Б. А. Рыбаков язычеств о древ h ихславя h москва 1981 Издательство "Hаyка" Книга

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 67

Глава пятая

---------------------------------------------------------------------

ИСТОКИ СЛАВЯНСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Приступая к сквозному обзору того или иного тематического

раздела истории славянства на протяжении нескольких тысячелетий,

каждый исследователь должен изложить свою точку зрения на

происхождение и исторические судьбы славян, очертить хронологические

и территориальные рамки этих процессов в своем понимании. Проще

всего было бы сослаться на работы тех или иных исследователей,

взгляды которых представляются приемлемыми, но, к сожалению, в

вопросах славянского этногенеза существует значительная

разноголосица, и полностью согласиться с тем или иным автором

безоговорочно не представляется возможным. Можно лишь взять наиболее

обоснованные, солидно аргументированные элементы как материал для

дальнейших размышлений. В связи с отсутствием единого

всепримиряющего взгляда на эту сложную проблему и при различии

подходов к ней каждая новая работа поневоле будет субъективной; это

в равной мере относится и к данной книге.

После длительных споров о формах и причинах образования

народов сейчас стало ясно, что этот процесс протекал неоднозначно:

необходимо учитывать расселение какой-то группы, связанное с

естественным размножением, из одного, сравнительно небольшого

центра; необходимо учитывать переселения и колонизацию. Все эти виды

расширения в ряде случаев связаны с вопросами субстрата и

ассимиляции; последняя может быть в двух вариантах: пришельцы

растворяются в туземной среде или же подчиняют ее себе, уподобляют

себе.

Одновременно с этим параллельно расширению может идти процесс

культурной интеграции племен. Сближающиеся племена могут быть

близкородственны, могут быть отдаленнородственны (это по-разному

сказывается на выработке культурного единства), а могут оказаться и

совершенно чуждыми своим соседям.

В процессе интеграции на стадии высшего развития

первобытности большую роль играет завоевание или временное

подчинение, выдвижение на короткий срок племени-гегемона, имя

которого может быть незаконно распространено на подчиненные племена

и тем самым превратно понято географами из цивилизованных стран.

С разными народностями, а в особенности с занимавшими

обширное пространство, нередко происходило расщепление их единства

(временное или окончательное) благодаря вовлечению их в разные сферы

влияния, появлению двух или нескольких культурных областей вне самой

народности, по-разному влиявших на нее. В результате это создавало

видимость распада или даже исчезновения народности.

Исторический процесс таков, что все перечисленные явления

могли происходить одновременно, и притом с разной интенсивностью, в

разных районах, заселенных единой народностью, что чрезвычайно

запутывало •этногенетическую картину.

Вывод из сказанного таков: процесс формирования народности

настолько сложен и многообразен, что ожидать полной определенности,

точности этнических границ, четкости этнических признаков,

разумеется, нельзя.

Весьма условны и так называемые этнические признаки. Язык

того или иного народа, наиболее явный этнический признак, может быть

средством общения и других народов; нередко образуется длительное

двуязычие (особенно при чересполосном поселении народов), тянущееся

веками. Иногда язык прадедов забывается, а этническое самосознание

остается.

Антропология, исследующая многообразие физических типов

человека, показала, что полного совпадения с лингвистическими

ареалами нет, что язык и физический тип могут совпадать, но могут и

не совпадать.

Антропологи на своих картах показали ту сложность реального

исторического процесса, ту перепутанность и переплетенность племен

и народов, которые были результатом расселения, колонизации,

интеграции, ассимиляции и т. п. В вопросах небольшого

географического диапазона антропология может дать очень точные и

важные для науки ответы, но в вопросе о происхождении славян выводы

антропологов вторичны: если историки или лингвисты предполагают, что

на какой-то территории в определенное время проживали славяне, то

антропологи могут указать преобладающий физический тип здесь, его

сходство или различие с соседними и второстепенные типы,

наличествующие здесь же.

При увеличении палеоантропологического хорошо датированного

материала в дальнейшем антропология, вероятно, распутает многие

сложные узлы славянского этногенеза, но здесь всегда будет серьезным

препятствием многовековой обычай кремации, оставивший невосполнимые

белые пятна на палеоантропологических картах.

Надежным, но не безусловным источником является история

материальной культуры, и в первую очередь археология. Главным

преимуществом этой науки является оперирование конкретным

материалом, реальными остатками древней жизни. Особенно важна точная

датированность вещей и сопоставимость по хронологическим осям -- по

горизонтали для одновременно существующих культур и по вертикали для

культур более ранних и более поздних.

