Жукова Проект "Военная литература"
Вид материала | Литература |
- Nguyen Minh Chau След солдата Проект Военная литература, 3038kb.
- Кузьмина Лидия Михайловна Генеральный конструктор Павел Сухой : (Страницы жизни) Проект, 2889.44kb.
- Победы Проект "Военная литература", 4367.63kb.
- Проект военная проза В. П. Астафьева: «Веселый солдат», «Пастух и пастушка», 145.66kb.
- Ванников Борис Львович Записки наркома Проект Военная литература, 1330.13kb.
- Некоторые черты полководческого почерка Г. К. Жукова, 98.85kb.
- Кузнецов Павел Григорьевич Дни боевые Проект Военная литература, 5550.94kb.
- Костенко Филипп Алексеевич Корпус крылатой гвардии Проект Военная литература, 2918.99kb.
- Дорохов Александр Петрович Крылатые защитники Севастополя Проект Военная литература, 1559.21kb.
- Журавлев Даниил Арсеньевич Огневой щит Москвы Проект Военная литература, 2828.2kb.
29 июля я позвонил И.В.Сталину и просил принять для срочного доклада.
— ^ Приходите, — сказал Верховный.
Захватив карту стратегической обстановки, карту с группировкой немецких войск, справки о состоянии наших войск и материально-технических запасов фронтов и центра, я прошёл в приёмную Сталина, где находился А.Н.Поскрёбышев, и попросил его доложить обо мне.
— ^ Садись. Приказано обождать Мехлиса.
Минут через десять меня пригласили к И.В.Сталину. Л.З.Мехлис уже находился там.
— Ну, докладывайте, что у вас, — сказал И.В.Сталин».
Мехлис зван был Сталиным не случайно. Одно лишь его явление, да еще с заднего хода, свидетельствовало, что Жуков близок к опале. Это также лишний случай поссорить Жукова с Мехлисом. (Да они и так не переносили друг друга.) Просто так, на всякий случай...
^ Мы ещё не раз отметим умение вождя ссорить своих генералов.
«Разложив на столе свои карты, я подробно доложил обстановку, начиная с северо-западного и кончая юго-западным направлением. Привёл цифры основных потерь...»
^ Какими цифрами оперировал Жуков? Болезненный вопрос. Докладывал ли о своих потерях? Или только о том, что в строю?
«... по нашим фронтам и ход формирования резервов. Подробно показал расположение войск противника, рассказал о группировках немецких войск и изложил предположительный характер их ближайших действий.
И.В.Сталин слушал внимательно. Он перестал шагать вдоль кабинета, подошёл к столу и, слегка наклонившись, стал внимательно рассматривать карты, до мельчайших надписей на них».
Хозяин заинтересован. Добрый знак. Но пёс настроен — грызть. Следующий эпизод выдуман, но правдоподобен до зрительной иллюзии. Он предшествует появлению Жукова в кабинете хозяина. Хозяин и пёс.
Хозяин:
— Слушай, тут Жуков этот... Что с ним делать? Упрямый, понимаешь, как не знаю кто... Всё долбит про военную науку, понимаешь, а немцы наступают. Сказать ему, что Политбюро обсудило деятельность Жукова на посту начальника Генштаба и решило освободить от обязанностей? А кого назначить? Сиди, слушай. Гавкнешь, если что.
« — Откуда вам известно, как будут действовать немецкие войска? — резко и неожиданно бросил реплику Л.З.Мехлис.
(Поразительно, дураки задают небессмысленные вопросы. Конечно, не ожидая на них достойного ответа. Ведь Гитлеру и впрямь был предложен выбор. Интересно и то, что Жуков мыслил в одном ключе с фюрером. А вот фон Бок мыслил в ином ключе. Его война была войной маневра. В некотором роде это была та война «малой кровью на чужой территории», которую разрабатывали и до руководства которой не дожили командармы РККА. Но Мехлис, задавая свой вопрос, о тонкостях не думал, он не военный, он каратель, он вставлял палки в колёса и, вероятно, надеялся, что раздражённый Жуков брякнет: «А мне Гитлер сообщает!»)
