Александр Покровский. 72 метра
Вид материала | Документы |
СодержаниеДеревянное зодчество |
- Во исполнение Федеральных законов от 12. 02. 1998 №28-фз о гражданской обороне\, 203.53kb.
- Тигр 2011 10-11 класс, 209.45kb.
- Александр Юльевич Чепуренко декан факультета социологии ниу вшэ оргкомитет: И. Ф. Девятко,, 361.29kb.
- Согласовано комитет дрэг-рейсинга раф, 335.61kb.
- Покровский Александр Александрович, 35.1kb.
- Решение по жалобе "динамо" объявят позднее, Александр Бобров 6 Экспертно-судейская, 155.59kb.
- Беркон Наталья Александровна референт комитета, Игнатцева Юлия Викторовна советник, 38.02kb.
- Покровский Геннадий Евгеньевич Долгосрочная финансовая политика: Учеб методический, 1034.89kb.
- Айсанов Заурбек Рамазанович, Чучалин Александр Григорьевич, 11. 30-13. 30, Корпус, 22.66kb.
- Матрешки На стуле лежат два сарафана и две косынки. Кто быстрее наденет сарафан и повяжет, 365.49kb.
ДЕРЕВЯННОЕ ЗОДЧЕСТВО
Наше начальство решило в одно из летних воскресений одним махом
окончательно нас просветить и облагородить.
Для исполнения столько высокой цели оно избрало тему, близкую нашему
пониманию, оно избрало автобусную экскурсию в Малые Карелы - в центр
архангельского деревянного зодчества.
И вот рано утром все мы, празднично убранные, частично с женами,
частично с личным составом, приехали в этот музей под открытым небом.
Матросы, одетые в белые форменки, тут же окружили нашего экскурсовода
- молодую, симпатичную девушку. Легкое, летнее платьице нашего
экскурсовода, насквозь прозрачное, в ласковых лучах северного солнышка,
волновало всех наших трюмных, мотористов, турбинистов четкими контурами
стройных ног. Турбинисты пылали ушами и ходили за ней ошалевшим стадом.
И она, раскрасневшаяся и свежая от дивного воздуха и от присутствия
столь благодарных слушателей, увлеченно повествовала им об избах,
избушках, лабазах, скотных и постоялых дворах, о банях, колокольнях и
топке по-черному.
- А как вас зовут? - спрашивали ее смущающиеся матросы в промежутках
между бревнами.
- Галина, - говорила она и вновь возвращалась к лабазам.
- Галочка, Галочка, - шептали наши матросы и норовили встать к ней
поближе, чтоб погрузиться в волны запахов, исходивших от этих волос,
падающих на спину, от этих загорелых плеч, от платьица и прочих деталей
на фоне общего непереносимого очарования.
Мы с рыжим штурманом осмотрели все и подошли к деревянному гальюну,
который являлся, наверное, обязательной частью предложенной экспозиции:
сквозь распахнутую дверь в гальюне зияли прорубленные в полу огромные
дырищи. Они были широки даже для штурмана.
- Хорошая девушка, - сказал я штурману, когда мы покинули гальюн.
- Где? - сказал он, ища глазами.
- Да вон, экскурсовод наш, неземное создание.
- А-а, - сказал штурман и посмотрел в ее сторону. Штурман у нас
старый женоненавистник.
- Представь себе, Саня, - придвинулся он к моему уху, не отрываясь от
девушки, - что это неземное создание взяло и пошло в этот гальюн, и там,
сняв эти чудные трусики, которые у нее так трогательно просвечивают
сквозь платье, оно раскорячилось и принялось тужиться, тужиться, а из
нее все выходит, выходит. Вот если посмотреть из ямы вверх, через эту
дырищу, как оно выходит, то о какой любви, после этого, может идти речь?
Как их можно любить, Саня, этих женщин, когда они так гадят?!
- М-да, - сказал я и посмотрел на него с сожалительным осуждением.
Наш рыжий штурман до того балбес, что способен опошлить даже светлую
идею деревянного зодчества.
ПОСЫЛКА
Минеру нашему пришла посылка. А его на месте не оказалось, и получали
ее мы. С почты позвонили и сказали:
- Ничего не знаем, обязательно получите.
