровень развития индивидуальности тем выше, чем меньше в поведении человека проявляется эта зависимость.
Какие же стороны действительности, какие особенности ситуации действия могут стать средством установления отношений с другими людьми, средствами понимания их, средством проявления своей индивидуальности?
Интересные данные приводятся в работах Н.И.Непомнящей, которые получены в ходе экспериментального исследования. Суть последнего состояла в следующем: дети младшего школьного возраста должны были придумать рассказы. Первый раз по сюжетной картинке — очень распространенный в психологии метод, позволяющий выявить особенности личности, — сюжет был достаточно неопределенным и можно было придумывать "от себя". Второй раз тех же детей просили придумать рассказ по поводу картинок с изображением простых, всем известных предметов, которые он мог выбирать и комбинировать по своему усмотрению.
Оказалось, что по характеру ответов всех детей можно было очень четко разделить на группы и с большей вероятностью прогнозировать, предсказывать особенности их поведения. Дети выделяли в основном следующие сферы действительности: бытовую, учебную, общения и других человеческих отношений, сферу "необычного" (сказочное содержание ответов). Выделение той или иной сферы достаточно устойчиво и позволяет говорить о типах ответов. Причем процентное соотношение разных типов ответов меняется на протяжении младшего школьного возраста. Так, авторами выявлено, что количество детей, выделяющих преимущественно бытовую, привычную им сферу, составляли почти две трети первого класса, группу вдвое большую по сравнению с четвертым классом. А дети, ориентирующиеся в ответах на общение, на отношение людей, в первом классе составляют 14%, зато в четвертом классе — 50%.
Эти факты заслуживают внимания, так как показывают, как меняются средства проявления индивидуальности ребенка, как меняется материал, на котором развертывается способность понимать точку зрения других, выделять содержание отношений других людей к себе и свое отношение к ним. Данные экспериментальные факты перекликаются, например, с исследованиями взаимоотношений в группах детей разного возраста, где устанавливается изменение содержания отношений детей друг к другу и к другим. В.С.Мухина замечает, что трех-четырехлетние дети дают своим сверстникам оценки, которые повторяют оценки взрослых, но "постепенно оценки становятся более содержательными. Положительно оцениваются дети, которые знают много игр, делятся игрушками и так далее.
Оценка со стороны группы особенно важна для детей начиная с четырех-пятилетнего возраста. Они стараются воздерживаться от поступков, вызывающих неодобрение сверстников, заслужить их положительное отношение"1.
Степень детерминированности поведения человека внешними свойствами ситуации действия как условие проявления его индивидуальности отмечалась и в исследованиях по психологии мышления, где, в частности, было показано, что творческое нестандартное мышление возникает только в том случае, когда человек может выйти за пределы непосредственно заданной ситуации, проанализировать ее условия с другой точки зрения.
Индивидуальность проявляется в характеристике тех свойств предметов объективного мира, которые становятся средством установления отношений с другими. Эта характеристика индивидуальности широко применяется в литературе и искусстве, когда писатель рисует словесный портрет своего героя, а художник или скульптор — зрительный образ.
Вспомните хотя бы описание внешности Льва Толстого, данное Горьким: "У него удивительные руки — некрасивые, узловатые от расширенных вен, и все-таки исполненные особой выразительности и творческой силы. Вероятно, такие руки были у Леонардо да Винчи. Такими руками можно сделать все. Иногда, разговаривая, он шевелит пальцами, постепенно сжимает их в кулак, потом вдруг раскроет его и одновременно произнесет хорошее, полновесное слово"1.
Способность взаимодействовать с другим человеком включает, по моему мнению, выделение человеком своего отношения к миру и людям. Свое неповторимое отношение к миру возникает только в условиях реального, практического взаимодействия с миром на основе усвоения системы отношений других людей к самим себе, к вещам. Отношение как проявление индивидуальности наряду с предметным содержанием создает "внутреннюю модель" мира. Можно сказать, что чем в большей степени человек способен выделить свое отношение к миру, тем больше у него возможности состояться как личность, как индивидуальность, так как это условие оценки отношений других людей. Выделение этих отношений, а следовательно, выделение своего отношения способствует многозначности действия, преодолению шаблонов, в конечном счете — творчеству.
Тепло описывает момент зарождения этого явления Я.Корчак: "Почему с такой самозабвенной радостью гасит спичку, волочит комнатные туфли отца, несет скамеечку бабушке? Подражает? Нет, нечто значительно большее и ценнейшее.
— Я сам, — восклицает ребенок тысячи раз жестом, смехом, мольбой, гневом, слезами"2.
Ребенок уже проявляет отношение — свое отношение к людям, к миру предметов, к возможности взаимодействовать с ними. Это отношение состоит в умении оценивать свои возможности, анализировать конкретную ситуацию с учетом своих возможностей, в умении ставить цель и достигать ее.
В характере отношения человека к внешнему миру и себе проявляются особенности обобщения своей конкретно-практической деятельности. Что главное выделяет человек в этом опыте, какие свойства вещей — будет определять и дальнейшие действия человека. Обобщению подвергается все; обобщаются движения, эмоциональные состояния и так далее. Обобщения дают возможность во "внутренней модели" предвидеть свои действия и возможные свойства предметов.
Главным средством обобщения является язык, где каждое слово обобщает. В речи начинающего говорить малыша уже наблюдается обобщение как предвидение, хотя бы в самой простой форме. Малышу 2 года 2 месяца: "Сейчас мы будем спать, потом пойдем гулять, будем кушать и играть, и гулять, потом опять спать".
Дошкольник стремится к обобщению в своих бесчисленных "Почему?". В юношеском возрасте изобретение и разрушение универсальных законов становится любимым занятием.
Материал обобщения тесно связан в любом возрасте с особенностями ведущей деятельности — той формы активности ребенка, которая определяет его развитие. Это можно наблюдать, например, при анализе возрастных особенностей восприятия человека человеком: "Возрастные сдвиги в восприятии человека, — пишет И. С. Кон, — включают, таким образом, увеличение числа описательных категорий, рост гибкости и определенности в их использовании; повышение уровня избирательности, последовательности, сложности и системности этой информации, использование все более тонких оценок и связей; рост способности анализировать и объяснять поведение человека; появляется забота о точном изложении материала, желание сделать его убедительным. Те же тенденции характерны для самоописаний, которые у подростков и юношей имеют гораздо более личностный и психологический характер и одновременно сильнее подчеркивают отличия от остальных людей"1.
Материал, который ребенок может обобщить, научиться обобщать и сам способ обобщения (по существенным или случайным признакам), во многом определяется содержанием его взаимодействия со взрослым человеком.