— Мне неизвестны планы, по которым будут действовать немецкие войска, — ответил я, — но, исходя из анализа обстановки, они могут действовать только так, а не иначе. Наши предположения основаны на анализе состояния и дислокации крупных группировок и прежде всего бронетанковых и моторизованных войск.
— ^ Продолжайте доклад, — сказал И.В.Сталин».
Он слушал. Мехлис и не пытался, материи были вне его понимания. Неважно, что говорит начальник Генштаба... Как говорит с хозяином — вот что важно. И как ему, Мехлису, реагировать. Не может же он быть приглашён в святая святых просто так и не куснуть. Если в суть дела он не врубается, то задаст-ка он перцу этому Жукову по-нашему, по-большевистски...
^ Но тут хозяин велел ему умолкнуть.
«Продолжайте доклад.»
«... — Наиболее слабым и опасным участком обороны наших войск является Центральный фронт. ...Немцы могут воспользоваться этим слабым местом и ударить во фланг и тыл войскам Юго-Западного фронта, удерживающим район Киева.
— ^ Что вы предлагаете? — насторожился И.В.Сталин.
— Прежде всего укрепить Центральный фронт, передав ему не менее трёх армий, усиленных артиллерией. Одну армию получить за счёт западного направления, другую — за счёт Юго-Западного фронта, третью — из резерва Ставки. Поставить во главе фронта опытного и энергичного командующего. Конкретно предлагаю Н.Ф.Ватутина.
— ^ Вы что же, — спросил Сталин, — считаете возможным ослабить направление на Москву?
— Нет, не считаю. Но противник, по нашему мнению, здесь пока вперёд не двинется (Да ведь как раз вокруг этого и варилась тогда вся немецкая каша! Это-то движение и дискутировал противник! И ещё как собирался двинуться! Фюрер не дал. Он мыслил, как Жуков. Но Жуков-то о Гитлере и его мышлении и понятия в описываемое время не имел. — П.М.), а через 12-15 дней мы можем перебросить с Дальнего Востока не менее восьми боеспособных дивизий, в том числе одну танковую...
— ^ А Дальний Восток отдадим японцам? — съязвил Мехлис.
(Это победителю при Халхин-Голе... Такт! — П.М.)
Я не ответил и продолжал:
— Юго-Западный фронт уже сейчас необходимо целиком отвести за Днепр. (Браво, генерал Жуков! Ваше резюме очевидно. Но радикальность Ваших выводов, да ещё учитывая личность того, кому Вы это предлагаете, делает Вам высочайшую честь. Если бы в жизни Вам ничего больше не довелось свершить, если бы Вас уничтожили за дерзость, как уничтожили до Вас сотни равных Вам стратегов и тактиков (о чём, кстати, Вы осведомлены были лучше, чем кто-либо иной, что придаёт Вашему шагу ещё больше драматизма), этот поступок уже давал Вам право быть введённым в пантеон героев войны. Браво!) За стыком Центрального и Юго-Западного фронта сосредоточить резервы не менее пяти усиленных дивизий. Они будут нашим кулаком и (будут) действовать по обстановке.
— ^ А Киев? — в упор смотря на меня спросил И.В.Сталин.
— Киев придётся оставить, — твёрдо сказал я.
Наступило тяжёлое молчание. Я продолжал доклад, стараясь быть спокойнее.
— На западном направлении... организовать контрудар с целью ликвидации ельнинского выступа фронта противника. Ельнинский плацдарм гитлеровцы могут позднее использовать для наступления на Москву.
— ^ Какие там ещё контрудары, что за чепуха? — вспылил И.В.Сталин и вдруг на высоких тонах бросил: — Как вы могли додуматься сдать врагу Киев?»
