Geum.ru

Немного о философии

Вид материалаДокументы

Содержание


Как видим, и это определение ничем не лучше.
Так многие сидят в веках
Подобный материал:

Немного о философии.

Большая доля истины в том, что всякая философия есть идеализм. Ибо её предмет и средство – мир духа, а не мир материи, коим является наука.

Игорь Гарин


Познание Вселенной, наука начиналась с философии, с попытки осмысления Мира. Философия, в отличие от религии, где картина Мира изначально задана, пыталась его познать, но… лишь умозрительно.

Любопытно высказывание известного философа Николая Александровича Бердяева (1874–1948): “Философия есть наука о духе. Однако наука о духе есть, прежде всего, наука о человеческом существовании. Именно в человеческом существовании раскрывается смысл бытия. Бытие открывается через субъект, а не через объект. Поэтому философия с необходимостью антропологична и антропоцентрична… В этом смысле философия субъективна, а не объективна. Она основана на духовном опыте”.

Философия ближе к религии, чем к науке, отличаясь от неё больше методами, чем сутью.

Что является первоосновой – материя или сознание? Мы будем далее говорить о важности точных определений. Такого определения для материи, отвечающего всем требованиям логики, на сегодняшний день нет. Навязшее в зубах определение, данное в XIX веке Ф. Энгельсом, как и предложенное им же определение жизни, – безнадёжно устарело. Сформулировано оно было ещё до создания теории относительности, показавшей эквивалентность массы и энергии, до квантовой механики, открывшей вторую, волновую ипостась объектов микромира, до обнаружения так называемой “тёмной” материи, составляющей порядка 95% массы Вселенной, хотя природа ее до сих пор не известна.

Определение из БЭКМ:

Материя (лат. materia), вещество; субстрат, субстанция; содержание. В латинский философский язык термин введен Цицероном как перевод греч. hyle. Понятие материи как субстрата вещественного мира было выработано в греческой философии в учениях Платона и Аристотеля, при этом материя понималась как неоформленное небытие (meon), чистая потенция (см. Форма и материя). Сформулированное Декартом понятие материи как телесной субстанции (в противоположность “мыслящей” субстанции), обладающей пространственной протяжённостью и делимостью, легло в основу материализма 17 – 18 вв. Материя – центральная категория диалектического материализма.

Как видим, и это определение ничем не лучше.


Современная физика строит единую теорию поля на основе геометрии пространства-времени (физического вакуума). По-видимому, первичны энергия и пространство-время, возникшие тоже вместе со Вселенной. Даже такая характеристика материи, как масса, проявляется лишь начиная с некоторой стадии расширения Вселенной, когда часть энергии “консервируется” в виде массы. Кроме того, в физике, да и не только в ней, большую роль играют понятия энтропии и информации, к материальным категориям не относящиеся.

Вопрос сводится к тому, достаточно ли только первичных материальных понятий для описания картины мира? Существует ли какой-либо иной мир, кроме физического, способный на физические объекты воздействовать? Материализм отвечает на этот вопрос отрицательно. Всё было бы хорошо, кабы точно знать, что же такое материя…

К проблеме материальности или нематериальности мира имеет отношение и религия, утверждающая не только существование нефизического мира, но и целенаправленное управление с его помощью миром физическим. Носителем такой функции является разумное персонифицированное начало, называемое Богом, или богами.

Вернёмся к философии. Ещё у древних греков возникли философские школы. Сходные процессы происходили и на Востоке, в основном, в Индии и Китае. Но там картина была заметно иной. Мы ещё скажем о восточных философских системах. Европейцы всегда были прагматиками. Отсюда и свой особый путь европейского развития.

Философия в Греции достигла расцвета. Диоген Лаэрций (Лаэртский) (кон. II – нач. III в.) в своём труде “О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов” приводит данные о многих античных мыслителях. Им упоминаются не только философы, но и авторы книг, на которые он ссылается – более тысячи имён! Уже даже такой перечень говорит о масштабах творческой деятельности эллинов.

У эллинов ещё не было богословия и поэтому вопросами нравственности и этики, по крайней мере начиная с Сократа, тоже стали заниматься философы.

Эллинами были заложены логические основы построения науки, и не только геометрии. Однако попытка Аристотеля (384–322 до н.э.) построить физику столь же умозрительно, как и геометрию, исходя лишь из логики, успехом не увенчалась. Хотя Аристотель внёс большой вклад во многие науки, в том числе в биологию, но с физикой у него не вышло.

