Художник Ю. Д. Федичкин Винокуров И. Вд непомнящий Н. Н. В49 Кунсткамера аномалий

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   ...   39

запах... на меня веяло крепительной свежестью, как от большой реки, -

и пахло сеном, дымом, коноплей. За долго протянутой нотой последовала

другая, потом третья, но с таким несомненным оттенком, с таким

знакомым, родным переливом, что я тотчас же сказал себе: "Это РУССКИЙ

человек поет русскую песню" - и в то же мгновенье мне все кругом стало

ясно.


XV


Мы находились над плоским берегом. Налево тянулись, ПРЯЛИСЬ в

бесконечность скошенные луга, уставленные громадными скирдами;

направо, в такую же бесконечность


463


дила ровная гладь великой многоводной реки. Недалеко от берега большие

темные барки тихонько переваливались на якорях, слегка двигая остриями

своих мачт, как указательными перстами. С одной из этих барок долетали

до меня звуки разливистого голоса, и на ней же горел огонек, дрожа и

покачиваясь в воде своим длинным красным отраженьем. Кое-где, и на

реке и в полях, непонятно для глаза - близко ли, далеко ли - мигали

другие огоньки; они то жмурились, то вдруг выдвигались лучистыми

крупными точками; бесчисленные кузнечики немолчно стрекотали, не хуже

лягушек понтийских болот - и под безоблачным, но низко нависшим темным

небом изредка кричали неведомые птицы. - Мы в России? - спросил я

Эллис. - Это Волга, - отвечала она. Мы понеслись вдоль берега.


- Отчего ты меня вырвала оттуда, из того прекрасного края? - начал я.

- Завидно тебе стало, что ли? Уж не ревность ли в тебе пробудилась?


Губы Эллис чуть-чутьдрогнули, и в глазах опятьмелькнула угроза... Но

все лицо тотчас же вновь оцепенело. - Я хочу домой, - проговорил я.


- Погоди, погоди, - отвечала Эллис. - Теперешняя ночь-великая ночь.

Она не скоро вернется. Ты можешь быть свидетелем... Погоди.


И мы вдруг полетели через Волгу, в косвенном направлении, над самой

водой, низко и порывисто, как ласточки перед бурей. Широкие волны

тяжко журчали под нами, резкий речной ветер бил нас своим холодным,

сильным крылом... высокий правый берег скоро начал воздыматься перед

нами в полумраке. Показались крутые горы с большими расселинами. Мы

приблизились к ним. - Крикни: "Сарынь на кичку!" - шепнула мне Эллис.

Я вспомнил ужас, испытанный мною при появлении римских призраков, я

4yBCTBOBaJf усталость и какую-то странную тоску, словно сердце во мне

таяло, - я не хотел произнести роковые слова, я знал заранее, что в

ответ на них появится, как в Волчьей Долине Фрейшюца, что-то

чудовищное, - но губы мои раскрылись против воли, и я закричал, тоже

против воли, слабым напряженным голосом: "Сарыкьна кичку!"


464


XVI


Сперва все осталось безмолвным, как и перед римской развалиной, - но

вдруг возле самого моего уха раздался грубый бурлацкий смех - и что-то

со стоном упало в воду и стало захлебываться... Я оглянулся: никого

нигде не было видно, но с берега отпрянуло эхо - и разом отовсюду

поднялся оглушительный гам. Чего только не было в этом хаосе звуков:

крики и визги, яростная ругань и хохот, хохот пуще всего, удары весел

и топоров, треск как от взлома дверей и сундуков, скрип снастей и

колес, и лошадиное скакание, звон набата и лязг цепей, гул и рев

пожара, пьяные песни и скрежещущая скороговорка, неутешный плач,

моление жалобное, отчаянное, и повелительные восклицанья, предсмертное

хрипенье, и удалой посвист, гарканье и топот пляски... "Бей! вешай!

