Художник Ю. Д. Федичкин Винокуров И. Вд непомнящий Н. Н. В49 Кунсткамера аномалий

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   39

трех остальных, то сумей войти в мое положение. Бог видит, что не от

распутства, к которому никакой склонности не имею, и если б я в участь

получила с молода мужа, которого бы любить могла, я бы вечно к нему не

переменилась. Трудность лишь в том, что мое сердце ни часу не может

прожить без любви".


Ни часу... Но с тех пор, как она попала в Россию, ей пришлось прожить

без любви долгие годы. Человеку,


404'


которого она любила и который теперь нападал на нее, хотя без нее

оставался бы ничем, она говорила в свое оправдание, что ей пришлось

столько лет прожить без любви, пришлось столько времени провести

словно пленнице. И вот с появлением Потемкина она почувствовала себя

такой счастливой, какой еще никогда не была с тех пор, как приехала в

Россию.


Ей не было еще пятнадцати, когда она, нежная, рано созревшая и

безмерно честолюбивая немецкая принцесса, прибыла в Россию, чтобы

стать женой Петра III. Принц Петр приходился внуком Петру Великому.

Матерью его была великая княгиня Анна Петровна, старшая дочь Петра

Великого, вышедшая замуж за Карла-Фридриха, герцога

Гольштейн-Гогторпа. Когда в феврале 1744 года Екатерина приехала в

Россию - в ту пору будущая императрица была принцессой Софьей

Фредерикой Августой Анхальт-Цербстской и невестой Петра III, - в ней

правила его тетка, прекрасная Елизавета, вторая дочь Петра Великого.

За три года до этого Елизавета при содействии гвардейцев путем

бескровного дворцового переворота завладела троном - с тех пор, как в

1725 году умер ее отец, не раз разгоралась борьба за власть. В юности

Елизавета была помолвлена с князем Карлом Августом из

Гольштейн-Готторпа, однако свадьбу сыграть не удалось: в Петербурге

князь умер от оспы. Елизавета осталась незамужней, но всю свою жизнь

испытывала родственные чувства к членам Гольштейнского дома. И когда

она принялась искать невесту для своего племянника и наследника,'

великого князя Петра, то вспомнила именно об этом семействе. Сестра ее

бывшего жениха, Иоанна, вышла замуж за князя Христиана Августа

Анхальт-Цербстского. И именно ее Дочь, принцессу Софью, Елизавета

выбрала невестой для великого князя.


Хилый, невежественный, душевно неразвитый Петр (коему исполнилось уже

шестнадцать лет) был вовсе не парой Софье. Она заметила это уже при

первой встрече. Однако ддя молодой честолюбивой принцессы это

замужество оставалось единственной возможностью порвать со скучной,

косной жизнью при дворе одного из


405


хотных немецких княжеств. "Сердце нс предвещало мне большого счастья,

- писала в своих "Записках" Екатерина (такое имя она приняла после

обряда присоединения к православию), - одно честолюбие меня

поддерживало; в глубине души у меня было что-то, что не позволяло мне

сомневаться ни минуты в том, что рано или поздно мне самой по себе

удастся стать самодержавной Русской императрицей".


Екатерина с головой окунулась в придворную жизнь, и-в то время, как в

стране нарастал крепостной : ет, усиливались нищета и страдания

русского народа - она демонстрировала и без того привыкшим к расточит

-льной жизни российским дворянам, что значит настою :цее мотовство


Разумеется, началось это не с первого дня, а позднее, после того, как

она выполнила свою задачу или, точнее, то, что считала ее задачей

Елизавета: родила наследника престола. В этом вопросе Елизавета

проявляла необычайное нетерпение. Всему виной был Иван VI,

"мальчик-император", сын низложенной ЕлизаветойАнныЛеопольдовны,

которая была все еще жива и, значит, могла притязать на власть.

Допустим, если что-либо случится с великим князем Петром. А он был

человеком болезненным. И потому Елизавета так спешила.


