Geum.ru

astike ru

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   27

21


Утром я просыпаюсь с противным ощущением глухой щемящей тоски. И чувствую себя в точности как пятилетняя девчонка, не желающая идти в школу. Вернее, пятилетняя девчонка с жестоким похмельем.

— Не могу идти, — говорю я, когда стрелка приближается к половине девятого. — Не могу смотреть им в глаза.

— Можешь, — уверяет Лиззи, застегивая на мне жакет. — И все обойдется. Выше голову!

— А если они начнут издеваться?

— С чего это вдруг? Они твои друзья. И скорее всего уже обо всем забыли.

— Не забыли! И не забудут. Послушай, а нельзя мне остаться с тобой? — умоляю я, схватив ее за руку. — Я буду хорошо себя вести. Обещаю.

— Эмма, я уже объясняла, — терпеливо повторяет Лиззи, выдергивая руку. — Мне нужно в суд. Но когда ты вернешься, я буду дома и мы приготовим на ужин что-нибудь вкусненькое, хорошо?

— Конечно, — вздыхаю я. — Купим шоколадное мороженое?

— Ну конечно, — кивает Лиззи, открывая входную дверь. — А теперь иди. Все будет хорошо!

Чувствуя себя выброшенной на улицу собакой, я спускаюсь вниз и выхожу на улицу. Как раз в тот момент, когда к обочине подкатывает мини-фургон, откуда выходит мужчина в синей униформе с самым огромным букетом цветов, который мне когда-либо приходилось видеть. Букет перевязан темно-зеленой лентой. Мужчина, прищурившись, громко читает номер дома, потом обращается ко мне:

— Здравствуйте. Я ищу Эмму Корриган.

Что за черт?!

— Это я!

— Вот как?! — Он улыбается и достает ручку и тетрадь. — Значит, сегодня ваш счастливый день. Пожалуйста, распишитесь…

Я потрясенно смотрю на букет. Розы, фрезии, какие-то фантастические фиолетовые цветы, поразительные темно-красные пушистые помпоны… зеленые кружевные веточки, темные и светлые, похожие на аспарагус…

Пусть я и не знаю всех названий, ясно одно — это очень дорогие цветы.

И прислать их мог только один человек.

— Подождите, — говорю я, не обращая внимания на ручку. — Я хочу знать, от кого этот букет.

Вытаскиваю карточку, пробегаю глазами длинное послание, не вникая в смысл, пока не замечаю имя.

Джек.

Ненависть душит меня. И это после всего, что он наделал! Воображает, будто сможет откупиться от меня своим жалким веником?

Ну ладно — громадным роскошным букетом.

Но разве дело в этом?

— Спасибо, мне они не нужны, — говорю я, гордо расправив плечи.

— Не нужны? — непонимающе переспрашивает посыльный.

— Нет. Скажите тому, кто их послал: «Нет, спасибо, но это ей ни к чему».

— Что тут происходит? — слышу шепот за моей спиной. Оборачиваюсь и вижу Лиззи, не сводящую с букета глаз.

— О Боже. Это от Джека?

— Да. Но я не желаю их брать. Пожалуйста, унесите, — прошу я посыльного.

— Подожди! — кричит Лиззи, вцепившись в целлофан. — Дай хотя бы понюхать! — Она зарывается лицом в букет и глубоко вдыхает. — Вот это да! Просто невероятно! Эмма, ты нюхала?

— Нет, — сухо бросаю я. — Не нюхала и не собираюсь.

— В жизни не видела ничего прекраснее. Скажите, сэр, а что с ними будет?

— Понятия не имею, — пожимает плечами мужчина. — Выбросят, наверное, что же еще!

— Господи! — сокрушается Лиззи. — Какая нелепая трата…

Стойте! Она же не собирается…

— Лиззи, не могу я их принять! Не могу! Он подумает, что я согласилась с ним помириться!

— Тут ты права, — неохотно признает Лиззи. — Следует их отослать. — Она осторожно касается розового бархатистого лепестка. — Какая, однако, обида…

— Отослать! Да вы шутите!