Он только-только толковал Гарри Гопкинсу об устойчивой конфигурации фронта по линии Одесса-Киев-Ленинград, о промышленности, о рубеже наступления... Вряд ли Жуков знал о беседе, представляя вождю свой план. Вряд ли вообще когда-либо узнал и сопоставил эти два события — беседу Сталина с Гопкинсом и своё предложение оставить Киев в обмен на устойчивую линию обороны по левому берегу Днепра, тактическим решением дезавуируя вождя политически в столь деликатный момент.
«Я не мог сдержаться и ответил:
— Если вы считаете, что я, как начальник Генерального штаба, способен только чепуху молоть, тогда мне здесь делать нечего. Я прошу освободить меня от обязанностей начальника Генерального штаба и послать на фронт. Там я, видимо, принесу больше пользы Родине».
В симоновской «Глазами человека моего поколения» Жуков замечает, что на сталинские грубости ему и отвечать случалось грубо, а свой ответ вождю 29 июля передает существенно резче:
«Товарищ Сталин, прошу вас выбирать выражения. Я — начальник Генерального штаба. Если вы как Верховный Главнокомандующий считаете, что ваш начальник Генерального штаба городит чепуху, то его следует отрешить от должности, о чем и прошу».
Надо отметить, что тон высказываний Жукова о вожде в мемуарах разительно отличается от тона высказываний в беседе с Симоновым, на то время уже прозревшим и понявшим, что вождь был не велик и страшен, а просто страшен. Эта двойственность не есть желание подделаться под собеседника. Это двойственность мышления. Не Жукова — всех нас. С одной стороны, всё понимаем. С другой — продолжаем верить во вздор, в который, казалось бы, давно уже не верим. «Всё двойственно, даже добродетель.» Кто это сказал? Кажется, Флобер. (Если не помню авторства чьего-либо мудрого высказывания, то склонен приписывать его Флоберу...)
Однако, вернёмся к Жукову. Если и впрямь так сказал, то не в последнюю очередь потому, что знал: кадровый лес за ним сожжен до тла и вождю не остаётся иного, как лаяться с ним, выгонять — и звать обратно. Замены нет. Это — лишь частичное объяснение жуковской смелости. Замены не было, но Сталин оставался Сталиным. Зверем страшным. Что и имелось в виду, когда в начале книги было сказано, что в первый период войны Жуков проявил мужество, граничившее с безрассудством.
В тяжких трудах по стабилизации фронта и торможению вермахта ценой потерь (а в создавшихся условиях, как уже сказано, не существовало иного решения, как всемерно тормозить вермахт, о неготовности которого к зиме было известно) он предложил манёвр — территорию в обмен на задержку вермахта хоть здесь, на днепровском рубеже. И доложил это самой неподходящей аудитории, так как считал, что — время назрело! промедление смерти подобно! И не позволил тирану в очередной раз нахамить себе.
Да, он уже знал себе цену. В кровавой военной игре, длившейся более месяца, он сориентировался и уверился в том, что стоит на уровне предстоящих задач. Профессионал взыграл в нём и не позволил смолчать перед вождём, хоть он и понимал, чем это чревато.
«Опять наступила тягостная пауза.
— Вы не горячитесь, — заметил И.В.Сталин. — А впрочем... Если вы так ставите вопрос, мы сможем без вас обойтись.
(Словно это не было решено заранее и словно он давным-давно уже не обходился без необходимых — с вполне очевидными ныне результатами...)
— Я человек военный и готов выполнить любое решение Ставки, но имею твёрдую точку зрения на обстановку и способы ведения войны, убеждён в её правильности и доложил так, как думаю сам и Генеральный штаб».
Это был единственный рассчитанный ход: «Можешь стереть меня в порошок, но Генеральный штаб думает так же, хоть не посмеет и пикнуть, если ты, вождь, меня расстреляешь. Обстановка на фронтах от этого не улучшится, так и знай!»