21 августа 1745 года с редкостной пышностью была отпразднована свадьба

Петра и Екатерины. Вечером, когда начался придворный бал, императрица

позволила молодым задержаться на нем лишь на час. Потом жениха и

невесту повели в отведенные им покои. Мадам Крузе, старшая камеристка

Екатерины, которой, так сказать, надлежало проверить совершение

таинства брака, не смогла сообщить Елизавете ничего утешительного для

нее. Судя по "Запискам" Екатерины, ни она, ни ] Г"тр не знали, что же

им, собственно говоря, следовало


"К концу жизни Елизаветы... она задолжала свыше псяумидлиона"

(Ключевский В. О. Соч.: В 9 т. Т. 5. М.: Мысль, 1989. С. 17).


406


делать. И очевидно, так продолжалось еще долго. Екатерина пишет, что

Петр целыми днями устраивал военные учения со своими слугами или

дрессировал собак, а по ночам больше всего любил играть в куклы.


Мадам Крузе, писала Екатерина, доставляла великому князю "игрушки,

куклы и другие детские забавы, которые он любил до страсти: днем их

прятали в мою кровать и под нее. Великий князь ложился первый после

ужина, и как только мы были в постели, Крузе запирала дверь на ключ, и

тогда великий князь играл до часу или двух ночи; волей-неволей я

должна была принимать участие в этом прекрасном развлечении так же,

как и Крузе. Часто я над этим смеялась, но еще чаще это меня изводило

и беспокоило, так как вся кровать была покрыта и полна куклами и

игрушками, иногда очень тяжелыми".


Хотя Екатерина была женой наследника престола, долгое время она жила

как в клетке. Ее камеристки, например мадам Крузе и мадам Чоглокова,

да и вообще ее служанки напоминали скорее охрану, чем прислугу.


Долгое время ей было запрещено писать письма или как-либо иначе

извещать о своем самочувствии. В своих "Записках" Екатерина

рассказывает, как однажды ее гость, кавалер Сакромозо, передал ей

весточку от ее матери. "Он был нам представлен; целуя мою руку,

Сакромозо сунул мне в руку очень маленькую записку и сказал очень

тихо: "это от вашей матери". Я почти что остолбенела от страху перед

тем, что он только что сделал. Я замирала от боязни, как бы кто-нибудь

этого не заметил... Однако я взяла записку и сунула ее в перчатку;

никто этого не заметил. Вернувшись к себе в комнату, в этой свернутой

записке, в которой он говорил мне, что ждет ответа через одного

итальянского музыканта, приходившего на концерты великого князя, я,

действительно, нашла записку от матери, которая, будучи встревожена

моим невольным молчанием, спрашивала меня об его причине и хотела

знать, в каком положении я нахожусь. Я ответила матери и уведомила се

о том, что она хотела знать; я сказала ей, что мне было запрещено

писать ей и кому бы то ни было, под


407


предлогом, что русской великой княгине не подобает писать никаких

других писем, кроме тех, которые составлялись в коллегии иностранных

дел... Я свернула свою записку... и выждала с тревогой и нетерпением

минуту, чтобы от нее отделаться. На первом концерте, который был у

великого князя, я обошла оркестр и стала за стулом виолончелиста

д'0лолио, того человека, на которого мне указали. Когда он увидел, что

я остановилась за его стулом, он сделал вид, что вынимает из кармана

свой носовой платок, и таким образом широко открыл карман; я сунула

туда, как ни в чем ни бывало, свою записку и отправилась в другую

сторону, и никто ни о чем не догадался..."


На протяжении всех этих лет, когда за каждым ее шагом следили, когда

то и дело приходилось переезжать из Петербурга в Москву и наоборот,

когда из залов, где проходили блестящие балы, нередко случалось

попадать в убогие, плохо отапливаемые комнаты, кишевшие крысами и

насекомыми (Екатерина, кстати, часто простужалась), и так на

протяжении всех этих лет несвободы она все более развивала умение

притворяться. Поначалу дело касалось пустяков, например, она стала

украдкой пользоваться мужским седлом для верховой езды. Екатерина

писала, с помощью какой хитрости ей удалось придумать такие седла, на

которых она могла сидеть так, как ей нравится: "Они были с английским

крючком, и можно было перекидывать ногу, чтобы сидеть по-мужски; кроме

того, крючок отвинчивался, и другое стремя опускалось и поднималось

как угодно и смотря по тому, что я находила нужным. Когда спрашивали у

берейтеров, как я езжу, они отвечали: "На дамском седле, согласно с

волей императрицы"; они не лгали; я перекидывала ногу только тогда,

когда была уверена, что меня не выдадут..."