О, ради всего святого! Теперь на сцене появляется Джемайма, по-прежнему в белом халате.

— Да ни за что! — вопит она. — Завтра я устраиваю вечеринку! Они идеально подойдут. Взгляните, какая фирма! «Смайт и Фокс»! Да вы хоть представляете, сколько это может стоить?!

— Плевать мне на то, сколько они стоят! — фыркаю я. — Это от Джека! Может, мне ему еще и поклониться? Не могу я принять букет!

— Почему нет?

Джемайма в своем репертуаре.

— Потому что… потому что это дело принципа. Взять их — все равно что сказать: «Я тебя простила».

— Вовсе не обязательно, — отмахивается Джемайма. — Ты можешь сказать: «Я тебя не прощаю». Или: «Я не потрудилась вернуть твои дурацкие цветы, потому что они для меня ничего не значат».

Мы молча переглядываемся, взвешивая ее слова.

Дело в том, что цветы действительно потрясающие.

— Так вы берете букет или нет? — спрашивает посыльный.

— Я…

О Боже, я окончательно сбита с толку.

— Эмма, отослав их, ты проявишь слабость, — решительно заявляет Джемайма. — Со стороны покажется, будто ты не можешь вынести ни малейшего напоминания о нем. — А вот если оставишь, это будет все равно что бросить ему в лицо: «Ты мне безразличен»! Пойми, ты стойкая. Гордая. Ты…

— Ну ладно, ладно, — не выдерживаю я, выхватывая ручку у посыльного. — Так и быть, подпишу. Но не могли бы вы передать, что это совсем не означает прощения. И что он циничный, бессердечный, жестокий, подлый и так далее. И если бы не вечеринка Джемаймы, весь этот мусор оказался бы на помойке!

К концу своей речи я уже вся красная и задыхаюсь. И с такой силой ставлю точку, что ручка протыкает страницу.

— Вы можете все это запомнить?

Посыльный с интересом смотрит на меня.

— Дорогая, я всего лишь работаю в отделе доставки.

— Знаю! — внезапно кричит Лиззи, выхватывает у него тетрадь и выводит печатными буквами под моим именем: БЕЗ ПРЕДУБЕЖДЕНИЯ.

— И что ты имела в виду? — недоумеваю я.

— Я никогда не прощу тебя, ты совершенный подонок… но цветы все равно оставлю себе.

— И ты все равно с ним сквитаешься, — решительно добавляет Джемайма.

* * *

Как назло, сегодня выдалось удивительно ясное, теплое утро, когда кажется, что Лондон действительно лучший город в мире. И пока я иду к метро, на душе становится легче.

Может, Лиззи права? Может, на работе уже все забыли? А я себе бог знает что навоображала! Подумаешь, большое дело! И кому все это интересно? Наверняка уже успел разразиться очередной небольшой скандальчик или всплыла новая сплетня. Предположим, все только и говорят о… футболе. Или о политике. Точно!

С чем-то вроде некоторого (как позже выяснилось, совершенно лишнего) оживления толкаю стеклянную дверь в вестибюль и вхожу, высоко подняв голову.

— …покрывало с Барби! — отдается эхом от мраморных стен. Около лифта парень из бухгалтерии просвещает женщину с прикрепленным к груди пропуском «Посетитель». Та жадно ловит каждое слово.

— …все это время трахалась с Джеком Харпером? — доносится сверху.

Поднимаю глаза и вижу стайку взбегающих по лестнице девушек.

— Кого мне жаль, так это Коннора, — говорит одна. — Бедняга, как ему не…

— …притворялась, будто любит джаз! — негодует кто-то, выходя из лифта. — И зачем, спрашивается, это ей понадобилось?

О'кей. Значит, они не забыли.

Мои надежды тают, как лед на солнце. Я уже подумываю сбежать и провести остаток жизни, не высовывая носа из-под одеяла.

Но это весьма затруднительно.