Взрослый, предлагая вариант обобщения, создает возможность выбора. Они рядом, эти два слова: индивидуальность и выбор, заключающие в себе целый мир научных и житейских проблем. Попробуем перечислить хотя бы некоторые из них. Вот житейские проблемы: малыш не может, как все, посещать детский сад, плачет целый день, болеет; молодая женщина испытывает страх перед интимной близостью с любимым человеком; мальчишка к двум годам научился читать и ему нечего делать на уроках чтения, но он совсем не может писать грамотно и каллиграфически; а этот молодой человек слышит только себя — с ним невозможно говорить, утомляет собеседника потоком разрушительных фраз, где "я" повторяется во всех возможных вариантах; а этот молчун — сказать слово для него задача с таким числом неизвестных, что он и сам не может их сосчитать, а она... Это все житейские проблемы, которые просят об одном — замечайте нас как проблемы человека, как проблемы, которые заставляют видеть другого не как подобие себя, а как непохожего ни на кого. Этой непохожестью мы и заявляем о своей единичности, о своей уникальности, наконец о факте своего существования.
А вот научные проблемы. Выписываю их из учебника по психологии, где говорится о том, что есть особая отрасль психологической науки — психология индивидуальных различий. Но! Наука изучает закономерности, значит, можно найти закономерное и в индивидуальном. Здесь и говорится о структуре индивидуальности, о типах индивидуальности, обсуждается понятие темперамента и характера, анализируются способности, которые делятся на общие и специальные. А вот другая наука — биология, она тоже изучает индивидуальные особенности жизни человеческого организма. Ее данные будут полезны в понимании здоровья как индивидуального свойства человека. Философия, этика, медицина, экология тоже анализируют индивидуальность человека, пытаясь найти закономерное в индивидуальном.
В бытовой жизни индивидуальность человека буквально заставляет считаться с собой, тогда как в научном исследовании индивидуальность подвергается анализу, и в ней скорее будут проступать черты закономерного, составляющего предмет научного анализа. Нужно ли это знание конкретному человеку, живущему бытовой жизнью, нужно ли ему знание о закономерном в его индивидуальной жизни? Хочу ответить на этот вопрос утвердительно, приведя для убедительности пример из своей работы практическим психологом. Пример грустный, но требующий понимания в свете заявленной для обсуждения проблемы: на мальчика жаловались все учителя — на уроках витает в облаках, ничего не делает, на замечания не реагирует, уроки пропускает часто без всяких уважительных причин, кривляется — мимика какая-то ненормальная, дерганая. Думаю, что продолжать описание жалоб не надо, они почти с хрестоматийной точностью воспроизводят картину манифестации шизофрении в подростковом возрасте, достаточно еще раз взглянуть в учебник детской психиатрии, чтобы убедиться в этом. Но(!) болезни еще нет, еще только первая манифестация, первая заявка на ее возможное присутствие. Я — психолог — могу зафиксировать грозные предвестники болезни с помощью специальных методик. Но(!) сразу же передо мной встает вопрос о том, кому и для чего может быть нужно знание о потенциальной болезни, полученное мной?
Кому? Как распорядятся этим знанием об индивидуальности мальчика люди, которые его окружают, как распорядится этим знанием он сам, переживающий далеко не лучший момент в своей жизни, — ему кажется, что все против него и его никто не любит?
Психологическая информация, полученная на основе научного знания о природе индивидуальности человека, о ее структуре, говоря научным языком, создает условия для прогноза возможного развития человека. Другими словами, как бы придает человеческой неопределенности — определенность, а мы с вами уже говорили, что у человека есть свойство оправдывать ожидания. Сказать о человеке, что он будет таким-то и таким-то, значит в известном смысле определить его судьбу, повлиять на его возможные выборы, на его свободу быть самим собой... Научная проблема понимания структуры индивидуальности сливается с этической проблемой влияния одного человека на другого. Знаменитое "Не навреди!" становится главным критерием работы, достоверность научных данных подвергается не только проверке на истинность, но и на целесообразность использования этих данных, полученных безличным научным методом в индивидуальной судьбе человека. Но(!) надо принимать решение, профессиональное решение, и я говорю с учителями о праве каждого человека на ошибку, заблуждение, поиск своей истины, о необходимости прощения и понимания, о профессиональном долге и их личных чувствах, обходя конкретное содержание информации о мальчишке, которого мне искренне жаль, так как ему предстоит жизнь с собственной болезнью, ежедневная борьба за собственное Я. Я говорю с его мамой, вернее, она говорит со мною, надеясь на чудо, на случайность, хотя, оказывается, давно предполагает неладное — для того есть все основания. И мы говорим с ней не только о сыне, но и о ней самой, о ее ответственности за его и ее жизнь, о ее ответственности за всю семью, за болезни вообще — говорим много, пытаясь найти возможные варианты понимания ситуации...
Вот вам и структура индивидуальности — научные термины наполняются живыми звуками голоса обеспокоенной и виноватой женщины, а индивидуальность сидит, втянув голову в плечи, и боится посмотреть в глаза... Живое течение времени, роста, надежды, цели споткнулось об очертания факта, характеризующего с беспощадной точностью картину потенциальной болезни.
Устойчивое и изменчивое, постоянное и меняющееся... В их переплетении протекает психическая жизнь человека. Психологи давно занимаются этим вопросом, определяя степень устойчивости разных качеств человека и связь этих качеств друг с другом. Исследования обычно проводятся с помощью тестов, которые удобны тем, что создают стандартные условия для исследования какого-то качества и легко могут быть воспроизведены через любое время; тесты обрабатываются количественно, и строгая наука может применять статистические приемы доказательства достоверности своих данных. Вы можете проверить некоторые свои качества с помощью методик, помещенных в конце книги, а потом, если вам это будет интересно, проверить результаты через пару лет. Тогда, наверное, стихи Н. Заболоцкого приобретут математический смысл:
Как мир меняется! И как я сам меняюсь!
Лишь именем одним я называюсь, —
На самом деле то, что именуют мной, —
Не я одни. Нас много. Я — Живой.
Что же по этому поводу могут сказать научные данные? Обобщая известные мне материалы, можно описать следующие закономерности: к числу устойчивых качеств личности относятся потребность в достижении и творческий стиль мышления.
А вот активность, переменчивость настроения, самоконтроль, уверенность в себе зависят от образования, профессии гораздо больше, чем от возраста.