Когда наконец императрица Елизавета все же узнала, что Екатерина часто

ездит верхом по-мужски, то посчитала, что из-за этого она остается

бесплодной, 0д1ахо когда императрица поделилась своим мнением с мглам

Чоглоковой, то получила, как пишет Екатерина, со Хгршенно

обескураживший ее ответ: "Что для того, 41 оы


иметь детей, тут нет вины, что дети не могут явиться без причины и что

хотя Их Императорские Высочества живут в браке с 1745 года, а между

тем причины не было. Тогда Ее Императорское Величество стала бранить

Чогдокову и сказала, что она взыщет с нее за то, что она не старается

усовестить на этот счет заинтересованные стороны..."


С тех пор мадам Чоглокова пыталась всеми возможными способами

выполнить пожелание Елизаветы. Она отыскала хорошенькую вдову одного

художника, которой надлежало просветить великого князя - очевидно, не

только теоретически. Так оно и случилось и, по-видимому, с некоторым

успехом; во всяком случае мадам Чоглокова утверждала, что империя во

многом обязана ей, уладившей деликатную незадачу. Однако вряд ли

скорую беременность Екатерины следует относить на счет успехов

предприимчивой мадам. Нет, к тому времени у Екатерины уже появился

первый ее любовник.


Им был камергер Сергей Сатггыков, 26 лет, блестящий придворный и

покоритель дамских сердец. В своих "Записках" Екатерина утверждает,

что мадам Чоглокова сама предложила ей связаться с Салтыковым или с

кем-либо еще. Она сказала ей: "Бывают иногда положения высшего

порядка, которые вынуждают делать исключения из правила. Я дала ей

высказать все, что она хотела, не прерывая, вовсе не ведая, куда она

клонит, несколько изумленная, и не зная, была ли это ловушка, которую

она мне ставит, или она говорит искренно. Пока я внутренне так

размышляла, она мне сказала: "Вы увидите, как я люблю свое отечество и

насколько я искренна; я не сомневаюсь, чтобы вы кому-нибудь не отдали

предпочтения: предоставляю вам выбрать между Сергеем Салтыковым и

Львом Нарышкиным. Если не ошибаюсь, то избранник ваш последний". На

это я воскликнула: "Нет, нет, отнюдь нет". Тогда она мне сказала: "Ну,

если это не он, так другой наверно".


И точно, это был Салтыков. Долгое время Екатерина была близка с ним,

и, кстати, Петр порой публично насмехался над этой близостью. В

декабре 1752 года у нее был выкидыш; через полгода - другой, после

чего


в течение двух недель жизнь ее находилась в см дельной опасности.

После этого Екатерина хворала еще шесть недель, все это время она не в

силах была встать с постели. Впрочем, потом она довольно быстро

оправилась и снова погрузилась в придворную жизнь, в балы маскарады,

мелкие интриги, снова сблизилась с Салтыковым. Наконец 20 сентября

1754 года она родила столь желанного для императрицы Елизаветы

престолонаследника. Его назвали Павлом; почти наверняка можно сказать

- в царские времена это, правда, всячески затушевывалось, - что отцом

его был не великий князь Петр, а Сергей Салтыков.


Но это было неважно. Для самой Екатерины - по крайней мере в тот

момент - это тоже было неважно. Главное, что появился наследник

престола. Сразу после родов ребенка отняли от матери. Своего сына

Екатерина впервые увидела лишь через сорок дней!


