Александр Покровский. 72 метра

Вид материалаДокументы

Содержание


Деревянное зодчество
Подобный материал:
1   ...   28   29   30   31   32   33   34   35   ...   67
^

ДЕРЕВЯННОЕ ЗОДЧЕСТВО



Наше начальство решило в одно из летних воскресений одним махом

окончательно нас просветить и облагородить.

Для исполнения столько высокой цели оно избрало тему, близкую нашему

пониманию, оно избрало автобусную экскурсию в Малые Карелы - в центр

архангельского деревянного зодчества.

И вот рано утром все мы, празднично убранные, частично с женами,

частично с личным составом, приехали в этот музей под открытым небом.

Матросы, одетые в белые форменки, тут же окружили нашего экскурсовода

- молодую, симпатичную девушку. Легкое, летнее платьице нашего

экскурсовода, насквозь прозрачное, в ласковых лучах северного солнышка,

волновало всех наших трюмных, мотористов, турбинистов четкими контурами

стройных ног. Турбинисты пылали ушами и ходили за ней ошалевшим стадом.

И она, раскрасневшаяся и свежая от дивного воздуха и от присутствия

столь благодарных слушателей, увлеченно повествовала им об избах,

избушках, лабазах, скотных и постоялых дворах, о банях, колокольнях и

топке по-черному.

- А как вас зовут? - спрашивали ее смущающиеся матросы в промежутках

между бревнами.

- Галина, - говорила она и вновь возвращалась к лабазам.

- Галочка, Галочка, - шептали наши матросы и норовили встать к ней

поближе, чтоб погрузиться в волны запахов, исходивших от этих волос,

падающих на спину, от этих загорелых плеч, от платьица и прочих деталей

на фоне общего непереносимого очарования.

Мы с рыжим штурманом осмотрели все и подошли к деревянному гальюну,

который являлся, наверное, обязательной частью предложенной экспозиции:

сквозь распахнутую дверь в гальюне зияли прорубленные в полу огромные

дырищи. Они были широки даже для штурмана.

- Хорошая девушка, - сказал я штурману, когда мы покинули гальюн.

- Где? - сказал он, ища глазами.

- Да вон, экскурсовод наш, неземное создание.

- А-а, - сказал штурман и посмотрел в ее сторону. Штурман у нас

старый женоненавистник.

- Представь себе, Саня, - придвинулся он к моему уху, не отрываясь от

девушки, - что это неземное создание взяло и пошло в этот гальюн, и там,

сняв эти чудные трусики, которые у нее так трогательно просвечивают

сквозь платье, оно раскорячилось и принялось тужиться, тужиться, а из

нее все выходит, выходит. Вот если посмотреть из ямы вверх, через эту

дырищу, как оно выходит, то о какой любви, после этого, может идти речь?

Как их можно любить, Саня, этих женщин, когда они так гадят?!

- М-да, - сказал я и посмотрел на него с сожалительным осуждением.

Наш рыжий штурман до того балбес, что способен опошлить даже светлую

идею деревянного зодчества.

ПОСЫЛКА



Минеру нашему пришла посылка. А его на месте не оказалось, и получали

ее мы. С почты позвонили и сказали:

- Ничего не знаем, обязательно получите.

Ох и вонючая была посылка! Просто жуть. Кошмар какой-то. Наверное,

там внутри кто-то сдох.

Запихали мы ее минеру под койку и ушли на лодку. Минер наутро должен

был появиться, он у нас в командировке был.

Жили мы тогда в казарме, без жен, так что вечером, когда мы вернулись

в свое бунгало, то сразу же вспомнили о посылке. Дверь открыли и -

отшатнулись, будто нас в нос лягнуло, такой дух в помещении стоял

сногсшибательный.

Кто-то бросился проветривать, открывать окна, но дух настолько

впитался в комнату и во все стены, что просто удивительно.