Во-первых, уже через неделю я умру от скуки.

А во-вторых… нужно выдержать. Необходимо.

Стиснув кулаки, я медленно поднимаюсь по лестнице и иду по коридору. Встречные беззастенчиво таращатся на меня или делают вид, будто не замечают, хотя это плохо им удается. При моем приближении все разговоры обрываются.

Подойдя к двери отдела маркетинга, я собираюсь с духом, принимаю равнодушный вид и вхожу.

— Привет всем.

Снимаю жакет и вешаю на стул.

— Эмма! — со злорадным восторгом восклицает Артемис. — Надо же!

— Доброе утро, Эмма, — говорит Пол, выходя из своего кабинета, и окидывает меня оценивающим взглядом. — Ты в порядке?

— Спасибо, в полном.

— Ты ни о чем не хотела… потолковать? — спрашивает он, и, к моему полному изумлению, похоже, совершенно серьезно.

Интересно, что он вообразил? Что я брошусь ему на шею и начну рыдать: «Этот подонок Джек Харпер использовал меня»?

До этого я еще не дошла. И наверное, дойду, только когда совсем жить не захочется.

— Нет, — отвечаю я, краснея. — Спасибо, все хорошо.

Он кивает, хмурится и продолжает уже более деловым тоном:

— Полагаю, ты исчезла вчера, потому что решила взять работу на дом?

— Э… да. — Я откашливаюсь. — Совершенно верно.

— И без сомнения, многое успела за это время?

— Ну… да. Очень.

— Превосходно. Я так и думал. Продолжай в том же духе. А остальным… — Пол предостерегающе оглядывает комнату, — советую помнить, что я сказал.

— Разумеется, — отвечает за всех Артемис. — Мы помним.

Пол закрывает за собой дверь, я медленно сажусь и пристально смотрю в монитор, ожидая, пока появится картинка.

«Все будет хорошо, — повторяю я себе. — Все будет хорошо, нужно только сосредоточиться на работе, с головой уйти…»

Неожиданно до меня доносится чье-то громкое пение. Знакомая мелодия! Да это…

«Карпентерз».

Один… второй… еще несколько человек присоединились к хору…

«Рядом с тобо-о-ой…»

— Что с тобой, Эмма? — осведомляется Ник, когда я резко вскидываю голову. — Дать носовой платочек?

«Рядом с тобо-о-ой…» — снова заводят шутники, и я слышу приглушенный смех.

Но реагировать нельзя. Не стоит доставлять им такого удовольствия.

Стараясь оставаться спокойной, я проверяю электронную почту и тихо ахаю. Обычно каждое утро меня ждет не более десятка сообщений. Сегодня их девяносто пять.

Па: Мне в самом деле нужно поговорить…

Кэрол: Я уже нашла для клуба Барби еще двоих членов!

Мойра: Я знаю, где можно достать очень удобные стринги!

Шарон: И давно это у вас?

Фиона: Напоминаю о семинарах «Познай собственное тело».

Я просматриваю бесконечный список, и знакомая боль сжимает сердце.

Три электронных письма от Джека.

Что мне делать?

Прочесть?

Моя рука нерешительно касается «мыши». Может, дать ему шанс объясниться? Или он и этого не заслужил?

— Кстати, Эмма, — с невинным видом начинает Артемис, протягивая мне пластиковый пакет. — У меня тут джемпер… думаю, тебе он понравится. Лично мне он немного мал, но зато такой миленький. И должен тебе подойти, тем более что… — Она ловит взгляд Кэролайн. — …у тебя восьмой размер.

И обе разражаются истерическим хохотом.

— Спасибо, Артемис, — сухо отвечаю я. — Ты очень добра.

— Иду за кофе! — объявляет Фергюс, вставая. — Кому принести?

— Мне лучше «Харвиз бристол крим»! — громко просит Ник.

— Ха-ха, — говорю я тихо.

— О, Эмма, я совсем забыл, — добавляет Ник, вразвалочку подходя к моему столу. — В администрации новая секретарша. Видела? Это что-то!

