Geum.ru

Б. А. Рыбаков язычеств о древ h ихславя h москва 1981 Издательство "Hаyка" Книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   67

голову руками...37 Его прозвали "Мыслителем", но, может быть,

правильнее было бы назвать "Ожидающим"? Художник, вылепивший фигуру,

выразившую главную мысль земледельцев -- ожидание, был не одинок:

подобная фигура была найдена и в Тирпешти38.

----------------------------------

37 Berciu D. Cultura Hamangia. Bucuresti, 1966, fig. 1, 2.

38 Dumitrescu Vladimir. L'arte preistorica..., tab. 45 -- 5.


Важным разделом неоэнеолитической орнаментики является

спиральный узор, распространенный очень широко и географически, и

хронологически, и функционально. В своей работе о космогонии и

мифологии энеолита я, продолжая забытую мысль К. Болсуновского,

предложил толковать спиральный орнамент как змеиный 39 (см. рис.

rbyds043.gif).

----------------------------------

39 Рыбаков Б. А. Космогония и мифология земледельцев

энеолита. -- СА, 1965, Jfi 1, с. 35 -- 36.


Основу змеиного спирального орнамента составляют, очевидно,

не зловредные гадюки, а мирные ужи, почитаемые как покровители дома

у многих народов. Змеи иногда изображались в одиночку, но самым

распространенным было изображение двух змей, соприкасающихся

головами (обращенными в разные стороны) и образующих спиральный

клубок.

Змеи-ужи и змеиные клубки встречаются на самых различных

предметах: парными змеями или клубками покрывали стены моделей

жилищ, что заставляет вспомнить этнографический материал об

ужах-"господариках", змеиные клубки изображались на глиняных

жертвенниках разных форм. Очень важно отметить, что пары сплетшихся

в клубок змей часто располагаются около грудей женских фигурок, что

соединяет змеиную тему с темой дождя в один семантический комплекс.

Нередко сосуды с четырьмя сосками бывают украшены змеиными спиралями

на каждой схематичной груди.

Змеиный сюжет появился еще в палеолите, но там трудно

разгадать его смысл. В земледельческом же искусстве неолита змеи

занимают видное место. Уже в раннем неолите появляются жертвенники

с двумя змеиными головами, чары для воды с рельефным изображением

змеи.

Змеи, как известно, выползают и активно действуют в дождливое

время, и эта связь змеи с желанной небесной влагой и обусловила

такое внимание к змеиной теме. Есть еще одно соображение о связи

змеиных клубков с сезонным и суточным образом жизни змей, но этот

аспект спирального орнамента уместнее будет рассмотреть в

дальнейшем.

Неоэнеолитический орнамент, столь широко использующий змей,

убедительно свидетельствует о прочном культе безвредных ужей, с

которыми связывалось представление о дожде и об охране жилища (в

частности, от мышей). Змеиный спиральный орнамент в эпоху

линейно-ленточной керамики продвинулся из Балкано-Дунайской области

далеко на север, за барьер центральноевропейских гор.

Позднейший этнографический материал (особенно прибалтийский

и скандинавский) сохранил очень много пережитков древнего

индоевропейского змеиного культа.

Приведенными крупными семантическими разделами

неоэнеолитического искусства далеко не исчерпывается список разных

проявлений языческого мировоззрения индоевропейцев того времени.

Можно назвать, например, нанесение точечного орнамента на керамику

настоящими зернами злаков, что, конечно, очень убедительно

свидетельствует об аграрной магии. Заслуживает упоминания


специальная жертвенная яма на поселении Брапч (лендельская культура)

с захоронением в ней головы быка 40. Уникальным является сосуд из

южной части области линейно-ленточной керамики с изображением

женщины и деревьев 41. Две стенки прямоугольного ящика покрыты

крайне своеобразными рисунками: на одной дана женская фигура, около

которой изображены небольшие рогульки; на второй -- представлены два

развесистых дерева (яблони?) с листьями или плодами; среди ветвей

видны такие же рогульки. Создается впечатление, что женщина как бы

сажала в землю рогульки-саженцы (или призывала благодать на

маленькие деревца). Второй рисунок показывает уже результаты ее

действий -- большие, выросшие деревья. Единичность этой интересной

находки не позволяет настаивать на таком предположении в его

развернутой форме, но связь глиняного ящичка с магией растительности

вполне вероятна. Сам ящик (10 X 17 см) мог предназначаться для

проращиваания семян.

