Geum.ru

astike ru

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   27

19


В последующие две недели ничто не может рассеять мою эйфорию. Ничто. Я вплываю в отдел на пушистом облаке, и весь день с моего лица не сходит счастливая улыбка. Отсидев за компьютером, я уношусь домой на том же самом облаке. Саркастические замечания Пола отскакивают от меня как от стенки горох. Я даже не замечаю, что Артемис представляет меня посетителям из рекламного агентства как свою личную секретаршу. Пусть болтают что хотят! Зато они не знают, что Джек прислал мне очередную короткую смешную записку по электронной почте! И уж точно понятия не имеют, что парень, который тут самый главный, влюблен в меня. В Эмму Корриган. В жалкого стажера.

— Разумеется, я несколько раз всесторонне обсуждала этот вопрос с Джеком Харпером, — говорит Артемис по телефону, пока я привожу в порядок шкаф с эскизами. — Ну да. Он, как и я, считает, что концепцию необходимо изменить.

Ну что за чушь! Никогда и ничего она с Джеком не обсуждала! Меня так и подмывает немедленно послать ему сообщение и доложить, что она козыряет его именем!

Правда, это было бы немного подло.

Кроме того, Артемис не единственная, кто так делает. Всякий, так или иначе, старается упомянуть о Джеке. Стоило ему уехать, как буквально каждый клянется, что именно он-то и стал лучшим другом Джека Харпера. И что именно его идеи Джек посчитал блестящими, следовательно, достойными воплощения.

Каждый… кроме меня. Я сижу тихо, как мышка. Вообще не произношу его имени.

Отчасти потому, что, если и произнесу, тут же покраснею до ушей, или выдам идиотскую улыбочку во весь рот, или еще что-нибудь. Отчасти потому, что в душе уверена: уж если начну говорить о Джеке, то не смогу остановиться. И это ужасное чувство не дает мне покоя. К счастью, никто не дает себе труда заговорить со мной о Джеке. И это понятно. Что может знать о нем какой-то мелкий стажер?!

— Эй! — внезапно восклицает Ник, отрываясь от телефона. — Джек Харпер будет выступать по телевидению.

— Что?! — громко вскрикиваю я.

Джек будет выступать по телевидению? Почему же ничего не сказал мне?

— Интересно, телевизионщики приедут сюда, в офис, или как? — спрашивает Артемис, приводя в порядок волосы.

— Не знаю.

— О'кей, ребята, — объявляет Пол, выходя из своего кабинета. — Джек Харпер дал интервью «Бизнес уоч». Начало в двенадцать. В большом конференц-зале установлен телевизор. Кто хочет, может посмотреть. Только кому-то нужно отвечать на звонки. — Его взгляд падает на меня. — Эмма, ты можешь остаться.

— Что? — переспрашиваю я, растерявшись.

— Можешь остаться и отвечать на звонки, — терпеливо объясняет Пол. — Договорились?

— Нет! То есть я тоже хочу смотреть, — в отчаянии отбиваюсь я. — Пусть посидит кто-нибудь другой! Артемис, ты не можешь остаться?

— Только не я! Эмма, в самом деле, нельзя же быть такой эгоисткой! И тебе это вовсе не интересно!

— Интересно!

— Тебе? С чего это вдруг? — закатывает глаза Артемис.

— С того! Он и мой босс тоже!

— Ну как же! — ехидно хмыкает Артемис. — Смею надеяться, между нами все-таки есть некоторая разница! Не говоря уж о том, что вы с Джеком едва ли перемолвились двумя словами.

— Неправда! — вырывается у меня, прежде чем я успеваю прикусить язык. — Я… я… — И тут мое лицо предательски краснеет. — Как-то меня позвали на совещание и…

— И ты подносила ему чай? — издевается Артемис, многозначительно переглядываясь с Ником.

В этот момент я готова ее разорвать. Кровь так сильно бьется в ушах, что я почти ничего не слышу. И только лихорадочно пытаюсь придумать остроумную уничтожающую реплику, которая бы поставила ее на место.

— Довольно, Артемис, — вмешивается Пол. — Эмма, ты остаешься, и на этом точка.