У мужчин самыми устойчивыми качествами оказались такие, как пораженчество, готовность примириться с неудачей, высокий уровень притязаний, интеллектуальные интересы, изменчивость настроения, а у женщин — эстетическая реактивность, жизнерадостность, желание дойти до пределов возможного.
Разной степенью устойчивости отличаются не только отдельные личностные качества, но и типы личности. К этому мы вернемся несколько позже, более подробно, а пока продолжим перечислять из данных исследований следующие факты.
Очень постоянными являются такие качества мужчин, как надежность, продуктивность, честолюбие, хорошие способности, широта интересов, самообладание, прямота, дружелюбие, философские интересы, удовлетворенность собой. Такие люди высоко ценят независимость и объективность, у них также выражены такие качества, как положительное отношение к себе, чувство благополучия, интеллектуальная эффективность и психологическая настроенность ума.
Очень устойчивы и черты неуравновешенных мужчин со слабым самоконтролем, для которых характерна импульсивность, непостоянство. Если подростками они отличались бунтарством, болтливостью, любовью к рискованным поступкам и отступлением от принятого образа мышления, раздражительностью, негативизмом, агрессивностью и слабой контролируемостью, то и во взрослом состоянии у них наблюдается пониженный самоконтроль, склонность драматизировать свои жизненные ситуации, непредсказуемость, экспрессивность, непостоянство.
Существует и другой устойчивый мужской тип. В подростковом возрасте он отличался повышенной эмоциональной чувствительностью, самоуглубленностью, склонностью к самоанализу. Эти мальчики плохо себя чувствовали в неопределенных ситуациях, не умели адаптироваться, были зависимы и недоверчивы, не верили в свои успехи; и взрослыми они остались столь же ранимыми, склонными уходить в себя, испытывать к себе жалость, напряженными и зависимыми.
Среди женщин высоким постоянством свойств обладают те, у кого выражена уравновешенность, общительность, теплота, привлекательность, зависимость и доброжелательность. А также такие качества, как ранимость, импульсивность, слабый самоконтроль, зависимость, раздражительность, изменчивость, болтливость, мятежность, склонность к драматизации своей жизни, жалость к себе и т.п.
Сильно меняются другие типы людей. Так, очень меняются мужчины, у которых бурная юность превращается в спокойную, размеренную жизнь. Меняются и женщины-интеллектуалки, которые в юности были заняты умственной работой, интеллектуальными поисками. Со временем они становятся мягче, теплее, коммуникативное.
Известный психолог И.С.Кон в своей книге "В поисках себя" замечает, что стабильность многих личностных черт можно считать доказанной, хотя нельзя не оговориться, что речь идет преимущественно о психодинамических свойствах, так или иначе связанных с особенностями нервной системы. Какие это свойства? Прежде всего те, в которых проявляются основные параметры, присущие силе, выносливости и подвижности нервных процессов. Все они содержат в себе характеристики поведения человека, основанные на его возможности поддерживать и вызывать напряжение в своей активности, в возможности сопротивляться обстоятельствам, разрушающим активность. Так и вспоминается переполненный вагон утренней электрички Ярославль — Москва, где, несмотря на утренний час, путешественников заботливо развлекали громкой эстрадной музыкой. Тем не менее многие спали, не обращая внимания на явно усиливающееся воздействие навязчивого музыкального фона. А сколько людей могут уснуть при любых обстоятельствах! Им не мешает свет, движение вокруг; другие же пользуются снотворными, чтобы только на время избавиться от мешающего внешнего раздражения. Это только внешний рисунок психодинамических свойств человека. В быту чаще всего эти свойства описывают одним словом — нервный, а антоним ему есть — спокойный.
Сила и спокойствие идут рядом в понимании и оценке свойственных человеку особенностей поведения. А вот слабость соседствует с беспокойством, зависимостью, необходимостью приспосабливаться, отказываться от себя, тогда как выносливость сродни самосохранению, а невыдержанность — сестра неуравновешенности, вспыльчивости, конформности. Подвижный человек способен к гибкому приспособлению, к изменчивости, тогда как инертный реагирует стандартно, склонен к шаблону, повторению... Так, кажется, и напрашивается вопрос о том, что же лучше, какое психодинамическое качество или их сочетание? Хорошо, что такого вопроса для науки психологии нет. Она не занимается оценкой бытовой ценности человеческих качеств, она просто исследует их, констатируя содержание, выводя закономерности, предлагая методы для исследования качества или группы качеств. Но вопрос о том, какое качество лучше, неизбежно возникает в другой ситуации, где психолог от получения научных закономерностей переходит к решению задач практической психологии. Это особые задачи, остановимся на них немного подробнее. Практическая психология складывается в нашей стране буквально на наших глазах: она специфична как наука тем, что предметом практической психологии является индивидуальная жизнь человека. Психолог получает возможность вмешиваться в жизнь другого человека через получение о нем психологической информации, через сообщение этой информации другим или самому человеку, через использование этой информации психологом в общении с обследуемым человеком. Вот тогда-то и возникает проблема оценки того или иного качества личности, так как сообщение человеку (или о нем) психологической информации может содержать как явную, так и скрытую оценку, связанную с пониманием содержания психологической информации. Конкретный пример: психологу надо сообщить родителям ребенка, что в ходе обследования у их единственного сына выявлен очень низкий уровень интеллекта. Как это сказать, не вызвав у родителей усиления оценки интеллекта их ребенка?
Или другой вариант той же проблемы — психологическое обследование выявило, что у взрослого человека крайне выражено такое качество, как враждебность. Перед психологом вопрос: "Как обсуждать и обсуждать ли вообще это качество со взрослым человеком?" Подобные проблемы типичны для практической психологии, ориентированной на особый кодекс норм в отношении психолога и обследуемого — этический кодекс психолога, который предостерегает его от использования оценок "хорошо — плохо" при анализе черт, качеств и других устойчивых характеристик исследуемого лица.
Одной из наиболее жестких по требованиям оценок качеств человека является ситуация экспертной психологической оценки человека на соответствие неким требованиям (например, требованиям профессии). Это выглядит как ситуация профотбора. Вспоминаю свою профессиональную ситуацию, когда из пятнадцати претендентов на одно рабочее место надо было отобрать одного. Оценка качеств происходила по требованиям, предъявляемым работодателем к претендентам. Моя задача состояла в том, чтобы выявить соответствие их качеств требованиям, которые предъявил заказчик. Сообщив ему необходимые данные, право выбора конкретного работника, то есть его оценку, психолог не берет на себя. Я это тоже не делала, но по моим результатам можно было увидеть, а значит, и оценить, степень соответствия претендентов на должность. Вот один из вариантов, когда качества человека могут оказаться "плохими" (пишу это слово в кавычках, чтобы еще раз показать относительность его значения).