----------------------------------

40 Slovensko v mladsej..., tab. XCV.

41 Kalicz N. Diex d'argile, tab. 28, 29, s. 85. Село

Селавены, с. 38 -- 39


Не была рассмотрена выше широко распространенная форма

сосудов, условно называемых иногда "вазой для фруктов". Это довольно

глубокие чары или блюда на высоком цилиндро-коническом поддоне. Их

ритуальное предназначение не вызывает у исследователей сомнения. Мне

кажется, что этот своеобразный и весьма элегантный вид ритуального

реквизита следует разделить на две функционально различные

категории. К одной можно отнести сосуды на сплошном поддоне; чаша их

нередко бывает украшена рельефным изображением четырех женских

грудей. Эти "вазы", вероятно, служили для колдовских операций с

водой и являлись отдаленным прототипом этнографических сосудов с

водой для подблюдных новогодних обрядов. Ко второй категории нужно

отнести сосуды с отверстиями в поддоне. Такие отверстия оправданы

только в том случае, если поддон служил своего рода жаровней:

отверстия делались для тяги, а самый сосуд мог служить для сушки

зерна непосредственно перед размолом. Назначение такой

"вазы"-жаровни могло быть чисто практическим, но связь ее с главным

источником существования -- зерном делала ее причастной ко всем

аграрно-магическим операциям. С праздником урожая связаны, по всей

вероятности, глиняные модели повозок-"кошей", в которых увозили

снопы с поля.

Не попали в обзор немногочисленные мужские фигурки и

фаллические поделки. Связь последних с темой плодовитости и

плодородия несомненна, но в большинстве случаев эта тема выражалась

посредством женского, а не мужского начала.

Общеиндоевропейский фундамент религиозно-магических

представлений, как видно из сделанного беглого обзора, был

достаточно широк и многообразен. Наш обзор еще далеко не закончен,

но уже на этом этапе рассмотрения можно сделать несколько общих

предварительных выводов.

Охотничья тематика отступила на второй план. Главным для

земледельцев являлся, естественно, процесс созревания урожая. В

религиозной сфере эти земледельческие идеи выражались в устойчивой

символике: земля -- женщина; засеянная нива уподоблялась женщине,

созревание зерен -- рождению ребенка. Большое внимание уделялось

теме дождя, необходимого полям. В символическом выражении это

выглядело, как молоко богини. Существенную роль играл культ добрых

змей, ужей-"господариков", частично связанных с дождем.

Во вводной главе, где речь шла о средневековых попытках

периодизации славянского язычества, отмечалась смена охотничьих

представлений об упырях и берегинях новыми, земледельческими

образами Рода и рожаниц. Мы рассмотрели несколько тысячелетий

начального этапа жизни индоевропейских земледельцев, но существенных

признаков культа Рода не обнаружили. Очевидно, привычное для

последующих веков сочетание "Род и рожаницы" появилось не сразу.

Первыми появились в матриархальном земледельческом обществе женские

божества -- рожаницы, а бог-мужчина явился позднейшим наслоением.

Более детально рассмотреть вопрос о земледельческой

космогонии и о культе рожаниц нам удастся не на балкано-дунайском

материале, а на материале северо-восточной окраины индоевропейской

общности (которая, кстати сказать, оказалась впоследствии частью

славянской прародины) -- области трипольских энеолитических племен,

где необычайная полнота археологических данных и богатство расписной

керамики ярче и полнокровнее, чем где-либо в Европе, раскрывают

перед нами идеологию первобытных земледельцев.


*


Ко времени расцвета трипольской культуры (конец IV -- начало

III тысячелетия до н. э.) земледелие насчитывало уже не одно

тысячелетие своего существования. Оно уже определилось как пашенное,

с использованием упряжки волов, оно утвердилось как главная часть

земледельческо-скотоводческого комплекса. Оформилась и устоялась

вполне и идеология земледельцев. Трипольская культура интересна для

нас не только своим географическим положением, но и тем, что здесь

мы видим наивысший взлет первобытного земледельческого искусства,

богатого космогоническим и даже мифологическим содержанием.

В археологических материалах трипольской культуры проявились

многие черты из числа тех, что поименованы выше в суммарном очерке

о земледельческом индоевропейском массиве в Юго-Восточной и

Центральной Европе: женские фигурки, модели жилищ, "четырехгрудые"

сосуды, красочная роспись керамики, спиральный и змеиный орнаменты

и многое другое. Все это роднит идеологию трипольцев с идеологией

остальных земледельческих народов этого большого региона,

прослеживаемой не только на синхронном, но и на более раннем этапе.

Трипольская культура моложе многих упомянутых выше культур; она

наследовала им и далеко продвинула вперед полученное наследство, в

чем и заключается ее исторический интерес.

Трипольская культура с каждым десятилетием раскрывается перед

нами все полнее и полнее, открывая исследователям новые, подчас

неожиданные, стороны древнего земледельческого быта. Открываются

клады медных изделий, выявляются двухэтажные постройки; аэросъемка

открывает нам огромные поселения, обнесенные оборонительными

стенами; уточняется эволюция трипольско-кукутенской культуры на

протяжении более чем тысячелетней ее истории.