* * *

Без пяти двенадцать офис стремительно пустеет. Никого, кроме меня, залетной мухи и жужжащего факса. Я уныло роюсь в ящике стола, достаю шоколадку и, пропадай все пропадом, пачку «Флейкс».[36] Едва успеваю развернуть шоколадку и откусить кусок побольше, как раздается звонок.

— Все в порядке, — доносится голос Лиззи. — Я поставила кассету и включила видео.

— Спасибо, Лиз, — отвечаю я с набитым ртом. — Ты настоящая подруга.

— Какая обида, что тебя даже не пустили посмотреть!

— Да, ужасно несправедливо, — вздыхаю я, откусывая шоколадку.

— Не обращай внимания и не расстраивайся! Вечером вместе посмотрим. Джемайма тоже собралась записать передачу на видео, так что в любом случае мы ничего не упустим.

— Что это она делает дома? — удивляюсь я.

— Притворилась больной и решила оттянуться дома. Да, знаешь, твой отец звонил, — осторожно добавляет Лиззи.

— Вот как? — морщусь я. — И что он сказал?

Мне становится не по себе. После того скандала я еще не разговаривала с родителями. Не смогла себя заставить. Все это слишком болезненно и неприятно, а кроме того, насколько я понимаю, они полностью на стороне Керри.

Поэтому, когда папуля позвонил в понедельник, я отговорилась ужасной занятостью и пообещала перезвонить позже, хотя, конечно, и не думала это делать. И вот теперь опять.

Рано или поздно все равно придется с ними поговорить. Но не сейчас. Пусть ничто не омрачает моего счастья.

— Он видел анонс насчет интервью, — продолжает Лиззи. — Узнал Джека и спрашивал, слышала ли ты о передаче. И еще… — Она замолкает, потом продолжает: — Еще передал, что очень хочет о многом поговорить с тобой.

— Вот как?

Я упрямо смотрю в блокнот, где уже успела обвести спиралью телефонный номер, который мне предлагалось записать.

— Во всяком случае, он и твоя мама хотели посмотреть. И дедушка тоже.

— Отпад. Просто отпад. Всем на свете больше делать нечего, кроме как смотреть Джека по телевизору. Все прилипли к экранам. Кроме меня.

Кладу трубку и иду налить себе кофе из нового автомата, который послушно выдает очень неплохой cafe au lait.[37] Возвращаюсь, оглядываю притихшую комнату и поливаю апельсиновым соком паучник Артемис. И для пущего эффекта добавляю немного проявителя для фотокопировального аппарата.

Мне тут же становится стыдно. Ну в чем провинилось несчастное растение? Тьфу ты, глупость какая!

— Прости, — громко говорю я, касаясь листочка. — Беда в том, что твоя хозяйка — настоящая стерва. Но ты, вероятно, это понимаешь.

— Беседуешь со своим таинственным незнакомцем? — гремит саркастический голос. Я испуганно оборачиваюсь и вижу стоящего в дверях Коннора.

— Коннор! Что ты здесь делаешь?

— Иду смотреть интервью. Вот, хотел по пути перекинуться словечком.

Он входит в комнату, и я немного ежусь под его осуждающим взглядом.

— Итак, ты лгала мне!

О черт! Неужели догадался? Или что-то заметил во время Дня семьи?

— Я только что потолковал по душам с Тристаном из отдела дизайна. — Негодование в голосе Коннора нарастает с каждым словом, достигая угрожающих размеров. — Он гей! Ты встречаешься вовсе не с ним, верно?

Он что, спятил? Неужели кто-то может всерьез поверить, будто я встречаюсь с Тристаном? Ведь этот самый Тристан не мог бы выглядеть голубее, даже если бы носил леггинсы с леопардовым рисунком, пользовался помадой и напевал при этом хиты Барбры Стрейзанд! Да каждому за километр видно, кто он такой!

— Нет, — подтверждаю я, умудряясь сдержать смех. — Я не встречаюсь с Тристаном.

— Ну что ж… — Коннор кивает с таким видом, словно выиграл тысячу очков и теперь не знает, что с этим делать. — Что ж. Только не понимаю, зачем тебе понадобилось мне лгать. — Он с видом оскорбленного достоинства вскидывает подбородок. — Это все. Просто я думал, что мы могли бы быть немного честнее друг с другом.

— Коннор… Коннор! Просто все это… как бы тебе сказать… немного запутано… ясно?

— Как нельзя более. Ладно, Эмма, это твоя лодка.