С такой жизни потянуло выпить. Выпили, закусили, старпом к нам зашел,

опять добавили.

- Слушайте, - говорит нам старпом минут через тридцать, - а чем это у

вас воняет? Сдохло что-нибудь?

- У нас, - говорим мы ему, - ничего не сдохло. Это у минера. Ему

посылку прислали с какой-то дохлятиной.

- А-а-а... - говорит старпом.

Долго мы еще говорили про минера и про то, что раньше не замечали,

чтоб он такой гадостью питался, выпили не помню уже сколько, и тут вдруг

запах пропал. Ну просто начисто исчез. И даже наоборот - запахло чем-то

вкусненьким.

- Интересно, - сказали мы друг другу, - чем это так пахнет

замечательно?

Достали мы посылку и тщательно ее обнюхали. Точно, отсюда, даже

слюнки у нас побежали.

Вскрыли мы посылку. Всех заинтересовало такое чудесное превращение. В

ней оказался крыжовник - ягода к ягоде. Сеном он был переложен. Сено,

конечно же, сгнило, а крыжовник был еще в очень даже хорошем состоянии.

И пах изумительно. Наверное, его просто проветрить нужно было.

Вытащили мы крыжовник и съели, а сено покидали минеру назад в

посылку, заколотили ее и затолкали ему под койку. Вкусный был крыжовник.

Отличная закусь. Ничего подобного я никогда не ел.

А утром, мама моя разутая, глаз не открыть. Вонищ-ща! Голова

раскалывается. Жуть какая-то. Даже открытое окно не спасает. И тут

открывается дверь - и появляется наш минный офицер. Вошел он, и, видим,

повело его от впечатления. Наши, глядя на него, даже лучше себя

почувствовали.

- Что это у вас тут? - говорит он, а у самого глаза слезятся - Ну

невозможно же... Что вы тут всю ночь делали?

- У тебя надо спросить, - говорим мы ему. - Слушай, минер, а ты сено,

вообще-то, ешь?

- Какое сено?

- Как это какое? - говорим мы. - Тебе сено в посылке прислали. А оно

по дороге сдохло, не дождалось, когда ты его счавкаешь. Вон, под

кроватью лежит. Мы его, сдуру, вчера открыли - думали, лечебное

что-нибудь, так чуть концы не отдали.

Достал минер посылку, сморщился и пошел выбрасывать. А мы даже

смеяться не могли. Ослабели сильно. Больно было в желудках


СУЧОК (читай быстро)

Только с моря пришли, не успели пришвартоваться, а зам уже - прыг! -

в люк центрального и полез наверх докладывать о выполнении плана

политико-воспитательной работы. Крикнул в центральном командиру: "Я

доложить!" - и полез. Мы все решили, что о плане политико-воспитательной

работы, а о чем еще можно заму доложить? Он этим планом всех нас

задолбал, изнасиловал, всем уши просверлил. Наверное, о нем и полез

докладывать, о чем же еще? Да так быстро полез. Любят наши замы

докладывать. Даже если ничего нет, он подбежит и доложит, что ничего

нет. Чудная у них жизнь. Как только он полез докладывать, за ним крыса

прыгнула Ее, правда, никто не заметил. Крыса тоже торопилась; может, ей

тоже нужно было доложить. И попала она заму в штанину и с испугу полезла

ему по ноге вверх. Зам у нас брезгливый - ужас! Он моря -ка брезгует, не

то что крысу. Он как ощутил ее в себе - его как стошнило! Мы глядим -

льется какая-то гадость из люка, в который зам полез доложить о плане,

потом шум какой-то - там-тарарам-там-там! - ничего не понятно, а это зам

оборвался и загремел вниз. Крыса успела из штанов выскочить, пока он

летел, а он - так и впечатался задом в палубу, и копыта отвалились, в

смысле башмаки отмаркированные, и лбом ударился - аж зрачки сверкнули.

Так и не доложил. Сучок.


