Geum.ru

Это фанфик. Я не претендую ни на одного из этих персонажей, как из „Ранма 1/2 так и других произведений, что появятся здесь

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16

- Ничего, мама, - Хотару сама едва не заплакала, увидав, как Мичиру вздрогнула, стоило ей заговорить. - Ничего, все будет хорошо, - сказала она вновь, оставляя свой диванчик, чтобы присоединиться к Мичиру. Она отбросила прочь все свои сомнения, пытаясь утешить свою маму, помочь ей пройти через все это, также, как она множество раз помогала и утешала ее.

Призрак былой улыбки появился на лице Мичиру, когда она глянула вниз на свою дочь. Но выражение ее лица, явственно видимое Хотару, было до жути далеко от обычной безмятежной и любящей улыбки, что казалась неотъемлемой от образа ее мамы, и Хотару почувствовала, как ее страхи возвращаются с удвоенной силой. Что же это могло быть такое, что, чего она опасалась с такой силой, что перепугало ее маму, до такого состояния... и как это она могла быть парнем?

- Надеюсь, что ты окажешься права, Хотару-чан... надеюсь... - чуточку успокоившись, Мичиру продолжала.

- Вкратце, я была рождена парнем. Я была Саотоме Ранмой. Я обзавелась проклятьем, когда была в Китае в ходе тренировочного путешествия. Когда меня обливали холодной водой, я превращалась в девушку, горячая вода превращала меня назад.

Мичиру сделала паузу, увидав озадаченное выражение на лице ее дочери, смущение в ее глазах, и маниакальный блеск и жажду знаний в темно-зеленых глазах Васю.

- Да, это правда, Хотару, - прошептала Мичиру, - Я жила с этим проклятьем почти два года Жизнь Ранмы была настоящим адом. И когда я не смогла больше выдерживать этого, я нашла выход.

- Но, мама, - перебила ее Хотару, все еще смущенно, - Кайо удочерили тебя, когда ты была совсем маленькой. Разве они не заметили, что ты парень, кроме того, как они удочерили тебя, если ты была в этом десятилетнем тренировочном путешествии?

Мичиру вздохнула вновь. Кажется, это начинало становиться дурной привычкой. - Вкратце ответ таков - магия. Я нашла способ и использовала магию для того, чтобы получить новую жизнь и для того, чтобы начать все сначала, я стала ребенком вновь.

- Но разве Плутон не остановила бы... - Хотару не договорила фразу до конца, самостоятельно найдя ответ.

Если требовалось, чтобы Ранма исчез, „умер”, став Мичиру, скоре всего Плутон не просто позволила бы это, она бы этому поспособствовала всеми силами. Хотару заметила утвердительный кивок Мичиру.

- Не думаю, чтобы она об этом знала... по крайней мере не наша, но в будущем... кто знает?

Мичиру вздохнула вновь. - А что касается до причин, по которым мне пришлось это сделать... Что же, это уже совсем другое дело. В основном это из-за того, что мой бака оядзи навесил на меня столько долгов чести, что было просто невозможно удовлетворить их все, так что прошлось найти способ избежать их всех. И я нашла такой способ. Мне был известен один способ путешествия во времени, и я использовала его. Я также заблокировала свое проклятье, чтобы не быть больше диковинкой, цирковым уродцем. - Мичиру ухитрилась выдавить слабую улыбку, направленную ее дочери. - Можешь мне поверить, я знаю, на что это похоже, быть не такой как все. Очень мало кто мог принять мое проклятье. Парни все как один пускали слюни по моей женской форме, а девушки считали, что я извращенец, желающий... ладно, скажем так, они считали меня извращенцем, - скомкано закончила Мичиру.

Хотару попыталась что-то сказать, рот ее открывался и закрывался, губы шевелились, но ни звука не сорвалось с них. Даже с учетом того несколько „необычного” детства, что было у нее самой, она с трудом могла поверить в подобное. Она сама стала из девушки ребенком и снова назад, но все это было не по ее воле, просто так сложилось, а теперь, оказывается, ее мама прошла через то же, но уже по своей воле!

Она смотрела как слезы, наконец, принялись течь, медленно катясь по щекам Мичиру, вниз, вниз, к подбородку. Даже теперь Мичиру все еще не издавала и звука, пытаясь принять отказ, неприятие, что по ее мнению должно было обрушиться на нее, без плача и жалоб. Лицо ее застыло в своей неподвижности, привычной маской скрыв ее эмоции. Хотару же не знала, что ей и думать. Она знала, что ей потребуется какое-то время, чтобы полностью осознать рассказанную ей историю, принять ее. А сейчас, все что ее сейчас волновало, так это то, что ее мама страдала, ее мама, одна из тех немногих людей, что Хотару любила, ценила и обожала всем сердцем, была перепугана насмерть тем, что ее дочь возможно, лишь возможно, возненавидит ее.

Зная, что любые слова ее будут бесполезны, Хотару сделала единственное, что могла... обхватила свою маму обеими руками туго-туго, и вцепившись, держала ее, ощущая как тело ее содрогается, дрожит от беззвучного плача, держала ее, пытаясь оставаться собранной, спокойной, пытаясь молчать, пытаясь удержать все под контролем... и проваливаясь во всем этом разом. Оставалось еще многое, из того, что она желала узнать, но, невзирая на то, сколь отчаянно ей хотелось услышать ответы на ее вопросы, Хотару хорошо осознавала, что сейчас не время и не место для расспросов. Ее мама пообещала ей рассказать все позже, а мама ее никогда не нарушала данное ей слово.


* * *

Ранма чувствовала, как теряет контроль над собой, по мере того, как она продолжала свой рассказ. Она видела смущение, все росшее в глазах ее дочери, и просто не могла больше смотреть в них. Она не желала видеть как смущение это, разгоравшееся в глубине ее фиолетовых глаз, начнет превращаться в отвращение, а отвращение в гнев. Ранма проклинала свою слабость, ее страхи, боязнь поражения, но даже выпестованная ею железная воля не могла справиться с этим, и она просто не могла поднять взгляд, чтобы вновь встретить взгляд Хотару. Съежившись, она принялась ждать жестоких слов, что должны были обрушиться на нее... она ждала, когда же Хотару наконец скажет ей, что она больше не... больше не может быть ее матерью... больше нет.

- Мама... - голос ее дочери был тих и нерешителен, и сломался прежде, чем она сумела вымолвить еще хоть одно слово.

Ранма съежилась вновь, ожидая тех слов, что она так боялась услышать. Но вместо этого она услыхала всхлип Хотару, и туту же почувствовала ее рядом с собою, когда дочь ее прижалась к ней, обхватив обеими руками, в объятьях, столь же сильных, как и нежных, в одно то же время. И Ранма приникла к ней, слилась с нею, черпая силу в ее объятьях, силу что помогла бы ей справиться со своим страхом... если этот ее жест можно было счесть за знак, хотя бы за намек на то, что ее дочь все еще ее любит и не собирается бросать ее.

