Александр Покровский. 72 метра
Вид материала | Документы |
СодержаниеЭтруски, тетю вашу! Двадцать минут |
- Во исполнение Федеральных законов от 12. 02. 1998 №28-фз о гражданской обороне\, 203.53kb.
- Тигр 2011 10-11 класс, 209.45kb.
- Александр Юльевич Чепуренко декан факультета социологии ниу вшэ оргкомитет: И. Ф. Девятко,, 361.29kb.
- Согласовано комитет дрэг-рейсинга раф, 335.61kb.
- Покровский Александр Александрович, 35.1kb.
- Решение по жалобе "динамо" объявят позднее, Александр Бобров 6 Экспертно-судейская, 155.59kb.
- Беркон Наталья Александровна референт комитета, Игнатцева Юлия Викторовна советник, 38.02kb.
- Покровский Геннадий Евгеньевич Долгосрочная финансовая политика: Учеб методический, 1034.89kb.
- Айсанов Заурбек Рамазанович, Чучалин Александр Григорьевич, 11. 30-13. 30, Корпус, 22.66kb.
- Матрешки На стуле лежат два сарафана и две косынки. Кто быстрее наденет сарафан и повяжет, 365.49kb.
ЭТРУСКИ, ТЕТЮ ВАШУ!
Не переставая ласкать взглядом будущие события, как говорил наш
старпом, авторитетно заявляю: ничего с нами не может слу иться и
координально произойти.
И я, конечно же, имею в виду то очевидное состояние нашей боевитости,
как и мина эщ, выражаясь по-восточному, когда при правильном
использовании человеческого организма на флоте ничего с ним не бывает и
он только здоровеет на глазах ото всяких неожиданностей.
У нас в лодке давление снимали за час на сто мм ртутного столба, и то
ничего ни с кем не случалось, хотя многие, сидящие в этот момент на
горшке, уверяли, что дерьмо само как бы высовывается, выглядывает
ненароком всем понятно откуда, а затем через короткий промежуток времени
совершенно выскакивает мелким бесом всем известно почему.
А в каютах утверждали, что простынь в жопу засасывает, и, на мой
взгляд, были совершенно не правы, потому что при снятии давления как раз
с простынею-то все и должно было происходить наоборот.
По моим наблюдениям, ее из жопы как раз должно было выталкивать!
Для чего я все это говорю? Для того, чтобы лишний раз отметить:
настоящих наших мамонтов хоть в лоб молотком бей, все равно не ослабеют.
У нас мичман Плахов - может, и не самый тот мамонт, о котором я
только что распинался, а только волосатая детородная его часть - после
автономки надрался, как раскрашенный поперечно ирокез, и, идя домой в
три часа ночи, упал на дороге на спину и ручки многострадальные на груди
своей сложил.
И его снегом занесло.
Запорошило.
Была роскошная метель, вот его и укрыло.
А утром комендант по той дороге шел.
И наткнулся он на странный сугроб в виде параллелепипеда с
отверстием.
И через то отверстие шел пар, и шел он не то чтобы одной сплошной
очень мощной струей, а такой тоненькой, дохленькой струечкой, которая
сначала выходила, а потом вроде опадала и назад вяло втягивалась.
Чудеса, то есть, происходили у коменданта на глазах, и он наклонился
к струе и зачем-то ее понюхал - нюх-нюх!
А мичман у нас был отличником БП и ПП, застрельщиком соцсоревнования
и все такое прочее.
А как пахнет застрельщик, если его самого, как мы теперь видим, самым
отчаянным образом застрели и он всю ночь на дороге пролежал - я вам даже
объяснить не могу.
Комендант сказал: "Блядь!" - и отрыл мичмана, а затем он кричал ему:
"Мичман, встать!" - а как он встанет, овцематка в цвету, если прилип
спиножопьем абсолютно совсем и его потом отделяли от дороги тремя ломами
и лопатой?!
После чего его повезли.
Сначала в комендатуру, чтобы там дисциплинарно высношать, а потом в
госпиталь, восстановить утраченное было здоровье, необходимое для того,
чтобы потом его можно было снова дисциплинарно высношать.
^
ДВАДЦАТЬ МИНУТ
Я во втором отсеке перед дверью в первый. Открываю: левой рукой
кремальеру вверх, правой на защелку, дверь на себя.