Ох и вонючая была посылка! Просто жуть. Кошмар какой-то. Наверное,
там внутри кто-то сдох.
Запихали мы ее минеру под койку и ушли на лодку. Минер наутро должен
был появиться, он у нас в командировке был.
Жили мы тогда в казарме, без жен, так что вечером, когда мы вернулись
в свое бунгало, то сразу же вспомнили о посылке. Дверь открыли и -
отшатнулись, будто нас в нос лягнуло, такой дух в помещении стоял
сногсшибательный.
Кто-то бросился проветривать, открывать окна, но дух настолько
впитался в комнату и во все стены, что просто удивительно.
С такой жизни потянуло выпить. Выпили, закусили, старпом к нам зашел,
опять добавили.
- Слушайте, - говорит нам старпом минут через тридцать, - а чем это у
вас воняет? Сдохло что-нибудь?
- У нас, - говорим мы ему, - ничего не сдохло. Это у минера. Ему
посылку прислали с какой-то дохлятиной.
- А-а-а... - говорит старпом.
Долго мы еще говорили про минера и про то, что раньше не замечали,
чтоб он такой гадостью питался, выпили не помню уже сколько, и тут вдруг
запах пропал. Ну просто начисто исчез. И даже наоборот - запахло чем-то
вкусненьким.
- Интересно, - сказали мы друг другу, - чем это так пахнет
замечательно?
Достали мы посылку и тщательно ее обнюхали. Точно, отсюда, даже
слюнки у нас побежали.
Вскрыли мы посылку. Всех заинтересовало такое чудесное превращение. В
ней оказался крыжовник - ягода к ягоде. Сеном он был переложен. Сено,
конечно же, сгнило, а крыжовник был еще в очень даже хорошем состоянии.
И пах изумительно. Наверное, его просто проветрить нужно было.
Вытащили мы крыжовник и съели, а сено покидали минеру назад в
посылку, заколотили ее и затолкали ему под койку. Вкусный был крыжовник.
Отличная закусь. Ничего подобного я никогда не ел.
А утром, мама моя разутая, глаз не открыть. Вонищ-ща! Голова
раскалывается. Жуть какая-то. Даже открытое окно не спасает. И тут
открывается дверь - и появляется наш минный офицер. Вошел он, и, видим,
повело его от впечатления. Наши, глядя на него, даже лучше себя
почувствовали.
- Что это у вас тут? - говорит он, а у самого глаза слезятся - Ну
невозможно же... Что вы тут всю ночь делали?
- У тебя надо спросить, - говорим мы ему. - Слушай, минер, а ты сено,
вообще-то, ешь?
- Какое сено?
- Как это какое? - говорим мы. - Тебе сено в посылке прислали. А оно
по дороге сдохло, не дождалось, когда ты его счавкаешь. Вон, под
кроватью лежит. Мы его, сдуру, вчера открыли - думали, лечебное
что-нибудь, так чуть концы не отдали.
Достал минер посылку, сморщился и пошел выбрасывать. А мы даже
смеяться не могли. Ослабели сильно. Больно было в желудках
СУЧОК (читай быстро)
Только с моря пришли, не успели пришвартоваться, а зам уже - прыг! -
в люк центрального и полез наверх докладывать о выполнении плана
политико-воспитательной работы. Крикнул в центральном командиру: "Я
доложить!" - и полез. Мы все решили, что о плане политико-воспитательной
работы, а о чем еще можно заму доложить? Он этим планом всех нас
задолбал, изнасиловал, всем уши просверлил. Наверное, о нем и полез
докладывать, о чем же еще? Да так быстро полез. Любят наши замы
докладывать. Даже если ничего нет, он подбежит и доложит, что ничего
нет. Чудная у них жизнь. Как только он полез докладывать, за ним крыса
прыгнула Ее, правда, никто не заметил. Крыса тоже торопилась; может, ей
тоже нужно было доложить. И попала она заму в штанину и с испугу полезла
ему по ноге вверх. Зам у нас брезгливый - ужас! Он моря -ка брезгует, не
то что крысу. Он как ощутил ее в себе - его как стошнило! Мы глядим -
льется какая-то гадость из люка, в который зам полез доложить о плане,
потом шум какой-то - там-тарарам-там-там! - ничего не понятно, а это зам
оборвался и загремел вниз. Крыса успела из штанов выскочить, пока он
летел, а он - так и впечатался задом в палубу, и копыта отвалились, в
смысле башмаки отмаркированные, и лбом ударился - аж зрачки сверкнули.