Большинство философов того времени считало, что математика приложима лишь к идеальным небесным объектам, а не к “низким”, “несовершенным”, земным. К необходимости же экспериментальной проверки логических построений относились не очень-то одобрительно. Эксперимент был уделом инженеров, таких как Архимед (ок. 287–212 г. до н.э.), успешно сочетавший знания математические с инженерными. Но это было исключением из правила. Инженерные знания приравнивались к магии, к попытке “перехитрить” природу. Представление же о том, что природа подчиняется законам, которые человеку дано познать и даже использовать, возникло уже в средневековой христианской Европе.

Процесс познания проходит разные стадии. Вначале догадка, затем осмысление. Некоторая взаимосвязанная система взглядов может стать учением. Если же будут получены подтверждения или строгие доказательства, она сможет стать наукой. Для этого необходимо чётко и однозначно сформулировать систему понятий и принять аксиоматику, иначе всё может так и остаться на стадии учения. Увы, такова судьба всех философских и религиозных построений. Это не выпад против философии, но… никакие философские умозаключения не могут быть ни проверены, ни доказаны, а их авторы и не ставят перед собой такой цели. Посему философских учений по числу не меньше, чем религиозных сект. В этом сходство они сохранили. Философы разных направлений никогда даже и не пытаются договориться о единстве понятий, не говоря уже о точности своих формулировок.

Кроме упомянутых основных, существует множество более мелких учений. Философия, в отличие от науки, всегда идеологизирована, а критерием правильности в ней служит соответствие не реальности, а тем или иным договорённостям, концепциям, догмам (“измам”). В любой философии всегда есть элементы условности, субъективизма, о чём и говорил Н. А. Бердяев. И каждое философское учение стремится объявить себя единственно верным. Так же поступает и любая религия.

Вот мнение о развитии науки известного учёного Конрада Лоренца:

“Всякое познание начинается с предположения. Затем это предположение сравнивается с опытом – и либо становится знанием, либо отбрасывается как не подтвердившееся. В науке этот процесс называется построением гипотезы и её проверкой.

Гипотетическое допущение, что некоторые вещи верны, – это необходимый акт в стремлении к познанию. Надежда, что допущение верно, что гипотеза правильна, – одна из мотивационных предпосылок исследования. Мы “любим” свои гипотезы, и эта любовь тем сильнее, чем дольше мы с ними сживались, чем больше доверяем своим учителям, и чем большее количество людей разделяет наши воззрения. Само по себе это вовсе неплохо. Хорошая гипотеза действительно выигрывает в вероятности, если при длительном испытании не обнаруживаются противоречащие ей факты. И доверие к ответственному учителю вполне оправдано. И если другие в своих исследованиях и размышлениях приходят к тем же выводам, что и мы, – это увеличивает вероятность правильности гипотезы.

Однако гипотеза может быть построена так, что все диктуемые ею опыты могут лишь подтверждать её… доверие к слову учителя при отсутствии творческой фантазии и критичности таит в себе опасность образования доктрины. Слишком большое количество сторонников гипотезы превращает её в доктрину в самом худшем смысле слова. В наши дни распространение любой теории через средства массовой информации легко приводит к тому, что непроверенная научная гипотеза становится общественным мнением.

С этого момента, к несчастью, начинают работать механизмы защиты. Доктрину защищают с тем же упорством, что испытанную мудрость: всякого несогласного шельмуют и ненавидят как еретика. Подобная доктрина, став всеохватывающей религией, доставляет своим сторонникам субъективное удовлетворение “совершенным знанием”. И потому все противоречащие ей факты игнорируются, отрицаются или вытесняются в подсознание. И человек, вытесняющий эти факты, оказывает маниакальное сопротивление всем попыткам вновь довести вытесненные факты до его сознания”. (Жирным шрифтом отмечены места, выделенные К. Лоренцем).

Так в Советском Союзе в доктрину была превращена марксистская философия.

В течение многих столетий философия была и оставалась главным инструментом познания, основой науки. Средневековая Европа следовала тем же путём, что и античный мир. Тоже существовали философские школы, например, школа Петра Абеляра и другие.