топи! режь! любо! любо! так! не жалей!" - слышалось явственно,

слышалось даже прерывистое дыхание запыхавшихся людей, - а между тем

кругом, насколько глаз доставал, ничего не показывалось, ничего не

изменялось: река катилась мимо, таинственно, почти угрюмо; самый берег

казался пустынней и одичалей - и только. Я обратился к Эллис, но она

положила палец на губы... - Степан Тимофеич! Степан Тимофеич идет! -

зашумело вокруг, - идет наш батюшка, атаман наш, наш кормилец! - Я

по-прежнему ничего не видел, но мне внезапно почудилось, как будто

громадное тело надвигается прямо на меня... - Фролка! где ты, пес? -

загремел страшный голос. - Зажигай со всех концов - да в топоры их,

белоручек!


На меня пахнуло жаром близкого пламени, горькой гарью дыма -ив то же

мгновенье что-то теплое, словно кровь, брызнуло мне в лицо и на

руки... Дикий хохот грянул кругом...


Я лишился чувств - и когда опомнился, мы с Эллис тихо скользили вдоль

знакомой опушки моего леса, прямо к старому дубу...


- Видишь ту дорожку? - сказала мне Эллис, - там, где месяц тускло

светит и свесились две березки?.. Хочешь туда?


Но я чувствовал себя до того разбитым и истощенным, что я мог только

проговорить в ответ: - Домой... домой!.. - Ты дома, - отвечала Эллис.


465


Я действительно стоял перед самой дверью моего дома - один. Эллис

исчезла. Дворовая собака подошла было, подозрительно оглянула меня - и

с воем бросилась прочь. Я с трудом дотащился до постели и заснул, не

раздеваясь.


XVII


Все следующее утро у меня голова болела, и я едва передвигал ноги; но

я не обращал внимания на телесное мое расстройство, раскаяние меня

грызло, досада душила.


Я был до крайности недоволен собою. "Малодушный! - твердил я

беспрестанно, - да, Эллис права. Чего я испугался? как было не

воспользоваться случаем?.. Я мог увидеть самого Цезаря - и я замер от

страха, я запищал, я отвернулся, как ребенок от розги. Ну, Разин - это

дело другое. В качеств" дворянина и землевладельца... Впрочем, и тут,

чего же я,': собственно, испугался? Малодушный, малодушный!.." а


-Да уж не во сне ли я все это вижу? - спросил я ссбц наконец. Я позвал

ключницу, j


- Марфа, в котором часу я лег вчера в постель - иц помнишь?. Щ


- Да кто ж тебя знает, кормилец... Чай, поздно. В су-1 меречки ты из

дома вышел; а в спальне-то ты каблучищами-тО за полночь стукал. Под

самое под утро - да. Вот и третьего дня тож. Знать, забота у тебя

завелась какая.


"Эге-ге! - подумал я. - Летанье-то, значит, не побежит сомнению". -

Ну, а с лица я сегодня каков? - прибизил я


громко.


- С лица-то? Дай погляжу. Осунулся маленько. Да и бледен же ты,

кормилец: вот как есть ни кровинки в лице. Меня слегка покоробило... Я

отпустил Марфу. "Ведь этак умрешь, пожалуй, или сойдешь с ума,

рассуждал я, сидя в раздумье под окном. - Надо это все бросить. Это

опасно. Вот и сердце как странно бьется. А когда я гаю, мне все

кажется, что его кто-то сосет или как будто t i н-'ro что-то сочится,

- вот как весной сок из березы, если во кнуп> в нее топор. А все-таки

жалко. Да и Эллис... Она играет со мной, как кошка с мышью... а

впрочем, едва ли она желает мне зла. Отдамся ей в последний раз -

нагляжусь - а там... Но если она пьет мою кровь? Это ужасно. Притом

такое


быстрое передвижение не может не быть вредным; говорят, и в Англии на

железных дорогах запрещено ехать более ста двадцати верст в час..."


Так я размышлял с самим собою - но в десятом часу вечера я уже стоял

перед старым дубом".


Вот такие необыкновенные полеты в объятиях призрака - полеты и во

времени, и в пространстве - довелось испытать, благодаря полету

фантазии автора рассказа "Призраки", его главному герою. Зададимся же

вопросом: а не сталкиваются ли люди в реальной жизни с чем-либо

подобным?