Так и не доложил. Сучок.
НА ТОРЦЕ (читай медленно)
Федя пошел на торец пирса. Зачем подводнику ходить на торец пирса,
когда вокруг весна, ужи и солнце вот такое, разлитое по воде? А затем,
чтобы, нетерпеливо путая свое верхнее с нижним, разворотить и то и
другое, как бутон, достать на виду у штаба и остальной живой природы из
этого бутона свой пестик и, соединив себя струей с заливом, испытать
одну из самых доступных подводнику радостей.
На флоте часто шутят. Разные бывают шутки: веселые и грустные, но все
флотские шутки отличает одно: они никогда потом без смеха не
вспоминаются...
Не успела наступить гармония. Не успел Феденька как следует
соединиться с заливом, как кто-то сзади схватил его за плечи и дернул
сначала вперед, а потом сразу назад!
У подводника в такие секунды всегда вылезают оба глазика. С
чмоканьем. Один за другим: чмок- чмок!..
Танцуя всем телом и чудом сохраняя равновесие, Федя начал оголтело
запихивать струга в штаны, как змею в мешок. Пестик заводило
взбесившимся шлангом... и Федя... не сохранив равновесия... с криком
упал обреченно вперед, не переставая соединяться с заливом. Казалось,
его стянули за струю. Он так и не увидел того, кто ему все это
организовал, - некогда было: Федя размашисто спасал свою жизнь. Его
никто не доставал...
Знаете, о чем я всегда думаю на торце, лицом к морю, когда рядом
весна, и утки, и солнце, вот такое, разлитое по воде? Я думаю всегда:
как бы не стянули за струю, и мне всегда кажется, что кто-то за спиной
уже готов толкнуть меня, сначала вперед а потом - сразу назад.
ЩЕЛЬ (вообще не читай)
Стояли мы в заводе. Ветер прижимной, а наше фанерное корыто, скрипя
уключинами, должно было, как на грех, перешвартоваться и встать в щель
между "Михаилом Сомовым" (он еще потом так удачно замерз во льдах, что
просто загляденье) и этой дурой Октябриной - крейсером "Октябрьская
революция". Там нам должны были кран-балку вмандячить. А командир у нас
молодой, только прибыл на борт, только осчастливил собой наш корабль. Он
говорит помощнику:
- Григорий Гаврилович, я корабль еще не чувствую и могу не попасть
при таком ветре в эту половую щель. Так что вы уж швартуйтесь, а я пока
поучусь.
У нашего помощника было чему поучиться. Было. Корабль он чувствовал.
Он его так чувствовал, что разогнал и со скоростью двенадцать узлов,
задом, полез в щель.
Командира, стоявшего при этом на правом крыле мостика, посетило
удивление; коснулось его, как говорят поэты, одним крылом. Особенно
тогда, когда за несколько метров до щели выяснилось, что мы задом летим
на нос "Мише Сомову".
Помощник высунулся с белым лицом и сказал:
- Товарищ командир, по-моему, мы не вписываемся в пейзаж. Все,
товарищ командир, по-моему...
И тут командир почувствовал корабль.
- И-и-я!!! - крикнул он в прыжке, а потом заорал. - ВРШ-ноль! ВРШ -
четыре с половиной!
И наша фанерная контора, после этих ВРШ, пронеслась мимо "Товарища
Сомова" с радостным ржаньем.
Нам снесло все леерные стойки с правого борта, крыло мостика как
корова языком слизнула, а потом уже екнуло об стенку. А ВРШ - это винт
регулируемого шага, если интересуетесь; без него не впишешься в щель.
Когда мы стукнулись, помощник выскочил на причальную стенку и побежал
по ней, закинув рога на спину. Командир бежал за ним, махал схваченной
по дороге гантелью и орал:
- Гав-но-о!!! Лучше не приходи! Я тебе эту гантель на голове
расплющу! Расшибу-у! Ты у меня почувствуешь! У-блю-док!!!