Если Жуков и не излагает эпизода с той точностью, с какой доступны истории лишь отдельные фразы, итог даёт основания довериться общему тону беседы. Сталин отверг решение, но не Жукова. Конечно, строптивец будет подавлен, власть проявлена и сам он наказан, но так, слегка. Он должен оставаться под рукой. Другого нет.
«Сталин не перебивал меня, но слушал уже без гнева и заметил в более спокойном тоне:
— Идите работайте, мы вас вызовем.
^ Собрав карты, я вышел из кабинета с тяжёлым чувством. Примерно через полчаса меня пригласили к Верховному.
— Вот что, — сказал И.В.Сталин, — мы посоветовались и решили освободить вас...»
^ Кто — мы? Он и Мехлис? Что за «идите работайте» с вызовом через полчаса? Куда идти работать? Генштаб не в Кремле.
«... от обязанностей начальника Генерального штаба. На это место назначим Шапошникова. Правда, у него со здоровьем не всё в порядке, но ничего, мы ему поможем...»
^ Мы, господь Бог, тяжело больному Шапошникову...
Но вождь не глуп, нет. Пристальный взгляд его приметил несколько молодых офицеров — без заслуг, не в чинах, но трудоспособных, одарённых и, главное, управляемых. Генштабист генерал-майор Александр Михайлович Василевский{56} — интеллигентный попович, с внимательным взглядом, приятными манерами, негромким внятным голосом, изумляющей памятью... Вождь понимает в кадровых вопросах. А в военных — что ж, военные подтянут. Уплатить, правда, за это придётся, но кто платить-то станет? Матери, жёны...
Нелюбимый сын Яков — жертва искупительная{57}, дабы никто не сказал, что сам вождь никого в войне не потерял. И Василий летал — по той же причине. Правда, под надёжной охраной.
«А вас используем на практической работе. У вас опыт командования войсками в боевой обстановке. В Действующей армии вы принесёте несомненную пользу. Естественно (! — П.М.), что вы остаётесь заместителем наркома обороны и членом Ставки.
— ^ Куда прикажете отправиться?
— А куда бы вы хотели?
Батюшки, да Сталин ли это??
— Могу выполнять любую работу. Могу командовать дивизией (Генерал армии, зам наркома, член Ставки! Сильно осерчали Георгий Константинович. И характер показали. «Ты вождь — а прав я!» Звёздный час...), корпусом, армией, фронтом.
— Не горячитесь, не горячитесь! (Слушай, успокойся, да? А то далеко зайдёшь — так ведь и пристрелить придётся, да? Ты не хочешь — я тоже не хочу! Значит, успокойся, да?) Вы вот тут докладывали об организации операции под Ельней. Ну и возьмитесь лично за это дело.
^ Затем, чуть помедлив, Сталин добавил:
— Действия резервных армий на Ржевско-Вяземской линии обороны надо объединить. Мы назначим вас командующим Резервным фронтом. Когда вы можете выехать?
— ^ Через час.
— Шапошников скоро прибудет в Генштаб. (Вот как... Больной Шапошников даже в эти страшные дни дома. Подходящая замена Жукову...) Сдайте ему дела и выезжайте.
— Разрешите отбыть? (Чувствуешь нерв, читатель? Это в разговоре с тираном, с убийцей учителей-полководцев... Звёздный час!) — Садитесь и выпейте с нами чаю, — уже улыбаясь, сказал И.В.Сталин, — мы ещё кое о чём поговорим.
^ Сели за стол и стали пить чай, но разговор так и не получился».
Да с кем? С карателем Мехлисом? С ним у строевого генерала Жукова разговора быть не могло. А отправить Мехлиса вон по исполнении его собачьей функции свидетеля и, возможно, телохранителя вождь не мог: не оставаться же ему с глазу на глаз с Жуковым и выслушивать укоры, на которые Жуков наедине мог отважиться даже с риском для жизни. Он и так уже сегодня, понимаешь, напозволял себе тут...