Краем глаза Ранма заметила, как Васю, встав, тихо направилась прочь. Последними словами, услышанными ей маленькой ученой, были те, что та собирается оставить их здесь одних, и что когда они будут готовы оставить лабораторию, пускай позовут ее, и она тогда вернется. Хотару ответила ей что-то, чего Ранма не распознала, слишком поглощенная своим страхами и опасениями, чтобы обращать на это внимание. Они остались одни, и Хотару держала ее, держала и не желала отпускать. Ранма чувствовала, как ее трясет, чувствовала боль, циркулирующую внутри, ищущую способ вырваться, но всхлипы и плач ее были стиснуты намертво железной хваткой, не желающей их выпускать. Вместо этого она попыталась найти утешение в объятьях дочери. Это помогало... но страх отторжения слишком глубоко вонзил свои когти ей в сердце, и даже тепло любви ее дочери не могло полностью растопить его.


* * *

Васю тихо проклинала себя, оставляя за своей спиной двух страдающих девушек. В кои-то веки ее любопытство, считавшееся ею сущим благословением, не принесло ничего, кроме мучений, и она проклинала его. Если бы она знала, что Мичиру хранит свое происхождение в тайне даже от своей собственной семьи, она бы нашла другой способ узнать все... но теперь она этого не могла, теперь, с учетом всего того вреда, что она причинила им обеим. На волне ее собственного эгоизма, ярого ее вынюхивания скрытых секретов рыжеволосой, она зашла чересчур далеко, бесцеремонно нанося страдания своим жертвам. Теперь она могла лишь надеяться, что тот вред, причиненный ею по незнанию, можно будет еще исправить. Что все исправится, невзирая на ущерб, причиненный ее действиями.

Выходя из лаборатории, ученая увидала настороженное ожидание в глазах Нодоки, и любопытство в глазах остальных. Нодока и Кацухито с остальными, определенно только что вернулись с их поединка, шедшего, пока она отсутствовала, и теперь с нетерпением ждали новостей о состоянии ее подопечных.

И Нодока и Кацухито выглядели усталыми, но довольно-счастливыми, в то время как остальные явно еще не оправились от сюрпризов, обрушивавшихся на них весь день напролет, день переполненный сюрпризами. Тэнчи и девушки исподволь бросали хитрые взгляды на взрослую парочку, взгляды, буквально источавшие веселье.

- Что там, Васю-чан? - первым бросился в атаку Тэнчи, Нодока чересчур нервничала, чтобы сразу набрасываться на маленькую рыжеволосую ученую.

- Мичиру и Хотару очнулись. Им нужна еще пара минут наедине, чтобы поговорить, и потом они к нам присоединятся.

- Очнулись! - хором завопили девушки дома Масаки.

- Но я думала, что они не очнутся до завтрашнего дня, - заметила Аека, первой оправившаяся от изумления. - По крайней мере, ты так сказала.

- Что прямо так и сказала, да? - нахально ухмыльнулась Васю. - Что ж, благодаря моей несказанной гениальности, и исцеляющим бакам, созданным мною же, они исцелились быстрее обычного.

- Мичиру всегда довольно быстро поправлялась, - заметил Кацухито.

- Да, это так, - с гордостью подтвердила Нодока. - И когда я смогу увидать свою дочь?

- Они обе скоро появятся. Не знаю, правда, как скоро, обе они были до жути поглощены друг с другом, когда я уходила, - сообщила Васю. - Хотя, честно говоря, я ничуть не удивлюсь, если маленькой Хотару предстоят большие неприятности. Не думаю, что ее мать знала о том, что девочка заявится сюда.

Нодока кивнула, - Зная характер моей дочери, не удивлюсь, если Хотару повезет отделаться всего лишь домашним арестом за побег из дому. - Ухмылка Нодоки расплылась до ушей, стоило ей осознать, что с Мичиру все будет в порядке, кроме того, она просияла, осознав, что сегодня наконец-то встретится с приемной дочерью своей собственной дочери. Уже и без того невероятно довольное лицо Нодоки просияло еще ярче, стоило третьей радостной мысли придти ей в голову. Теперь Нодоке не надо было больше беспокоиться о состоянии ее дочери. Теперь все ее беспокойства сменились одной единственной мыслью „Внучата!” Она едва не отчаялась, в ожидании того дня, когда же она наконец станет бабушкой... и вот теперь она ею стала...

- Не хочет кто-нибудь чаю, пока мы ждем? - поинтересовалась практичная как всегда Сасами. Лица остальных присутствующих радостно просияли при этой идее, чай от юной принцессы Джурая был просто божественен, а к чаю обычно шло испеченное Сасами печенье, а маленькая всеобщая любимица творила на кухне истинные чудеса. Увидав всеобщее согласие, выражаемое энергичным трясением головами, девочка заторопилась на кухню.

- Итак, Кацухито, какой-то ты чересчур счастливый сегодня, - начала Васю, с неприкрытым садизмом, - Это на тебе общество Нодоки так сказывается?

Нодока зарделась как школьница, стоило ей распознать скрытый смысл, крывшийся в словах рыжей.

- Васю-чан, мы всего лишь провели поединок и чаю попили... - запинаясь, начала Нодока.

Впрочем виноватый румянец на ее щеках тут же выдал ее. Зрелище, кое ни один из присутствующих в комнате не упустил.

Ответ Кацухито было более сдержанным, старший Масаки лишь улыбнулся, мягко добавив, - Я был рад увидать ее вновь.

Тэнчи и остальные обменялись проницательными взглядами. Несмотря на сдержанность и скупость его ответа, он лишь подтвердил уже сложившиеся у них подозрения, лучше, как какая-либо недомолвка либо отрицание. В обычных условиях Кацухито выдал бы очередную свою остроту, или подколол бы какую-либо из девушек, слишком часто становившихся жертвами его юмора. Ответ же, нетипичный для знакомого им образа старого шутника, выдавал чувства, крывшиеся внутри него, чувства, о которых, возможно не подозревал и сам Грандмастер стиля боя Масаки.

Но прежде чем сложившаяся ситуация обернулась еще большим смущением для новоявленной парочки, юная Сасами появилась в комнате с подносом вкусностей, и разговор перешел к другим, более безопасным вещам.


* * *

- Аканэ, не могла бы ты открыть дверь, пожалуйста? - донесся традиционно-жизнерадостный голос Касуми из ее кухонного царства. Так и не получив, в итоге, ответа, Касуми, вздохнув, увернула огонь под кастрюльками. Если это не займет много времени, она вполне сумеет разобраться с посетителем, и ничего не успеет так уж сильно и испортиться. Ну да, по правде говоря, она в этом доме была единственной, могущей судить о качестве ужина, могущей определить был ли он, или не был, „чуточку” неудавшимся, если только у нее и впрямь не получится сжечь что-нибудь. Но все равно, это было бы так мило если бы кто-нибудь, хотя бы иногда, ей помогал. С тех пор как Ранма пропал без вести, жизнь, казалось, принялась увядать в доме Тендо.

