Жеральд Мессадье Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать
Вид материала | Документы |
Содержание52. Индюк или ягненок, кому как нравится |
- Жеральд Мессадье Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать (Том, 4332.19kb.
- Духовного Единения "Золотой Век", 1093.55kb.
- Курс Алхимии Наука самотрансформации Сен-Жермен, 6416.68kb.
- Вкус шоколада, что растаял на губах, он терпкий, приторный, горячий и надолго … Незабываемый,, 750.92kb.
- Вкус шоколада, что растаял на губах, он терпкий, приторный, горячий и надолго … Незабываемый,, 1234.72kb.
- Вкус шоколада, что растаял на губах, он терпкий, приторный, горячий и надолго … Незабываемый,, 751.77kb.
- Описание программы по дням 1 день, 279.05kb.
- Будимир последняя жертва эпохи, 1586.02kb.
- Сен-Симон. Анри Клод де Ребруа Сен-Симон (1760- 1825гг.), 900.57kb.
- Т. А. Черноверская к вопросу об эволюции мировоззрения сен-жюста, 364.09kb.
52. ИНДЮК ИЛИ ЯГНЕНОК, КОМУ КАК НРАВИТСЯ
В 9 часов 30 минут перед Себастьяном предстал курьер из французской резиденции, чтобы объявить ему, что посол удивлен, не получив ответа на свой вызов.
— Ни у кого нет права меня вызывать, — ответил Себастьян презрительно. — Скажите вашему начальнику, что я повидаюсь с ним, когда захочу.
Чего опять хочет этот урод?
— Вообще-то, сударь, неплохо было бы узнать, что замышляет враг, — заметил Барбере.
Обдумав это мнение, Себастьян отправился в резиденцию. А на тот случай, если дойдет до рукопашной, прихватил с собой Барбере.
Первые тюльпаны и гиацинты уже задирали свои носики на клумбах.
— Сударь, — начал д'Афри, даже не предложив Себастьяну сесть, — я вас вызывал дважды, и вы мне не ответили.
— Сударь, у вас нет права меня вызывать. Я не ваш подчиненный.
— Я вам приказываю именем короля прекратить видеться с господином советником Бентинком ван Рооне и с господином послом Йорком…
— А я, — оборвал его Себастьян, — имею все основания думать, что вы скрываете правду от короля и служите лишь господину де Шуазелю.
— Ваша дерзость, сударь…
— Вы меня повсюду называете бродягой. Так что я не обязан вам никакой вежливостью. Ваши приказы мне безразличны, и я продолжу видеться с теми, с кем мне угодно, чтобы выполнить миссию, доверенную королем.
— Его величество не поручал вам никакой миссии!
— Ваши слова доказывают лишь вашу неосведомленность, — ответил Себастьян, доставая из кармана грамоту, самолично подписанную монархом.
Королевская печать не оставляла никаких сомнений. Д'Афри наклонился и хотел схватить бумагу, чтобы рассмотреть поближе, но Себастьян не позволил ему этого. Д'Афри выпрямился, побледнев еще сильнее. Но взял себя в руки.
— Ваша миссия касается наших войск?
— Ничуть.
— Нашего флота?
— Тоже нет.
— Тогда она может быть только политической.
Себастьян не ответил и напустил на себя скучающий и удивленный вид. Смерил посла взглядом с ног до головы.
— Сударь, — заявил д'Афри, — мне поручено сказать вам, что если вы пересечете границу Франции, то будете немедленно закованы в кандалы. Если вы продолжите вмешиваться в дела, которые вас не касаются, как уже пытались это делать, вы будете официально изобличены и опровергнуты его величеством и его министром. Прощайте.
Себастьян посмотрел на него с легкой улыбкой и направился к двери. Там он остановился на миг, посмотрел на д'Афри с сочувствием, покачал головой и сказал:
— Могильщик.
Инстинктивно Себастьян знал: на стороне д'Афри забили в набат.
Отныне ему на это плевать.
Король Франции был всего лишь заложником. Сначала парламентов, а теперь и собственного министра.
Миссия никогда не будет выполнена. Тем хуже для российской императрицы.
На поверку оказалось, что американские индейцы были гораздо более цивилизованными людьми.
Четыре дня спустя, 16 апреля, в семь часов вечера Себастьяну де Сен-Жермену нанес визит Бентинк.
Они расстались всего час назад, на балу в честь дня рождения принца Оранского, где Себастьян был тепло принят лучшим обществом Гааги: не только Хасселаарами, но также госпожой Геельвинк, госпожой Биланд и многими другими.
Бентинк сел, закурил свою трубку и заявил, что из-за жалобы, поданной д'Афри правительству, и из-за шума, вызванного этим вокруг имени графа де Сен-Жермена, Себастьяну будет лучше покинуть город на какое-то время. Республика могла бы защитить его от необоснованных преследований, но не от грозящего скандала. Братья Хооп, сдающие ему половину дома на Турноойвельд, уже объявили, что ждут не дождутся, когда он съедет.
— Значит, мне надо забиться в нору в Уббингене? — воскликнул Себастьян.
Бентинк покачал головой.
— Я виделся с Йорком, — сказал он. — Он понимает ваше положение. Говорит, что его опасения оправдались, вы стали жертвой слабоволия короля. Он питает к вам симпатию и передал мне для вас чистый паспорт. Впишите туда любое имя, какое вам угодно.
— Это вы его об этом попросили?
