Александр Покровский. 72 метра
| Вид материала | Документы |
СодержаниеО козырьке По поводу предыдущего рассказа |
- Во исполнение Федеральных законов от 12. 02. 1998 №28-фз о гражданской обороне\, 203.53kb.
- Тигр 2011 10-11 класс, 209.45kb.
- Александр Юльевич Чепуренко декан факультета социологии ниу вшэ оргкомитет: И. Ф. Девятко,, 361.29kb.
- Согласовано комитет дрэг-рейсинга раф, 335.61kb.
- Покровский Александр Александрович, 35.1kb.
- Решение по жалобе "динамо" объявят позднее, Александр Бобров 6 Экспертно-судейская, 155.59kb.
- Беркон Наталья Александровна референт комитета, Игнатцева Юлия Викторовна советник, 38.02kb.
- Покровский Геннадий Евгеньевич Долгосрочная финансовая политика: Учеб методический, 1034.89kb.
- Айсанов Заурбек Рамазанович, Чучалин Александр Григорьевич, 11. 30-13. 30, Корпус, 22.66kb.
- Матрешки На стуле лежат два сарафана и две косынки. Кто быстрее наденет сарафан и повяжет, 365.49kb.
О КОЗЫРЬКЕТолько не о козырьке от фуражки, о другом козырьке. Видели, как дерьмо замерзает в унитазе? Наверное, не видели? Где ж вам видеть, если вы там никогда не были. Это бывает на севере во время великих холодов. Правда, оно замерзает не совсем в унитазе, оно замерзает на улице, в канализации, а в унитазе оно потом скапливается, и еще оно скапливается в ванне, особенно если квартира на первом этаже, а все остальные этажи срут по-прежнему, невзирая на то, что канализация замерзла, и ты бегаешь снизу-вверх и говоришь им: не срите, а они все равно срут, и в ванне у тебя пребывает. От этого можно свихнуться. Я имею в виду то обстоятельство, что можно свихнуться от собственного бессилия У нас старпом мчался как вихрь по всем этажам и стучал во все двери, которые либо не открывали, либо открывали и говорили, что мы, дескать, не срем, а сами срали самым наглым образом, и старпом прибегал и смотрел в ванну, где копилось дерьмо, и впоследствии, от расстройства, разумеется, он напился вусмерть и, что совсем уже непонятно, вывалился из окна на лестнице пятого этажа. Но упал он не вниз головой, как водится, а в полете, с каждым метром трезвея, сообразил - головой нельзя, спиной нельзя, ногами, животом тоже нельзя - поджал ножки и грянулся задницей о козырек над парадной и сломал его совершенно. Козырек просто вдребезги разлетелся. И хорошо еще, что в нем было так мало цемента, просто совсем его не было, может быть, там все клеилось и не цементом вовсе, а слюной мидий, я не знаю, вполне возможно, и еще хорошо, что в нем совершенно отсутствовала железная арматура, хотя она должна была там быть. Старпом только смещение двух позвонков себе заработал, а все из-за того, что дерьмо замерзло в унитазе на первом этаже. ПО ПОВОДУ ПРЕДЫДУЩЕГО РАССКАЗАТут недавно мне начали говорить, что все это выдумка, что, мол, не мог старпом упасть на козырек. А я им говорю: чистая правда. Мне самому когда рассказали, что старпом двести шестнадцатой упал на козырек, я сразу же спросил "Фуражки?" - оказалось, не фуражки. И в "скорой помощи", куда немедленно позвонили насчет того, что старпом упал на козырек, тоже спросили: "Фуражки?!" А им говорят: "Нет, не фуражки! Он упал на козырек!" - а они опять: "Фуражки!" - "Да нет же! Не фуражки! Он упал на козырек!!! - "Фу -ражки!!!'' - ''Блядь! Да не фуражки же!!! Не фу - ра - ж - ки!!'' - и так пятнадцать раз подряд, потому что в те мгновения от волнения никто не мог сообразить, что бывает другой козырек. Не от фуражки. И насчет того, что тот козырек, который не от фуражки, был сделан без арматуры, тоже были всяческие недоверчивые выражения - мол, так уж точно не бывает, а я им напомнил, как в сто пятом доме забыли один лестничный пролет вовремя вставить и потом наружную