В истории первобытной Европы трипольская культура была тем,

чем была эпоха Ренессанса для средневековья. Здесь полнее всего

проявились творческие возможности и сложность мировоззрения

индоевропейских земледельцев той эпохи. Не подлежит сомнению, что

полное, разностороннее рассмотрение трипольской культуры как

исторического целого явится важнейшей задачей науки в недалеком

будущем. Крайне сожалею, что предлагаемый очерк мировоззрения

трипольцев предшествует осуществлению этой задачи, стоящей перед

специалистами по энеолиту.

Оценивая результаты существующих систематизаторских и

классификационных работ, приходится отметить, что приведение в

порядок типологии, хронологии и выявление локальных вариантов сами

по себе еще не решают основных проблем семантики. Для анализа

семантики недостаточно самой добросовестной, но индуктивной по своей

природе сводки -- для выявления идеологического содержания поневоле

приходится обращаться к дедукции, невзирая на неизбежный в этом

случае субъективизм. Изучая те или иные детали, исследователь не

имеет права абстрагироваться от представления о системе хозяйства,

социальных отношений, от общего уровня развития изучаемых племен,

потому что изолированное рассмотрение того или иного сюжета

первобытного искусства приведет к несравненно большему произволу в

толковании. Дедуктивность в анализе энеолитического искусства

заключается в следующей труднооспоримой исходной позиции: для

племен, у которых главной основой жизни являлось земледелие,

важнейшим разделом их религиозных представлений могут быть и должны

быть идеи и образы, связанные с плодородием почвы, урожаем,

оптимальным сочетанием дождя и вёдра, сохранностью и качеством

семенного запаса и т. п. Разумеется, что понимание земледельческого

характера идеологии не избавит исследователя от неверного толкования

тех или иных сюжетов, от ошибок в прочтении полисемантических

"пиктограмм" тогдашнего искусства. Критерием правильности должна

быть взаимосвязанность разгаданных сюжетов, слияние их в единую

систему. Если системы нет, то поиск надо начинать заново. При

современном состоянии знаний нам не удастся разгадать все без

исключения загадки трипольского искусства; многое останется или

нерасшифрованным, или спорным.

Обильный трипольский материал, собранный на пространстве от

Нижнего Дуная до Среднего Днепра, можно условно подразделить, с

нашей историко-религиозной точки зрения, на три категории: культовые

места и сооружения, ритуальная пластика и многообразная орнаментика

бытовой и ритуальной посуды, выгодно выделяющая трипольскую культуру

из числа других культур крашеной керамики.

Священным, почитаемым местом в трипольских жилищах была печь.

Около печи иногда обнаруживают алтари прямоугольной или

крестообразной формы, близ которых (порою на специальных

возвышениях) располагались глиняные фигурки, чаши на антропоморфных

подставках и орнаментированные спиралями сосуды для зерна 42. Особый

интерес представляет святилище, раскопанное в Сабатиновке на Южном

Буге 43.

----------------------------------

42 Мовша Т. Г. Святилище трипольской культуры. -- СА, 1971,

№ 1, с. 202.

43 Макаревич М. Л. Об идеологических представлениях у

трипольских племен. -- Зап. Одесск. арх. о-ва. Одесса, 1960, I (34),

с. 291, рис. 1.


Святилище представляло собой глинобитное турлучное сооружение

общей площадью 70 кв. м. Вход был устроен как узенький коридорчик,

вынесенный вовне здания. Здание внутри делится четко на две

половины: первая, ближайшая ко входу, совершенно пуста; здесь нет ни

сооружений, ни находок. Это, так сказать, нартекс языческого храма.

Удаленная от входа глубинная половина (не отделенная перегородкой)

содержит три примечательных элемента: большую печь на круглом

постаменте, глинобитный (из обожженной обмазки) прямоугольный алтарь

длиной 6 м и близ алтаря и печи, в углу, наиболее удаленном от

входа, -- большой глиняный "рогатый трон". На алтаре находилось 16

глиняных фигурок, изображавших дебелых, широкобедрых женщин в

сидячей позе; есть и модели "рогатого трона", спинки которых как бы

имитируют. бычьи рога. Одна из женских фигурок держит в руках змею,

голова которой приникла к лицу женщины. У алтаря стоял большой сосуд

с рельефным изображением четырех женских грудей, предназначавшийся,

очевидно, для воды. Около печи стояли разные сосуды: курильница,

сосуд с бычьими костями и следами огня. В середине святилища

располагались пять жерновков-зернотерок и около каждой из них -- по

женской фигурке.