Следует небольшая пауза.

— Моя… что? — переспрашиваю я. — Лодка?!

— Ну, ворота, — раздраженно поясняет он. — Мяч в твоих воротах.

— Конечно, конечно, — поспешно соглашаюсь я, опасаясь разозлить его. — Э… разумеется. Буду иметь в виду.

— Прекрасно. — Прежде чем удалиться, он снова окидывает меня взглядом незаслуженно обиженного.

— Погоди! — кричу я вслед. — Погоди минутку! Коннор, ты можешь сделать мне огромное одолжение?

Подождав, пока он обернется, я делаю умоляюще-умильное лицо.

— Ты не согласишься посидеть на телефонах, пока я быстренько сбегаю и послушаю интервью Джека Харпера?

Понимаю, конечно, в данный момент Коннора никак не назовешь моим горячим поклонником номер один. Но разве есть у меня другой выход?!

— Что?! — изумляется Коннор.

— Не мог бы ты посидеть на телефонах? Всего полчасика! Я была бы тебе невероятно благодарна…

— Подумать страшно, что ты вообще способна просить меня о таком! — качает головой Коннор. — И это после всего, что было? Кроме того, тебе отлично известно, как много значит для меня Джек Харпер! Просто не понимаю, что с тобой!


После демонстративного ухода Коннора я добрых двадцать минут еще сижу в офисе. Принимаю несколько телефонограмм для Пола, одну для Ника и одну для Кэролайн. Подшиваю пару писем. Надписываю адрес на паре конвертов. И вдруг ощущаю, что с меня хватит.

Какая глупость! Больше, чем глупость! Я люблю Джека. Он любит меня. И мне следует быть там. Поддержать его! Хотя бы издалека!

Беру свой кофе и бегу по коридору. Конференц-зал набит людьми, но я умудряюсь пробраться вперед и протиснуться между двумя типами, которые даже не смотрят на экран, а обсуждают футбольный матч.

— Что ты здесь делаешь? — шипит Артемис, когда я оказываюсь рядом. — А телефоны?

— Налогообложение невозможно без представления декларации, — хладнокровно парирую я, возможно, не совсем к месту (я даже не вполне понимаю, что это означает, зато теперь она растерянно замолкает).

Я вытягиваю шею, пытаясь рассмотреть картинку поверх голов. Вот он! Сидит в студии, в своих обычных джинсах и белой футболке. На ярко-синем фоне выделяются крупные буквы: «БИЗНЕС-ИДЕИ». Напротив расположились два шустрых интервьюера, мужчина и женщина.

Вот он. Тот, кого я люблю.

До меня вдруг доходит, что я впервые вижу Джека после той ночи, когда мы занимались сексом. Такое знакомое родное лицо… а темные глаза блестят в лучах прожекторов.

О Боже. Как хочется поцеловать его!

Если бы здесь никого не было, я бы подошла к экрану и поцеловала его. Честно-честно!

— О чем его спрашивали? — шепчу я Артемис.

— Говорили о его работе. Творческих идеях, партнерстве с Питом Ледлером и все прочее.

— Тише! — ворчит кто-то.

— Конечно, когда Пит умер, пришлось нелегко. Всем нам, — говорит Джек. — Но в последнее время… В последнее время моя жизнь внезапно переменилась, и я снова обрел вдохновение. И нужно сказать, я счастлив.

По моей спине пробегает озноб.

Это он обо мне? Наверняка! Я перевернула его жизнь! О Боже! Это куда романтичнее, чем «меня охватила страсть»…

— Вы уже укрепились на рынке энергетических напитков, — говорит ведущий. — И теперь хотите пробиться на рынок женских товаров?

Что?

По комнате пробегает шепоток. Кое-кто начинает оборачиваться.

— Мы собираемся расширяться? Женские товары?

— С каких это пор?

— Собственно говоря, я так и знала, — самодовольно объявляет Артемис. — Очень узкий круг посвященных с самого начала был в курсе дела…

Я немедленно вспоминаю тех людей в офисе Джека. Так вот что означали яичники! Господи, до чего же волнительно! Новое предприятие!

— Не могли бы вы подробнее рассказать нам об этом? — просит ведущий. — Речь идет о безалкогольном напитке, предназначенном специально для женщин?