Касуми выскользнула из кухни, с микро-хмуринкой на лице, делавшей и без того до невозможности привлекательную девушку еще прелестнее. Дядя Генма и ее отец сидели за игровым столиком, игнорируя все окрест. Причина, разумеется, была в том, что первый, отвлекшийся от доски, в итоге дал бы другому возможность обеспечить себе сокрушающее преимущество. Оба жульничали напропалую. Набики была наверху, в своей комнате, Аканэ же... ее младшая сестренка тоскливо сидела на полу, тупо уставившись в телевизор.

- Аканэ, Аканэ, АКАНЭ! - каждый раз имя ее звучало громче и настойчивей.

Последняя попытка сработала, и Аканэ, наконец, вырвалась из своего ступора.

- А, что такое, онее-чан?

- Аканэ, не могла бы ты открыть входную дверь, пожалуйста? Я прямо сейчас готовлю ужин и мне нужно следить за ним.

Ответная реплика Аканэ была несколько слаба и неразборчива, улыбка ее вообще была лишь призраком былой, но она все же встала и пошлепала к входной двери, открывать ее. Молодая женщина с черными волосами, все еще жавшая на кнопку, по прежнему стояла у двери, несколько раздраженная. При виде Аканэ хмурое выражение ее лица быстро морфировало в профессиональную (хотя и фальшивую) улыбку, стоило двери открыться.

- Да? Чем могу вам помочь?

- Надеюсь, что сможете, - отозвалась женщина устало, - У меня пакет для Саотоме Генмы. Здесь он проживает?

Аканэ кивнула, - Да, здесь. Я могу забрать пакет, или он должен за него расписаться?

- Да, мне потребуется его роспись, - оживилась женщина. - Это бумаги от адвоката.

Аканэ нахмурилась, чувствуя, как старый гнев пробуждается в ней. Что опять такое натворил этот бака-панда? Без сомнений это предвещало очередные проблемы... к несчастью проблемы для Генмы, также несли проблемы и для Ранмы...и для Тендо также. Младшая Тендо попыталась отогнать прочь боль, несомую этой мыслью. С чего вообще должна она волноваться за этого урода? Он бросил ее... вот уже три месяца как, как и даже словечка от него больше не доносилось. Лишь сейчас Аканэ начала осознавать, сколь многое он для нее значил.

Повернувшись, она заорала вглубь дома, - Генма, тут для тебя пакет пришел!

- Можете подождать пока внутри, он сейчас подойдет, - закончила она, вновь обратив внимание на женщину у двери.

Несколькими секундами позже Саотоме Генма наконец появился на сцене. Просто удивительно, что три месяца без сына проделали с некогда почтенным бойцом. Там, где некогда находился полный, жизнерадостный и громогласный мужчина, буквально заполнявший собой все свободное пространство, ныне стояла жалкая развалина, ссохшаяся пародия на былого Генму. Он стал свидетелем того, как мечта, питавшая его столько лет, улетучилась как дым, уничтоженная на корню тем, над кем он так долго и так безжалостно издевался, используя его в своих целях.

Аканэ презрительно фыркнула, и затем обрела привычное утешение в гневе, глядя на отца своего некогда жениха. Но даже гнев ее утратил что-то, что-то важное, что-то, чего она не могла указать точно, тут же рассыпавшись начисто. Дернув головой, девушка вновь скрылась в коридоре, вернувшись к своему телевизору и знакомой летаргии, охватывавшей ее все чаще с момента исчезновения Ранмы.

Эмоции Аканэ были расшатаны напрочь, да и сама она была ничуть не лучше. Частично она была счастлива до невозможности тем, что Ранмы рядом с ней больше не было. Стоило ему исчезнуть, как исчезло и постоянное давление на нее, теперь ей не грозил ежеминутно ненавистный брак, исчезло и безумие, и хаос, бывшие каждодневными спутниками его жизни. Но даже и с учетом этого всего юная Тендо не знала, как же ей управляться с его отсутствием. Он был для нее важен... может быть, может быть она даже и любила его... Теперь она могла признать это, теперь, перед самой собой, теперь, когда его не было рядом, теперь, когда у нее было время подумать над всем этим без посекундного вмешательства всех этих проблем, что вечно сопутствовали парню.

И даже хотя она и признавала (по крайней мере не вслух), что любила Саотоме Ранму, временами она все еще гадала, вышел бы хоть какой-нибудь толк из этого их брака. При всей любви, она просто не верила ему, физически не могла ему доверять. Аканэ не знала, смогла ли бы она вообще хоть когда-нибудь ему доверять... а один из краеугольных камней брака - обоюдное доверие.

Но все равно, частично она признавала, что некоторая часть всех этих проблем была полностью на ее совести. Она слишком быстро предполагала худшее, когда дело доходило до некоего парня с косичкой. Теперь же, когда он исчез (и хаос вместе с ним), она начала вспоминать те их моменты, когда они были вместе. Вспоминать и оценивать заново. Она вспомнила, сколь быстро тогда предположила, что Неко-Ранма мог поцеловать кого угодно, что их первый поцелуй был ничем иным, кроме как случайностью. Она вспомнила, сколь часто принимала сторону Рёги, и как она непоколебимо была уверена в том, что это Ранма всегда виноват в их стычках. Да, теперь она могла признать, что временами в этом мог быть виноват и Рёга. Она могла признать, что часть всех этих проблем была на ее совести.

Ну не все, конечно. Вовсе не все. Ранма тоже был виноват. Как он ее раздражал своей чертовой нерешительностью и незрелостью. Да, конечно, определенная вина тут лежала на том, кто его вырастил... тут уж без сомнений. Может быть, Генма и был великим мастером боевых искусств, но он был настоящим ублюдком во многих других областях, раздражавшим неимоверно. Но все равно, вне всякого сомнения все могло бы быть и иначе, если бы они оба постарались как следует.

Вообще-то, частью своей она отчаянно желала его возвращения. При всех его недостатках, он всегда приходил ей на помощь в худших из ситуаций. С другой стороны, большая часть этих ситуаций происходила как раз по его вине. Их бы не было вовсе, если бы он так и не появился в ее жизни. Но с третьей стороны (Аканэ криво усмехнулась при числе сторон, с которых, оказывается, Ранму следовало оценивать) некоторые - вовсе нет. Это глупость ее собственного отца создавала те многочисленные проблемы с „принцами” и прочими уродами, превращавшими ее жизнь в сущий кошмар.

Аканэ вздохнула. Она не знала, что ей и думать. Одно уж было точно, Ранма перевернул всю ее жизнь кубарем. Он был ее первой любовью, и даже с учетом всех тех проблем, что он ей устроил, в его присутствии она испытывала чувства, никогда не испытывавшиеся ею прежде.

