Geum.ru

И. Р. Чикалова (главный редактор); доктор исторических наук, профессор

Вид материалаДокументы

Содержание


Например: врач (нейтральное) vs женщина-врач (маркированное)
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   25

Игнорирование




Игнорирование имеет место в тех случаях, когда формы одного рода, как правило мужского, используются для обозначения человека вообще, т.е. в обобщенно-родовом значении или по отношению к гендерно-неопределенному референту, другими словами, для обозначения объекта, чья гендерная идентичность неизвестна. В первую очередь это относится к употреблению самого слова человек и его семантических эквивалентов. В некоторых случаях такое обобщенно-родовое употребление противоречит здравому смыслу и может восприниматься только с определенной долей юмора, как в ниже приведенных примерах:


Человек относится к классу млекопитающих: он является живородящим, сам вынашивает своих детей и кормит их грудью.

Everyone should be able to decide for himself whether to have an abortion.


Подобная форма игнорирования характерна для тех случаев, когда существительным мужского рода обозначаются, по сути, оба гендера: т.е. когда слово может употребляться в форме как мужского, так и женского рода, но для обозначения обобщенно-родового одушевленного, тем не менее, принято использовать мужской род.

Например: Каждый должен это знать.

Заходите по одному.

Книга рассчитана на элитного читателя …

Ответы респондентов на вопросы анкеты… и т.д.

Сюда относятся и случаи, когда лексическая единица потенциально имеет две формы — и мужского и женского рода, но во множественном числе как правило, употребляется первая. Например, слово «гражданин» мужского рода, но оно имеет свое соответствие женского рода — «гражданка» и, следовательно, две формы множественного числа, в женском и мужском роде — граждане и гражданки. Однако по отношению к группе лиц, состоящей из представителей двух полов, предпочтительным является обращение в форме мужского рода:

Например: Граждане! Будьте внимательны и осторожны!

Наглядным примером гендерного языкового игнорирования является Конституция Украины, провозглашающая права граждан в форме, дискриминационной по отношению к женщине, поскольку женская часть общества лингвистически в ней не представлена:

Ст. 28 Кожен має право на повагу до його гідності.

Ст. 32 Ніхто не може зазнавати втручання в його особисте і сімейне життя.

Ст. 43 Кожен має право на працю, що включає можливість заробляти собі на життя працею, яку він вільно обирає.

Ст. 47 Кожен має право на житло. Держава створає умови, за яких кожний громадянин матиме змогу побудувати житло, придбати його у власність або взяти в оренду.

Доказательством некорректности такого словоупотребления является комментарий депутата британского Парламента Дианы Эббот, которая в программе радиостанции ВВС заметила, что в течение нескольких первых дней после обнародования имени вновь избранного на место Маргарет Тетчер премьер-министра трудно было понять о ком ведут речь радиокомментаторы, поскольку в отношении обоих употреблялись формы мужского рода.


Многочисленные исследования доказывают, что употребление обобщающих местоимений и существительных мужского рода, в частности, в объявлениях о найме на работу, оказывает влияние не только на осмысление читателями письменной информации и на ее запоминание, но и, что наиболее важно, на отношение к профессиональному выбору, а следовательно, на результат рекрутинговых кампаний96. Сандра Бем приводит примеры того, как гендерно-нейтральный язык объявлений о приеме на работу способствует увеличению количества женщин на рабочих местах, традиционного занимаемых мужчинами97. Дж. Хайд обнаружила, что когда в описании определенных видов работы употреблялись только формы мужского рода, у учеников младших и средних классов складывалось мнение, что женщины менее способны к выполнению таких видов работ98.

Подобное использование формы мужского рода по отношению к лицам обоего пола делает «мужское» — нормой, а «женское» — исключением, причем исключением как в лингвистическом, так и в социальном смыслах. Таким путем женская идентичность исключается из дискурса, становится непредставленной, «невидимой». Она хотя и подразумевается, но не воспринимается адресатом как агент или субъект действий, в роли которого в данном случае эксплицитно выступает мужчина.

Как отмечает Н.Габриэлян, особенности языка таковы, что для обозначения обобщенно-полового одушевленного принято употреблять, как правило, мужской род. В русском языке это просматривается на уровне причастий, глаголов прошедшего времени, числительных, множественного числа существительных и т.д. Эта тенденция «выталкивает» женщину из множества грамматических форм, тем самым тщательно дозируя ее присутствие в языковом пространстве. По всей видимости, это оказывает на психику более глубокое воздействие, нежели грубые формы дискриминации, и проникает в более глубокие ее пласты именно в силу своей неочевидности. Мы окружены этими представлениями постоянно и не замечаем их отнюдь не потому, что здесь нет проблем, а потому, что есть культурный запрет на осознание проблем такого рода… Нам почему-то не хочется замечать самых очевидных вещей, если они касаются неравноправного положения женщины99.

Эти соображения подтверждаются результатами экспериментальных исследований. Так, например, в исследовании Дж. Хайд студентам предложили составить небольшой рассказ о том, каким они видят обычного студента колледжа. При этом у тех, чьё задание содержало местоимение «он» для обозначения главного действующего лица, женщины выступали объектами описаний только в 12% случаев. Когда в задании существительное стояло в множественном числе (то есть предлагалось рассказать об обычных студентах) процент женщин в качестве главных персонажей рассказов возрос до 18%. В тех же случаях, когда задание включало существительные обоих родов — рассказать о студенте и студентке — женщин в них было уже 42% Из этого можно сделать вывод, что использование существительных мужского рода для обозначения лиц обоего пола не является гендерно-нейтральным, как это принято считать. Тот факт, что женский пол присутствует в речевом высказывании лишь имплицитно, по сути нивелирует его в восприятии реципиента информации. Приведенные данные касаются в первую очередь мужчин, поскольку оказывается, что именно они чаще всего не склонны воспринимать обобщенно-родовые местоимения как такие, которые обозначают и женщин, и мужчин.