— Пока еще рано говорить. Но мы планируем выпуск целой линии. Напитки, одежда, косметика. У наших сотрудников прекрасное творческое видение. И мы горим желанием поскорее приступить к делу, — улыбается Джек.

— И каким же будет ваш рынок на этот раз? — спрашивает ведущий, справившись с записями. — Ваши усилия нацелены на спортсменок?

— Нет. Скорее на… девушку с улицы.

— Девушку с улицы? — Ведущая порывисто выпрямляется и приподнимает брови. — И что вы под этим подразумеваете? — спрашивает она со слегка оскорбленным видом. — Кто эта девушка с улицы?

— Ей лет двадцать с небольшим, — отвечает Джек, чуть помолчав. — Работает в офисе, ездит на работу в метро, ходит на свидания по вечерам и возвращается ночными автобусами. Просто обычная, ничем не примечательная девушка.

— Но таких тысячи! — вставляет мужчина с улыбкой.

— Кроме того, марку «Пэнтер» всегда связывали с мужским рынком, — перебивает женщина, скептически усмехаясь. — С соперничеством. С чисто мужскими ценностями. И вы действительно считаете, что сможете переключиться на рынок женских товаров?

— Мы провели кое-какие исследования, — учтиво отвечает Джек, — и считаем, что знаем наших потребителей.

— Исследования! — фыркает она. — Похоже, мужчинам в очередной раз захотелось объяснить женщинам, чего те хотят.

— Мне так не кажется, — возражает Джек по-прежнему весело, но я замечаю пробежавшую по лицу легкую тень раздражения.

— Множество компаний безуспешно пытались переключиться на другой рынок. Почему вы решили, что не пополните их число?

— Я абсолютно уверен, что нам это удастся.

Я готова лопнуть от злости.

Боже, почему она так агрессивна? Ну конечно, Джек знает, что делает!

— Вы собираете массу женщин в группы по интересам, задаете пару вопросов и воображаете, будто в результате получаете нужную информацию?

— Уверяю вас, это лишь фрагмент общей картины, — спокойно парирует Джек.

— О, бросьте! — восклицает женщина, откидываясь на спинку стула и складывая руки на груди. — Может ли компания вроде «Пэнтер» и такой человек, как вы, действительно проникнуться психологией, как вы говорите, обычной, ничем не примечательной девушки?

— Могу! — кивает Джек, глядя ей прямо в глаза. — Потому что знаю такую девушку.

— Знаете?!

— Именно. Я знаю, кто она. Знаю ее вкусы. Знаю, какие цвета она предпочитает. Что она ест. Что пьет. У нее двенадцатый размер, но она мечтает о десятом. Она… — Он широко раскидывает руки, слоимо подбирая нужные слова. — Она ест на завтрак «Чириоз»[38] и макает «Флейко» в свой капуччино.

Я с удивлением смотрю на собственную руку, держащую фигурку «Флейкс». Черт, я уже собиралась окунуть ее в чашку! И… и сегодня утром я ела «Чириоз».

— Нас повсюду окружают образы идеальных, красивых, совершенных людей, — оживленно продолжает Джек. — Но эта девушка реальна. Бывают дни, когда прическа не получается. А иногда, наоборот, волосы сами собой ложатся как надо. Она носит стринги, хотя находит их крайне неудобными. Составляет графики ежедневных упражнений и тут же о них забывает. Делает вид, что читает специальную литературу, но прячет в ней модные журналы.

Я непонимающе смотрю на экран.

По…погодите! Уж очень знакомо звучит!

— Очень похоже на Эмму, — хихикает Артемис. — Я сама видела, как ты вложила «О'кей» в «Маркетинг уик».

Она с издевательским смехом поворачивается ко мне, и тут ее взгляд падает на «Флейкс».

— Она любит красиво одеваться, но отнюдь не рабыня моды, — продолжает Джек. — Чаще всего носит джинсы…

Артемис молча тычет пальцем в мои «Ливайсы».

— …втыкает цветы в волосы…

Я, как во сне, поднимаю руку и дотрагиваюсь до тряпичной розы в волосах.

Он не…

Это не обо…

— О… мой… Бог… — медленно произносит Артемис.

— Что? — тут же любопытствует Кэролайн, и стоит ей понять, куда смотрит Артемис, как ее безмятежное личико вытягивается.