В открывшийся проем вхожу боком: одновременно вперед пошла голова,
правая рука, нога, потом, оттолкнувшись, ныряю всем телом и задраиваю
дверь, кремальеру вниз - я в первом.
Влево за щиты уходит узкий проход. Он ведет к шпилю. С его помощью
можно даже под водой отдать якорь. Над головой - перемычка ВВД. Хочу
прочитать, какие ЦГБ с нее продуваются.
Зачем мне все это - не знаю. На каждом клапане есть бирка с
названием. Ничего не получается. У меня что-то со зрением. Не могу
прочитать.
На палубе справа и слева лазы в аккумуляторную яму. Там батарея
первого отсека. Над ней электрики катаются, лежа на специальной тележке.
Я что-то ищу. Никак не вспомнить что.
Три шага по проходу.
Справа газоанализатор - стрелка падает. Это кислородный
газоанализатор, и раз стрелка падает, значит, работают компрессоры -
снимается давление воздуха.
При работе воздушных клапанов стравливается воздух, давление в
отсеках возрастает, и раз в сутки его приходится снимать.
За час - сто миллиметров ртутного столба.
Газоанализатор таких перепадов не выдерживает. Вот и врет. Тот, кто
смотрит на него в эти минуты, может подумать, что в отсеках исчезает
кислород.
Как в фантастическом фильме.
Хотя к подобным фокусам все уже давно привыкли.
Но если снимается давление, почему закрыты переборочные двери?
Открытые переборочные захлопки с тягой компрессоров обычно не
справляются, из-за чего отсеки надцуваются и поэтому открывают
переборочные двери.
Их ставят на крюки.
Мне что-то здесь надо.
А может быть, и не здесь.
Странно.
Не могу вспомнить.
Справа дверь в выгородку кондиционирования. Там отсечный вентилятор,
кондиционер, УРМ - поглотитель углекислоты, выделяемой при дыхании,
компрессор и прочие вентиляторы.
Над головой лампочка.
Она в защитном кожухе и колпаке.
Однажды колпака не было и разорвало трубопровод гидравлики.
Струя ударила в лампочку, и получилось, как в цилиндре автомобильного
двигателя, - объемное возгорание.
В отсеке погибли все.
Возгорание мгновенно уничтожило весь кислород.
У погибших спеклись лица.
Из второго в первый пошла аварийная партия.
Только открыли дверь, и языки пламени вылизали второй.
Впереди лаз в трюм. Там помпа и забортные кингстоны.
Слева дверь гальюна и колонка цистерны пресной воды.
Над головой люк на торпедную палубу.
Можно сунуть в него голову и поздороваться с вахтенным. Вход сюда
запрещен, потому что торпеды.
Поворачиваю назад. То, что мне надо, находится не здесь.
Во втором сразу у входа умывальник. Я смотрю в зеркало. Лицо мое на
глазах стареет: сморщивается, отвисают щеки, глаза выцветают и
наполняются влагой.
Не может быть.
Тру глаза кулаками - все пропадает, померещилось. Здесь такое бывает.
Слева в узком проходе каюта старпома, справа - живут командиры
дивизионов.
Дверь отодвигается с лязгом - в каюте прохладно и никого.
Надо вернуться назад в основной проход. Там каюта помощника, потом
трап в кают- компанию, за трапом - пост электрика. Здесь управляют
вентиляторами.
Они гоняют воздух аккумуляторной ямы через печи дожигания. Сжигают
водород.
Он выделяется постоянно, особенно при зарядке батарей. Если его не
сжигать, может скопиться и рвануть - палуба встанет на попа. Над постом
плакат: "В помещении АБ зажженными спичками ничего не проверять!"
Это для идиотов.
По трапу вверх вход в буфетную, за спиной - каюта командира.
"Вызывали, товарищ командир? Прошу разрешения".
Прямо - вход в кают-компанию: один стол посередине - это
командирский, два у правого борта - офицерские.
В кают-компанию выходят две каюты: каюта всякой мелочи - командира
отсека, минера и прочее - и каюта зама.
Ни души.
Не то чтобы жутковато, но хочется в третий.