Жизнь постоянно ставит перед человеком задачи, решение которых требует ориентации на свое Я. Это прежде всего осознанные ситуации выбора. Мы уже говорили, что переживание возможности, неопределенность как начало рождения человеческой активности требуют от человека обращенности к собственному Я. Чтобы действовать целенаправленно, должно произойти узнавание своего, должно появиться "Я хочу". И тогда из хаоса возможностей родится поведение — осознанное и целенаправленное, характеризующее человека.
Было бы ошибкой считать, что каждый выбор является моральным выбором. Нет, нет и нет... Притягательность вещи, избирательность запоминания, поиск оптимального способа решения творческой задачи было бы неправомерно отождествлять с морально осознанным выбором. Психологов давно привлекает загадочность избирательности — каждому свое. И это во всем — в каждом акте человеческой жизни. Поразительно то, что в такой избирательности есть своя устойчивость, позволяющая говорить об устойчивости, о направленности выбора. Вот пример из экспериментов, проводимых под руководством И.И.Непомнящей: перед ребенком (младшим школьником) лежит много картинок — больше двадцати. Глаза разбегаются, выбирай любые. Но если повторить ситуацию выбора, то можно увидеть, что ребенок выбирает предметы на картинках по определенному правилу, которое сам не может сформулировать иначе как только словами: "Мне это больше нравится".
Кому что нравится? Варианты такие: игра, познание нового, нравится учиться, нравится быть с другими, нравится быть хорошим... Авторы назвали это личностной ценностностью, то есть важной сферой жизни, теми отношениями, в которых он выделяет и осознает свое Я.
Другими словами, в этом выборе важного для себя в окружающем мире человек находит не только предметы с их свойствами, но он находит через них и свое Я с его собственными свойствами.
Вот почему предметы, окружающие человека, начинают говорить о нем. Послушаем, как это бывает.
"Он никогда не носил пестрядевого халата, какой встретите вы на многих деревенских дьячках; но заходите к нему и в будни, он вас всегда примет в балахоне из тонкого сукна, цвету застуженного синего картофельного киселя, за которое платил он в Полтаве чуть не по шести рублей за аршин", — это Н.В.Гоголь из "Вечеров на хуторе близ Диканьки".
А это А.И.Куприн: "Большую часть избы занимала огромная облупившаяся печка. Образов в переднем углу не было. По стенам, вместо обычных охотников с зелеными усами и фиолетовыми собаками и портретов никому не ведомых генералов, висели пучки насушенных трав, связки сморщенных корешков и кухонная посуда. Ни совы, ни черного кота я не заметил, но зато с печки два рябых солидных скворца глядели на меня с удивленным и недоверчивом видом", — строчки из "Олеси".
Предметы говорят о человеке, его качествах, а сам человек часто затрудняется сказать о причинах своего предпочтения, объясняя его тем, что к этому тянуло или тянет — это мое, а другое не мое; от этого замирает сердце, а то оставляет равнодушным, что-то понятно, почему можно любить (например, котиков), а о чьей-то любви (например, к змеям) можно думать только с пониманием возможного сумасшествия такого человека. Как и любовь, избирательность отношения к предмету, к вещи, к делу является одной из великих тайн человека, да, пожалуй, и всего человечества.
Объяснения находятся самые разные, я могу назвать несколько психологических понятий, которые пробуют объяснить появление избирательности; кроме понятия ценностности личности это могло бы быть понятие апперцепции, направленности личности, понятие проекции, понятие полевого поведения, а также понятие воли и ситуативное™ и многих других. Не останавливаясь на каждом из них подробно, скажу только, что они принадлежат разным авторам, которые пытались объяснить, почему в одной и той же ситуации люди видят разное, действуют и чувствуют по-разному... Не соглашаясь друг с другом, опровергая и дополняя друг друга, психологи едины в одном — этот факт есть, он обладает удивительно устойчивыми свойствами в жизни человека, его можно изучать, а изучив, предвидеть поведение человека.
У человека есть это право — право видеть, слышать, чувствовать, думать по-своему, проявляя таким образом свою индивидуальность.
У каждого человека есть возможность и потерять свою индивидуальность, отказавшись, отрекшись от своего права на нее.
С момента рождения ребенка этим его правом владеют родители, которые уже прошли известный жизненный путь. На этом пути и у них была возможность пережить наличие этого права человека — быть самим собой. Как они его пережили? Ответ на этот вопрос будет содержанием их отношений с ребенком, в которых они и будут его конкретизировать через свое воздействие на его внутренний мир.
Степень такого воздействия может быть разной. При очень сильном воздействии можно говорить о поглощении взрослым внутреннего мира ребенка; психологи часто называют подобные отношения симбиозом. Предельным выражением его является не только психическая, но и физическая зависимость человека от человека. Меня поразили в свое время факты, говорящие о том, что у ребенка, которого из-за его физических недостатков постоянно носят на руках, не развивается даже автономная терморегуляция. Даже эта, казалось бы, естественная функция организма потенциально содержит в себе требование независимости, предполагает право на индивидуальность.
Взрослый человек, испытывающий воздействие другого человека или ситуации, тоже может отказаться от собственной индивидуальности, строя поведение каждый раз в точном соответствии с требованиями кого-то или чего-то. Тогда его, Я рассыпается на множество не соответствующих друг другу образований, Я становится поли-Я, теряется его целостность. В конечном итоге человек перестает узнавать сам себя, его поведение становится непредсказуемым для окружающих.
Человек может оказывать воздействие и сам на себя, разрушая собственную индивидуальность бесконечной критикой себя, обесцениванием, нарушением собственных перспектив через отказ от изменения и развития, через постоянное сравнение себя с другими, через обесценивание собственной жизни, через переоценку роли прошлого в настоящем, через... Способов разрушения собственного Я очень много, но всех их объединяет одно весьма существенное свойство — человек ограничивает способ понимания самого себя, что можно сравнить с попыткой понять устройство цветка с помощью какого-то одного прибора, неважно какого — ножа или микроскопа, важно, что сложное тело цветка, зависящее от множества факторов, начинает рассматриваться только под одним углом зрения. Бедность знания обеспечена, целостность становится труднодостижимой, о ней приходится говорить с большой долей вероятности.
Думается, что аналогичная картина выстраивается и в ситуациях, где человек прибегает к тому или иному способу разрушения собственной индивидуальности, в то время как построение и сохранение индивидуальности (как своей, так и другого) требуют особого напряжения, особой энергии по проявлению индивидуальности как для других, так и для себя самого.