Эти недели и месяцы, последовавшие за рождением наследника, когда на

нее саму не обращали почти никакого внимания, стали для нее одним из

самых сильных потрясений. Но она справилась и с этим. Ей было тогда 26

лет, и она твердо решилась впредь держаться смелее и не играть уже,

как в предыдущие одиннадцать лет, скромную, подчиненную роль. Она

сознавала, что все зависело от нее одной, помощи ждать было неоткуда.

Пропасть, разделявшая ее и ее мужа, становилась все глубже. Отношения

с Салтыковым изменились, наступило охлаждение. Он все более и более

манкировал ею, а во время поездки в Стокгольм он, что особенно обидело

ее, позволил себе бестактно обмолвиться об их отношениях.


Но Екатерина уже не хотела жить без любви. И она завела себе нового

любовника, польского графа Станислава Понятовского, пребывавшего в

Петербурге в качестве секретаря британского посланника - позднее

Екатерина сделает его королем Польши. Весной 1757 года она снова

забеременела, и как-то Петр в кругу друзей заявил: "Бог знает, откуда

моя жена берет свою беременность, я не слишком-то знаю, мой ли это

ребенок и должен ли я его принять на свой счет".


Когда один из друзей Петра, Лев Нарышкин, передал эти слова Екатерине,

та сказала ему: "Вы все ветреники; потребуйте от него клятвы, что он

не спал со своей женой, и скажите, что если он даст эту клятву, то вы

сообщите об этом Александру Шувалову, как великому инквизитору

империи". Лев Нарышкин пошел действительно к Его Императорскому

Высочеству и потребовал у нею этой клятвы, на что получил в ответ:

"Убирайтесь к черту' и не говорите мне больше об этом".


Теперь Екатерина держалась все увереннее и смелее. Она обдумала, какой

же путь ей избрать в дальнейшем. Она решила завоевать расположение

общества, "наблюдая... в обществе мои интересы так, чтобы оно видело

во мне, при случае, спасителя государства".


Итак, она хотела стать спасительницей государства, спасительницей

России. Теперь этими соображениями определялись все ее поступки, в том

числе и выбор любовников. Понятовского, от которого она родила дочь,

сменил Григорий Орлов. Опираясь на него и его братьев, Екатерина

хотела привлечь на свою сторону гвардию. Она внимательно изучила

русскую историю и хорошо знала, что после смерти Петра Великого во

всех дворцовых переворотах тон задавала гвардия, где заводилами

являлись братья Орловы.


Когда Екатерина познакомилась с Григорием Орловым, здоровье

императрицы быстро слабело. Елизавета чахла, она перенесла уже

несколько апоплексических ударов. Но предстоящее царствование Петра

III внушало Екатерине тревогу. Теперь Петр относился к ней так

неприязненно, что она ожидала: ее отошлют назад в Германию. Тем не

менее она ничего не предпринимала в свою защиту. Она положилась на

Григория Орлова, от которого в ту пору как раз ждала ребенка. На

Рождество 1761 года скончалась императрица Елизавета, и новым

правителем был провозглашен Петр III. Прошло восемнадцать лет с тех

пор, как Екатерина прибыла в Россию.


Целых шесть недель гроб с телом покойной императрицы был выставлен для

торжественного прощания. Каждый день по многу часов подряд перед

гробом, преклонив колени, стояла Екатерина - воплощенный


образ смиренного благоговения и святости, поэтому как сообщил своему

правительству французский посол она "все более и более завоевывала

сердца русских". А Петр становился с каждым днем все непопулярнее -

особенно среди гвардейских офицеров, с которыми он обращался как с

рекрутами. Одним из первых его политических шагов стало заключение

мира с Пруссией (мирный договор был ратифицирован 24 апреля 1762 года.

Этот пакт спас Фридриха Великого от крушения. Одновременно Петр

заключил союз с прусским монархом, чьим страстным поклонником он был.