В третьем попадаю в вой. Открыта дверь выгородки преобразователей.
Они воют так, что больно ушам. Я прикрываю дверь.
Рядом с дверью - носовая перемычка ВВД - воздуха высокого давления.
В третьем две перемычки. Вторая у кормовой переборки. Там есть клапан
подачи воздуха в отсек. Он нужен, чтоб создать противодавление.
Это если прорвется забортная вода.
Медики говорят, что если за минуту давление в отсеке вырастет до
двадцати атмосфер, спасать там будет некого.
Иногда при пожарах у нас впопыхах вместо огнегасителя подают сжатый
воздух в отсек.
После чего полыхает, как в мартене.
Ни с того ни с сего становится страшно.
Страх воспринимается как холодный ком в желудке.
Он там шевелится.
Хочется наружу.
Наверное, там хорошо.
Я уже девяносто суток не знаю, как там.
Небось и солнце есть, и небо.
Кто-то внутри меня начинает считать: "Осталось двадцать минут".
Быстрей в центральный. Он прямо по коридору и по трапу вверх.
Достаточно высунуть сперва голову, чтоб охватить взглядом все помещение:
в центре место командира, слева от него - пульт вахтенного офицера и
механика, перед ними боцман на рулях, за их спиной вахтенный трюмный,
слева по борту вахтенный БИП - боевого информационного поста, за его
спиной радиометрист и пульт ракетного оружия. В центральном никто не
поднял головы. "БИП, акустики, горизонт чист!" - это из рубки акустиков,
она с трапа прямо. Бесшумно по поручням вниз. Два шага вперед, поворот,
вниз по трапу. Рубка гирокомпасов. Вправо три шага, поворот, рубка
вычислителей, четыре шага, люк в трюм.
В трюме нет вахтенного.
Может, он у насосов гидравлики?
Хотя зачем мне вахтенный? Просто как-то не по себе оттого, что тебя
или не замечают, или ты не находишь людей на привычных местах.
И все время кажется, что за тобой наблюдают. Ты замечаешь слежку на
границе зрения. Резкий поворот головы - и ничего не обнаружено.
"Осталось семнадцать минут!"
Скорей из трюма.
Становлюсь на нижнюю ступеньку, руки пошли вверх, все тело рывком на
себя, левую ногу за комингс люка и вылетаешь из трюма. По проходу бегом.
Быстрей, в четвертый.
Справа чувствую чей-то шепот и даже не шепот - дыхание, резко головой
вправо - никого. Чертовщина.
В четвертый только что не ныряю. Головой чуть не угодил в ракетную
шахту. Трап короткий. Запах камбуза. Черт! Этих олухов никак не научить
закрывать двери.
Все-то им жарко.
В четвертом шахты, каюты, шахты. Есть лаз наверх, на приборную
палубу, но туда не пустят. Управление ракетным оружием. Нам там делать
нечего.
"Пятнадцать минут".
Нырок в пятый. Снова шахты-каюты. Четвертый и пятый отсеки ракетные и
жилые.
Если разгерметизируется ракета, то шахта не всегда может спасти.
Горючее и окислитель токсичны. Достаточно одного вдоха, и лицо стечет
с черепа, как желе.
"Четырнадцать минут".
Прыжком до поручня, по трапу вниз. Зачем мне трюм? Назад!
Поворот, через ступеньку наверх. Спокойно. Там еще один трап, и по
палубе бегом в корму.
Шестой даже пахнет по-другому. Нет запаха сладкой мертвечины.
А в жилых отсеках он есть.
Это тянет из цистерн с грязной водой.
При снятии давления регулярно вышибает гидрозатворы и фильтры не
справляются
В шестом прямо за забором из трубопроводов пост наблюдения за
реакторным отсеком. Вахтенного нет. Наверное, осматривает седьмой.
Люк вниз. Под трапом дверь в выгородку. Там кислородная установка и
три компрессора. Перед дверью дыра люка. Там внизу дизель и
дизель-генератор, и еще что-то - никак не могу вспомнить.
Побочным продуктом получения кислорода является водород. Он удаляется
за борт специальными компрессорами. Если система негерметична, то
водород поступает в отсек. Здесь его сжигают в печах.