О наличии этой работы говорит, по моему мнению, достаточно красноречиво факт, отмечаемый многими исследователями мифов. В мифах слова, обозначающие отношения человека, появились самыми последними, если ориентироваться на хронологию лексики мифов. Подробно об этом упоминается, например, в работах знаменитого исследователя мифов М.И. Стеблин-Каменского, у А.Ф. Лосева или у В.В. Виноградова, в работах по лексикологии и психолингвистике.
Для психолога важно, что эти слова позволяют обозначить психологическое пространство индивидуальности человека, их и называют средствами субъективной модальности. "Может быть, кажется, вероятно, приблизительно, видимо и тому подобное" — это слова, которые говорят о наличии особой реальности — психической. Они не связаны с содержанием объективного предмета, они, можно сказать, напрямую связаны с содержанием чувств, мыслей человека, характеризуют его цели и возможности, позволяют выделить переживание целостности своего Я.
Если метафора выражает субъективное через свойства предметов внешнего мира, то средства субъективной модальности открывают и самому человеку, и воспринимающим его людям возможность увидеть динамику внутреннего мира, движение в собственном психологическом пространстве — путь от "может быть" к "да", путь от "вероятно" к "точно", от "кажется" до "очевидно". Причем это движение может быть в любом направлении — и от "очевидно" к "кажется", и от "да" к "может быть". Такое движение в собственном отношении — один из самых общих способов воздействия на собственную индивидуальность, ее проявление как для себя, так и для других.
Но если этого движения нет, если все предопределено или предопределяется кем-то, например, сильным, имеющим власть над вами или над другим, то необходимость в субъективной модальности исчезает, она создает неопределенность, она мешает. Определенностью легче управлять! Так, индивидуальность становится безликостью — однообразность уничтожает разнонаправленность, и постепенно пропадает возможность обладать динамичной индивидуальностью.
Вы скажете, что это теоретические домыслы. Увы, множество конкретных психологических исследований показывает, что к концу подросткового возраста практически все психические процессы человека становятся деиндивидуализированными, а это значит, что возможности создания собственной картины мира, собственной индивидуальности значительно уменьшаются, встает особая задача — формирования индивидуальности у старших подростков, у взрослых.
Надо сказать, что ее решение предполагает психотерапевтическую работу по возвращению человеку, которого обучают, вариабельности действия, отношению к этим вариациям, короче говоря, показывают, что шаблон, ограничение своих действий самим же человеком делают его непродуктивным, а вариативность и отношение к его ценности рождают продуктивность. Я бы сказала шире — рождают индивидуальность, позволяют ей существовать как динамичности внутреннего мира человека.
Индивидуальность человека, его единичность, его относительная независимость от всех и вся и в то же время предельная зависимость от всего и всех осознаются нами далеко не всегда. Есть особые жизненные ситуации, когда такое осознание как признание своей индивидуальной целостности становится неизбежным — это ситуации морального выбора.
Основное отличие их в том, что моральный выбор открыто ставит перед человеком проблему осознания им смысла жизни, своей в первую очередь. Это осознание требует от человека конкретного решения, действия, диктует содержание переживания, но все конкретное опирается на идеальное — обобщенное представление о человеке, смысле жизни.
Нравственный выбор — это конкретизация обобщенного знания, переживания, действия... Это особое движение от абстрактного к конкретному, от общего к частному. У человека нет полной свободы в данном движении, но нет и полной независимости от других... Человек сам принимает или не принимает нравственные требования, сам осуществляет их или не следует им, повинуясь своему нравственному чувству, нравственному долженствованию, своему идеалу — идеалу культуры...
Человеческое в человеке создается и задается его сущностны-ми отношениями с другими, теми отношениями, выразить которые очень трудно, чтобы не сказать банальное, общеизвестное, и очень трудно — отношениями человеколюбия. О них говорили многие философы, психологи, поэты, скажу о них словами Баха-Уллы: "Будьте как пальцы одной руки, как части одного тела! Свет единства так могуществен, что он способен озарить всю землю. Святыня единства создана: не считайте друг друга чужими. Вы плоды одного дерева и листья одной ветки" (цитирую по книге "Философия любви" — прекрасный двухтомник, выпущенный в Москве в 1990 году).
Поэтическим языком в приведенной цитате выражено, кажется, главное — все вместе и каждый на своем месте. Но свое место — оно только для тебя, ты в жизни не лишний, ты не занимаешь чье-то место. Твое остается твоим, но ты часть целого, остаешься в себе и для себя этим целым. Полагаю, что это похоже, хотя бы весьма приблизительно, на переживания, которые возникают в ситуации морального выбора, того выбора, когда человек встречается одновременно и со своей человеческой сущностью, и со своей индивидуальностью.
Не думаю, чтобы в жизни таких ситуаций было много, да они и не нужны как ежедневное напряжение, так как требуют от человека огромных энергетических затрат по осуществлению выбора, принося в то же время расширение психологического пространства собственной индивидуальности, где возможна встреча с собственной сущностью.
Мы знаем такие ситуации, знаем людей, которые в них были, мы даже называем их по-особому — герои.
Герой — не только отличие от других, это характеристика особого усилия, совершенного человеком, усилия, которое позволило ему вырваться на новый уровень жизни. Вот и становится героиней пожилая женщина в свои семьдесят с небольшим лет, освоившая игру на гармони; вот и становится героиней другая — молодая — женщина, которая взяла в свою семью чужих детей и заботится о них, она им, чужим, — мама; вот и становится героем мальчишка, бросившийся защищать слабого котенка... Герои говорят людям: вы можете быть лучше, вы — можете... В их действиях новый смысл и новый потенциал для всех, они придают человеку новое, более высокое значение; недаром о них говорят, что они, герои, несут свет...
Герои своими действиями, поступками увеличивают представление человека о его возможностях, создают, как говорят в кибернетике, новые степени человеческой свободы. Это о них сказал Василий Белов в рассказе "Бобришин утор": "Герои, герои, герои... Как часто думается о том, что мужество живет только под толстой, ни к чему не чувствительной кожей; а сила рождает одну жестокость и не способна родить добро, как ядерная бомба, которая не способна ни на что, кроме как однажды взорваться. А может быть, есть сила добрая и есть могущество, не прибегающее к жестокости? Может быть мужество без насилия? Нельзя жить, не веря в такую возможность. Но как трудно быть человеком, не огрубеть, если не стоять на одном месте, а двигаться к какой-то цели.