Но как бы ни был независим тон Жукова в обращении со Сталиным, Жуков в критический год, с 29 июля 1941 года и до конца августа 1942 года, до отзыва с Западного фронта и назначения на пост первого заместителя Верховного Главнокомандующего, от стратегического планирования был отстранён и мнение его не учитывалось (о чём в мемуарах маршал говорит вскользь).
^ А звёздный час длился, пока Жуков занимался Ельней.
37. Киевский экспресс
Этому древнейшему поселению в слиянии тихих равнинных рек, где обнаружены древнейшие из известных людские постройки, трагедии были суждены изначально. Иначе не объяснить, что после бесчисленных кровавых набегов и осад последнего тысячелетия среди тишины и цветущего мира на него обрушились сель, постройка плотины и, наконец, Чернобыль.
Впрочем, в 1941-м Киев был чудом экологии. В голубизне небесного омута взгляд утопал, а когда возвращался к бренной земле, то с высокого Правобережья перед ним раскрывались прозрачные и вечные украинские дали, зелёные и синие, блистающие зеркалом чистых вод и необъятого неба. В этом эфире плавали рядом баржи, и облака, и рыбы, и листья, и птицы. И струился особенный ветер, какого нигде в мире больше нет.
Да и мест подобных на свете не так уж много. Эти плодородные почвы под ласковым солнцем в слиянии чистых питьевых вод Припяти, Десны и Днепра даровали жизнь сотням поколений. Кто только не ломился сюда, в этот источник вод и чистого воздуха, уж такой лакомый кусок, всем хотелось: умеренный климат, сухой ветер и лучезарное небо над головой. Люди здесь осели в незапамятные времена, поселения на месте страдальца Киева насчитывают пятнадцать тысяч лет.
И вот, после половцев, кипчаков, татаро-монголов, поляков, шведов, немцев, после кровавых гражданских усобиц надвинулись наци. И — застыли. Здесь рухнула концепция блицкрига и шансы на победу, реальные до того, как Гитлер прельстился Киевом — воротами на Юг.
Советская пропаганда нагромоздила во время о но множество громких фраз о героизме защитников города. Киеву присвоено звание города-героя — после войны, однако. А был он достоин этого звания уже в войну не менее Одессы, ставшей городом-героем за 72 дня обороны. Киев продержался 76 дней{58} на центральном участке обороны, на стыке фронтов, где вермахт обладал свободой манёвра и где сражались его отборные врйска. Город стоял, сковав вермахт, но готовя жуткую участь защитникам и мирному населению.
«Сейчас бытуют различные версии (выделено мной. — П.М.) о позиции Ставки, Генерального штаба, командования юго-западного направления и Военного совета Юго-Западного фронта в отношении обороны Киева и отвода войск на реку Псёл из-под угрозы окружения. Поэтому считаю нужным привести выдержки из разговора И.В.Сталина с командующим Юго-Западным фронтом М.П.Кирпоносом 8 августа 1941 года. Они свидетельствуют... что мнения Верховного Главнокомандующего и Военного совета Юго-Западного фронта совпадали — они были против отвода советских войск из-под Киева».
^ И — переговоры по телетайпу.
«У аппарата Сталин. До нас дошли сведения, что фронт решил с лёгким сердцем сдать Киев врагу, якобы ввиду недостатка частей, способных отстоять Киев. Верно ли это?
Кирпонос. Здравствуйте, товарищ Сталин! Вам доложили неверно. Мною и Военным советом принимаются все меры, чтобы... (И т.д.) Одновременно должен доложить вам, что у меня больше резервов на данном направлении уже нет.»
Выделено мной. Если до сих пор и были у читателя сомнения в том, что удар фон Бока на Москву мог быть успешным, несмотря на якобы нависший над его флангом Киев, то после такого признания командующего фронтом самое время оценить всю серьёзность угрозы, нависшей над нашей Родиной в июле-августе 1941 года, всю правоту фон Бока и глубину просчёта Гитлера.