Постепенно, с накоплением знаний, а также с практичным подходом к ним европейцев, науке стало тесно в рамках философии. У неё появились свои методы исследований и в первую очередь – экспериментальный. Выделилось направление философии, занимающееся исследованием природы, названное натурфилософией. Ещё даже во времена Ньютона так продолжали называть и физику. Далее наука полностью отпочковалась от философии, но не всех философов такое положение обрадовало. Смириться с самостоятельностью науки им было трудно, и они и далее пытались поставить себя выше других исследователей. Но времена натурфилософии давно и безвозвратно прошли. Наука обрела самостоятельность и уже не нуждается ни в одобрении, ни в “ценных указаниях” философов.

В.Л. Гинзбург (1916–2009) в своей известной статье “Как устроена Вселенная и как она развивается во времени” писал о том, что необходимо чёткое разграничение задач физических и философских. Он напоминал, что нет, и не было ни одной революционной идеи в науке, которая не была бы встречена в штыки философами тех или иных направлений, а чаще всего всеми вместе, хотя и с различных точек зрения. (Удивительный случай их единодушия!) Ведь все новые научные идеи всегда рождались в попытке спасти старые теории, рушащиеся под напором экспериментов. Все эти идеи были выстраданы их создателями. С большинством же философов, наблюдавших этот процесс со стороны, ничего подобного не случалось. Пугала их лишь непривычная для них свежесть мысли. Позднее же… все эти новые идеи находили объяснения в рамках всех без исключения философских школ, и ни одно их учение не пострадало. Все они смогли приспособиться к новым реалиям. Интересно, что эта статья Гинзбурга опубликована ещё в доперестроечные времена, когда такие взгляды могли представлять опасность для автора.

Таких же примерно взглядов на “философов за чашкой чая”, как он их называл, придерживался в своих знаменитых “Фейнмановских лекциях по физике” Ричард Фейнман.

Говоря о таких философах, уместно вспомнить слова Владимира Высоцкого:

Так многие сидят в веках
На берегах – и наблюдают

Внимательно и зорко, как
Другие рядом на камнях

Хребты и головы ломают.

Они сочувствуют слегка

Погибшим, – но издалека.

Опасно, если какое-либо философское учение провозглашается официальной государственной системой взглядов, “единственно верным учением”, “истиной в последней инстанции”, а отклонение от этих взглядов преследуется как ересь.

В нашей стране учение диалектического материализма было превращено в набор доктрин, в агрессивную религию. Всё, несовпадающее с ним, объявлялось лженаучным. Запрещены были: генетика, кибернетика, космология и т.п. Хочется надеяться, что такая попытка помыкать наукой была последней в её истории. Подобные попытки бывали и на Западе, но, без поддержки властей, не приводили к столь тяжким последствиям.

Нам вдалбливали набор догм марксистской философии, например, о “диалектической спирали”. Но ни один из преподавателей, которым я пытался задавать вопрос о параметрах этой спирали, как оказалось, даже не подозревал, что уж если употребляется геометрический термин, то необходимо, чтобы он имел хоть какие-то характеристики. Без этого нельзя даже сказать спираль это или что-либо ещё, линия ли это вообще, и даже имеет ли это хоть какое-нибудь отношение к геометрии.

Такая небрежность к определениям своих понятий характерна для философов всех направлений. Говорить же о практической пользе подобных учений не приходится.

В Советском Союзе в научных работах нередко встречались ссылки на “классиков марксизма”, что, конечно, делалось по принуждению. (Очень популярна была цитата из Ленина о том, что электрон, якобы, так же “неисчерпаем”, как и Вселенная. Но ни в каком словаре нельзя найти определения слову “неисчерпаемость”). Немногие учёные позволяли себе ослушание, грозившее неприятностями. Случаев же того, чтобы в решении какой-либо проблемы марксистская, или какая иная философия смогла помочь, мне не известно.

Интересно высказывание Пьера Жозефа Прудона: “Философия не признает иного счастья, кроме себя, счастье в свою очередь не признает никакой философии, кроме себя; таким, образом, и философ счастлив, и счастливец считает себя философом”.

Стоп, стоп, стоп! Я уже слышу возмущённые голоса читателей: “куда это автора занесло?” У В. Высоцкого была излюбленная фраза: “давайте разберёмся”. Последуем его совету. Мы говорим не о философии вообще, а лишь о попытке иных философов решать естественнонаучные проблемы за учёных, давать им “ценные указания”.