Сколь это ни покажется странным, но необыкновенный феномен

проникновения как бы за грань времени, похоже, чаще всего связан

именно с призраками, призрачными миражами, привидениями. Иногда

человек встречается с призраками прошлого буквально лицом к лицу,

оставаясь при этом в нашем времени. Но бывает и так, что он сам как бы

переносится в прошлое. При этом воссоздается, соответственно эпохе и

времени, не только облик, поведение и даже психология встреченных там

"иновремян", но вся обстановка и даже сам дух того времени! Самый

знаменитый случай подобного рода - "приключение" двух английских

учительниц в Версале, пережитое ими 10 августа 1901 года. Когда

Тургенев только приступил к созданию "Призраков", до того странного

происшествия оставалось еще целых сорок лет. Итак, что же произошло в

полдень десятого августа первого года нашего столетия?


В тот день двадцатипятилетняя мисс Эн Моберли и тридцативосьмилетняя

Элеонора Джордан, учительницы из Оксфорда, которые прибыли отдохнуть

во Францию, оказались в садах Малого Трианона в Версале, бывшей

резиденции французских королей. Они с путеводителем в руках

пробирались к Малому Трианону, любимому дворцу Марии-Антуанетты,

обезглавленной вместе со своим мужем, королем Франции


466


467


ком XVI, во времена Французской революции в октябре

1793 года.


Чем дальше они шли, тем меньше понимали, где находятся: ничего общего

с указаниями путеводителя! Все вокруг было подобно какой-то

грандиозной декорации из прошлого. Старомодно и необычно выглядели и

вели себя встреченные по пути люди. Затем странная пелена как бы спала

и окружающее приобрело вполне современные черты. По возвращении домой

учительницы подробно записали свои впечатления, а потом предприняли

небольшое историческое расследование и, сопоставив свои впечатления с

документальными свидетельствами, пришли к выводу, что "попали" в 5

августа 1789 года. Другие исследователи полагают, что сцена, увиденная

ими в 1901 году, скорее соответствует времени 1770-1771 годов.


Как бы то ни было, но еще в течение по крайней мере полустолетия от

ряда посетителей Малого Трианона поступали сообщения о видении ими

аналогичных сцен из прошлого. Описанию и осмыслению этих событий

посвящено много книг и свыше ста статей. После паяя из книг - "Духи

Трианона" доктора М. Колемана вышла в Англии в 1988 году, первая -

"Приключения", написанная теми двумя учительницами, была опубликована

в Лондоне в 1911 году; в 1978-м она же издана на французском языке в

Париже.


Из других известных происшествий подобного рода нельзя не выделить

"приключение", выпавшее на долю секретаря ректора Университета штата

Небраска (США) миссис Колин Бутербах 3 октября 1963 года. Случай

замечателен еще и тем, что его расследовали профессионалы - психологи,

парапсихологи, психиатры.


Утром того дня миссис Бутербах по поручению шефа направилась в

соседнее здание с тем, чтобы отнести нотные бумаги в офис профессора

Мартина, извес "яого специалиста по хоровому пению. Примерно в в;емь

пятьдесят утра она вошла в здание и, проходя г обширному холлу,

услышала в комнатах, примык:.->ших


468


к кабинетам для занятий музыкой, шум студенческой группы и звуки игры

на ксилофоне. Войдя в первую комнату и сделав не более четырех шагов,

она была вынуждена остановиться из-за затхлого, крайне неприятного

запаха. Подняв глаза, увидела фигуру очень высокой черноволосой

женщины в блузе и юбке до лодыжек. Ее правая рука касалась самых

верхних полок старого шкафа для хранения нот и музыкальных

принадлежностей.


Вот рассказ миссис Бутербах:

"Когда я только вошла в комнату, все было вполне нормально. Но, сделав

четыре шага, почувствовала сильный запах. Он буквально остановил меня,

вызвав состояние, подобное шоку. Я посмотрела на пол, но тут же

почувствовала, что в комнате кто-то есть. Затем я вдруг осознала, что

в холле стало тихо. Наступила мертвая тишина. Я подняла глаза, и

что-то притянуло мой взгляд к шкафу. Там стояла она - спиной ко мне,

касаясь правой рукой одной из верхних полок, совершенно бесшумно. Она

и не подозревала о моем присутствии. Пока я наблюдала за ней, она

стояла абсолютно неподвижно. Фигура не была прозрачной, и все же я

знала, что это не живой человек. Пока я смотрела на нее, она медленно

таяла - не отдельными частями тела, а вся сразу.