— О Боже, Эмма! Да это ты?

— Глупости, — отмахиваюсь я, но голос предательски срывается.

— Это ты!

Те, кто стоит поближе, подталкивают друг друга и оборачиваются.

— Она читает по пятнадцать гороскопов в день и выбирает тот, который больше нравится… — звучит монотонный голос Джека.

— Это ты! Точно ты!

— …просматривает аннотации серьезных книг и хвастается, что читала их…

— Так и знала: ты не осилила «Большие ожидания»! — объявляет Артемис торжествующе.

— …обожает сладкий херес.

— Сладкий херес? — с ужасом переспрашивает Ник. — Ты это серьезно?

— Это Эмма, — повторяют окружающие. — Эмма Корриган!

— Эмма? — Кэти недоверчиво смотрит на меня. — Но… но…

— Это не Эмма! — неожиданно вступается Коннор с громким смехом. Он стоит в противоположном конце конференц-зала, прислонившись к стене. — Что за вздор! Прежде всего, у Эммы восьмой размер. И уж никак не двенадцатый!

— Восьмой? — усмехается Артемис.

— Восьмой? — заходится от смеха Кэролайн. — Ну да, как же!

— Разве у тебя не восьмой размер? — удивляется Коннор. — Но ты говорила…

— Я… говорила…

Мое лицо пылает, как раскаленная печь.

— Но я… я…

— И ты в самом деле покупаешь одежду в секонд-хэнде и всем говоришь, что она новая? — оживляется Кэролайн, отводя глаза от экрана.

— Нет! — оправдываюсь я. — То есть… может быть… иногда…

— Она весит сто тридцать пять фунтов, но уверяет, что сто двадцать пять, — звучит голос Джека.

Что? Что?!!

Я сжимаюсь, как от удара.

— Неправда! — яростно ору я в экран. — Какие сто тридцать пять?! Я вешу… около ста двадцати восьми с половиной…

Я осекаюсь. Потому что все пялятся на меня.

— …ненавидит вязаные вещи…

Громкий стон проносится по комнате.

— Ты ненавидишь вязаные вещи? — словно издалека доносится ошеломленный голос Кэти.

— Нет! — в ужасе бормочу я. — Это неправда! Я люблю вязанье, особенно крючком! Ты же знаешь!

Но Кэти уже яростно проталкивается к выходу.

— Она плачет, слушая «Карпентерз», — перечисляет Джек. — Любит группу «АББА», терпеть не может джаз…

О нет, онетонетонет…

Коннор взирает на меня с таким видом, словно я собственной рукой вонзила нож ему в сердце.

— Ты не выносишь… джаз?!


Да, это как один из тех снов, в котором все видят твои трусики и хочется бежать, но не можешь. Вот я и не могу оторваться от экрана. Корчусь от стыда и унижения, но взгляд словно прикован к лицу Джека, неумолимо продолжающего вещать…

Все мои секреты. Все мои маленькие, постыдные, тщательно скрываемые секреты. Разоблачены перед всем светом. Рассказаны во весь голос. Несутся из динамиков телевизора. И я в таком шоке, что почти ничего не соображаю. Как будто все это происходит не со мной.

— …Надевает «счастливое» белье на первое свидание, тайком заимствует у соседки дорогие туфли и выдает за собственные… врет, что занимается кикбоксингом, не разбирается в религии, волнуется, что ее грудь слишком мала…

Я закрываю глаза, не в силах больше выносить все это. Моя грудь. Он упомянул о моей груди. По телевизору.

— …разыгрывает утонченную, умудренную жизнью особу, но на ее кровати…

Я неожиданно слабею от страха.

Нет. Нет. Пожалуйста, только не это. Пожалуйста, пожалуйста…

— …лежит покрывало с изображением Барби.

Взрыв хохота сотрясает комнату, и я закрываю лицо руками. Это последняя капля. Никто не должен был знать о моем покрывале. Никто на свете.

— Она сексуальна? — спрашивает ведущий, и мое сердце болезненно сжимается.

Я открываю глаза, изнемогая от дурного предчувствия. Что он скажет?

— Очень. — кивает Джек, и комнату захлестывает новая волна возбуждения. — Это современная девушка, которая носит кондомы в сумочке.