Однако памятники материальной культуры (включая сюда

археологию и этнографию) таят в себе некоторые опасности: на одном

языке могут говорить люди с разной системой хозяйства и разным

бытом; вместе с тем единая этнографическая материальная культура

может покрывать собою народности, принадлежащие к самым чуждым друг

другу языковым группам. Поясню это примером. Эстонцы и латыши за

время тысячелетнего соседства выработали давно очень сходную

культуру; сходство проявляется в ряде признаков уже со средних

веков, а между тем одни принадлежат к финно-угорской языковой семье

(эстонцы), а другие -- к индоевропейской (латыши). Трудно зрительно

воспринять единство населения рязанских деревень XIX в., с их

есенинскими соломенными крышами, тесными (в прошлом курными) избами

и бедным земледельческим бытом, с богатыми усадьбами донских

казаков, построенными в совершенно иной технике, усадьбами, полными

скота, оружия и одежды кавказского типа. А между тем и рязанцы и

донцы не только русские люди, но и люди, говорящие на одном

южновеликорусском наречии, более того -- на одном варианте диалекта.

В обрядах, обычаях и песнях тех и других очень много общего.

Но если посмотреть на донцов и рязанцев XVIII -- XIX вв. глазами

будущего археолога, то можно безошибочно предсказать, что он

убежденно отнесет их к разным культурам. Наше преимущество в том,

что мы знаем язык, обычаи, песни как рязанских крестьян, так и

донских станичников и можем установить этническое тождество. Более

того, благодаря письменным источникам мы знаем, когда и почему одни

обособились от других: еще в конце XV в. Иван III запрещал рязанской

княгине Аграфене отпускать людей на Дон; значит, уже тогда начался

отток рязанцев на юг, уже пятьсот лет назад начало формироваться

донское казачество. При суммировании археологических данных мы в

большинстве случаев лишены таких возможностей контроля наших,

кажущихся нам точными, выводов.

Углубление в безмолвную археологическую древность в поисках

корней позднейшего славянства не безнадежно, как может показаться из

приведенных выше примеров, так как археологическое единство

("археологическая культура") в большинстве случаев, по всей

вероятности, отражает этническую близость, но помнить об исключениях

(частота которых нам неизвестна) мы должны. Совершенно естественно,

что для такого углубления необходимо использование всех наук,

невзирая на условность и неполноту некоторых данных.

Применительно к древним славянам нам прежде всего хотелось бы

знать, где находилась так называемая прародина славян.

Прародину не следует понимать как исконную область обитания

единого народа с единым языком. Прародина -- это условная, с сильно

размытыми рубежами территория, на которой происходил необычайно

запутанный и трудноопределимый этногенический процесс. Сложность

этногенического процесса состоит в том, что он не всегда был

одинаково направлен: то сближались между собой постепенно и

неприметно близкородственные племена, то поглощались и

ассимилировались соседние неродственные племена, то в результате

покорения одних племен другими или вторжения завоевателей процесс

поглощения ускорялся, то вдруг появлялись разные исторические центры

тяготения, родственные по языку племена как бы расщеплялись, и

разные части прежнего общего массива оказывались втянутыми в другие,

соседние этногенические процессы. Дело усложнялось с переходом

первобытности на высшую, предгосударственную ступень, когда

образовывались союзы племен (что; делалось не всегда по принципу их

родственности), вырабатывался какой-то язык общения разнородных

частей союза. Возникновение государственности обычно завершает

этногенический процесс, расширяя его рамки, вводя общий

государственный язык, закрепляя его письменностью и сглаживая

локальные различия.

Исходя из этой, далеко не полной, картины хода

этногенического процесса, немыслимо искать для его начальной поры

какую-либо географическую определенность и жесткость этнических

границ.

Историография вопроса о прародине славян очень обширна,

излагать ее здесь подробно не имеет смысла.

Одних историко-лингвистических материалов, на которые

опирались ученые XIX в., было недостаточно для решения проблемы

этногенеза. Значительно более устойчивые данные были получены при

сочетании лингвистических материалов с антропологическими и

археологическими. Первым таким серьезным обобщением был труд Л. Г.

Нидерле 1. Прародина, по Нидерле (применительно к первым векам н.

э.), выглядела так: на западе она охватывала верхнюю и среднюю

Вислу, на севере граница шла по Припяти, на северо-востоке и востоке

прародина включала в себя низовья Березины, Ипути, Десны и по Днепру

доходила до устья Сулы. Южный рубеж славянского мира шел от Днепра

и Роси на запад по верховьям Южного Буга, Днестра, Прута и Сана.