Физик Игорь Гарин, автор замечательного семитомника “Пророки и поэты” так сказал о философии: “Философия – мироощущение, а мироощущение личностно, интимно, неповторимо. Важны не строгость, логичность, доказательность, но – искренность, мужественность, обильность. Она всегда частная – из суммы частных мыслителей рождается мышление. Философия – самовыражение и самосознание, поиск, попытка, боль… ”

Единой философской системы взглядов, увы, не существует. Будь бы таковая, не существовало бы столь большого количества взаимоисключающих учений в философии. И диалектический материализм, так любимый марксистами, ничуть не более обоснован, чем любые другие учения. Ни в каких философских системах нет ни чётких определений основных понятий, ни достаточно обоснованной аксиоматики. А без этого всё остаётся на стадии учения, и потому не может служить основой для строгих логических построений. Известный современный философ Александр Моисеевич Пятигорский (1929–2009) в интервью сказал: “если философия обязательна, то она ни к чёрту не годится. Сегодня обязательна, завтра нет, сегодня одному нужна, завтра нет. И её ценность в том: она вообще в принципе ни-ко-му не нужна.” (выделено Пятигорским). Далее он говорил: “философия – не гуманитарная наука. Она вообще не наука.”

Не лучше высказывание и известного философа Бертрана Рассела (1872-1970): "Философия, как я буду понимать это слово, является чем-то промежуточным между теологией и наукой. Подобно теологии она состоит в спекуляциях по поводу предметов, относительно которых точное оказывалось до сих пор недостижимым; но подобно науке, она взывает скорее к человеческому разуму, чем к авторитету, будь то авторитет традиции или откровения. Всё определённое знание, по моему мнению, принадлежит к науке, все догмы, поскольку они выходят за пределы определённого знания, принадлежат к теологии. Но между теологией и наукой, имеется Ничейная Земля, открытая для атак с обеих сторон; эта Ничейная Земля и есть философия"

По-видимому, следует отличать философию, как систему взглядов, от философского осмысления достижений науки. (Это отличие тоже не ново. Ещё П. Я. Чаадаев назвал своё сочинение философическими, а не философскими письмами. О таком же различии говорил и Н. Моисеев.) Во втором случае за основу берутся результаты исследований, и делается попытка сведения их в единую систему, построение на этой основе гипотез, прогнозирующих результаты дальнейших исследований. При этом строится не философская система, а естественнонаучная. Сюда же относится и осмысление математических результатов. Так А. Эйнштейном была создана теория относительности на основе осмысления преобразований, полученных ранее Х.А. Лоренцем.

И книга, которую вы держите в руках – тоже попытка осмысления проблемы, и потому тоже в чём-то сродни философии, вернее философствованию на научные темы. Здесь тоже присутствует личностный взгляд на проблемы.

Каждая наука имеет свои методы исследований, совершенствующиеся по мере её развития. Возможности исследований расширяются с созданием новых более точных приборов. Философия же по самой своей сути умозрительна. И дело не в аксиоматике тех или иных философских учений, а в бесплодии самого метода. Никакие “измы” не в силах заменить эксперимент, наблюдение и т.п. Ещё Френсис Бэкон говорил: “Человеческий разум, предоставленный самому себе, не заслуживает доверия”.

Философия, как и другие науки, моделирует те или иные явления. Но философские модели неконкурентоспособны по сравнению с моделями математическими. И там, где уже успешно применяются последние, философия не может предложить ничего нового, эффективного. В физике ныне созданы модели не только явлений и целых разделов физики, но успешно разрабатывается единая модель, охватывающая всю физику. Решение задач, стоящих перед естественными науками, увы, не под силу никакой философии. Основополагающий принцип логики – “бритва Оккама” разрешает введение новых сущностей лишь в случае крайней необходимости. В современной физике и других естественных науках потребности в новых сущностях, особенно философского плана, пока не возникает.

Ещё менее применимы философские методы к более сложным явлениям, таким, как общество. Попытки же реализации систем общественного устройства, придуманных людьми, причисляющими себя к философам, приводили лишь к большим кровопролитиям. Недаром просвещённый монарх Фридрих II говорил: “Провинцию, которую захочу наказать, я отдам в управление философам”.

Что же касается данной книги, то автор в число исходных положений намеренно не стал включать никаких философских понятий и концепций, дабы не склоняться в сторону ни одной из философских школ, и не пытаться навязывать природе своих взглядов и пристрастий. Даже не стал делать a priori выбора между материализмом и идеализмом. Хотя материалистические представления автору и ближе, но исходя из того, что нет достаточно чёткого определения даже такому ключевому понятию, как материя, не включил и его в свои исходные положения. Конечно, будь бы единая, общепринятая философская система взглядов, ей бы необходимо было воспользоваться. Но за отсутствием таковой…