Да уж, каждый раз, когда я думаю, что хуже уже быть не может, меня ждет сюрприз покруче!

И моя мать смотрит это. Моя мамуля!

— Вероятно, она еще не реализовала все свои потенциальные возможности… может, в глубине души она ощущает неудовлетворенность…

Как теперь смотреть на Коннора? На остальных?

— Кто знает, вдруг она готова экспериментировать… Возможно, она… предается лесбийским фантазиям насчет своей подруги.

Нет! Не надо!

Вот он, настоящий кошмар!

Перед глазами вдруг возникает Лиззи, сидящая перед телевизором и в ужасе прикрывающая ладонью широко раскрытый рот. Она поймет, о ком идет речь. Вот ей уж я точно больше никогда не сумею посмотреть в глаза.

— Это был сон, ясно?! — в отчаянии кричу я, поежившись под перекрестным обстрелом взглядов. — Никакая не фантазия! Это разные вещи!

Больше всего мне сейчас хочется броситься на чертов телевизор, обхватить его руками и заставить замолчать.

Но разве этим добьешься чего-то? В миллионах домов работают миллионы телевизоров. И миллионы людей смотрят эту передачу.

— Она верит в любовь и романтику. Верит, что в один прекрасный день ее ждет нечто чудесное и волнующее. У нее все как у всех. Страхи. Надежды. Тревоги. Иногда она боится. — Джек замолкает и, уже мягче, добавляет: — Иногда она чувствует себя нелюбимой. Уверена, что никогда не добьется похвалы от тех людей, которых считает самыми главными в своей жизни.

Глядя в его серьезное, открытое лицо, я ощущаю, как горят от слез глаза.

— Но она храбра, прямодушна, добросердечна и смело встречает все, что ей готовит судьба. — Он улыбается ведущим. — Я… мне очень жаль. Похоже, я немного увлекся. Не могли бы мы…

Его голос резко обрывается. Что-то говорит ведущий.

Увлекся.

Немного увлекся.

Это все равно что назвать Гитлера несколько агрессивным.

— Джек, большое спасибо за то, что нашли время поговорить с нами, — благодарит ведущий. — На следующей неделе мы поболтаем с обаятельным королем мотивационных видео Эрни Пауэрсом. Еще раз благодарим за…

Последние кадры заставки. Звучит знакомая музыка. Но собравшиеся все еще смотрят на экран. Наконец кто-то протягивает руку и выключает телевизор.

Еще несколько секунд в конференц-зале царит тишина. Все глазеют на меня, словно ожидая каких-то действий: то ли речей, то ли танцев, то ли еще чего. Лица, лица, лица… Сочувственные, любопытные, злорадствующие. И просто: «Вот здорово, что на твоем месте не я».

Теперь точно знаю, что испытывают животные в зоопарке.

Больше в жизни туда не пойду.

— Но… но я не понимаю, — доносится голос из угла конференц-зала, и все дружно, как на теннисном матче, поворачиваются в сторону красного как рак Коннора. Тот не знает, куда деваться от смущения, но все же громко выпаливает: — Не понимаю, откуда Джек Харпер столько всего о тебе знает?

О Боже! Да-да, знаю, у Коннора диплом Манчестерского университета, степень и все такое, но иногда до него плохо доходит.

Коллеги снова поворачиваются в мою сторону.

— Я… — Господи, хоть бы провалиться сквозь землю! — Потому что мы… мы…

Не могу произнести этого вслух. Просто не могу.

Да и ни к чему. Потому что лицо Коннора медленно меняет цвет. Словно он хамелеон.

— Нет! — стонет он, уставясь на меня как на привидение. И не просто какое-то древнее привидение, а как на страшилу великана, с заунывным воем бряцающего цепями в подземелье. — Нет, — повторяет он. — Не верю.

— Коннор, — говорит кто-то, кладя руку ему на плечо, но он резко отстраняется.

— Коннор, мне очень жаль, — беспомощно оправдываюсь я.

— Да ты шутишь! — восклицает какой-то тип, который, очевидно, соображает еще хуже Коннора. Ему только-только растолковали что почем, и теперь он желает знать подробности. — Давно это у вас?

И тут началось! Словно открылись шлюзы. Меня засыпают вопросами. Стоит такой гам, что я даже не слышу своего голоса.

— Именно поэтому он и приехал в Англию? Повидаться с вами?