— Нет. Он подготовил его по собственной инициативе.
— Значит, Йорк тоже хочет, чтобы я поскорее покинул Гаагу?
Бентинк кивнул.
— Друг мой, вы же были на службе у короля Франции. Если останетесь здесь, подвергнете себя опасности.
— Каким образом?
— О вашей ссоре с д'Афри теперь официально известно правительству и даже штатгальтеру, не говоря об остальных влиятельных людях. Рано или поздно вам придется публично доказывать, что вы не самозванец, в чем вас обвиняет д'Афри. Ваше единственное доказательство — это грамота с предписаниями Людовика Пятнадцатого. Если вы ее предъявите, то покажете всему свету, что король Франции строит козни против собственного министра. Сами догадайтесь, как отреагирует на это Шуазель. Насколько я представляю себе Людовика Пятнадцатого, он человек слабый, более того, слаба его власть в стране. Вы сами видели это в последние дни: ни он, ни его министр Бель-Иль и пальцем не шевельнули, чтобы прийти вам на помощь и унять Шуазеля. Он пойдет на попятный. Заявит даже, что ваш мандат — фальшивка.
Бентинк попыхтел своей трубкой.
— И тогда Республике будет гораздо труднее защитить вас.
По мере этих рассуждений Себастьяном овладевало уныние.
— Англия не извлечет из этого никакой выгоды, даже наоборот. Шуазель и его люди обвинят ее, что она начала переговоры с заведомым обманщиком. Это выставит Йорка дураком, а министра Холдернесса пособником темной махинации. Так что великодушие Йорка не бескорыстно.
Себастьян провел рукой по лицу: из него сделали ощипанного индюка. Или жертвенного агнца — кому как нравится.
— И это еще не конец, — продолжил Бентинк. — Далеко не конец!
Себастьян вопросительно на него посмотрел.
— Не сомневайтесь, что послы Пруссии, Австрии и России в Гааге внимательно следят за этим делом и уже написали своим хозяевам. Пруссия заключила союз с Англией. Однако, если всплывет, что Англия начала тайные переговоры с Францией или, по крайней мере, расположена начать их, не предупредив союзницу, это изобличит ее двуличие. Ваша настойчивость продолжать поединок с д'Афри может только подкрепить подозрения посла Пруссии. Он с полным основанием заключит, что нет дыма без огня. Оставаясь в Гааге, вы рискуете спровоцировать кризис в отношениях между этими двумя странами.
Себастьян был поражен. Ему и в голову не приходило, какой огромный резонанс может вызвать это дело.
— То же самое с Австрией и Россией, — заключил Бентинк. — Простите меня, но на месте д'Афри я действовал бы точно так же: сделал бы все возможное, только бы помешать вам поехать на Рисвикскую конференцию. Одно ваше присутствие там стало бы провокацией, равнозначной объявлению войны! Гранатой, взорвавшейся в гостиной!
Бентинк встал, чтобы выколотить пепел из трубки в камин, потом достал кисет из кармана и начал снова набивать ее.
Себастьян все еще пытался переварить сказанное советником. Как он мог не почуять опасность? Вел себя как наивный простак! Он! В свои-то пятьдесят лет!
Как же он увяз в этой трясине?
— Но тогда почему Брюль и Каудербах пригласили меня в Рисвик? — воскликнул он.
Бентинк подавил короткий саркастический смешок.
— Сначала я этого не понял, иначе отсоветовал бы вам отвечать на их предложение. Теперь вижу яснее: они пригласили вас из двуличия, мой друг, из двуличия. Обоим выгодно досадить Пруссии.
Небо потемнело. Разразилась гроза. Ливень обрушился на город. Двум зажженным свечам едва удавалось осветить гостиную.
— Вообразите, — продолжил Бентинк, — граф де Сен-Жермен, чрезвычайный посланец короля Франции, которому поручено начать переговоры о мире с Англией, участвует в конференции наравне с послами России, Саксонии и Дании! И в присутствии посла Франции, что уже само по себе могло бы придать веса вашей миссии. Да с Фридрихом Вторым Прусским от этого припадок бы случился! Нет, поверьте мне, если вы хотите трудиться на благо мира, вам будет благоразумнее покинуть страну.
— Куда же мне ехать?
— В Англию, например.
Снова увидеться с Александром. Единственная искорка, согревшая сердце Себастьяна.
— А моя честь?
— Ей больше пойдет на пользу ваше исчезновение, нежели присутствие. Д'Афри твердо решил растоптать вас.
Тут в гостиную вошел Джулио.
— Доставили посылку для господина графа. От посла Франции.
— Посылку?
В ней оказалось шесть бутылок вина. С запиской от д'Афри: «Счастливого пути».
Бентинк и Себастьян обменялись многозначительным взглядом, заинтриговав присутствующего Барбере.
— Завтра утром я отправлю к вам слугу с каретой, запряженной четверкой лошадей, — заявил советник. — Сядете на судно в Хеллеветслуисе. Не забудьте паспорт, иначе не сможете попасть в Англию.78
Потом пожелал счастливого пути. Укладывая вещи, Себастьян не смог отогнать от себя мысль, что Бентинк тоже испытывает облегчение, видя, что он уезжает, поскольку это дело явно повредило его репутации. Очевидно, советник знал, что не сможет долго оказывать ему свое покровительство.
Короче, вся Гаага кричала Сен-Жермену вдогонку: «Скатертью дорога!»