Безусловно правы исследователи, называющие это примечательное

сооружение святилищем. Перед нами -- своеобразный женский дом,

связанный с выпечкой ритуального хлеба. В балканской и

восточнославянской этнографии обрядовое хлебное печенье было

особенно обязательным в двух случаях: во-первых, при праздновании

урожая, когда торжественно выпекался хлеб из свежеобмолоченного

зерна, и, во-вторых, на зимние новогодние святки, когда

производилось превентивное заклинание природы по поводу урожая

предстоящего года. Первый, осенний обряд был прямо связан с

языческими роженицами (8 сентября) и со специальной трапезой в их

честь (см. рис. rbyds044.gif).

В Болгарии под новый год женщины обособляются от мужчин,

проводящих сложные праздничные церемонии на улицах села, и готовят

священный новогодний хлеб "богач". Три женщины месят тесто, затем

все трое трижды поднимают к небу дежу с тестом, произнося при этом

заклинания. "Богач" представляет собой круглый каравай, на

поверхности которого схематически жгутиками из теста изображается

все крестьянское хозяйство: ограда двора, ворота, пес в воротах,

дом, хлев, кошара, птичник. Все центральное пространство двора

занято тщательно вылепленной из теста барельефной композицией: рало,

упряжка волов в ярме и пахарь, держащийся за рало. Когда "богач"

испечен, то его торжественно делят между всеми домочадцами, дают

куски и крошки скоту и птице; часть священного хлеба оставляется для

непредвиденных гостей, которые, по обычаю, не могут не вкусить хлеба

данной семьи.

Аналогия с этнографическим обрядом неполна, но она проясняет

основное в сабатиновском святилище, в котором есть пять жерновков

для размола зерен, сосуд для воды или теста, печь для выпечки хлеба.

Женские глиняные статуэтки у жерновков, у печи, у сосудов и на

алтаре должны были обеспечить магическую неприкосновенность и силу

изготовляемого ритуального печенья. Отдельно лежащая на каменном

пороге святилища костяная фигурка охраняла вход в помещение, где

происходил обряд выпекания каких-то ритуальных хлебных изделий, по

всей вероятности посвященных древним роженицам.

Т. Г. Мовша справедливо полагает, что обряд выполнялся семью

женщинами: пятеро растирали зерно (и, очевидно, месили тесто), одна

топила печь и пекла, а седьмая восседала на широком глиняном

седалище и руководила обрядом 44.

----------------------------------

44 Мовша Т. Г. Святилище трипольской культуры, с. 204.


Возможно, что с обрядом выпечки хлеба в тот или иной срок

земледельческого календаря связана глиняная модель жилища из

Попудни. В отличие от других моделей (Владимировна, Сушковка,

Рассоховатка), представляющих или нижний ярус дома, или готовый

двухэтажный дом и лишенных человеческих фигур в этих домах, модель

из Попудни дает нам и интерьер, и женскую фигуру внутри дома. В

условном округлом пространстве (трипольские жилища не округлы, а

прямоугольны) помещены: крестообразный жертвенник, большая печь,

скамья с тремя сосудами-зерновиками и фигура женщины, растирающей

зерно на жерновке-зернотерке. Стены здания изнутри орнаментированы

ромбическим узором. В данном случае можно согласиться с М. П.

Гимбутас, зачислившей эту модель в разряд изображений святилищ 45.

Здесь преобладает не идея создания нового дома, а идея приготовления

муки и выпечки хлеба. Сабатиновское реальное сооружение

предназначалось, очевидно, для более широких общественных церемоний,

а попуднинская модель отражала, возможно, только семейный обряд.

----------------------------------

45 Gimbutas M. The Gods and Goddesses..., p. 70, tab. 23.


Поименованные выше "безлюдные" модели домов (Владимировна,

Сушковка, Рассоховатка) связаны, по всей вероятности, как и

аналогичные им балкано-дунайские модели, с обрядами строительства

нового дома.

Трипольская пластика богата и многообразна; она не уступает

в этом неоэнеолитической пластике Балкано-Дунайского региона. И

содержание пластических образов, созданных трипольскими художницами,

мало отличается от балканского: преобладают обнаженные женские

фигурки, встречаются изредка мужские, есть изображения домашнего

скота (преимущественно быка), есть чаши со скульптурным поддоном в

виде поддерживающих чашу женских фигур, есть модели домов и утвари

(стулья, чары, черпаки). Пластические элементы часто дополняют

глиняную посуду: на многих сосудах для хранения зерна и для воды

рельефно изображались две пары женских грудей. Поэтому пластику и

роспись нельзя полностью отрывать друг от друга 46.

----------------------------------

46 Трипольской пластике посвящены многие работы. Помимо

поименованных выше общих работ М. Гимбутас и В. Думетреску, можно

указать: Пассек Т. С. Периодизация трипольских поселений (III -- II

тысячелетия до н. э.). -- МИА, 1949, 16; Бибиков С. Н. Культовые

женские изображения раннеземледельческих племен юго-восточной