— Собираетесь пожениться?

— Знаете, по виду не скажешь, что в вас сто тридцать пять фунтов…

— У вас действительно покрывало с Барби на постели?

— А в этой лесбийской фантазии вас было только двое или…

— Вы с Джеком Харпером занимались сексом прямо в офисе?

— И поэтому бросили Коннора?

Мне с ними не справиться. Нужно убираться отсюда. И поскорее.

Не глядя по сторонам, я, пошатываясь, вываливаюсь из комнаты. Бреду по коридору как в тумане, а в голове только одна мысль: взять сумочку и бежать. Немедленно.

Вхожу в пустой отдел маркетинга, где разрываются телефоны. Во мне слишком сильна въевшаяся за год привычка. Ну не могу пройти мимо, и все тут.

— Алло? — выдыхаю я, поднимая первую попавшуюся трубку.

— Значит, так? — слышу разъяренный вопль Джемаймы. — «Тайком заимствует у соседки дорогие туфли и выдает за собственные…» Интересно, чьи это могли быть туфли? А, знаю! Ты брала их у Лиззи!

— Послушай, Джемайма, не могла бы ты… Прости… мне нужно идти, — отвечаю я едва слышно и кладу трубку.

Никаких телефонов. Бери сумочку — и вперед.

Пока я дрожащими руками застегиваю сумку, вошедшие за мной сослуживцы торопливо поднимают трубки.

— Эмма, звонит твой дедушка, — сообщает Артемис, прикрывая рукой мембрану. — Что-то насчет ночного автобуса. Говорит, он никогда больше тебе не поверит.

— Это тебя, Эмма. Из отдела рекламы «Харвиз бристол крим», — вставляет Кэролайн. — Хотят знать, по какому адресу послать тебе в подарок ящик сладкого хереса.

Откуда там узнали мое имя? Как? Неужели уже весь Лондон знает? Или секретарши в справочном успели всем раззвонить?

— Эмма, твой отец! — кричит Ник. — Твердит, что должен срочно с тобой поговорить.

— Не могу, — устало повторяю я. — Ни с кем не могу говорить. Мне нужно… нужно…

Хватаю жакет, вылетаю из офиса и несусь вниз, то и дело сталкиваясь с людьми, идущими из конференц-зала. Их любопытные взгляды жгут меня.

— Эмма!

Едва знакомая женщина по имени Фиона хватает меня за руку. Фиона весит фунтов триста и всегда требует, чтобы кресла были побольше, а дверные проемы делали пошире.

— Не нужно стыдиться своего тела! Гордитесь им! Сама мать-земля наделила вас этим телом! Если захотите посетить наш семинар в субботу…

Я в ужасе вырываю руку и кубарем скатываюсь по мраморным ступенькам. Но на следующей площадке кто-то снова цепляется за меня.

— Эй, не можете сказать, в каких благотворительных магазинах отовариваетесь? — Это девушка, которую я вообще вижу впервые. — По мне, так вы даже очень хорошо одеты…

— Я тоже обожаю кукол Барби! — На моем пути внезапно возникает Кэрол Финч из бухгалтерии. — Может, вместе организуем клуб?

— Я… мне правда нужно идти.

Я отступаю и снова бегу вниз. Но меня одолевают со всех сторон.

— …до тридцати трех мне в голову не приходило, что я лесбиянка…

— …многие не разбираются в религии. Возьмите брошюру нашего кружка по изучению Библии…

— Оставьте меня в покое! — не выдержав, ору я отчаянно. — Все! Оставьте! Меня! В покое!

Мчусь к выходу, но голоса преследуют меня, эхом отдаваясь от мраморных полов. И пока я беспомощно бьюсь в тяжелые стеклянные двери, откуда-то выплывает охранник Дейв и нахально пялится на мою грудь.

— Знаешь, крошка, лично я считаю, она у тебя в самый раз, — ободряюще заявляет он.

Мне наконец удается открыть дверь и оказаться на улице. Я бегу, бегу, бегу…

Когда выбиваюсь из сил, останавливаюсь, плюхаюсь на скамью и закрываю лицо руками.

Меня все еще трясет от пережитого ужаса.

В голове ни единой мысли.

Меня еще в жизни так не унижали.

Copyright © 2023. All rights Reserved.