Что главное в успехе любой наступательной кампании? Что составляло секрет побед Суворова и Наполеона? — Быстрота концентрации войск и стремительность действий. Теперь представьте, что Суворов или Наполеон, определив направление удара и дав понять противнику, где ударят, предоставляют ему двухмесячную отсрочку для подготовки обороны...
Конечно, Жуков своевременно оговорил разные версии, бытующие ныне о позиции Ставки, но фраза Кирпоноса ставит под сомнение утверждение маршала о совпадении мнений Ставки и Юго-Западного фронта. Да и с чего бы вождь начинал разговор столь грозным тоном, если бы командование фронта не будировало хотя бы окольными путями, через оперативный отдел, если не через самого начальника Генштаба, вопроса об отводе войск на левый берег Днепра?
^ Вот только откуда эти сведения у Сталина? Ведь после смещения Жукова с этой идеей к вождю и приблизиться никто не смел.
Достоверно известно, что Генштаб поддерживал идею отхода за Днепр и создания там новой линии обороны. Эта мысль и легла в основу доблестного доклада начальника Генштаба генерала армии Г.К.Жукова вождю 29 июля. Но и после смещения она продолжала жить Жукова. В авторстве её велика доля начальника штаба Юго-Западного фронта генерал-майора В.И.Тупикова.
В Киеве, на пересечении малолюдных улиц Чкалова и Тимофеевской (не ведаю, как называются они теперь) стоит классической архитектуры здание. В нём после войны размещался штаб Киевского военного округа. Рядом тихий сквер и в центре его могила со скромным обелиском. Надпись гласит, что здесь похоронен начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-майор Василий Иванович Тупиков.
Один из немногих уцелевших оперативно-тактических мыслителей РККА похоронен немцами. Командирам, павшим с оружием в руках, они, в отличие от комиссаров, отдавали воинские почести. Тупикова они знали. Он был военным атташе в Германии как раз в канун войны.
21 сентября 1941 года оставшийся старшим по должности начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-майор Тупиков повёл в ночную атаку на прорыв из окружения колонну в составе сотен офицеров штаба фронта. Внезапно, без выстрела, они ринулись на врага. Пока в темноте немцы приходили в себя, те, кому повезло, пробили себе дорогу. Среди них были генералы Добыкин, Данилов, Панюхов. Генерала Тупикова среди них не было. Он пал в чистом поле, в двух километрах от рощи Шумейково. 24 сентября немцы подобрали на поле боя тела павших командиров.
Один из немногих уцелевших в чистке умов Красной Армии был одним из ненавистных Сталину умов. Вождь не терпел людей с аналитическими способностями и уничтожал их прицельно. Мало ли до чего додумаются эти аналитики. Но всех не перебьешь, и Тупиков уцелел, чтобы в наше время, стать одним из безмолвных свидетелей обвинения вождя.
Поскольку толковых докладов вразрез с его мнением Сталин не переносил, Тупиков снискал его неприязнь ещё в бытность в Берлине обстоятельными докладами о приготовлениях вермахта. А теперь и просьбами об организации стойкой линии обороны за Днепром и отводе войск на левый берег. Донесения Тупикова вождь иначе, как паническими, не называл и здравого смысла в них в упор не видел.
Положение не изменилось и после Сталина. Герой, удостоенный воинских почестей противником, не удостоен соотечественниками: в третьем (и последнем!) издании Большой Советской Энциклопедии (где есть слово троцкист , но ни слова не только о Троцком, но даже о реабилитированных Рыкове и Бухарине) не помянут и Тупиков. Лишь из мемуаров его подчинённого, маршала И.Х.Баграмяна, можно что-то узнать об этом человеке. Баграмян же даёт понять, что утечка информации из штаба Юго-Западного фронта происходила через члена Военного совета Бурмистенко, секретаря Киевского обкома, твёрдого партийца, человека большого мужества и малого понимания в военном деле. У него была своя линия связи с вождём, а в тот период голос членов Военного совета был для Сталина громче голоса командующих.