Борис Акунин Детская книга

Вид материала

Книга

Содержание Из "жития блаженномудрого чудотворца ерастия солянского"

Подобный материал:

• Новая детская книга, 275.28kb.
• Борис акунин пелагия и красный петух том 2 стр, 5789.1kb.
• Анна Борисова Анна Борисова, 219.92kb.
• Борис Акунин "Новый Мир", 630.14kb.
• Литература во второй половине 2011г. Акунин, Б. Смерть на брудершафт. Операция «Транзит», 182.51kb.
• Контрольная работа по предмету детская литература для студентов озо специальность 050146, 34.41kb.
• Андюсев Борис Ермолаевич Драпаков Сергей Владимирович, Калякина Надежда Васильевна, 701.13kb.
• В. Г. Белинский и К. И. Чуковский о детской литературе   В. Г. Белинский критик и теоретик, 292.59kb.
• Борис Орлов Алексей Махров Вставай, Россия! Десант из будущего Господа из завтра., 3250.79kb.
• Борис Сичкин я из Одессы! Здрасьте!, 3255.86kb.

А вот социализм можно попробовать. Кто не работает, тот не ест. Крепостных крестьян

освободить - это первое. Мироедов всяких к ногтю. Построили же отдельные народы Африки

социализм прямо из феодализма, как только освободились от колонизаторов. Чем мы хуже? -

Здесь Юрка сбился, наморщил лоб и с тревогой посмотрел на Ластика. - Слушай, ты знаешь,

как оно там вышло, с царем Дмитрием? Вы отечественную историю, семнадцатый век, еще не

проходили?

- Нет, это в седьмом классе, - развел руками Ластик.

- Я тоже не дошел, - вздохнул самодержец. - Только "Рассказы по истории". Там

мало, да и не помню я ни черта - я больше природоведением увлекался. Про Бориса Годунова

знал только, что ему юродивый в опере поет: "Мальчишки отняли копеечку, вели-ка их

зарезать, как зарезал ты маленького царевича". Значит, ты не в курсе?

- Нет, я больше 19 веком интересовался. Но Юрка не сильно расстроился:

- Наплевать. Я историю по-своему переделаю. "Мы не можем ждать милостей от

природы, взять их - вот наша задача". Мичурин. У нас в классе написано было. Не вешай нос,

Эраська, мы с тобой им тут покажем. Всё средневековье вверх дном перевернем, сделаем

СССР, в смысле Русь, самым передовым государством планеты. Это тебя говорю я, командир

тимуровского отряда, а также царь и великий князь, понял? Мы втроем таких делов наворотим!

- Почему втроем? - не понял Ластик.

- С Маринкой Мнишек, дочкой сандомирского воеводы. Это моя невеста, - чуть

покраснел царевич и быстро, словно оправдываясь, продолжил. - Классная девчонка, честное

пионерское. Я как первый раз ее увидел, сразу втрескался, по уши. Она... она такая! Ты не

обижайся, но ты еще маленький, тебе про это рано. Я за нее с князем Корецким на поединке

дрался. Сшиб его с коня и руку проколол, а он мне щеку саблей оцарапал, вот. - Юрка показал

маленький белый шрам возле уха. - Ты не представляешь, какие тут девки дуры. Ужас! А

Маринка нормальная. С ней можно про что хочешь разговаривать. Я, конечно, про двадцатый

век ей голову морочить не стал, но кое-какими идеями поделился. И она сказала, что тоже

хочет социализм строить - ну, по-здешнему это называется "царство Божье на земле". Две

головы хорошо, а три вообще здорово! Как же я рад, что тебя встретил! Будешь мне первым

помощником и советчиком. - Он крепко обнял современника. - Только - не обижайся -

придется тебя князем пожаловать, а то шушера придворная уважать не будет.

Только сейчас Ластик вспомнил о своем двусмысленном положении - не то падший

ангел, не то воскресший покойник, не то проходимец.

- Да как же ты это сделаешь? А Шуйский? Юрка засмеялся.

- Эраська, ну ты даешь. Я ведь тебе объяснял про самодержавие. Что захочу, то и

сделаю. А Шуйского твоего - бровью одной поведу, и конец ему.

- Медведю кинешь? - прошептал Ластик, вспомнив клетку с желтозубым хищником. -

Не надо, пускай живет.

- Какому медведю? - Юрка выкатил глаза. - А, которого я в лесу поймал? Матерый,

да? Сеть накинул, веревкой обмотал, - похвастался он. - Один, учти, никто почти не

помогал... Зачем я буду живого человека медведю кидать? Отправлю Шуйского этого в ссылку,

чтоб не сплетничал, пускай там на печи сидит.