Ведь стоит самым нежным ногам одно лето походить по тайге, и ноги огрубеют, покроются толстой кожей — кожей, не способной ощутить раздавленного птенца. Не потому ли мы так изумительно научились оправдываться невозможностью рубить лес без щепы и ограничивать борьбу за новое всего лишь разрушением старого? Чтобы разрушить, всегда требовалось меньше усилий. Ах, как любят многие из нас разрушать, как самозабвенно, как наивно уверены в том, что войдут в историю. Но ни один хозяин не будет ломать старую избу, не построив сперва новую, если, конечно, он не круглый дурак; ведь даже муравьи строят сперва новый муравейник, оставляя в покое прежний, иначе им негде укрыться от дождя".
Шанс стать героем есть у каждого из нас, взявших на себя труд быть человеком, то есть осуществить в себе свое индивидуальное как всеобщее. Не каждый из нас берет на себя этот труд, прибегая к разным формам ухода от него, заменяя жизнь псевдожизнью, содержание которой можно было бы связать со значением слова "соответствовать". Это слово предполагает наличие кого-то или чего-то, что определяет активность человека, придает ей извне направление, вектор движения.
Можно сказать, что внутреннее напряжение организуется внешними воздействиями. Псевдожизнь — это и есть активность, направленная на достижение внешнего соответствия, человек организован внешним ритмом, внешним предметом, внешним воздействием, он деградирует, если это внешнее пропадает. Выбор становится невыносимым.
Наверное, вы знаете людей, которые не любят выходные и праздники — им некуда деть себя. С собой надо что-то делать, неопределенность лишает возможности реагирования, надо жить. А это трудно, приходится заниматься самоорганизацией. Но на фоне псевдожизни такого не освоишь. Приходится искать псевдозаместителей. Они всегда под рукой, только протяни ее навстречу алкоголю, наркотику, долговременному сидению перед экраном телевизора; только отправься на поиски своего кумира — даже в уме (для этого не обязательно ехать за моря) — и он появится, чтобы определять твою жизнь.
Псевдожизнь обладает особой притягательной силой, так как она не требует от человека усилий по построению внутреннего мира. Она заменяет внутренний мир, искренние мысли и чувства ложными, фантомными. Замена происходит подчас незаметно, когда, отказываясь от напряжения, связанного с построением собственного Я, он отдает свою жизнь во владение другим человеком или подчиняется власти обстоятельств, считая их источником всей своей жизни.
Э.Фромм писал о псевдосчастье и псевдоудовольствии, характеризуя их как состояния человека, который живет в мире иллюзий, мешающих ему даже ощущать свою субъективность. С этой мыслью хотелось бы не только согласиться, но конкретизировать ее множеством примеров из практики психологического консультирования, когда человек в той или иной форме отказывался от своего Я, от своей субъективности.
Вот только некоторые наиболее распространенные варианты этого: девушка выходит замуж, не испытывая никаких чувств, только потому, что она боится вообще не выйти замуж; мужчина считает, что, говоря постоянно своей дочке о ее полноте, воспитывает ее, так как делает это любя; родители на каждом шагу делают ребенку критические замечания в полной уверенности в их пользе; ребенка отправляют в три школы сразу (общеобразовательную, спортивную, музыкальную) в полной уверенности в том, что способному ребенку это жизненно необходимо именно в детстве; четырехлетнего ребенка хотят отдать в школу, так как он уже умеет читать и считать, а родители "боятся потерять время для его развития"...
Так и хочется сказать: "Люди, остановитесь, хотя бы на секунду остановитесь, чтобы вернуться к началу — к смыслу собственной, да и чужой, жизни..." Трудно остановиться, трудно остановить... Сила инерции, сила собственной правоты, обесценивающей жизнь — свою и чужую, — очень велика.
Она поддерживается и многими социальными фантомами, социальными нормами и правилами, требующими от человека обесценивания своего Я. Вот только несколько таких "правил": коллектив всегда прав; ты что — умнее всех? ты кто такой? тебе что — больше всех надо? все не как у людей...
Вот и получается, что индивидуальность человека не дается ему вместе с собственным телом, а приобретается им через развитие самоощущения, через приобретение возможности самому для себя обосновывать свои же действия, свои же чувства, свои же мысли, самому оценивать свои возможности, развивать их или уничтожать. Существование этой реальности давно выражено В.Шекспиром в его знаменитом: "Быть или не быть?". Обращенный к себе, этот вопрос дает нам — каждому из нас — право ответить: "Быть".
А вот каким быть, как быть? Эти вопросы требуют ответа ежедневно, так как через них организуется пространство и время жизни каждого человека.
Состоявшуюся человеческую индивидуальность можно назвать личностью, как писал Э.В.Ильенков: "Подлинная индивидуальность — личность — потому и проявляется не в манерниче-стве, а в умении делать то, что умеют делать и другие, но лучше всех, задавая всем новый эталон работы. Она рождается всегда на переднем крае развития всеобщей культуры, в создании такого продукта, который становится достоянием всех, а потому и не умирает вместе со своим «органическим телом»"1.
Состояться как индивидуальность человеку можно только тогда, когда его непохожесть на других является ценностью не только для него самого. Ценность индивидуальности как общественного, социального феномена далеко не очевидна, поэтому многие из нас требуют подтверждения ее ценности самыми разными способами. Один из них, как мы уже говорили, это отказ от своей индивидуальности, появление того массового человека, о котором с болью, тревогой и скрытой надеждой писал Ортега-и-Гассет: "Демагоги сгоняют (людей. — А. Г.) в толпы, чтобы не дать личности возможности заняться само-устроением, которое возможно только наедине с собой. Очерняя служение истине, они предлагают нам взамен мифы. Разжигая страсти, они добиваются того, что люди, сталкиваясь с ужасами жизни, приходят в исступление. Совершенно ясно, что поскольку человек — это животное, которому удалось уйти в себя, то человек в исступленном состоянии, постепенно опускаясь, нисходит до животного уровня... Человеческая жизнь теряет смысл и ценность..."1.
Только тогда, когда индивидуальность человека имеет значение в его взаимодействии с другими людьми, только тогда он может раскрыть свой талант, стать радостью для других и для себя.
Ценность индивидуальности складывается из бытовых отношений, в которых воплощаются ценности другого, ценность самого человека. Как это происходит? Например так: малыш прыгает на руках у мамы и вдруг шлепнул ее по лицу, мама не отводит маленькой руки, не останавливает шалуна, да еще сидящий рядом отец подзадоривает: "Так ей, так ей!" Вот и шлепает рука сына по маминой щеке.