Он многозначительно подмигивает, но я отвечаю непонимающим взглядом. До меня в самом деле не сразу доходит.

— А причесочка! Каждая прядка торчит отдельно! Не говоря уж о дангери![40] Просто класс!

— Заткнись! — бешено кричу я, заливаясь краской — Я не… не… отвалите вы все!

Дрожащими от злости руками быстро удаляю сообщения Джека. Ничего он не заслуживает. Никаких шансов!

Вскакиваю и, тяжело дыша, вылетаю из комнаты. Бегу в туалет, захлопываю за собой дверь и прислоняюсь горячим лбом к зеркалу. Внутри, как лава, кипит ненависть к Джеку Харперу. Имеет ли он хоть какое-то понятие, что мне приходится выносить? Имеет ли хоть малейшее представление, что сделал со мной?

— Эмма! — зовет кто-то. Я вздрагиваю, готовая к худшему.

Я и не слышала, как вошла Кэти. Она стоит за моей спиной с косметичкой в руках. Ее лицо отражается в зеркале рядом с моим… и она не улыбается. Совсем как в фильме «Роковая страсть».

— Значит, — сдавленно начинает она, — ты не любишь вязаные вещи.

О Боже! О Боже! Что я натворила? Взбаламутила тот тихий омут, который до сих пор назывался «Кэти». Не буди лиха… И что теперь? А вдруг она пронзит меня спицей?!

— Кэти, — отвечаю я, и сердце мое бешено колотится. — Кэти, пожалуйста, послушай… я никогда не говорила…

— Эмма, и не пытайся, — повелительно поднимает руку Кэти. — Нет смысла. Мы обе знаем правду.

— Он ошибся, — быстро говорю я. — Все напутал! То есть… дело в том, что я не люблю… вязать. Ну, знаешь, столько возни, и нитки пугаются…

— Вчера я очень расстроилась, — перебивает меня Кэти с жутковатой улыбкой. — Но после работы сразу пошла домой и позвонила маме. И знаешь, что она мне сказала?

— Ч-что? — заикаюсь я.

— Что… что тоже не любит вязаные вещи.

— Как это?

Я круто разворачиваюсь и открываю рот. От изумления. Потому что сказать мне нечего.

— И бабушка тоже.

Сейчас, с раскрасневшимся лицом, моя подруга похожа на прежнюю Кэти.

— И остальные мои родственники. Они все это время притворялись. Совсем как ты. Теперь я все понимаю! — возбужденно тараторит она. — Знаешь, на прошлое Рождество я связала бабушке покрывало на диван, а она вскоре сказала, что его украли взломщики. Но спрашивается, каким это взломщикам понадобилось вязаное покрывало?

— Кэти… прямо не знаю, что сказать…

— Эмма, почему ты не призналась мне раньше? Столько лет! Столько лет делать дурацкие подарки людям, которым они не нужны!

— О Боже, Кэти! Мне так жаль! — покаянно шепчу я. — Так жаль. Я просто… не хотела тебя обижать.

— Да-да, понимаю. Ты была очень добра ко мне. Но я-то чувствую себя полной дурой!

— Представляю. И не только ты. Считай, нас двое, — сообщаю я сухо.

Дверь распахивается, и на пороге появляется Венди из бухгалтерии.

Неловкая пауза.

Венди смотрит на нас, открывает рот, закрывает и исчезает в свободной кабинке.

— Как ты? В порядке?

— В полном, — пожимаю я плечами. — Видишь ли…

Еще бы! В таком порядке, что прячусь в туалете, лишь бы не столкнуться с кем-то из сослуживцев.

— Ты говорила с Джеком? — нерешительно спрашивает она.

— Нет. Он послал мне идиотские цветы. Намек такой — значит, теперь все о'кей. Скорее всего даже не сам их заказывал. Попросил Свена.

В унитазе журчит вода, и из кабинки возникает Венди.

— Ну… вот эта тушь, о которой я говорила, — поспешно сообщает Кэти, вручая мне тюбик.