Но все равно, он сбежал, его больше не было, и не было никаких признаков того, что он когда-либо вернется. Да, они, бывало, скандалили и прежде, бывало, он убегал, но все равно, этот бака всегда возвращался... но в этот раз не стал. Тот факт, что он сбежал окончательно, тот факт, что он поступился своей честью, что честь, которой он столь дорожил, не удержала его, изумляла ее несказанно, даже сейчас.

Ее жизнь определенно пошла другим путем после того как он ушел. Остальные „невесты” по-первости устроили ей нелегкие деньки, да и сейчас, когда им доводилось сталкиваться, было не лучше. Но это она могла пережить.

Куно Кодачи была хуже всех, но Аканэ этой чокнутой гимнастки не боялась вовсе. Она здорово подтянулась за то время пока Ранма был здесь, и научилась многому. Конечно, к его уровню ей вряд ли удастся когда-либо приблизиться, но она все равно стала лучше. Укё тогда рассвирепела... или скорее озверела, за неимением лучшего слова, могущего описать ее состояние, но все равно, сколь бы не ярилась девушка с лопатой, она никогда не угрожала непосредственно самой Аканэ. Поведение Шампу стало для всех наибольшим сюрпризом. Как только всем стало абсолютно ясно, что Ранма не вернется, она просто принялась игнорировать Аканэ... единственным комментарием с ее стороны было то, что ее „ай”лену” давно было пора уже бросить „злюку-девку”. Их пути редко пересекались. Да, так оно и было, помимо редких проверок, время от времени, не вернулся ли Ранма в додзе, она вообще не показывалась ей на глаза, вместо этого убивая все свободное время на самостоятельные поиски Ранмы.

Погруженная в свои мысли Аканэ практически не прислушивалась к разговорам за ее спиной, и даже и не слышала, как входная дверь открылась и закрылась вновь, когда девушка-посыльный ушла. Треск разрываемой бумаги и шелест страниц также не затронул ее... до тех пор, пока Генма не издал дикий вопль.

Подпрыгнув, Аканэ уставилась на своего будущего свекра (если только она еще могла его так звать). Лицо Генмы было ошарашенным донельзя, выражение, скоро появившееся и на лице Аканэ также. Генма сжимал в руках письмо... и ножны, в которых некогда находился фамильный клинок Саотоме.

- Что за... - Генма тупо уставился на пустые ножны, и затем снова глянул на сложенный листок бумаги, шедший с ними.

Его едва не хватил приступ, стоило ему осознать, что это была за бумага. Это было то самое его чертово согласие на сеппуку, тот самый чертов контракт, пожелтевший от времени. Затем он осознал, что его вернули ему, но почему же тогда ножны фамильной катаны были пусты? Генма тупо уставился на истертый документ, прежде чем заметил, что с оборота листка проступают следы свежей надписи. Перевернув документ, он неверяще прочел слова, написанные Нодокой.

- Она... она со мной развелась... - заикаясь, сказал Генма, - Нодока отказалась от имени Саотоме и стала ронином, и она заложила фамильную катану Саотоме.

- Она ЧТОО?!?!! - Аканэ обнаружила себя кричащей во все горло.

- Нодока вычеркнула свое имя из списков рода... и свое, и Ранмы. - голос Генмы срывался, он безотрывно переводил взор с листка на пустые ножны и назад. - Она пишет, что мои клятвы столь же пусты как эти ножны, и в отличие от моей чести, что я продал столь дешево, фамильный меч я, по крайней мере, могу выкупить.

- О, боже... - эхом донеслось восклицание Касуми от дверей кухни.

Молчание повисло в комнате, пока наконец чей-то полу-шепот не положил ему конец.

- Что же, Саотоме, похоже, они, наконец, от тебя освободились, не так ли? - голос Набики источал лед.

- Что... что там о Ранме? - прошептала Аканэ, разрываясь между внезапно вспыхнувшей надеждой вновь обрести свою исчезнувшую любовь и страхом пред неминуемым безумием, что последует следом.

- Ничего... - глухо отозвался Генма, по прежнему пребывая в шоке от прочитанного, мозги его упорно отказывались работать, после того, что на него обрушилось. - Она просто вычеркнула их обоих из списков. Здесь не сказано ничего ни о новом роде, в который они перешли, ни о том, где он может быть.

- Но разве тетя Нодока знает, где Ранма? - тут же поинтересовалась Набики, глаза ее заблестели, а в голосе ее отчетливо прозвучало беспокойство, и что-то еще, неуловимое.

- В последний раз, когда я спрашивал ее, она сказала, что Ранма ушел, и что он не вернется. - потерянным голосом отозвался Генма.

- Так ничего нового о нем там нет? - продолжала давить на него Набики.

- Ничего, - тихо отозвался единственный ныне представитель рода Саотоме. - Ничего...

Набики нахмурилась, до сих пор она так и не оставила надежду найти Ранму. Она продолжала надеяться, что он все же вернется, или хотя бы даст о себе знать.

Да, конечно, Набики знала, что для нее, скорее всего, уже поздно было добиваться того, чего она так желала. Но, с другой стороны, прежде, до его отбытия, он для нее так никогда и не был чем-то большим, чем просто другом. Другом, о котором она и не догадывалась, пока не стало слишком поздно. Она все еще надеялась, что вернет его дружбу, что она сумеет обрести своего друга вновь, но каждый прошедший день отгрызал по кусочку от ее надежд, а у нее было не так уж и много друзей, чтобы разбрасываться ими. Возможно, они с Ранмой могли стать и чем-то большим, чем просто друзьями, в конце концов, она была умнее Укё. Если все, чего он захочет от нее, это дружбы, она с радостью пойдет на это. Не колеблясь. В конце концов, он был одним из тех немногих людей, что приняли ее такой, какая она есть, а для нее это означало очень многое.

Плечи Набики опустились, и она побрела назад в свою комнату. Это было очень мило, видеть как панда получила, наконец, по заслугам, но все равно, в душе ее оставалась странная пустота, которую нельзя было заполнить ничем. Она тосковала по Ранме, и месть, сколь бы сладостна она не была, не могла заменить живого его. Он был ее другом, и она без него не могла.


- О, что же я сделал не так...? - простонал Генма. И внезапно его отчаяние переросло в гнев, когда слова, написанные Нодокой, наконец, дошли до него.

Шок, испытываемый им, тут же перешел в дикий гнев, и он злобно зарычал, - Это неблагодарная сука... да как она посмела... эта сука, и этот мальчишка... всю мою жизнь...

- Дядя Генма, - голос Касуми был нехарактерно холоден, и в обращении ее слышался сарказм, - Я не ПОЗВОЛЮ вам оскорблять тетю Нодоку. Вам некого винить во всем происшедшем, кроме себя... и своего брюха. Если я еще хоть раз услышу, как вы оскорбляете ее подобным образом, вам самому придется на себя готовить, стирать и убираться, поскольку я этим заниматься не стану. И я не потерплю от вас ни слов ни действий, могущих причинить вред ни ей, ни тем более Ранме.