НА ТОРЦЕ (читай медленно)

Федя пошел на торец пирса. Зачем подводнику ходить на торец пирса,

когда вокруг весна, ужи и солнце вот такое, разлитое по воде? А затем,

чтобы, нетерпеливо путая свое верхнее с нижним, разворотить и то и

другое, как бутон, достать на виду у штаба и остальной живой природы из

этого бутона свой пестик и, соединив себя струей с заливом, испытать

одну из самых доступных подводнику радостей.

На флоте часто шутят. Разные бывают шутки: веселые и грустные, но все

флотские шутки отличает одно: они никогда потом без смеха не

вспоминаются...

Не успела наступить гармония. Не успел Феденька как следует

соединиться с заливом, как кто-то сзади схватил его за плечи и дернул

сначала вперед, а потом сразу назад!

У подводника в такие секунды всегда вылезают оба глазика. С

чмоканьем. Один за другим: чмок- чмок!..

Танцуя всем телом и чудом сохраняя равновесие, Федя начал оголтело

запихивать струга в штаны, как змею в мешок. Пестик заводило

взбесившимся шлангом... и Федя... не сохранив равновесия... с криком

упал обреченно вперед, не переставая соединяться с заливом. Казалось,

его стянули за струю. Он так и не увидел того, кто ему все это

организовал, - некогда было: Федя размашисто спасал свою жизнь. Его

никто не доставал...

Знаете, о чем я всегда думаю на торце, лицом к морю, когда рядом

весна, и утки, и солнце, вот такое, разлитое по воде? Я думаю всегда:

как бы не стянули за струю, и мне всегда кажется, что кто-то за спиной

уже готов толкнуть меня, сначала вперед а потом - сразу назад.


ЩЕЛЬ (вообще не читай)

Стояли мы в заводе. Ветер прижимной, а наше фанерное корыто, скрипя

уключинами, должно было, как на грех, перешвартоваться и встать в щель

между "Михаилом Сомовым" (он еще потом так удачно замерз во льдах, что

просто загляденье) и этой дурой Октябриной - крейсером "Октябрьская

революция". Там нам должны были кран-балку вмандячить. А командир у нас

молодой, только прибыл на борт, только осчастливил собой наш корабль. Он

говорит помощнику:

- Григорий Гаврилович, я корабль еще не чувствую и могу не попасть

при таком ветре в эту половую щель. Так что вы уж швартуйтесь, а я пока

поучусь.

У нашего помощника было чему поучиться. Было. Корабль он чувствовал.

Он его так чувствовал, что разогнал и со скоростью двенадцать узлов,

задом, полез в щель.

Командира, стоявшего при этом на правом крыле мостика, посетило

удивление; коснулось его, как говорят поэты, одним крылом. Особенно

тогда, когда за несколько метров до щели выяснилось, что мы задом летим

на нос "Мише Сомову".

Помощник высунулся с белым лицом и сказал:

- Товарищ командир, по-моему, мы не вписываемся в пейзаж. Все,

товарищ командир, по-моему...

И тут командир почувствовал корабль.

- И-и-я!!! - крикнул он в прыжке, а потом заорал. - ВРШ-ноль! ВРШ -

четыре с половиной!

И наша фанерная контора, после этих ВРШ, пронеслась мимо "Товарища

Сомова" с радостным ржаньем.

Нам снесло все леерные стойки с правого борта, крыло мостика как

корова языком слизнула, а потом уже екнуло об стенку. А ВРШ - это винт

регулируемого шага, если интересуетесь; без него не впишешься в щель.

Когда мы стукнулись, помощник выскочил на причальную стенку и побежал

по ней, закинув рога на спину. Командир бежал за ним, махал схваченной

по дороге гантелью и орал:

- Гав-но-о!!! Лучше не приходи! Я тебе эту гантель на голове

расплющу! Расшибу-у! Ты у меня почувствуешь! У-блю-док!!!