— Спасибо. Говоришь… она в самом деле удлиняет и увеличивает объем?

Венди закатывает глаза.

— Не стесняйтесь! Я все равно не слушаю. — Она моет руки, вытирает, все это время буквально поедая меня глазами. — Значит, Эмма, ты встречаешься с Джеком Харпером?

— Нет, — коротко отвечаю я. — Он использовал меня, предал, и, честно говоря, я буду счастлива никогда больше его не видеть.

— Да будет тебе! — жизнерадостно щебечет она. — На всякий случай, если все-таки снова заговоришь с ним, не упомянешь, что я хочу перейти в отдел связей с общественностью?

— Что? — глухо переспрашиваю я.

— Да просто скажи между прочим, что я умею общаться с людьми и вполне подойду для работы в этом отделе.

Между делом? И как она это представляет? Думает, я скажу: «Больше не желаю тебя видеть, Джек, но, кстати, Венди считает, что вполне справится с работой в отделе по связям с общественностью»?

— Не уверена, — отвечаю я наконец. — Вряд ли я смогу.

— Знаешь, я считаю, что с твоей стороны это чистый эгоизм! — заявляет Венди оскорбленно. — Я лишь прошу тебя, если, конечно, случай подвернется, упомянуть, что хотела бы перейти туда. Упомянуть! Ненавязчиво! Неужели так трудно?

— Венди, отвали! — шипит Кэти. — Оставь Эмму в покое!

— Я ведь только спросила! — не унимается Венди. — Похоже, ты здорово задрала нос. Считаешь себя выше других?

— Нет! — потрясение восклицаю я. — Это не так…

Но Венди уже выплывает из туалета.

— Супер! — Голос мой дрожит. — Просто супер! Теперь меня еще и возненавидят!

Резко выдыхаю и смотрю на свое отражение. До сих пор не могу осознать, что все так перевернулось! Все, во что я верила, оказалось ложью. Мой идеальный мужчина цинично использовал меня. Мой волшебный роман — сплошное надувательство. Я в жизни не была так счастлива. И вот в один миг превратилась в глупое, униженное, всеобщее посмешище.

О Боже. Опять глаза саднит.

— Что с тобой, Эмма? — волнуется Кэти, сокрушенно глядя на меня. — Вот, возьми салфетку. — Она роется в сумочке. — И гель для глаз.

— Спасибо, — всхлипываю я. Смазываю гелем глаза и заставляю себя дышать глубоко, пока не успокаиваюсь окончательно.

— А по-моему, ты очень храбрая, — неожиданно говорит Кэти. — Честно говоря, удивительно, как ты смогла сегодня прийти. У меня бы духу не хватило.

— Кэти, — отвечаю я, поворачиваясь к ней. — Вчера все мои интимные секреты разгласили на всю страну. — Скажи, что может быть унизительнее этого?

— Вот она! — раздается звенящий голос, и в туалет врывается Кэролайн. — Эмма, тебя хотят видеть родители!


Нет. Не верю. Не верю!

У моего письменного стола в самом деле стоят родители! На папуле модный серый костюм, а мама нарядилась в белый жакет, синюю юбку и… вроде как держит букетик цветов!

Весь офис глазеет на них как на инопланетян.

Нет, не так. Все головы дружно повернулись, чтобы уставиться на меня!

— Привет, ма, — говорю я, почему-то вмиг охрипнув. — Привет, па.

Что они здесь делают?

— Эмма! — восклицает папуля, безуспешно стараясь принять обычный жизнерадостный вид. — Мы тут подумали… и решили заглянугь.

— Ну да, — ошеломленно киваю я. Все как обычно. Ну шли… ну заглянули. Что тут такого?

— И принесли тебе маленький подарок, — весело добавляет мамуля. — Цветы. Поставишь на стол. — Она неловко кладет букет. — Взгляни на стол Эммы, Брайан! Сколько тут всего! А… а вот и компьютер!