Все присутствующие ошарашено уставились на в обычных условиях тихую и неприметную девушку, от которой они столь во многом зависели. Взгляд, обращенный ею на Генму, в полевых условиях проплавил бы насквозь броню тяжелого танка. Теплая улыбка и знакомое им беззаботное выражение лица ушли, сменившись отвращением и неприязнью, казавшиеся дикими на ее нежном лице. Не сказав больше ни слова, Касуми развернулась и скрылась на кухне. За ее спиной оставались Набики, ошарашенная, но, пожалуй, довольная, и нежданно благодарная, Генма, тихо исходящий злобой, и ее маленькая сестренка Аканэ, хватающая ртом воздух, словно рыба, вытащенная из воды. Все же были некоторые вещи, знала Касуми, вещи, что даже ей не под силу было исправить... и она даже и не пыталась этого делать.


* * *

- Ты готова, дочь моя? - поинтересовалась Нодока, опустив глаза на Мичиру.

Нодока слабо улыбнулась. Для нее все еще было странно, думать об Мичиру как о Ранме. В конце концов, девочка росла у нее на глазах. Она потратила годы, наблюдая, как та учится и растет, видела, как она превращалась из томбойстой девчонки-непоседы в настоящую леди. Да, разумеется, она и сама приложила к этому немалые силы. За все те годы, что Ранмы не было с нею, ее сердце прикипело к юной сироте. Каким-то образом для нее было даже более натурально думать о своем ребенке как о Мичиру, чем как о Ранме.

Это было тяжело, очень, ждать все эти два года, два года жизни Ранмы у Тендо. Ей приходилось смотреть на то, как ее сын проходит через ад на земле, ад, заставивший ее и стать Мичиру. И даже так, все равно немного она была все же рада этому. Благодаря этому она смогла быть рядом с Мичиру тогда, когда просто не могла физически быть рядом со своим сыном. Однако одно она знала точно, без сомнения, по закону там, или нет, Мичиру была столь же (если не больше) ее дочь, чем дочь Кайо. Мичиру была в ее жизни... и она не жалела об этом, ни на секунду.

- Думаю, что так, мама, - твердо отозвалась Мичиру. - Как думаешь, Хаппосай сдержит свое слово?

Нодока помолчала, всерьез обдумывая вопрос, заданный ей дочерью, все это время поглаживая катану, лежавшую рядом с нею, черпая умиротворение в одном ее присутствии, умиротворение никогда не испытывавшееся ею от фамильного клинка Саотоме. Клинка, оскверненного обещанием сеппуку, данным Генмой. Клинка, впитавшего худшие ее страхи и кошмары, клинка, что она носила столь долго из соображений чести семьи, к которой она более не принадлежала.

И вообще, это было странно. Генма никогда не проявлял интереса к Искусству меча, хотя и происходил из почтенной самурайской семьи. Вместо этого он презирал оружие, и глядел сверху вниз на тех, кто использовал его. Оглядываясь назад, Нодока гадала, не была ли его неприязнь к самой идее оружия продиктована все тем же отсутствием понятия о личной чести. В конце концов, тот, кто истинно следует путем самурая ставит честь и долг превыше всего... в то время как Генма превыше чести и долга ставил себя самого. Слишком часто она становилась свидетелем его жадности и эгоизма. Итогом его собственного бесчестия стала неразрешимая ситуация из которой ее собственный сын физически не мог выбраться не утратив уже своей чести. И даже теперь, она все еще сомневалась, что осознавала все те тяготы, через которые Мичиру пришлось пройти, будучи Ранмой.

Этот же клинок, что был ныне с нею, происходил из ее собственного рода, рода Изагомо, но являлся частью наследия Дома Масаки вот уже долгое время. Она и Кацухито только закончили спарринг, когда он попросил проводить его до храма на чашечку чая, немного поговорить. Она не подозревала ничего, полагая, что он желал поговорить с ней о Мичиру и о тех событиях, на которые этот день был богат сегодня. Он так и сделал, и они довольно долго говорили об их общей ученице, но разговор их лишь ею не ограничился.

После того, как они допили чай, он ушел в задние комнаты храма, а когда вернулся, в руках у него были два набора клинков. Первый комплект он предложил ей, как дар, два парных клинка, что и сейчас были с ней.

Это были мечи высочайшего качества, истинное сокровище искусства изготовления клинков. Сработанные в старом стиле, они были выкованы из лучшей стали, безупречные и крепкие. Мастерство изготовления ножен и фурнитуры также соответствовало клинкам. Она пыталась отказаться, говоря ее сенсею, что она всего лишь ронин, и недостойна подобных клинков...

Нодока улыбнулась, вспоминая его ответ. Сенсей Масаки лишь рассмеялся мягко, сказав, что знает один род, что более чем с радостью примет ее. Она зарделась, припомнив первую свою реакцию на его слова, на секунду, на кратчайший из моментов, ей показалось, что он... Покачав головой, Нодока попыталась выкинуть из головы эти мысли. Он предложил ей вступить в его род, и она согласилась.

Затем он рассказал ей историю клинков, предложенных ей. Это были клинки ее прародительницы Фунао, некогда принадлежавшей роду Изагомо, а затем Дому Джурай. Дому, по словам Кацухито, связанному родственными узами с родом Масаки, Дому, которого нет, и (если подозрения ее дочери были верны) и никогда и не было в каких либо земных списках родов.

Кацухито не раскрыл ей всего, а когда она попыталась на него надавить, просто сказал ей, что время этой истории еще не настало, но все же подтвердил, что происходит от Фунао по прямой линии, и уверил ее, что та бы гордилась, зная что ее клинки теперь будет носить такая женщина как Нодока. С учетом этого факта (и, честно говоря, тут же влюбившись в эти клинки, стоило ей их увидать) в итоге она согласилась.

К ее удивлению, Кацухито продолжил дальше, сообщив, что вторую пару клинков он предложит в дар Мичиру, в подтверждение ее мастерства и уровня, достигнутого ей в искусстве меча. Он сказал, что уверен в том, что на этом Мичиру не остановится, и сказал, что эти клинки он сам носил в молодости.

Хотя они выглядели довольно непритязательно, все же было в них что-то, приковавшее к ним ее взгляд. Все походило на то, что внешний вид их был обманчив, что это были особенные клинки... со своей судьбой, и что свой долг до конца они еще не исполнили.


- Мама? Ты в порядке?

- Да, дочь моя. Я в порядке. Просто задумалась о тех клинках, что сенсей подарил мне сегодня.

- Так это сенсей Масаки тебя одарил, или же Масаки Кацухито, преподнес тебе их в дар? Очень миленький дар, что и подобает преподносить такой самурай-ко как ты...