Точно в такой же ситуации другие взрослые ведут себя по-другому. Шалун строго остановлен: "Нельзя! Маме больно!"
Такие понятные, житейские, распространенные сцены, а за ними стоит целая система оценок, отношений, моральных и нравственных норм. За простым действием ребенка кроется отношение других людей к нему, несмышленому малышу, и, в конечном счете, к самим себе.
Так происходит в любом действии. Если ребенок сломал игрушку, то могут начаться упреки, вплоть до упрека в неблагодарности. А он хотел посмотреть, как устроено, он "больше не будет". Но не пропадет ли что-то важное после таких упреков? "Нельзя" — это магическое слово. Нельзя резать ножом, стучать молотком, высказывать свое мнение, читать "взрослые" книги, дружить с девочкой... а потом разочарование во взрослой жизни — ничего не хочет и не умеет делать, не умеет вести себя с людьми — чересчур застенчив или развязан, не умеет... Не научился, не развились способности.
Те способности, которые дают человеку силы быть самим собой. Какие это способности, можно ли их выделить и назвать?
Ориентируясь на данные, которые доступны мне из психологической литературы, хотелось бы сказать, что такие способности есть. Среди них, наверное, самое большое значение имеет способность вставать на точку зрения другого человека, можно сказать даже шире — на точку зрения другого, имея в виду и человека, и весь мир природы и предметов, окружающих человека.
Через развитие этой способности у последнего появляется его второе Я, диалог с самим собой. Через развитие этой способности появляется возможность видеть мир более многогранным, ярким, бесконечно меняющимся, выходящим за пределы шаблонов и стереотипов, известных самому человеку.
Благодаря этой способности человек получает возможность перевоплощения в других, он как бы получает возможность быть универсальным, то есть он может быть всем, а значит, у него появляется реальный шанс найти себя, стать самим собой.
Можно предполагать, что развитие этой способности определяет построение модели мира, в котором живет человек. В детстве эта модель мира формируется через общение и взаимодействие со взрослыми, которые позволяют ребенку наметить основные контуры такой модели, контуры добра и зла, показывая их в виде чувств по поводу его действий, проявляя собственные чувства к нему.
Через чувства взрослых ребенок начинает воспринимать неоднозначность своего действия: замахиваться на маму нельзя, а отмахиваться от мухи можно и тому подобное.
Общаясь со взрослыми по поводу действий с предметами, ребенок усваивает важнейшее свойство вещей — их неоднозначность: большая коробка, например, становится маленькой рядом с большущей, а палочкой можно есть как ложкой понарошку, а вот линия на бумаге превратилась в дорогу. С мамой тоже могут быть превращения — она стала лисой, а сам ребенок превратился в зайчика, и так далее и тому подобное.
Такая неоднозначность вещей проявляется при взаимодействии с ними в тех случаях, когда есть отношение к их отдельным свойствам или ко всей вещи в целом. Это следующий шаг в развитии способности встать на точку зрения другого, знакомство с неоднозначностью свойств вещи открывает бесконечность данных свойств, а значит, бесконечную возможность взаимодействия с ними.
В возрасте от одного до трех лет у детей развивается чувство юмора как проявление отношения к многозначному использованию вещи, к возможному существованию другой точки зрения на эту вещь. Вот малыш надел носок на руку и смеется. Нарисовал узор на руке и со смехом протягивает маме. Научившись говорить, пробует шутить, специально путая хорошо известное:
"Мама Володя и сын Володя". При этом ребенок доволен своей шуткой, понимает ее назначение, относительность материала, на котором построена шутка. Трехлетний шутит уже с полным знанием дела: "Я корова, я тебя забодаю. Как смешно! Почему ты не смеешься?", "Ой, бабушка надела дедушкину рубаху, как смешно!" Неловко поскользнулся, засмеялся над собой: "Как я поскользнулся!" При этом пробует поскользнуться еще раз и еще раз. Излюбленным вопросом становится вопрос: "А что было бы, если..." Что было бы, если бы все люди стали табуретками? Что было бы, если бы других людей не было, а были только мы?
Дальнейшее развитие способности вставать на точку зрения другого происходит в сюжетно-ролевой игре, где все содержание подчинено развитию этой способности и воображения. В воображении отчетливо проявляется ориентировка на неоднозначность свойств вещи, преодоление фиксированности, шаблонности свойств; действие с предметами становится полифункционально, и ребенок, выполняя его, способен уже отделить свойства предмета от отношения к нему. Он уже может сказать о себе: "Я — врач, я — мама" и тому подобное. Называя себя так, он уже задает для себя определенные отношения с предметами, определенные отношения между собой и людьми. В более позднем возрасте — младшем школьном — появляется рефлексия, которая обогащает способность вставать на точку зрения другого новыми возможностями, связанными с выделением своего внутреннего мира и воздействием на него. Во внутреннем плане действий появляется планирование, основанное на предвидении своего будущего и будущего другого. Это очень важное приобретение, так как появляется не только понимание другого в конкретной ситуации, но и в перспективе будущего взаимодействия с ним. Это, в свою очередь, способствует освоению в подростковом возрасте норм морали и нравственности, так как рост самосознания способствует формированию у человека особенного представления о свойствах психической реальности.
Таким образом, развитие способности встать на точку зрения другого в онтогенезе связано с пониманием свойств психической реальности, обобщением этих свойств об образе другого.
Индивидуальность человека проявляется тем в большей степени, чем выше степень развития его способности понимать неоднозначность действия, это помогает противостоять шаблону, стереотипу поведения. При этом важнейшей характеристикой индивидуальности будет действие в соответствии с нравственными принципами — действие по совести, которая, как известно, предполагает апелляцию человека к самому себе, к своим нравственным чувствам, отражающим самое сущностное для человека — его же собственную сущность. Естественно, что человек должен приобретать свою сущность, чтобы у него был развит голос совести.
С сожалением приходится констатировать, что многие люди отказываются по разным причинам (или им отказывают в этом другие люди) от собственной сущности, отказываются от своей индивидуальности, проживая, в конечном счете, не свою, а чужую жизнь. Надо сказать, что основное переживание, вызываемое такой жизнью, состоит в том, что человек испытывает в основном негативные чувства по отношению к другим — зависть, злость, раздражение, нетерпимость и тому подобное.
Человек же, который живет своей жизнью, не испытывает на себе разрушающего действия других людей, он сохраняет то человеколюбие, которое отличает зрелую личность от личности ущербной и неполноценной. Можно было бы сказать иначе — развитой индивидуальности другие люди не мешают быть самой собой, а несостоявшейся — всегда кажется, что кто-то занимает ее место в жизненном пространстве. Проиллюстрируем это стихом:
Дано мне тело — что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?