Его политика находилась в разительном противоречии с внешней политикой

Елизаветы, но проистекало это не только из слепого преклонения перед

прусским королем, но и вследствие тесных связей со своей немецкой

родиной, Гольштейном. Петр искал во Фридрихе союзника для войны с

Данией: ему хотелось силой оружия утвердить свои притязания на

Шлезвиг. О России при этом он не думал, о России он никогда не думал.

Часто он признавался Екатерине, - так писала она в своих "Записках", -

что "он чувствует, что не рожден для России; что ни он не подходит

вовсе для русских, ни русские для него и что он убежден, что погибнет

в России". Россия угнетала его, она была слишком громадной для него;

его сердце осталось привязанным к его крохотному герцогству Гольштейн.

И ради маленького Гольштейна он решил ввергнуть великую Россию в войну

с Данией.


Фридрих настоятельно просил его одуматься, по крайней мере дождаться

своей коронации - этим он укрепит свое положение. Однако Петр отдал

приказ отправляться в поход; уже авангард русской армии вступил в

Шведскую Померанию, а в первые дни июля черед идти на войну ждал и

гвардейцев. И тут братья Орловы стали действовать. 28 июня гвардия

объявила Екатерину II "самодержицей" и присягнула ей. Петр был

арестован. Без всякого сопротивления он отказался от всех прав на

престол. Он просил Екатерину дозволить ему вернуться в Гольштейн. Она

не согласилась на его просьбу, да иначе и ыть


412


не могло, ведь тогда Петр представлял бы постоянную угрозу и для нее,

и для России. Даже будучи под арестом, он был опасен. Впрочем, длилось

это недолго. Вечером 6 июля из Ропши, где удерживали Петра, курьер

спешно доставил императрице письмо от Алексея Орлова. Автор был,

очевидно, очень напуган и писал государыне следующее: "Матушка!

Милостивая Императрица! Как мне сказать о случившемся? Не поверишь Ты

Твоему верному рабу, ну да скажу правду, как перед ликом Господним.

Матушка, умру, не пойму, как беда приключилась. Пропали мы, если Ты не

помилуешь. Матушка!.. Его больше нет. Но никто это не замышлял; как

можно помыслить поднять руку на императора. Но, Государыня, беда

приключилась. Поспорил он за столом с князем Федором, и не успели мы

разнять, а его уже и не стало. Сами не помним, что делали; и все мы

виновны, и всех наказывать надо, но, помилуй меня, брата ради! Мне моя

вина ведома - прости или прикажи немедля расстаться с жизнью. Мне свет

не мил. Мы Тебя разгневали, и наши души на вечную гибель осуждены".


Матушка Екатерина, милостивая императрица, хотя и ужаснулась - ведь

она никак не хотела начинать свое царствование с убийства, - но

простила. И скрыла убийство. Она заявила, что Петр умер "по воле

Господа" от прежестокой геморроидальной колики.


Десять лет спустя Петр III еще раз заставил о себе говорить:

авантюрист с берегов Дона, казак Емельян Пугачев, возглавил мощное

восстание казаков и крестьян, объявив себя царем Петром III, чудесным

образом спасшимся из темницы.


Восстание это стало самым серьезным внутриполитическим кризисом за все

время правления Екатерины. Лишь ценой огромных усилий все-таки удалось

разбить бунтовщиков. Пугачев был пленен и в январе 1775 года казнен в

Москве. Чтобы ничто не напоминало о нем, Деревню, где он родился,

велено было сровнять с земХй, а дома отстроить на другом месте,

сменив также Название поселения. Теперь это местечко было названо


413


в честь Григория Александровича Потемкина - так как он необычайно

отличился при усмирении восставших.


В это время Потемкин - уже десять месяцев он был фаворитом Екатерины -

постепенно забирал бразды правления в свои руки. Оставаться одним лишь

любовником государыни было ему мало, хотя и без того ему жилось

славно. Он занимал очень высокие посты, был членом Тайного совета,

вице-президентом Военной академии в ранге генерала. Он был возведен в

графское достоинство. Екатерина наградила его высшими российскими

знаками отличия и позаботилась даже о том, чтобы иностранные

правительства также отметили его. Так, из Пруссии он получил "Черного