- Только сначала пусть одну мою вещь отдаст. Он у меня книгу спер, - пожаловался

Ластик. - Это не просто книга. Я тебе после покажу, а то не поверишь.

- Отдаст, как миленький, - пообещал царевич. - Не бери в голову, Эраська. Я всё

устрою. Ты знаешь кто будешь? Ты будешь поповский сын, которого вместо меня в Угличе

зарезали. За то, что ты ради царского сына жизни лишился, Господь явил чудо - возвернул

тебя на землю мне в усладу и обережение. Тут публика знаешь какая? Что Земля вокруг

Солнца вертится - ни за что не поверят, а на всякую ерунду жутко доверчивы. Им чем

чудесней, тем лучше. Ну ладно, пойдем наружу. Хватит москвичам нервы трепать, а то еще

помрет кто-нибудь от страху. Вечером сядешь ко мне в карету, наболтаемся от души. А сейчас

айда ваньку валять. Объявлю, что признал в тебе своего спасителя-поповича. Помолимся,

всплакнем, как положено. А потом явлю свою государеву милость - пощажу бояр московских

твоего об них заступства ради. Ох, Эраська, как же здорово, что мы теперь вместе!

ИЗ "ЖИТИЯ БЛАЖЕННОМУДРОГО ЧУДОТВОРЦА ЕРАСТИЯ СОЛЯНСКОГО"

"Житие", датированное 7114 (1606) годом, как почти все письменные свидетельства той

смутной эпохи, впоследствии было уничтожено. Из рукописи, принадлежащей перу

неизвестного автора, чудом уцелел всего один столбец (свиток), который мы и приводим здесь

в переводе на современный русский язык. (Прим. ред.)

"...А в Светлый Четверг князюшка пробудился ото сна еще позднее обыкновенного.

Солнце в небе стояло уже высоко, но в тереме все ступали на цыпочках и говорили шепотом,

дабы не потревожить сон его милости. Накануне благородный Ерастий до глубокой ночи был

Наверху, у государя, а как возвернулся в свои хоромы, изволил еще часок-другой заморскую

птицу папагай словесной премудрости обучать, да и умаялся.

Лишь в полдень донесся из опочивальни звон серебряного колокольца - это

свет-князюшка открыл свои ясные оченьки и пожелал воды для утреннего омовения да мелу

толченого. Сказывают, будто есть у Ерастия в устах некий волшебный зуб белорудный, и ежели

тот зуб каждоутренне с особой молитвой не начищать, то вся чудесная сила из него уйдет.

Про князя-батюшку всей Москве ведомо - как он, будучи малым дитятей, жизнь за

государя царевича отдал и был годуновскими душегубами до смерти умерщвлен, и за тот

подвиг великий взят на Небо, в Божьи ангелы. Когда же законный государь объявился и пошел

отцовский престол добывать, поддержал Господь Дмитрия Иоанновича в его справедливом

деле и для того явил чудо великое - вернул душу государева спасителя в то самое тело, откуда

она была злодейски исторгнута.

И пожаловал царь своего верного товарища. Нарек меньшим братом и князем, повелел

отписать любую вотчину, какую только Ерастий пожелает. От воров-Годуновых много земель

осталось, самолучших, но ангел-князюшка по смирению и кротости своей испросил во

владение лишь малый надел на Москве, где ранее Соляной двор стоял, поставил себе там

хоромы бревенчатые и по прозванию того места стал именоваться князем Солянским. Ни

городков себе не истребовал, ни сел с деревнями, ни крестьян. А все оттого, что долгое время в

Раю пребывал и проникся там духом нестяжательным. Святости накопил столько, что и в

церковь на молитву редко ходил. По воскресеньям весь народ - и бояре, и простолюдины - с

рассвета на заутрене стоят, грехи отмаливают, а он знай почивает сном праведным. Что ему

гнева Божьего страшиться, когда он ангел?

Слух о нем распространился по всей Руси, что чудеса творит и мудр не по своим детским

летам, но сие последнее неудивительно, ибо всяк знает, что год, проведенный на Небесах, равен

земному веку.

А восстав ото сна в Светлый Четверг, Ерастий на завтрак откушал полнощный плод

апфелъцын из царскойранжереи, еще конфектов имбирных, еще пряников маковых да

яблочного взвару. После ж того пошел на двор, где с рассвета, как обычно, собралась толпа.

Кто за исцелением пришел, кто за благословением, а кто так, поглазеть.

Явил себя князюшка на красное крыльцо, то-то светел, то-то пригож: шапочка на нем

алобар-хатна, в малых жемчугах; жупанчик польский малинов со златыми разговорами; на

боку узорчатая сабелька, государев подарок.

Все ему в ножки поклонились, и он им тоже головку наклонил, потому что, хоть и князь, а

душа в нем любезная, истинно ангельская.

Воссел на серебряное креслице, на плечо посадил заморскую птицу папагай,

синь-хохолок, червлено перо. И сказала вещая птица человеческим голосом некое слово

неведомое, страшное, трескучее, а Ерастий засмеялся - так-то чисто, будто крусталъ

зазвенел.

И говорит черни: "Ну вставайте, вставайте. Которые калеки, да хворые - налево,

остальные давайте направо".

Люди, кто впервой пришел, напугались, ибо многие не ведали, куда это - "направо" и

"налево", но Князевы слуги помогли. Взяли непонятливых за ворот да по сторонам двора

растащили, но пинками не гнали и плетьми-шелепугами не лупили, Ерастий того не дозволял.

И обернулся князь ошую, где собрались больные: золотушные, расслабленные,

бесноватые, колчерукие-колченогие. Был там и ведомый всей Москве блаженный юрод

Филя-Навозник. Дрожал, сердешный, трясучая хворь у него была, блеял бессмысленно, и никто

от него вразумительного слова не слыхивал.

Князь зевнул, прикрыв роток рученькой, но солнце все ж таки блеснуло на белорудном

зубе, и в толпе заволновались, а некоторые и вновь на землю пали.

Поднялся тогда Ерастий с креслица, махнул рученькой, потер чудесное Око Божие, что у

него всегда на груди висит, и как закричит своим крусталъным голоском заветные слова, какие

запомнить невозможно, а выговорить под силу лишь ангелу: всё "крлл, крлл", будто

воркование голубиное.

Что сила в сем заклинании великая, про то всем известно. Закачалась толпа, иные и вовсе

сомлели.

Средь увечных вой поднялся, крик, и многие, как то ежедневно случалось, исцелились.

"Зрю, православные, зрю!" - закричал один, доселе слепой.

"Братие, глите, хожу!" - поднялся с каталки расслабленный, кто прежде не мог и членом

пошевелить.

А Филя-Навозник, кого вся Москва знает, вдруг трястись перестал, поглядел вокруг с

изумлением, будто впервые Божий свет увидел. "Чего это вы тут?", - спрашивает. Похлопал

себя по бокам: "А я-то, я-то кто?" И пошел себе вон, удивленно моргая. А, как уже сказано,

никто от того юрода понятного слова не слыхал давным-давно, с тех пор, как его три года

назад на Илью-Пророка шарахнула небесная молонья.

Те же хворые, кто нагрешил много, остались неисцеленными и пошли прочь со двора,

плача и укрывая лица, ибо стыдно им было от людей.

Князюшка-ангел сызнова зевнуть изволил, потому что наскучило его милости по всякий

день чудеса творить.

И поворотился одесную, к правой сторо..."

Здесь столбец обрывается на полуслове. (Прим. ред.)

Тому, что некоторые из увечных, действительно, исцеляются, Ластик давно уже не

удивлялся. Мама всегда говорила, что половина болезней от нервов и самовнушения. Если

впечатлительного человека убедить, что он обязательно выздоровеет, начинают работать

скрытые резервы организма. Чем сильнее вера, тем большие чудеса она производит, а люди,

каждое утро собиравшиеся на Солянском подворье, верили искренне, истово.

Тут всё имело значение: и репутация чудотворца, и долгое ожидание, и блеск

хромкобаль-тового брэкета, и непроизносимое "заклинание". На роль магического заклятья

Ластик подобрал самую трудную из скороговорок:

"Карл-у-Клары-украл-кораллы-а-Клара-у-Карла-украла-кларнет".

Первый раз, когда выходил к народу на красное (то есть парадное) крыльцо, ужасно

боялся - не разорвали бы на куски за шарлатанство. Но всё прошло нормально. Хворые-убогие

исцелялись, как миленькие. Во-первых, те кто легко внушаем или болезнь сам себе придумал. А

во-вторых, конечно, хватало и жуликов. Например, сегодняшний слепой, что кричал "зрю,

православные". Месяца три назад этот тип уже был здесь, только тогда он вылечился от

хромоты. Такие громче всех кричат и восхищаются, а после по всему городу хвастают. Их за

это доверчивые москвичи и кормят, и вином поят, и денег дают. Жалостлив русский народ,

несчастных любит, а еще больше любит чудеса.

Но больные ладно, это самое простое. Протараторил им про Клару, и дело с концом.

Труднее было с правой половиной толпы.

Ластик специально выработанным, осветленным взором оглядел оставшихся. Поправил

пристяжное ожерелье - высокий, стоячий воротник, весь расшитый жемчугом. Потер

Райское Яблоко, которое висело на груди, прямо поверх кафтана. Отнять алмаз у государева

названного брата никто бы не посмел, так что в нынешнем Ластиковом положении самое

безопасное было никогда не расставаться с Камнем и всё время держать его на виду, потому что

отнять не отнимут, но спереть могут, причем собственные слуги - это тут запросто. Особенно

если периодически, этак раз в неделю, для острастки не сечь кого-нибудь батогами, а такого

варварства у себя князь Солянский не допускал.

Он долго думал, куда бы пристроить Камень. Для перстня слишком велик, для серьги

тяжел. Правда, некоторые дворяне носят в ухе преогромные лалы и яхонты, но это надо

железные мочки иметь, да и больно прокалывать. В конце концов заказал придворному

ювелиру тончайшую паутинку из золотых нитей и стал носить Яблоко на шее. На всякий

случай, распространил слух, что это Божье Око, благодаря которому "князь-ангел" обладает

даром ясновидения. Лучшая защита от воровства - суеверие.

Когда князь коснулся алмаза, в толпе охнули, кое-кто даже прикрыл ладонью глаза - это

на Камне заиграли солнечные лучи. Самое время для благословения.

Ластик громко сказал свое обычное:

- Благослови вас Господь, люди добрые. Ступайте себе с Богом. А кому милостыню или

еды - идите к ключнику.

И понадеялся: вдруг в самом деле все разбредутся. Пару раз случалась такая удача.

Толпа с поклонами потянулась к воротам, но несколько человек остались.

Ластик тяжело вздохнул. Увы. Начиналось самое муторное.

Ну-ка, кто тут у нас сегодня?

Мужик с бабой, старый дед и еще целая ватага: купчина, и с ним полдюжины молодцов.

Они стояли кучкой на том самом месте, где через четыреста лет будет расположен вход в

подземные склады - именно отсюда начались все Ластиковы злоключения.

Неслучайно он выпросил у Юрки именно этот участок. Дело тут было не в ностальгии по

родному дому. Ластик очень надеялся отыскать точку, откуда можно попасть в 5 июня 1914

года. Пока строились княжеские хоромы, он исходил шаг по шагу всё подворье, тыкался чуть

не в каждый сантиметр почвы, но ничего, похожего на хронодыру, не обнаружил - ни ямки, ни

трещины, ни даже мышиной норы. Видно, лаз образовался (то есть образуется) позже, когда

"Варваринское товарищество домовладельцев" затеет строить доходный дом с коммерческими

подвалами...

Попугай Штирлиц, которого первоначально звали Диктором, тронул Ластика

лакированным клювом за ухо - вернул к действительности.

Эту пеструю птицу князь Солянский приобрел у персидского купца, заплатив золотом

ровно столько, сколько весило пернатое создание. Торговец божился, что попугай умеет в

точности повторять сказанное - запоминает что угодно, причем вмиг, с первого раза. И

продемонстрировал: произнес что-то на своем наречии, хохластый послушал, наклонив голову,

и тут же воспроизвел этот набор звуков. Голос у птицы был точь-в-точь, как у диктора,

читающего новости по радио.

И пришла Ластику в голову идея - обучить попугая, чтобы заменял собой

радиоприемник. Очень уж истосковался пленник средневековья без средств массовой

информации.

Каждый вечер он вколачивал в Диктора разные фразы, которые обычно произносят

радиоведущие и которых Ластику теперь так недоставало. Попугай слушал, внимательно

наклонял голову, но упорно помалкивал.

А в Штирлица его пришлось переименовать, когда выяснилось, что молчит коварная

птица только при хозяине, зато челяди потом всё отличным образом пересказывает. Ластик был

свидетелем, как попугай гаркнул на слуг: "Добрррого вам утррра, дорррогие

рррадиослушатели!" - те, бедные, аж попятились.

И сегодня, перед исцелением, тоже отличился. В самый отвественный момент, перед

заклинанием, проорал "Дурррдом!". Это слово Ластик у Дмитрия Первого перенял и повторял

часто - вот Штирлиц и подцепил.

Первыми к крыльцу подошли мужик и баба. Она вся красная от волнения, он набыченный,

морда злобная, глядит в землю.

Поклонились оба низко, дотронувшись рукой до земли.

- Ну, что у вас?-настороженно спросил Ерастий. Ответила баба:

- Да вот, ангел-князюшка, наслышаны о твоей мудрости, пришли за наставлением.

Насилу его, аспида поганого, уговорила. - Она двинула мужика локтем в бок, он насупился

еще больше. - Муж это мой, Илюшка-иконописец.

- Если детей Бог не дал, это не ко мне, - сразу предупредил Ластик. - Благословить

благословлю, а только в немецкую слободу, к лекарю ступайте.

- Нет, кормилец, детей у нас восемь душ. Мы к твоей княжеской милости по хмельному

делу.

- А-а, - немного успокоился Ластик. - Могу, конечно, волшебные слова сказать, чтоб

поменьше пил. Некоторым помогает.

Баба перепугалась:

- Нет, батюшко! Вели, чтоб пил, а то вторую неделю вина в рот не берет, совсем житья

не стало. Он, когда выпьет, и веселый, и добрый, детям гостинцы дарит, меня ласкает. А когда

тверезый, злыдень злыднем. Теперь ему отец архимандрит с Варвары-Великомученицы заказал

большую "Троицу" - говорит, год к вину не прикоснусь, икону писать буду.

- Ну и хорошо. Чего ж ты?

- Так погибаем совсем. Орет, дерется, за воло-сья таскает. Видел бы ты моего Илюшу

пьяненького - до того благостен, до того ликом светел! А ныне погляди на рожу его

зверообразную.

Ластик поглядел - да, так себе рожа.

- Не могу я икону писать, если выпимши, - мрачно сказал Илюшка. - Рука дрожит.

- А если немножко выпьешь? - спросил князь-ангел.

- Немножко не умею. Уж коли пью, так пью. А не пью, так не пью.

Задумался Ластик - случай был не из простых. Баба смотрела на него с надеждой, мужик

пялился в землю.

- Вот что, Илюшка, ты иди, - сказал наконец Ерастий. - А ты, баба, поди поближе. -

И спросил шепотом. - Он у тебя щи, ну шти, ест?

- Кислые, с ботвиньей очень уважает. Кабы каждый день варила - ел бы.

- Вот и вари ему каждый день. А в горшок потихоньку чарочку вина подливай, только не

больше. Для доброты ему довольно будет, а рука от одной чарочки не задрожит.

Просветлела баба лицом, закланялась, хотела в краешек кафтана поцеловать - еле

отодвинулся. Но Штирлиц скептически проскрипел:

- В эфиррре рррадиокомпозиция "Вррредные советы"!

И осталось у Ластика на душе сомнение - правильно ли сделал? А что бы, интересно, ей

посоветовал папа, если б она пришла к нему в фирму за консультацией? Ох, вряд ли папа стал

бы жену учить обманывать собственного мужа и травить его алкоголем...

Со следующим ходоком еще хуже вышло. Это был старик, по виду странник - в драных

лаптях, с котомкой через плечо.

- Князь-батюшко, - начал он по обычаю, хотя сам годился Ерастию в дедушки, - як

твоей пресветлой милости издали пришел, с-под самой Рязани.

Лицо у дальнего ходока было землистое, взгляд потерянный.

- Вот скажи ты мне, святое чадо, есть Бог али как?

Вопрос для семнадцатого века был неожиданный, даже крамольный - за него, пожалуй,

церковь могла и на костер отправить. Но как ответить, Ластик знал. Был у него с папой не так

давно на эту тему серьезный разговор.

И старику он сказал то же, что ему в свое время папа:

- Коли веришь - обязательно есть.

- Я-то верю. Как же без Бога? И зачем тогда всё? - Старик вздохнул. - Значит, есть.

Ладно. А он добрый, Бог-от?

Это был тоже вопрос нетрудный.

- Коли есть, то уж конечно добрый. Иначе он был бы не Бог, а Дьявол.

- Добрый? - повторил старик и вдруг тоскливо-тоскливо говорит. - А чего ж тогда у

Него на свете так погано? Вот у меня семья была, большая. Пшенична хлеба, конечно, не едали,

но и лебедой брюхо не набивали. Неплохо жили, грех жалиться. Только налетели крымчаки,

всю деревню пожгли, всех поубивали: старуху мою, двух сынов с женками, внуков одиннадцать

душ. Сам-то я с меньшой внучкой в сене спрятался. Горе, конечно, но я на Бога не роптал. Даже

свечку поставил, что оставил Марфушку, самую любимую из всех, мне в утешение. А в

прошлый месяц мор был, и Марфушка тоже померла. Вот и скажи ты мне, как ты есть ангел, на

что это Богу понадобилось, ради какого такого промысла?