За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?
Я и садовник, я же и цветок.
В темнице мира я не одинок.
На стекла вечности уже легло
Мое дыхание, мое тепло.
Запечатлеется на нем узор,
Неузнаваемый с недавних пор.
Пускай мгновения стекает муть —
Узора милого не зачеркнуть.
^ О.Мандельштам, 1909 г.
Человек, написавший такие стихи, жил в этом мире не гостем, он чувствовал, что это его мир, его жизнь, его Я. Он не только усваивал и присваивал, он создавал мир своей индивидуальности, создавал свое Я, свой микрокосмос.
Каждый человек ощущает свою индивидуальность через переживание зависимости воздействующего на него мира, существующего вне его. Такой, в первую очередь, предметный мир врывается в жизнь каждого из нас с первого мгновения появления на свет.
Для новорожденного характерно полное слияние собственной активности с объектом, действие хватания возникает только тогда, когда предмет вложили в руку, а мигание только тогда, когда свет попадает в глаза. Но уже трехлетний ребенок может выбирать, какое действие можно осуществить с тем или иным предметом, ориентируясь на его свойства. Взрослый человек к основаниям для выбора свойств предмета добавляет еще и свойство их полезности для осуществления действия в настоящем или в будущем. Но даже взрослому трудно устоять перед некоторыми свойствами предметов. В памяти любого из нас есть сюжеты, когда мы останавливались, словно завороженные, перед каким-нибудь (совершенно бесполезным) предметом, он притягивал, как магнит. Конечно, помним и те ситуации, когда даже покупали что-то только потому, что это престижно, что это есть у всех... Предметы кроме их собственных свойств имеют еще и как бы сверхчувственные свойства — те, что люди приписывают им в силу обстоятельств действия с ними. Человек начинает зависеть от таких свойств, они становятся для него магическими.
Магия предмета, его свойств очень велика, в психологии есть специальное понятие, характеризующее зависимость человека от них, — полевое поведение, то есть поведение, которое определяется непосредственно воспринимаемыми свойствами предметов.
Но одно из важнейших проявлений индивидуальности человека состоит в возможности быть относительно независимым от этих свойств. Это ярко проявляется в задачах на сообразительность. Попробуем рассмотреть, как выглядит полевое поведение в решении таких задач. Вот одна из них: "Она мне соседка, а я ей нет. Как это возможно?"
Если решать эту задачу, используя только свой опыт понимания слова "соседка", то последняя не имеет решения. Но если рассматривать ее через понимание соседства как отношений между людьми, то решение находится сразу — я ее сосед. Полевое поведение здесь состоит в зависимости мышления человека от текста, в котором есть слово "соседка", приобретающее магическое влияние на процесс решения, ограничивающее анализ задачи.
Для того чтобы полевое поведение не стало главным, довлеющим, в человеческой жизни должно произойти событие — встреча со своим собственным Я, которое не похоже на свойства предметов, которое похоже только на самого себя. Это — переживания, обобщающие наличие дистанции между внешним и внутренним мирами: той дистанции, которая фиксирует наличие границы между ними. Граница выражается в феноменах ухода в себя, когда человек становится независим, или относительно независим, от магического воздействия предмета. Внутренний мир обобщается человеком в понятии мое—не мое, переживается как открытый или закрытый для воздействия других людей, как открытый или закрытый для воздействия мира внешнего.
Существуют специальные механизмы, поддерживающие относительное постоянство Я человека и препятствующие его разрушению. Они называются защитными механизмами личности.
Среди этих механизмов один из главных — вытеснение, которое проявляется в том, что человек как бы забывает о тяжелом и неприятном для него. Это не лицемерие. Человек бессознательно вытесняет из сознания разрушающую его информацию.
Как и всякий механизм, вытеснение может выдерживать только определенные информационные нагрузки, и естественно, что они индивидуальны для каждого человека. Каждый обладает собственной устойчивостью, которую человек переживает как наличие Я или его деформацию. Хотелось бы сказать об этом словами П.Флоренского: "Расстройство личности нередко сопровождается утратой имени его сосредоточенного места. Элементы личной жизни ослабляют свои связи с именем...
Я начинает предицироваться случайными отдельными состо-яниями, соревнующимися между собой и борющимися за присвоение себе основной функции имени. Теперь уже имя не покрывает сполна своего подлежащего — Я, но это последнее пре-дицируется и тем, и другим, и третьим — и ничем определенным и устойчивым.
Многими лжеименами пытается назвать себя раздирающееся между ними Я; а настоящее имя дается одним из многих, случайным и внешним придатком. Настоящее имя сознается как нечто внешнее личности, извне внедренное в ее жизнь, могущее быть, как начинает казаться личности, произвольно замененным и даже вовсе снятым. Наконец, при дальнейшем расстройстве личности оно вовсе утрачивается, но вместе с ним утрачивается и непрерывность сознания...
Восстанавливается личность вместе с именем. Первый проблеск самосознания воссияет во тьме как ответ на внезапно всплывший вопрос о самом себе: «Кто я?» Чтобы поставить его, необходимо уже знать, хотя бы смутно, и ответ на него: «Я — тот-то». Когда это сказано, самосознание зажило и личность ожила, хотя бы не вполне целостная"1.
Вытеснение, забывание, казалось бы, существенного, отражает изменения, происходящие в Я человека. Их можно рассматривать как жизнь личности.
Другой защитный механизм личности — это проекция или перенос, бессознательный перенос собственных переживаний, чувств, влечений на кого-то другого, приписывание этому другому своих чувств, мыслей, переживаний. Так поступает ханжа, приписывая другим собственные стремления, которые противоречат его целостному представлению о себе. Через механизм проекции человек распространяет свои переживания на весь свет — его радость становится безграничной, его горе затопляет весь мир, все вокруг должны ему сопереживать.
Проекция позволяет человеку расширять границы своего Я практически до бесконечности, границы ее безмерны, но у нее есть важное свойство: она лишает человека чувства реальности другого — не только человека, но и всего мира. В конечном итоге это путь к одиночеству, путь к миру, в котором будет только Я и никого больше. Грустная картина, не правда ли?
Как говорится, все хорошо в меру, что в полном смысле слова относится и к механизму проекции, хотя это очень сильный защитный механизм, и человек иногда может прожить в своем космосе всю жизнь, так и не встретившись с реальностью. Но встреча происходит и бывает это, наверное, так: