Платоновские чтения Материалы XIII всероссийской конференции молодых историков г. Самара 23-24 ноября 2007 г. Самара Издательство «Универс-групп» 2007

Вид материалаДокументы

Содержание


«Дешевые книжки» о Русско-японской войне Буранок Александр Олегович
Странничество как основополагающее понятие для русской культуры Егорова Валентина Саидовна
Подобный материал:
1   ...   49   50   51   52   53   54   55   56   ...   63

«Дешевые книжки» о Русско-японской войне




Буранок Александр Олегович



Самарский государственный педагогический университет


Русско-японская война, начавшаяся в конце января 1904 г. с нападения японских миноносцев на русские военные корабли в Порт-Артуре, сразу же нашла отражение в газетах и журналах. Однако простой народ, в массе своей, их не читал и имел о войне весьма смутные представления. «Дешёвые книжки» должны были просто и доходчиво донести до него элементарные сведения о противнике и событиях на Дальнем Востоке.

Одной из первых появилась брошюра «Русско-японская война. Бой у Порт-Артура», вышедшая в Екатеринославе и дозволенная к печати цензурой города Харькова 3 февраля 1904 года. Она представляла собой небольшую тетрадку объемом 10 страниц формата А-5; бумага была достаточно тонкая, а цена составляла 10 копеек за штуку.

На следующий день в Москве появилась брошюра «Русско-Японская война на Дальнем Востоке» (М., 1904. 16 с.). Она открывалась царским манифестом об объявлении войны; далее деловым дипломатическим языком официальных телеграмм излагались причины конфликта, сообщалось о ночном нападении и полученных нашими кораблями повреждениях; давались историко-статистические справки о Японии, Корее и Маньчжурии. В данной же брошюре содержались подкрепляемые историческими примерами заверения в нерушимой мощи Российской империи и обязательной скорой победе над коварным врагом.

Наиболее интересно и содержательно объясняли народу причины войны, давали характеристику Японии и японцев, Маньчжурии, Кореи, Китая, рассказывали о военных действиях следующие «дешевые книжки»: «Русско-Японская война. (Дешевая иллюстрированная библиотека)» (17 выпусков. СПб., 1904–1905), «О Японии и японцах и о том, отчего и как началась русско-японская война: Книжка для народа» (СПб., 1904. 16 с), «Из-за чего началась Русско-Японская война?» (Одесса, 1904. 22 с.), Абаза К.К. «Беседа про японца» (СПб., 1904. 36 с.).

Тема подвига была характерной особенностью практически любой книжки, кроме, пожалуй, леворадикальных нелегальных изданий. Однако, были распространены и специальные брошюры, посвященные какому-либо одному подвигу, или сборники о героических эпизодах войны.

После мукденских боев начинают появляться первые работы, подводящие промежуточные итоги войны. Таковой можно считать книжку, выпущенную «Типографией Товарищества И.Д. Сытина» в апреле 1905 года431.

Достаточно объективную картину причин наших неудач в войне на суше рисует в своих письмах французский журналист Людовик Надо, сводя их к одной фразе, вынесенной в заглавие книги: «Они не знали…» (М., 1905. 30 с.).

Взгляд правых, консерваторов отражает брошюра «Война и ее последствия» (СПб., 1905). Несмотря на все произошедшие поражения и катастрофы, они уверены, что «ни одной настоящей победы японцы не одержали», что войну Россия непременно выиграет, если народ ее сплотится вокруг «Веры, Царя и Отечества».

Левый лагерь также стремился донести до общества свое видение русско-японского конфликта через листовки, брошюры, книги: «Царское правительство действительно не желало войны с Японией, и в этом отношении его “миролюбие” не подлежит сомнению. <…> И в самом деле, кто, отправляясь на грабеж, не желает избежать вооруженного сопротивления и взять добычу без бою!»432

Итак, «дешевые книжки» представляют особую группу литературы, массово выпускаемой, что называется, «на злобу дня». Появление подобного рода изданий было вызвано резко возросшим интересом российской публики ко всему, что связано с Японией и Дальним Востоком. Представляли они собой небольшие по объему (до полусотни страниц каждая) и цене (до рубля за штуку) книжки, выпускавшиеся издательствами Москвы, Петербурга и ряда других городов. Общая тема для всех них была Япония, Дальний Восток, Русско-японская война, а жанры самые различные: сказки, описания, рассказы, хроники, географические справочники и карты. Они представляют весь российский политический спектр начала ХХ века – от крайне правых, черносотенных группировок, до откровенно марксистских работ. В основном, их выпуск пришелся на 1904 год, и самым популярным сюжетом было начало войны. Данное обстоятельство может быть напрямую связано с тем, что предназначались «дешевые книжки» для народа, а ему надо было в первую очередь объяснить, почему вспыхнула война, ради каких целей она ведется, кто является нашим противником. Достигли ли своих целей данные издания? По-видимому, нет, ибо общеизвестно, что война была не популярна, и народ ее не понимал и не принимал (первоначальный подъем патриотических чувств никак не связан с подобного рода литературой, хотя она и играла на этих чувствах и настроениях). «Дешевые книжки» позволяют проследить динамику изменения общественного мнения о войне, официальной пропаганды, взглядов политических группировок, так как служили одним из важных источников информационного обеспечения Русско-японской войны.