— Великолепно! — поддакивает папуля, поглаживая столешницу. — Очень… в самом деле, прекрасный стол!

— А это твои друзья? — спрашивает мама, улыбаясь присутствующим.

— Вроде бы, — бурчу я, свирепо глядя на сияющую Артемис.

— Мы только вчера говорили, — продолжает мама, — что ты должна гордиться собой! Работаешь на такую большую компанию! Уверена, многие девушки позавидовали бы такой карьере! Правда, Брайан?

— Совершенная, — отвечает папуля убежденно. — Ты многого достигла, Эмма!

Я так растерялась, что боюсь открыть рот. Встречаюсь глазами с папой, и он отвечает неловкой улыбкой. А руки мамы слегка дрожали, когда она клала букет.

Я с потрясением сознаю, что они нервничают. Мои родители нервничают!

И тут из кабинета выходит Пол.

— Итак, Эмма, — начинает он, вскидывая брови, — у тебя посетители?

— Гм… да. Пол, это… гм… мои родители, Брайан и Рейчел…

— Очень рад, — замечает Пол вежливо.

— Не хотелось бы никого беспокоить, — торопливо заверяет мамуля, — но…

— Ну что вы, какое беспокойство, — кивает Пол, награждая ее неотразимой улыбкой. — К сожалению, комната, которая обычно используется для семейных встреч, сейчас ремонтируется.

— Вот как… — лепечет мама, не совсем понимая, в шутку он это или всерьез. — О Господи!

— В таком случае, Эмма, может, ты пригласишь родителей… скажем так — на ранний ленч?

Смотрю на часы. Без четверти десять.

— Спасибо, Пол, — с благодарностью выдыхаю я.


Не может быть. Не может этого быть. Полнейший сюрреализм.

Сейчас середина утра. Я должна быть на работе. А вместо этого иду по улице вместе с родителями, гадая, что же мы намереваемся сказать друг другу. Я вообще не помню, когда такое было в последний раз: только родители и я. Ни деда, ни Керри, ни Нева. Мы словно вернулись в прошлое, на пятнадцать лет назад.

— Можно зайти сюда, — предлагаю я, указывая на итальянское кафе.

— Прекрасная мысль! — с жаром восклицает отец, открывая дверь. — Кстати, вчера мы видели по телевизору твоего друга Джека Харпера.

Последняя фраза сказана чересчур небрежно.

— Он мне не друг, — резко отвечаю я, и родители переглядываются.

Мы садимся за деревянный столик. Официант раздает меню. Все молчат.

О Боже! Теперь уже я начинаю нервничать.

— Значит… — начинаю я и сразу же осекаюсь. Очень хочется спросить, зачем они здесь. Но это было бы немного грубо, верно ведь?

— Что привело вас в Лондон? — спрашиваю я вместо этого.

— Подумали, что неплохо бы навестить тебя, — поясняет мамуля, внимательно читая меню. — Может, взять просто чашку чаю… или… что это? Фраппе?[41]

— Я хочу обычного кофе, — хмурится папуля. — Здесь можно получить обычный кофе?

— Если нет, придется пить капуччино. Снимешь пену ложкой, — командует мама. — Или эспрессо. Попросишь не добавлять горячей воды.

Ушам своим не верю! Они проехани двести миль. И теперь мы так и будем сидеть и обсуждать напитки?!

— Кстати, совсем забыла, — будничным тоном говорит мамуля. — Мы кое-что купили тебе, Эмма. Верно, Брайан?

— Вот как? — удивляюсь я. — И что же?

— Машину, — сообщает мама и обращается к официанту: — Мне, пожалуйста, капуччино, моему мужу — фильтрованный кофе, если такое возможно, а Эмме…

— Машину? — не удерживаюсь я.

— Машину, — повторяет официант-итальянец, с подозрением поглядывая на меня. — Вам кофе?

— Д-да… капуччино, пожалуйста, — рассеянно отвечаю я.

— И разных пирожных, — добавляет мама. — Grazie![42]

— Ma… — Я хватаюсь за голову. — Ма, то есть как это — машину?