стенку ломали, а у соседей на первом этаже общую трубу канализации со всего дома вывели посреди спальни. Она у них выходила из потолка и уходила в пол рядом с подушкой. Пришлось им выкрасить ее в белый цвет и черную крапушку, под березку. Два года жили рядом с Ниагарским водопадом. И еще относительно козырька, чтоб окончательно рассеять все сомнения: у Коти Лаптева, когда его назначили старшим над жилым домом в городке, в трех подъездах козырьки были, а в одном не было, и там все время в период дождей скапливалась вода, которая затем текла в подвал. И Котьке командующий лично приказал восстановить над подъездом козырек, и, когда Котька спросил его: "Из чего мне его сделать?" - командующий ему сказал: "Из собственных утренних испражнений". И тогда Котя совершенно опечалился, и, видя такое его плачевное состояние, один из матросиков, в прошлом неплохой штукатур, ему предложил: "Товарищ лейтенант, да бросьте вы переживать. Вы мне найдите немного цемента и песка. Я из дранки сплету навес, привинчу его над подъездом, а потом оштукатурю. Ни одна собака не подкопается. Два года простоит, а потом это будут уже не ваши проблемы". Так и сделали, и простоял тот навес ровно два года. Потом рухнул. От скопившегося снега. На комиссию из Москвы. Кстати, и все прочие части предыдущего рассказика также подвергались различным сомнения! В одном только никто не сомневался - в том, что дерьмо замерзло в унитазе. КАЮТА-... а потом ты ей вдул, да? - Ну что за выражение, Саня, яростные английские маркитантки. "Вдул". Я не вдул, я пальцами, пальцами открыл для себя нежнейшую область, в которой сейчас же обнаружил томительнейшую, стыдливейшую сырость, куда точнейшими ударами и направил своего Гаврюшу. - Да, и никак иначе. Мы с Саней Юркиным лежим в каюте. Он на верхней полке, я на нижней. Уже тридцатые сутки автономки, и я рассказываю ему о бабах. - Она была тигрица. Клеопатра. Она меня царапала, кусала, сосала, лизала, как конфету. Она брала мое лицо и с силой водила им по груди, по груди, животу и ниже, заталкивала меня носом в пах, а потом возвращала меня наверх, хватала губами мои губы, а языком... что только она не делала своим языком... Она задыхалась. Ее сердце птичкой колотилось в маленьком тельце, и я слышал этот ужасный, сумасшедший бой. Спутанные, мокрые копны мелких кудрей, влажные, скользкие груди, пахнущие свежим сеном, жаркое опустошенное лицо и скачка. Она скакала на мне, как ковбой. Ее зад поднимался вверх с судорогой, со страданием, она почти отрывалась от моих направляющих, вернее, от одного направляющего, и тут же с силой опускалась - трах!-трах-тебедух! - О-о... - Она говорила: "Не заморить ли нам червячка?" И она замаривала его. Червячок просто валился с ног, падал без сил. Она его дергала, массировала, мяла, трепала. Дай ей волю, она б его оторвала. А потом она тащила меня в ванну, где опускалась на колени и вновь поедала его, и он, казалось бы, совершенно безжизненный, немедленно оживал, опоясанный жилами, в нем нарастало безжалостное давление, а она словно чувствовала это его состояние, и сейчас же в ней обнаруживалось сострадание, материнская нежность, участие. Она лишь слегка удерживала его, предлагая передохнуть, но как только он поддавался на эти ее уговоры и успокаивался, она вновь набрасывалась на него, и он, несчастный, бежал от нее, но все это ему только казалось, потому что этакое его бегство входило в ее планы и направлялось ею же... - А-а... - И он, понявший это слишком уж поздно, забился, сначала сильно, а потом все слабее и слабее, покоряясь неизбежному, и наконец грянули струи, и она вынула его и оросила свое лицо, и особенно глаза... - А-а.. Тут я кончил, Саня по-моему, тоже. |