Странничество как основополагающее понятие для русской культуры




Егорова Валентина Саидовна



Северо-Казахстанский государственный университет


С великой и роковой реформы Петра I в России начинается период, полный противоречий. Главной целью его «революции» было «переделать нацию», включить огромную страну в экономическое и духовное «кровообращение» Европы. Через это «прорубленное окно» в Европу вошел в Россию «западный воздух, одновременно и живительный и ядовитый»433. Реформами Петра I были разрушены твердые устои старого патриархального уклада жизни, было «оттенено» культурное наследие Руси.

Возможно, именно это становится предпосылкой появления в русской литературе типа «русского скитальца», в котором Ф.М.Достоевский видел две казалось бы несоединимые ипостаси мыслящего человека, интеллигента послепетровской России: онегинское неверие, скептицизм, общественную пассивность – и рудинскую веру, энтузиазм, порыв к деятельности.

«Русские бездомные скитальцы» не только те, кто не верит в русский народ, странствует по чужим странам, забывая родной язык… «Бездомность» его может проявиться и дома, и за границей, поскольку подразумевает духовную бездомность, отпадение от народного целого, от его духовного идеала. Достоевский признал «русского скитальца» историческим и национальным типом, выразившим противоречивый ход истории России.

В связи с этим, большое значение приобретает проблема «Россия и Запад», разделившая общество на славянофилов и западников. Славянофилы впервые обратили внимание на национальное своеобразие и всемирно-историческое значение русской культуры.

По их мнению, в душе русского народа остается сильный природный элемент, связанный с необъятностью русской земли, с безграничностью русской равнины, что способствовало развитию в русском человеке таких душевных качеств, как мягкость, невозмутимое спокойствие, предрасположенность к аскетизму пустынного жительства. «От русской души необъятные русские пространства требовали смирения и жертвы»434.

Русские сформировались на своей особой почве, на востоке, восприняв черты своих европейских и азиатских народностей и духовное влияние Византии. Россию часто называют «славянским Востоком». «У русского народа есть важные добродетели преимущественно перед народами Запада, - это именно те, которые общи нам с близким нам Востоком: созерцательность, покорность, терпение»435.

Широк русский человек, широк, как русская земля, как русские поля. В русском человеке нет узости европейского человека, концентрирующего свою энергию на небольшом пространстве души. «Мы, русские, - отмечает С.Л.Франк, - отличались от западных европейцев тем, что больше мучились вопросом о смысле жизни»436. Русские стараются постигнуть жизнь не через знание. Русский идеал – не фаустовская ученость. Русского человека непрестанно волнует вопрос: как жить свято?

И.В.Киреевский был убежден, что западная философия, поскольку сила ее заключалась в отвлеченной рациональности, достигла предела, лишена перспектив дальнейшего развития, связанного с нравственным прогрессом. Огромное значение для человечества в овладении «цельностью бытия», по его мнению, может сыграть русская культурная традиция.

Своеобразие русской философии проявилось в ее тесной связи с художественной культурой, идеями великих русских писателей. Западные мыслители выбирали по преимуществу язык науки. Русская философия воплощена в искусстве. Наши философские корифеи – Пушкин, Достоевский, Л.Толстой. У них на первом месте проблемы нравственные.

В русской культуре второй трети XIX века «зреет острая потребность в идее, интегрирующей и восстанавливающей органическую целостность бытия»437. Основная мысль девятнадцатого столетия, формула его – восстановление погибшего человека, его спасение. Для этого необходимо вернуться «к более глубоким истокам нашего бытия, к тому источнику, откуда некогда пришла к человеку вера»438.

Внутренняя жажда истины ищет выражения внешнего – и находит его – в динамике странствия, в поиске земли Обетованной. «Русская душа сгорает в пламенном искании правды, абсолютной, Божественной правды и спасения для всего мира и всеобщего воскресения к новой жизни. Душа эта поглощена решением конечных, «проклятых» вопросов о смысле жизни»439.

Эти «искатели праведной жизни в Боге» есть странники. «Я не мыслю себе России без этих людей и этого рода духовных движений, - пишет Н. Бердяев.- Это есть характерно русское странничество – искание истины и осуществление праведной, Божеской жизни»440. Величие русского народа и призванность его к высшей жизни сосредоточены в типе русского странника. Русский тип странника нашел себе выражение не только в народной жизни, но и в жизни культурной, в жизни лучшей части интеллигенции. Повесть о них можно прочесть в великой русской литературе. Есть они уже у Пушкина и Лермонтова, потом у Гоголя и Достоевского.

Именно в России художник обладал острым чувством ответственности перед всем народом, перед настоящим и будущим своей страны, смотрел на свой труд как на служение. Для русской мысли в большей мере характерна нравственная выверенность.

В девятнадцатом столетии были выявлены глубинные основы русской и российской ментальности, заставляющие и отдельного индивида, и Россию в целом мыслить и действовать тем или иным, иногда рационально необъяснимым образом.