----------------------------------

1 Niederle L. Slovanske Starozitnosti. Praha, 1901. Т. 1.

В последующее время выявились две тенденции: одни ученые

видели прародину славян предпочтительно в восточной половине того

пространства, которое очертил Нидерле (на восток от Западного Буга

или от Вислы), в то время как другие исследователи предпочитали его

западную половину -- на запад от Буга и Вислы до Одера, т. е. на

территории современной Польши 2. Степень убедительности аргументов

висло-днепровской и висло-одерской гипотез примерно одинакова: и там

и здесь есть свои основания. Отсюда возникала мысль о возможности

сближения, точнее, объединения обеих гипотез с тем, что прародиной

славян можно считать все пространство от Днепра до Одера.

Хронологически это обычно приурочивалось к рубежу нашей эры, к тому

времени, когда появляются первые письменные сведения о венедах,

предках славян. Археологически это совпадало с областью двух сходных

культур -- зарубинецкой и пшеворской. Изыскания лингвистов показали,

что обособление праславян от общего индоевропейского массива

произошло значительно раньше, во II тысячелетии до н. э., в

бронзовом веке. Археологи начали примерять те или иные культуры

бронзового века к предполагаемой прародине. Любопытный конфуз

произошел со сторонниками западной, висло-одерской гипотезы, которую

польские археологи называли "автохтонной".

----------------------------------

2 Рыбаков Б. А. Древняя Русь. М., 1963. Карта расселения

славян по Нестору на с. 229.

Польский ученый Стефан Носек обратил внимание на так

называемую тшинецкую культуру бронзового века (примерно XV -- XII

вв. до н. э.), которая по времени очень хорошо соответствовала новым

данным лингвистов о времени отпочкования славян. Ареал этой

культуры, определенный по довоенным раскопкам польских археологов,

совпадал с польской государственной территорией и тем самым как бы

подтверждал местное, автохтонное происхождение всего славянства.

Носек даже написал в 1948 г. статью под таким торжествующим

заголовком: "Триумф автохтонистов" 3. Однако тшинецкая культура

сильно подвела автохтонистов, в том числе и самого Носека: каждое

новое археологическое исследование расширяло ареал этой культуры в

восточном направлении. Памятники тшинецкой культуры благодаря

исследованиям Александра Гардавского и С. С. Березанской 4 выявились

далеко на востоке -- не только за Бугом, но даже и восточнее Днепра.

Другими словами, тшинецкая культура в ее современном виде

подтвердила взгляды не польских автохтонистов, а взгляды Нидерле, но

с поправкой на полторы тысячи лет в глубь веков.

----------------------------------

3 Nosek Stefan. Triumf autochtonistow.

4 Березанская С. С. Средний период бронзового века в Северной

Украине. Киев, 1972, рис. 45, 50.

Владимир Георгиев, исходя из языковых данных, определяет

такие этапы древнейшей истории и предыстории славянства: в III

тысячелетии до н. э. -- этап балто-славянской общности (это

положение нередко оспаривается); рубеж III -- II тысячелетий --

переходный период. Вторым переходным периодом является начало I

тысячелетия н. э. Таким образом, почти все II тысячелетие до н. э.,

т. е. бронзовый век и начало железного, Георгиев отводит

формированию и развитию праславян 5. Б. В. Горнунг еще более

определенно говорит об обособлении праславян в середине II

тысячелетия до н. э. и прямо связывает праславян с тшинецкой и

комаровской (более развитой вариант тшинецкой) культурами 6.

----------------------------------

5 Георгиев В. И. Исследования по сравнительно-историческому

языкознанию. Родственные отношения индоевропейских языков. М., 1958.

6 Горнунг Б. В. Из предыстории образования общеславянского

языкового единства. М., 1963, с. 3 -- 4, 49, 107. Автору осталась

неизвестной работа А. Гардавского, и поэтому географическая сторона

требует соответственных поправок (с. 107), что, впрочем, не

сказывается на выводах.

Обширная область тшинецкой культуры в ее окончательном виде

снова возродила представление о славянском массиве от Днепра до

Одера в полном согласии с новейшими лингвистическими данными о

времени выделения славян.

Польский археолог Витольд Гензель полностью принял новые

открытия и на них построил свою карту расселения праславян и их

соседей в конце II и начале I тысячелетия до н. э. 7 Тем не менее

старая автохто-нистская гипотеза все еще находит защиту, но на этот

раз не у польских, а у советских исследователей. Я имею в виду книгу

В. В. Седова 8.