Более того, оказалось, что ученики начальных классов даже не осознают, что местоимение «он» может иметь обобщенно-родовое значение и реферировать одновременно оба пола. По наблюдениям исследователей, у детей, постоянно пребывающих в дискурсивном пространстве, в котором превалируют формы мужского рода, складывается впечатление, что обычный человек — это главным образом мужчина100, то есть что мужчин количественно больше, чем женщин, что они лучше и социально значимее последних101. Даже нейтральные, на первый взгляд, формы множественного числа, как например «они», ассоциируются у детей в первую очередь с мужским полом, как и слова человек, взрослый, каждый и т.п. Подобный эффект является следствием того, что, по меткому выражению Деборы Камерон, мир, представленный устным и письменным словом, населен преимущественно мужчинами102.

Иллюстрацией детского восприятия подобных гендерно-казуистических лингвистических реалий является известная шутка из детского фольклора, в которой мать, рассказывая ребенку о пещерном человеке, сталкивается с типичным детским вопросом: «Мама, а у пещерного человека была пещерная тётя?»

Таким образом, употребление обобщенно-родовых форм приводит к игнорированию женской части человечества в лингвистическом сознании носителей языка.


Стереотипизация


Стереотипизация как форма гендерной лингвистической дискриминации имеет три разновидности:

А. Первый способ стереотипизации заключается в том, что современный язык представляет женские качества маркированными по отношению к общепринятым нормам (преимущественно мужским по своей сути), производными от них, вторичными, и тем самым институциализирует гендерные стереотипы в общественном сознании.

^ Например: врач (нейтральное) vs женщина-врач (маркированное);

писатель (первичное) — писательница (производное).

Семантика приведенных примеров предполагает, что обычный взрослый человек и типичный представитель любой профессии — это мужчина, а быть женщиной — значит быть нетипичной, не такой, другой. Мысль, что женщина — это нечто маркированное, кодируется в матрице гендерной социализации ребенка и в процессе становления его/ее личности оказывает существенное влияние на самооценку, уверенность в себе и даже на профессиональный выбор.

В связи с этим неудивительно, что наименования большинства наград, знаков отличия, званий рассчитаны преимущественно на мужчин:

Например: Первыми кавалерами ордена княгини Ольги стали женщины-лидеры общественных организаций.

Pearl Baily and Hazel Kohring each received a «Man of the Year» award.

Американские исследователи отмечают, что гендерная стереотипизация проявляется даже в языке жестов, которым пользуются глухонемые. Так, маскулинные качества в американском варианте этого языка обозначаются в области верхней части головы, которая также служит для обозначения интеллекта и авторитета, уровня принятия решений. Женские же качества сигнализируются жестами на уровне нижней части лица, ассоциирующейся с эмоциональной, чувственной сферой.

Примером мышления, обусловленного гендерными лингвистическими стереотипами, является часто цитируемая в феминистской литературе логическая загадка следующего содержания:


Отец и сын попадают в автокатастрофу. Отец погибает. Когда умирающего сына привозят в больницу на операцию, хирург, взглянув на пострадавшего, заявляет: «Я не могу оперировать. Это мой сын.»


Загадка рассчитана на то, что в сознании реципиента информации слово хирург подсознательно ассоциируется в первую очередь с мужским образом, в то время как в данном случае хирургом является женщина, мать пострадавшего, что и вызывает замешательство отгадывающего.

Б. Второй способ стереотипизации заключается в создании средствами языка образа женщины и мужчины, типичного для данной культуры, иными словами, гендерное стереотипизирование посредством употребления стигматических гендерных моделей (гендерных лейблов).

Например: слабый пол, берегиня, хранительница домашнего очага, женская логика, бабские сплетни, женская дружба, девичья память, дамская проза vs добытчик, кормилец, казак, рыцарь, мужской характер.

Примером такого стереотипизирования является название издания «Книга для Вас, женщины: флористика», которое предполагает, что интересоваться или тем более профессионально заниматься цветоводством настоящему мужчине не пристало. Интересно было бы узнать, на каком основании автор лишает мужчин права на самовыражение посредством такого вида занятий.

В. Третий способ стереотипизации связан с традиционным лингвистическим контекстом, в котором, как правило, употребляются слова семантического поля «женщина». Речь идет о таких клишированных выражениях, как: «семья, женщина, ребенок», «женщины, дети, инвалиды и пенсионеры», употребление которых фиксирует в языковом сознании образ женщины как маргинального, ущербного социального индивида, не имеющего самостоятельного значения вне традиционных для нее сфер существования. Функционирование лексемы «женщина» в подобных ассоциативных рядах способствует тому, что восприятие женщины социумом ограничивается контекстом семьи и материнства, что редуцирует социальные функции женщины, нивелирует ее личностный аспект.

Например:

Уровень развития общества определяется его отношением к наименее защищенным группам населения: женщинам, детям, инвалидам, пенсионерам.

Этот вид стереотипизации особенно четко проявляется в названиях различных государственных учреждений — министерств, ведомств, комиссий.

Например:

Управление по делам женщин, инвалидов, ветеранов войны и труда