До того, как она растаяла, я не думала, что в комнатах может быть

кто-то еще, но вдруг почувствовала, что я не одна. Слева от меня стоял

письменный стол, и я почувствовала, что за ним сидит мужчина. Я

осмотрела все вокруг - никого не было, но я все еще ощущала его

присутствие. Не знаю, когда ощущение чужого присутствия покинуло меня,

потому что затем, выглянув в окно, расположенное за тем столом, я

испугалась и покинула комнату. Не уверена, выбежала ли я из нее или

просто вышла. Когда я выглядывала из окна, там не было ничего

современного - ничего из того, что должно было быть! Ни улицы -

Мэдисонстрит, которая расположена в полуквартале от Белого здания, ни

даже нового Уиллард-хауза. И тогда я


469


ла, что те люди были не из моего времени, наобс "-от, я оказалась в их

времени (выделено в оригинале. - Авт).


Я возвратилась в холл и снова услышала знакомые звуки. Испытанное мною

должно было длиться всего несколько секунд, потому что девушки, еще

только входившие в класс, пока я направлялась в нужную мне комнату,

все еще продолжали собираться там и играть на ксилофоне".


В ответ на просьбу описать более подробно то, что она увидела,

выглянув в окно, миссис Бутербах уточнила: "Окно было открыто.

Несмотря на раннее октябрьское утро, за охном все выглядело будто в

летний полдень, было очень жарко. И еще стояло полное безмолвие. Еще

виднелись разбросанные тут и там деревья - по-моему, два справа от

меня и, кажется, три елева. Возможно, их было больше, но именно так

мне запомнилось. Все остальное было чистое поле. Не было ни

Уиллард-хауз, ни Мэдисон-стрит. Еще я вспоминаю очень смутные контуры

какого-то строения справа, и это все. Ничего, кроме чистого поля".


В ходе дальнейших расспросов, сопоставлений и расследований

выяснилось, что увиденная миссис Бутербах фигура похожа на мисс

Кларису Миллс, преподавательницу музыки, которая с 1912 года работала

в том же самом помещении, где ее призрак возник из небытия. Она

внезапно умерла на своем рабочем месте в 1936 году, в комнате напротив

холла. Ее отличительные особенности - высокий рост - около 180

сантиметров, черные волосы, а также место и действия (стоя у полок

музыкального шкафа) - очень напоминали то, что делала и как выглядела

та призрачная фигура, которая была одета по моде 1915 года.

Учительница очень любила хоровое пение. При обследовании полок

музыкального шкафа, к которым тянулась рука привил-"лтля, было найдено

много нот для хора, большинсто из которых были изданы до 1936 года.


И самое любопытное: с трудом найденная исс ,е,дователями фотография

студенческого городка, сделанная


470


в 1915 году, в целом соответствовала тому, что миссис Бутербах видела

в окно. Нашли, хотя это было очень непросто, и фотографию самой мисс

Миллс 1915 года, которую миссис Бутербах безошибочно выбрала среди

множества других.


Таким образом, возвращаясь в последний раз к тургеневским "Призракам",

следует сказать, что интуиция (а возможно, и нечто большее) отнюдь не

подвела писателя и при изображении картин проникновения в призрачное

прошлое: как показывает опыт, нечто подобное происходит и в реальной

жизни.


Конечно, можно было бы столь же подробно и под интересующим нас углом

зрения рассмотреть все другие "таинственные повести" Тургенева и в

каждом отдельном случае найти соответствующие жизненные реалии. Однако

мы не будем утомлять внимание читателя многочисленными параллелями, а

остановимся лишь на последнем "таинственном" произведении писателя -

повести "После смерти" ("Клара Милич"), в основе которой лежит

подлинная история посмертной влюбленности магистра зоологии Владимира

Дмитриевича Аленицына (1846 - 1910) в Евлалию Павловну Кадмину (1853 -

1881) - молодую, красивую, талантливую актрису и певицу (контральто),

которая покончила с собой 4 ноября 1881 года, приняв яд при исполнении

роли Василисы Мелентьевой в одноименной пьесе А. Н. Островского во

время спектакля на сцене драматического театра в Харькове.