----------------------------------

7 Hensel W. Polska Starozytna. Warszawa, 1973, s. 171, fig.

138.

8 Седов В. В. Происхождение и ранняя история славян. М.,

1979. Книга вышла под моей редакцией, но я разделяю далеко не все

выводы автора. Делать поправки и примечания к отдельным положениям

я не считал удобным, особенно в связи с тем, что наши взгляды часто

противоположны. Книга В. В. Седова основана на исчерпывающем знании

литературы вопроса и музейных коллекций. Весьма полезна обширная

библиография. Что же касается различий подхода, то следует сказать,

что проблема происхождения славян настолько сложна, что

существование нескольких концепций в конечном счете содействует

нахождению наименее ошибочного построения.

Своим неоспоримым преимуществом В. В. Седов считает

последовательное и строгое применение ретроспективного метода,

который действительно производит впечатление вполне объективной

научности: исследователь при своем движении в глубь веков исходит от

хорошо известного позднего к полуизвестному раннему и, наконец,

переходит к самому древнему, мало или совсем неизвестному. В

принципе этст метод бесспорен, и им необходимо пользоваться при

любом историческом исследовании. Но в археологии он часто базируется

на двух допущениях: во-первых, предполагается, что у каждого народа

есть в археологическом материале свои устойчивые этнические

признаки, опознаваемые на протяжении многих столетий, так сказать,

свой "этнический мундир", а во-вторых, признаются (априорно)

плавность и непрерывность эволюции, обеспечивающие опознание этого

мундира 9.

----------------------------------

9 "Этнический мундир", выраженный в формах керамики, в

погребальных обрядах иногда в домостроительстве, очень часто в

украшениях, является несомненной археологической реальностью, его

нужно выявлять и пользоваться им, но лишь на коротких

хронологических дистанциях и памятуя о том, что одна культура может

покрывать разные народы и что у людей одного языка может быть

несколько вариантов материальной культуры.

В. В. Седов настаивает на выявлении "генетической

преемственности". Слово "генетическая" в применении к глиняной

посуде, топорам и погребальным сооружениям не может, разумеется,

пониматься в прямом смысле. Лучше было бы ввести понятие "прототип",

исключив родственные связи горшков и застежек. На серьезные

методические раздумья наводит тезис исследователя о том, что "если

полной преемственности (генетической. -- Б. Р.) не обнаруживается,

то неизбежен вывод о смене одного этноса другим или о наслоении

одной этноязыковой единицы на другую" 10.

----------------------------------

10 Седов В. В. Происхождение и ранняя история славян, с. 39.

Такая постановка вопроса заставляет нас исключить из процесса

исследования два существенных фактора в жизни первобытных племен:

во-первых, влияние одной группы племен на другую или высокой

цивилизации на варваров, а во-вторых, возможность внутреннего

скачка, связанного с изменением хозяйственной формы, появлением

новой социальной структуры или с изменившейся внешнеполитической

обстановкой. Археология -- вполне историческая наука, и она

повествует нам не только о спокойной, ничем не прерываемой эволюции,

но и о резких изменениях, внезапном упадке той или иной культуры (не

означающем, впрочем, того, что весь народ вымер) или, наоборот, о

быстром рождении новых хозяйственных и бытовых форм, что хорошо

отражается в археологическом материале и производит впечатление

смены культур, смены этноса.

Переход к пастушеству в начале бронзового века привел к

рождению новых форм материальной культуры (посуда, боевые топоры) и

к сильному перемешиванию медленно расселявшихся племен.

Завоевание Дакии римлянами во II в. н. э., приведшее к полной

смене дакийских наречий латинским языком, оказало сильное влияние на

те народы, которые в результате этого завоевания оказались на

несколько столетий непосредственными соседями Римской империи, -- на

славян Поднепровья и готов Причерноморья. Славянская культура стала

развиваться в совершенно новых, исключительно благоприятных

условиях, когда римские легионеры в славянские земли не заходили, а

римские города охотно закупали славянский хлеб. Свидетельством

небывалого благосостояния в эти "трояновы века" являются сотни

кладов римских серебряных монет и наличие большого количества

импортных предметов роскоши в приднепровской лесостепи.

Поэтому черняховская археологическая культура II -- IV вв. н.

э., порождение новой благоприятной ситуации, несравненно выше по

Blog

Б. А. Рыбаков язычеств о древ h ихславя h москва 1981 Издательство "Hаyка" Книга

Содержание