Поддразнивающие нотки отчетливо были слышны в ее голосе.

- Ну-ну, Мичиру... Все вовсе не так...

- Ты так в это уверена, мама? В конце концов, он взял тебя в свой род.

Нодока не смогла удержать в себе румянца, вызванного словами ее дочери.

- А может быть, он родом не ограничится? Может быть, и в состав семьи введет... - улыбаясь, продолжала Мичиру, едва сдерживая смех.

- Мичиру, довольно. - нахмурилась Нодока. - Кацу... Сенсей гораздо старше, чем ты думаешь.

- Знаю, мама, - но блеск в глазах Мичиру показывал, что она не упустила оговорки, сорвавшейся с ее языка.

Нодока также не упустила знакомых бесенят, плясавших в глазах ее „дочери”, и не смогла унять дрожь при мыслях, вызванных в ней словами Мичиру. Да, это правда, в молодости она была влюблена в своего сенсея, давным-давно, когда в ее жизни еще не было никакого Саотоме Генмы. Да, правдой было и то, что ее сенсей все еще не был так уж стар, хотя по возрасту вполне годился ей в отцы.

- А кроме того...

- Мичиру, я же сказала, довольно.

- Ну-у... мам. Я просто хотела сказать, что с его уровнем контроля ки он будет в добром здравии еще много, много лет.

Несмотря на всю невинность ее замечания, и свое осуждение, Нодока не могла не задуматься над словами своей дочери... и одно можно было утверждать о Масаки Нодоке неоспоримо, если она чего-либо хотела, она шла на все, делала все возможное, и платила любую цену, от нее требующуюся. Она заплатила свою цену за то, чтобы быть с Генмой. Может она заплатить и за...

- Я ничего не прервал? - поинтересовался Масаки Кацухито, подходя к тихо разговаривающим женщинам.

- Ничего важного, сенсей. - отозвалась Мичиру за них обеих, - Васю-чан не сказала, сколько ей еще времени потребуется, чтобы, наконец, вытащить Хаппосая из банки?

- Васю сказала, что минут через пять. И еще пять минут на то, чтобы он очнулся.


* * *

Масаки Кацухито, не отводя глаз, следил за своими бывшими ученицами, приближаясь к ним. Мичиру и Нодока тихо разговаривали, сидя на коленях у низенького столика. Суля по выражениям их лиц, было абсолютно ясно, что что-то здесь происходит. Его отточенное временем шестое чувство вопило благим матом, что ему стоит следить за их диалогом. Он не знал, о чем именно они говорят, но определенно не о Хаппосае, или о той встрече, что им предстояла через несколько минут.

Мичиру выглядела гораздо менее скованной, и значительно более расслабленной, чем по прибытию. Нодока же, с другой стороны, выглядела до жути смущенной и явно нервничавшей.

~ Нодока по прежнему прелестна, и дочь ее тоже, ~ рассеяно отметил Кацухито, направляясь к ним.

Хранитель храма Масаки с большим трудом подавил желание с размаху огреть себя кулаком по затылку, изгоняя эти свои мысли. Нодока все еще казалась ему сущим ребенком, как, честно говоря, и большинство современных чистокровных землян. Мало того, она была того же возраста, что и его дочь Атика. Но все равно, он вынужден был признать, что она была потрясающа, и что она была одинока почти столько же времени, сколько и он.

~ Черт, да ты достаточно стар, чтобы быть ее отцом, ~ сурово напомнил себе Кацухито. ~ и она знает это. В конце-то концов, это был практически ее второй дом, когда она была ребенком. ~ Да, они с Атикой были лучшими подругами, вплоть до ее безвременной кончины. Но все равно, слова эти, несмотря на всю их истинность, не несли ему успокоения. В итоге, сдавшись, Кацухито решил перейти к делу, пока эти мысли его не привели к чему похуже.

- Я ничего не прервал? - поинтересовался Масаки Кацухито, направляясь к ним.

- Ничего важного, сенсей. - отозвалась Мичиру за них обеих, - Васю-чан не сказала, сколько ей еще времени потребуется, чтобы, наконец, вытащить Хаппосая из банки?

Кацухито не упустил взгляда, брошенного на него женщиной, сидевшей к нему лицом. Выражение лица Мичиру более подходило кошке, рассматривающей мышь в своих лапах, чем ученице, почтительно глядящей на уважаемого ею сенсея. Нодока же, с другой стороны, краснела и глядела куда угодно, кроме как на него, неожиданно проявляя рьяный интерес к гладко оструганным доскам пола.

Чувствуя себя как та самая мышка, о которой он только что думал, Кацухито ответил на ее вопрос, и от греха подальше быстро перевел разговор на обсуждение деталей предстоящей им встречи.


* * *

- Ну, Хаппосай, готов ты подписать мою лицензию? - пропела Ранма, и голос ее был в достаточной мере слащав и приторен, чтобы любой дантист, просияв от восторга, принялся потирать руки. Уже более сдержанным и серьезным тоном она продолжала, - Или у тебя настолько мало чести, что ты примешься оспаривать наши условия?

Хаппосай простонал, глянув в неумолимые глаза свидетелей Ранмы. Нодока не сказала ничего, но блеск в ее глазах, и то, как она поглаживала катану, лежавшую у нее на коленях, лучше всяких слов сказал старому извращенцу что его ждет, стоит ему устроить ее сыну какие-либо проблемы в получении требуемого. Хаппосай не был уверен, где она обзавелась подобным оружием, но это определенно не был фамильный клинок Саотоме. Да, несомненно, легко было увидать. что за всем этим кроется нечто большее, чем видно с первого взгляда.

- Нодока, вижу, ты больше не расхаживаешь с катаной Саотоме... - закинул наживку Хаппосай, как опытный рыбак

- Нет, и никогда больше не буду. Я развелась с Генмой и принята в род Масаки. - коротко отозвалась Нодока.

Усилием воли Хаппосай заставил себя сохранить невозмутимость. Да уж, вот это сюрприз. Она терпела выходки этого идиота Генмы почти двадцать лет. Что же такого должно было произойти, чтобы она с ним развелась? Может это имеет какое-то отношение к Ранме? С учетом ее вечной приверженности к долгу и чести, скорее всего, так оно все и есть, но что же именно? Да что такое произошло с этим парнем за последние несколько месяцев?

- Понятно, - коротко отозвался Хаппосай. - А чего это он здесь делает? - заметил он, ткнув чубуком трубки в сторону Кацухито Масаки.

Хранитель храма был более сдержан, и лицо его не выражало ничего. Однако такими простыми трюками Хаппосая было обмануть нельзя. Он не зря прожил три сотни лет без малого. Уж не Масаки Кацухито его дурачить. Хаппосай считал, что мог бы сделать мастера меча даже с практически истощенными запасами ки... если он первый сумеет нанести удар. Честный бой, ну-у, это было совсем другим делом. Даже полностью исцеленный он не был уверен, что сумел бы одолеть священника, а прямо сейчас ему не стоило и думать об этом, вообще. Есть много и других более приятных способов самоубийства. И стоит также принять во внимание и Ранму. Вряд ли он останется в стороне... или все же она?