По одной из версий Аленицын, увидев однажды Кадмину, влюбился в нее, а

после ее смерти любовь магистра приняла форму психоза. Другие

утверждали, что зоолог влюбился в актрису только после ее смерти. При

всем при том сама Кадмина и не подозревала о существовании Аленицына.

В то время эта жизненная Драма была у всех на устах, знал о ней и

Тургенев. С Аленицыным он встречался у своих знакомых, с Кадминой

лично знаком не был, но видел раз на сцене ("у ней было очень

выразительное лицо"). Замысел повести


471


возник у писателя в декабре 1881 года. В его письме к Ж. А. Полонской

от 20 декабря 1881 года есть такие строки: "Презанимательный

психологический факт сообщенная Вами посмертная влюбленность

Аленицына! Из этого можно бы сделать полуфантастический рассказ вроде

Эдгара По". В сентябре 1882 года повесть "После смерти" была уже

завершена. Читатели смогли познакомиться с ней в начале января

следующего года, когда она была напечатана в первом номере журнала

"Вестник Европы" за 1883 год.


Вскоре Ж. А. Полонская сообщила писателю: "Аленицын пробежал Ваш

рассказ, узнал Кадмину и остался недоволен - нашел, что Вы ее не

поняли и не могли понять и что, кроме него, никто не только не поймет,

но и не вправе ее понять/.../ досадует на меня, - зачем я Вам писала о

Кадминой, так как Кадмина его собственность".


Узнал ли Аленицын в Якове Аратове самого себя, история умалчивает,

видимо, потому, что тогда это для всех было совершенно очевидно. Так

же, как очевидно было то, что прототипом Клары Милич стала Кадмина.

"Тургенев, - отметил еще несколько десятилетий тому назад В.

Сквозников в процессе критического анализа повести "После смерти", -

как и в других случаях, заботливо сохраняет подлинные приметы факта:

его герой (Яков Аратов. - Авт.) сын "инсектонаблюдателя" (наблюдателя

за насекомыми. - Авт.), не чужд научным занятиям, судьба Клары очень

сходна с трагической судьбой ее "прототипа". Тургенев как бы говорит

читателю: вот реальный случай прямо из жизни, вовсе не какая-нибудь

выдуманная мистическая подделка, - а попробуйте объяснить его научным

разумом, "системой"! Можно, как в "Рассказе отца Алексея", попробовать

сослаться на психопатологию, но ведь все равно и ею этого сложного

феномена не объяснить целиком. Есть, видимо, какие-то иные силы

жизни".


С этими-то "иными силами жизни" Яков АЩТОВ встречается на последнем

отрезке своего земного пути- Вот как он описан Тургеневым в

завершающих главах повести.


472


XIV


"Платонида Ивановна несказанно обрадовалась возвращению своего

племянника. Чего-чего она не передумала в его отсутствие! "По меньшей

мере, в Сибирь! - шептала она, сидя неподвижно в своей комнатке, - по

меньшей мере - на год!" К тому же и кухарка пугала ее, сообщая

наивернейшие известия об исчезновении то того, то другого молодого

человека по соседству. Совершенная невинность и благонадежность Яши

нисколько не успокаивали старушку. "Потому... мало ли что! -

фотографией занимается... ну и довольно! Бери его!" И вот ее Яшенька

вернулся цел и невредим! Правда, она заметила, что он как будто

похужел и в личике осунулся - дело понятное... без призора! - но

расспрашивать его об его путешествии не посмела. Спросила за обедом:

"А хороший город Казань?" - "Хороший", - отвечал Аратов. "Чай, там все

татары живут?" - "Не одни татары". - "А халата оттуда не привез?" -

"Нет, не привез". Тем и кончился разговор.


Но как только Аратов очутился один в своем кабинете - он немедленно

почувствовал, что его как бы кругом что-то охватило, что он опять