— Совсем маленькую. Тебе необходима машина. В наше время небезопасно ездить автобусом. Дедушка совершенно прав!

— Но… но мне машина не по карману, — теряюсь я. — Я даже… И как насчет денег, которые я вам должна? Как насчет…

— Забудь о деньгах! — отмахивается отец. — Начинаем с чистой страницы.

Нет, я окончательно сбита с толку! Как же…

— Но мы не можем! Я должна вам еще…

— Забудь о деньгах, — повторяет папуля с неожиданным раздражением — Я хочу, чтобы ты усвоила: долга больше нет. Совсем. Ни пенни.

Но я все еще не могу прийти в себя и перевожу смущенный взгляд с папы на маму. Потом снова на папу. И очень-очень медленно — опять на маму.

Все это крайне странно. И в то же время кажется, что мы впервые за много лет видим друг друга в истинном свете. Как будто встретились после долгой разлуки и здороваемся. И… вроде как действительно начинаем все сначала.

— Мы вот тут думали: как насчет небольшого отпуска в будущем году? — спрашивает мамуля. — С нами.

— Только… мы трое? — уточняю я.

— Только мы трое, — подтверждает мама, нерешительно улыбаясь. — Вот было бы весело! Правда, если у тебя другие планы, мы не обидимся.

— Нет! Я поеду! Обязательно! Но… что… — Я не могу заставить себя произнести имя Керри.

Родители снова переглядываются и отводят глаза.

— Керри шлет тебе привет, дорогая! — бодро сообщает мамуля и громко откашливается. — Знаешь, она, по-моему, хотела поехать в Гонконг. Погостить у отца. Они не виделись уже лет пять. Может, им самое время… немного побыть вместе.

— Верно, — киваю я. — Хорошая мысль.

Невероятно! Просто невероятно! Все переменилось. Как будто чья-то невидимая рука подбросила в воздух нашу семью, перемешала и стерла прошлое. Ничто уже не будет как раньше.

— Эмма, мы чувствуем, — начинает отец и замолкает. — Мы чувствуем, что, возможно, не всегда замечали… — Он осекается и энергично трет кончик носа.

— Капуччино, — объявляет официант, ставя передо мной чашку. — Фильтрованный кофе… капуччино… пирожное с кофейным кремом… лимонное пирожное… шоколадное…

— Спасибо, — перебивает мамуля. — Большое спасибо. Теперь мы сами управимся.

Официант снова исчезает, и она оборачивается ко мне:

— Эмма, мы хотим сказать, что… что очень гордимся тобой.

О Боже. О Боже, я сейчас заплачу!

— Правда? — выдавливаю я.

— Да, — подхватывает па. — То есть мы оба, твоя мать и я, мы всегда… и всегда будем… мы оба…

Он останавливается, тяжело дыша. Я боюсь слово вымолвить.

— Я пытаюсь сказать, Эмма, поскольку мы уверены, что ты… и уверен, что мы… все… и что… — Он нервно промокает потное лицо салфеткой. — Дело в том, что… что…

— О, Брайан, да просто скажи своей дочери, что ты ее любишь. Хоть раз в своей чертовой жизни! — кричит мамуля.

— Я… я люблю тебя, Эмма, — сдавленно произносит отец. — О Иисусе. — И что-то смахивает с ресниц.

— Вот видишь! — всхлипывает мама, тыча платком в глаза. — Я знала, что приезд сюда не был ошибкой!

Она хватает меня за руку, я вцепляюсь в руку отца. И мы трое неловко обнимаемся.

— Знаете, все мы священные звенья в вечном круге жизни, — шепчу я во внезапном приливе чувств.

— Что? — Родители ошарашенно смотрят на меня.

— Э-э… не важно. Не обращайте внимания.

Я высвобождаю руку, делаю глоток капуччино, поднимаю глаза.

И сердце едва не останавливается.

На ступеньках кафе стоит Джек.

Copyright © 2023. All rights Reserved.