- Как один из судей поединка, я здесь для того, чтобы удостовериться в том, что условия будут выполнены до последней буквы. - спокойно отозвался Кацухито. - Впрочем, я уверен, что мое вмешательство не потребуется, поскольку честь диктует, чтобы ты исполнил обещанное.

Хаппосай нахмурился, вырвав немного времени на размышление раскуриванием своей трубки. Что-то здесь было не так, и он знал это. В обычных условиях Ранма оставался в проклятом виде так мало, как только мог, меняясь в парня сразу же, как только подворачивалась возможность. Но сегодня он не просто начал поединок „как девчонка”, но даже и сейчас оставался в этом виде. Мало того, у него явно была возможность трансформироваться, с учетом исходящих паром чашек, стоявших на столе перед ними. Мало того, даже Нодока, что нехарактерно, не говорила ничего насчет его внешнего вида. С нех пор как она узнала, что Ранма и Ранко один и тот же человек, она обычно чуть ли не первой предлагала ему горячую воду, предпочитая видеть перед собой своего сына, а не „дочь”.

Старый боец скривился, проклиная свою раскалывающуюся голову, напрягая все свои ки-резервы на исцеление. Кто бы ни обрабатывал их раны после боя, он явно излечил Ранму полностью, но не пожелал проделать то же и с ним. Он не был уверен, что с ним произошло, последнее, что он помнил, прежде чем очнуться на диване Масаки, так это удар, прилетевший ему в голову. Наложившийся на все то, что он получил помимо этого в ходе боя. Неудивительно, что он сейчас чувствовал себя словно только что выкрученная половая тряпка. Да, так и есть, Ранма определенно исцелен полностью. Хаппосай знал несколько приемов, могущих обеспечить подобное быстрое исцеление, но требовалось быть мастером-целителем для их применения, и даже он не смог бы с ними столь эффективно управиться.

Да, разумеется, он умел быстро исцеляться, но не настолько быстро. Чтобы исцеляться быстрее чем прямо сейчас, ему требовались солидные запасы ки, а прямо сейчас он был пуст, иссушен, выжат до капельки. Ему бы здорово помогло бы, если бы он мог полапать одну из женщин, сидевших напротив него, или освободить чуточку своих „шелковых сокровищ”... но он не мог этого. Одним из условий на которые он согласился перед боем, было оставление Ранмы и ее друзей в покое, и это определенно включало всех девушек в храме. Но даже бы если это и было бы не так, Хаппосай сомневался, что в своем-то состоянии, пошел бы на подобное. Уж чересчур мощную ауру они все генерировали, подозрительно мощную...

- Парень, - начал Хаппосай, - Я дал тебе свое слово, и невзирая на то, как ты обо мне думаешь, я всегда держу свое слово, - он нахмурился под сомнительными взглядами, которыми его одарили Ранма с Нодокой.

- Признай, парень, так он и есть. Назови хоть один случай, когда я дал слово и не сдержал его.

Хаппосай внимательно следил за лицом Ранмы, обдумывающей его слова. Кивок, в итоге полученный им, был неохотным, но, тем не менее, его можно было считать согласием.

- Это так, старикан. Может ты и извращенец, может быть ты и обращаешься со словами, выворачивая их наизнанку так, как Набики и не мечтала, но должна признать, как только ты и вправду даешь свое слово, ты его держишь... по крайней мере на словах. - донеслось до него неохотное признание Ранмы - Вместо уверток, ты обычно выдвигаешь условия и оговорки, через которые невозможно пройти.

Кривая ухмылка появилась на лице Ранмы. - Ты обещал Таро, что сменишь ему имя, но всегда увязывал это с непременной победой надо мной... а он так никогда и не добился этого, как минимум, недостаточно для того, чтобы сделать все то, что ты просил его сделать.

- Точно так, мой мальчик, - самодовольно ухмыльнулся Хаппосай. И затем сварливым тоном Грандмастер стиля Непрерывной Адаптации продолжал. - Я был удивлен, сколь умело ты перекрыл все лазейки, оговаривая условия перед поединком.

- Спасибо, старалась. Так ты подпишешь мою лицензию, или нет?

- А ты разве не хочешь, чтобы я раскрыл тебе настоящие секреты моего стиля? Я обладаю такими приемами и связками, которых ни один из моих учеников и не видал никогда... - Хаппосай ушел от ответа своим собственным вопросом, вопросом, ответа на который он и ждал и опасался одновременно.

Даже продолжая говорить, Хаппосай изучал своих оппонентов. Да, может быть, он сейчас был и не в самой лучшей форме, но извращенный мастер-боец не собирался так уж легко сдаваться. Перед началом поединка он так и не разглядел как следует как свидетелей боя, так и наблюдателей. Хаппосай покачал головой, он ненавидел это признавать, но его самоуверенность и нахальность в который раз его подвела. Он был уверен на все сто, что даже такой многообещающий ученик как Ранма не сумеет за каких-то три месяца обучиться в должной мере, чтобы побить его в бою. Зря.

- Мне хотелось бы узнать о них, - был отзыв Ранмы. - Но только, и исключительно на моих условиях. На условиях, оговоренных мной перед поединком.

И вновь Хаппосай покачал головой. Он определенно что-то пропустил. Когда это Ранма стал таким умным и предусмотрительным? Определенно, потенциал у него имелся. Хаппосай слишком хорошо знал его, чтобы верить в тот образ недалекой деревенщины, разыгрываемый им. Но вплоть до этого дня потенциал оставался лишь... потенциалом. Ранма был непростительно глух ко всему, что не относилось к боевым искусствам. А теперь же он говорил как вышколенный крючкотвор. Что самое странное, в речи своей он использовал женскую манеру речи. Да что такое произошло с парнем за последние три месяца? Что-то изменилось, и Хаппосай желал знать, что именно.

- Но Ранма, - проныл Хаппосай, - Неужели ты откажешь старому человеку в последних его нескольких маленьких радостях в этом мире?

- Можешь не давить на жалость, старикан. Либо ты подчиняешься условиям сделки, либо валишь на все стороны и оставляешь меня в покое нахрен. - гневно отозвалась Ранма, и взгляд ее стал остер как клинок и холоден как айсберг.

- Не кипятись так, парень. Я уже сказал, что исполню свою часть сделки.

- Тогда сделайте это, мастер Хаппосай, - нарушил тишину Кацухито. - У меня здесь сертификат, на котором вам нужно расписаться.

Хаппосай молча взял подготовленный документ, принявшись его изучать. И затем брови его взлетели на лоб. Он ошарашено уставился на них.