Если водорода много и печи не справляются, по отсеку будут летать
голубые огоньки - маленькие взрывы этого замечательного газа
"Двенадцать минут".
Немедленно в седьмой.
Интересно, кто нам считает и что означает весь этот счет?
Кто бы не считал, я его боюсь и счета его боюсь.
Лучше всего я чувствую себя на бегу.
Бегу и ищу.
Сам пока не знаю что.
Мне кажется я знад но забыл, и теперь никак не вспомнить.
В седьмой можно попасть только через тамбур-шлюз.
Он должен быть всегда закрыт, а тут - настежь. Вахтенные - черт бы их
побрал.
Если в реакторном радиоактивность, то выходят через тамбур.
Сначала из коридора реакторного ступают в него, дверь задраивается, и
после небольшого наддува шестого - миллиметров на пять - дверь
приоткрывается и проскальзываешь, обдуваемый воздухом.
Нет. Не так. Так выходят из любого другого отсека при пожаре, чтоб
газы не прорвались в соседний отсек, а в тамбур-шлюзе реакторного
имеется система очистки: вентиляторы гоняют воздух через фильтры.
В реакторном палуба из нержавейки и воздух свежайший. Это из-за
ионизации: Гамма-излучение и нейтроны делают свое дело.
Здесь полно вентиляторов, кондиционеров, воздушных клапанов - все
стены увешаны. Когда клапаны переключаются, возникает воздушный удар -
будто рвануло что-то. Нужно найти вахтенного. Может, он в рядом с
насосами? Это внизу. Прямо десять шагов и люк. Когда спускаюсь, чувствую
то жар, то в затылок холодная струя - такая здесь атмосфера. Нет никого.
Может, он на соседнем борту. "Десять минут".
Быстрей. По трапу рывком и в тамбур между реакторными вы -городками
на соседний борт.
В каждой выгородке по реактору.
Когда идем на семидесяти процентовах мощности, лучше внутрь не
заходить. Прострелы в биологической защите такие, что для промежуточных
нейтронов на радиометре не хватает шкалы. Под -чиненные не идут на
замеры. Вешаешь приборы на себя и... бравада, конечно, все это не от
великого ума.
Дверь в реакторную выгородку нужно открыть. Там поддерживается
вакуум, и поэтому, чтоб войти, его снимают.
Как-то на одном борту устраняли парение и дверь была закрыта.
Парение усиливалось с каждой минутой, давление возросло, и дверь
потом не открылась - сварились заживо. Вся аварийная партия. Где же
вахтенный? "Восемь минут". Он в восьмом. Наверняка болтает с коллегой.
Сейчас мы его достанем.
Слушайте, а может, я проверяющий и моя задача в том, чтоб отловить по
кораблю всех вахтенных? Бред какой-то. Полная ерунда.
"Семь".
К кормовой переборке, дверь на себя. Она идет с трудом, сквозь щели
свистит воздух - восьмой отсек наддулся. Нужно сказать центральному,
чтоб сравняли давление.
Однажды наддули восьмой, чтоб устранить течь, а потом некоторые
умники решили сравнять давление.
Открытием переборочной двери, конечно.
Дверь сорвало, и двоих размазало по переборке.
Летели по воздуху метров десять, прежде чем их завернуло в ветошь.
В восьмом жарко. Градусов пятьдесят, не меньше. На верхней палубе -
главные электрораспредщиты. Они тянутся с носа в корму. Через
тамбур-шлюз можно попасть на среднюю палубу. Там турбина, главный
распределительный вал, генератор и трубы, трубы, все это давит,
преследует, гонит вперед, вниз, в трюм, в конденсатный колодец. Если в
отсек пойдет пар, спасаться нужно, ныряя в этот вонючий колодец.
"Пять".
Успею. Девятый надо пролететь. Он точная копия восьмого.
"Четыре".
Бегом между щитами и дверь в десятый на себя, и... и вахтенный
десятого идет навстречу.
Наконец-то хоть один человек. А я уж думал...
Я говорю ему что-то, говорю, что-то очень важное.
Он отвечает, и в голосе его нет беспокойства. Значит, ничего не
случилось?
"Одна минута".
Господи!
Все.
Я проснулся.
Оказывается, я спал.
Я спал ровно двадцать минут...