- Что тут такое происходит, парень? Здесь сказано, что я лицензирую какую-то девчонку по имени Кайо Мичиру!

- Так и есть. - отозвалась Ранма, и холодная улыбка появилась у нее на лице.

- Но... но... девчонку? Ты собираешься оставаться девчонкой?

Хаппосай не был бы больше изумлен, увидав Генму, безвозмездно одалживающего кому-то деньги. Да что такое произошло с этим парнем? Были лишь четыре константы в том хаосе, что Ранма звал своей жизнью. Первое - что его отец козел, ищущий любой возможности поживиться за его счет. Второе - это возможность Ранмы очаровывать женщин, даже и не пытаясь этого. Третье - то, что Ранма никогда не сдается и никогда не признает поражений. И четвертое, и самое главное - то, что Ранма никогда... вообще никогда не смирится со своим проклятьем. В конце концов, даже Генма иногда упускал возможность запродать своего сына по дешевке, и раз в сто лет находилась женщина, что не интересовалась Ранмой... или же внешне не проявляла к нему интереса. Но принять проклятье?!!! И вновь Хаппосай принялся гадать, что за ХРЕНЬ приключилась с парнем за прошедшие три месяца?

Глянув повнимательнее на своего будущего наследника, Хаппосай запустил глубокое ки-сканирование его и едва не упал в обморок. КИ РАНМЫ БЫЛО КИ ЖЕНЩИНЫ!!! Ни следа мужского ки не было в ЕЕ ауре.

- Что-то не так, Хаппосай? - осведомилась Ранма (или скорее Мичиру), мягко и без малейших следов гнева в ее сладком тоне.

- Что ты с собой сделал, Ранма? - выдохнул Хаппосай, - Твое ки, оно... оно... - он затих.

- Женское? - невинно заметила Ранма, уставившись ему прямо в глаза.

- Д...да, - выдохнул, наконец, Хаппосай после долгой ошарашенной паузы.

- Все просто. - Ранма помолчала для большего эффекта, и лицо ее приобрело озорные черты, - Я заблокировала проклятье.

Ранма пожала плечами, прежде чем продолжать, - Единственный способ выбраться из всего этого. Невозможно было удовлетворить всеобщие претензии с честью, оставаясь Ранмой. Проклятье не собиралось рассасываться, а мне нужно было перехватить контроль над своей жизнью. Мне надоело зависеть от милостей судьбы или от каждой капли воды.

Ранма отхлебнула из своей уже давно остывшей чашки. - Я была уродцем из цирка, меняя пол от каждой пригоршни воды, а уж когда шел дождь... Так мне лучше, по крайней мере я ни от чего не завишу.

- Но... но...

- Это был мой выбор, и только мой.

- Но даже это не объясняет, как твое ки изменилось столь быстро.

- Долго рассказывать, старикан, кроме того, я не думаю, что тебе нужно это знать, - отмахнулась Ранма, но в голосе ее прозвучала сталь.

Хаппосай нахмурился, и вновь вернулся к сертификату, лежавшему перед ним. Набросав на нем штрихами свою подпись, он приложил свой ханко и передал документ Масаки Кацухито.

- Сделано.

Повернувшись к своему бывшему ученику и, возможно, будущей наследнице, грандмастер Непрерывной Адаптации продолжил, - Ран... Мичиру, мне бы хотелось со временем передать тебе Школу. Если я соглашусь с твоими условиями, примешь ли ты пост наследника полного и единого стиля Непрерывной Адаптации?

Хаппосай с нетерпением ждал ответа своей ученицы. Столь многое теперь зависело от ее ответа. За все его три сотни лет он не видал столь обещающего ученика как... Мичиру. Да, Генма и Соун могли похвастаться определенным потенциалом, потенциалом, промотанным ими, проматанным, как детишки растрачивают карманную мелочь на конфеты, видеоигры и прочие глупости. Но даже их потенциал был ничем, по сравнению с потенциалом... девушки, сидевшей перед ним.

- Если вкратце... - начала Мичиру, но затем, сделав паузу, вперила тяжелый взгляд своих сапфировых глаз в возбужденного сморщенного старика. - Я подумаю над этим. Если ты можешь держать свое слово, то могу и я, - наконец ответила она.

Хаппосай с облегчением выдохнул, выдох, который он и не заметил, как сдерживал.

- Мичиру, я даю тебе свое слово, как бойца. Я не буду говорить, что стану вести себя примерно и не дозволять себе ничего, даже изредка... - увидав, как гневно полыхнули ее глаза, он заторопился дальше, - Но я обещаю одно. Если я сделаю что-либо не так, я извинюсь... и приму свое наказание.

- В таком случае, Хаппосай, посмотрим... - ответила Ранма, нет, Мичиру, и затем голос ее вновь стал ледяным. - Но если ты побеспокоишь моих друзей или семью... - она не стала заканчивать фразы, подвесив ее, но угроза была ему кристально ясна, вися над его головой ничуть не хуже Дамоклова меча.

- Если ты будешь появляться у Тендо, я передам тебе, как со мною связаться.

Хаппосай кивнул. - Если меня там не будет, Касуми передаст мне послание. Но как ты собираешься разобраться с Генмой и Соуном?

- У меня есть план и на этот случай, - мягко заметила рыжеволосая, но помимо этого, самим тоном давая ему понять, что разговор их окончен.

- Ну, мой ма... девочка, - поправился Хаппосай, - Я пошел. Надеюсь, что скоро о тебе услышу.

Остальные лишь кивнули ему, принявшись наблюдать, как сморщенный старый извращенец попрыгал прочь.


* * *

Ранма уставилась на свиток, что был на ее ладони. Столь многое ей пришлось пережить, чтобы добыть его. Было ли все это напрасно? Стоило ли это того? Стоила ли эта маленькая полоска бумаги всего этого риска... стоила ли она возможной потери ее семьи? С самого начала все это было лишь азартной игрой и лишь время определяло, кто будет победителем, а кто уйдет с пустыми карманами.

- Мичиру, ты уверена, что желаешь потолковать с Рёгой именно сегодня? - прервал размышления Ранмы голос ее матери.

- Хай... да, мама, уверена.

- Но зачем тогда просить Васю-чан исцелять его полностью, когда бы ты могла сделать с ним то же самое, что и с Хаппосаем?

Нодока попятилась, увидав выражение глаз своей дочери. Ярость, злоба, гнев, все они были туго стиснуты, находясь под суровым контролем, но тем не менее присутствовали в них.

- Я не хочу, чтобы ему было чем оправдываться, когда мы наконец с ним разберемся. - голос Ранмы был тих, но все присутствовавшие слышали лед в ее тоне, - Это будет его последний шанс. Никому не дозволено причинять вред членам моей семьи. - последние свои слова она практически прошипела, они были столь холодны, что казалось сам воздух вокруг них замерзает, выпадая снежинками.

- Никому... - повторила Ранма. - Давайте Рёгу.