Б. А. Рыбаков язычеств о древ h ихславя h москва 1981 Издательство "Hаyка" Книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   20   21   22   23   24   25   26   27   ...   67

общему уровню, по богатству форм, чем предшествовавшая ей

зарубинецкая, историческое бытие которой протекало в значительно

менее хороших условиях сарматского натиска. Между тем во всей работе

В. В. Седова, в том числе и в специальном разделе "Черняховская

культура" (с. 78 -- 100), нет ни одного слова о воздействии римской

цивилизации на жизнь и быт населения Восточной Европы, ни разу не

упомянуты готы (см. указатель, с. 148), которым, по всей

вероятности, принадлежала молдавско-приморская зона черняховской

культуры. Применяемый таким образом метод "генетической"

преемственности едва ли продуктивен.

Моя концепция или, точнее, контурная схема концепции

опубликована дважды: в докладе на Международном съезде славистов 11

и в исследовании о географии Геродотовой Скифии 12, предпринятом

специально для этой книги о язычестве, чтобы точнее представлять

себе границы дозволенного в использовании тех или иных древних

материалов.

----------------------------------

11 Рыбаков Б. А. Исторические судьбы праславян. -- В кн.:

История, культура, этнография и фольклор славянских народов. М.,

1978, с. 182 -- 196.

12 Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. М., 1979. Раздел

"Сколоты-праславянек с. 195 -- 238.


Основа концепции элементарно проста: существуют три

добротные, тщательно составленные разными исследователями

археологические карты, имеющие, по мнению ряда ученых, то или иное

отношение к славянскому этногенезу. Это -- в хронологическом порядке

-- карты тшинец-ко-комаровской культуры XV -- XII вв. до н. э.,

раннепшеворской и за-рубинецкой культур (II в. до н. э. -- II в. н.

э.) и карта славянской культуры VI -- VII вв. н. э. типа

Прага-Корчак 13.

----------------------------------

13 Березанская С. С. Средний период...; Седов В. В.

Происхождение и ранняя история славян, с. 54. рис. 8.


В литературе отражено много споров по поводу отдельных

элементов этих карт: одни авторы, например, убежденно (но не

убедительно) отрицают славянскую принадлежность пшеворской культуры,

но признают славянство зарубинецкой; другие, наоборот, защищают

славянство пшеворской, но отрицают славянство зарубинецкой и т. д.

Эти признания и отрицания прямо связаны с тем, какую из двух

взаимоисключающих теорий исповедует тот или иной исследователь --

висло-днепровскую или висло-одерскую. В ряде вопросов положение

становилось настолько запутанным, что начинало казаться безвыходным;

авторитет противостоял авторитету. Но при всей оживленности споров

не было сделано одного -- три карты не были сопоставлены друг с

другом.

Произведем же наложение всех трех карт одна на другую. Здесь

уместно начать действовать ретроспективно (см. рис.

rbyds054.gif-rbyds056.gif).

Первой картой должна стать карта славянской археологической

культуры VI -- VII вв., в значительной мере совпадающая с картой,

воссоздающей ретроспективно исторические сведения летописца Нестора

о расселении славян в Европе. Наложение этой карты на карту

пшеворско-аарубинецкой культуры (т. е. того времени, когда о венедах

писали Плиний, Тацит и Птолемей) показывает полное их совпадение, за

исключением отдельных языков на карте VI -- VII вв. Наложив на эти

две карты славянства карту тшинецко-комаровской культуры, синхронной

отделению славян от других индоевропейцев, мы увидим поразительное

совпадение всех трех карт; особенно полно совпадение

пшеворско-зарубинец-кой с тшинецко-комаровской.

Таким образом, мы можем признать область тшинецко-комаровской

культуры первичным местом объединения и формирования впервые

отпочковавшихся праславян, оставшихся на этом пространстве после

того, как затихло грандиозное расселение

индоевропейцев-"шнуровиков". Эта область может быть обозначена

несколько туманным словом "прародина" 14.

----------------------------------

14 Область тшинецкой культуры удовлетворяет всем природным

условиям обитания славян, определяемым по палеолингвистическим

данным. Она полностью вписывается в место, отведенное славянам на

схеме размещения индоевропейских семей, между кельтами, германцами,

балтами и иранцами. Впрочем, эта схема была подвижной и в более

ранние эпохи имела иной вид.


Тождество трех карт, конечные хронологические точки которых

отстоят друг от друга более чем на две тысячи лет, -- важная

путеводная нить в поисках того конкретного географического

плацдарма, на котором развивалась история славянства.

Однако, прежде чем довериться этим картам, мы должны

выяснить, не являются ли они отражением каких-то мимолетных явлений,

кратковременной случайностью.

Рассмотрим длительность исторической жизни каждой из культур,

отраженных тремя картами:

Тшинецко-комаровская -- Около 400 лет

Пшеворско-зарубинецкая -- " 400 лет

Культура Прага-Корчак -- " 200 лет

В итоге мы получаем около тысячи лет, когда ареал некоей

этнической общности, отраженный на этих картах, был исторической

реальностью. С этим мы поневоле должны считаться и сообразовывать с

этой реальностью наши разыскания в области славянского этногенеза.

Второй составной частью моей концепции является выяснение

причин прерывистости процесса единообразного развития

археологических культур. Ведь между периодами единства, отраженными

на картах, существуют интервалы, и один из них весьма значителен.

Что касается второго (в хронологическом порядке) интервала между

зарубинецкой культурой и корчаковской, то он невелик, и причина его

указана выше: резко начавшееся в последние годы царствования

императора Траяна (107 -- 117) оживление связей славян с Римом,

воздействие Рима, сказавшееся сразу на количестве монет этого

императора в восточноевропейских кладах-сокровищах и на облике

лесостепной зоны восточнославянской культуры в дальнейшем.

Первый интервал между тшинецкой культурой и

зарубинецко-пше-ворской очень длителен и наполнен большим

количеством событий как внутри славянского мира, так и вне его.

Собственно говоря, это обилие перемен и событий и было причиной

исчезновения первоначального монотонного единства только что

оформившихся славянских племен бронзового века.

Открытие железа, переход одних племен к пашенному земледелию,

а других (не славянских) к кочевой форме скотоводства,

кристаллизация племенной знати и военных дружин, завоевательные

войны, значительное развитие торговли, общение со средиземноморской

цивилизацией -- вот неполный перечень того, что резко сказалось на

темпе и на прогрессирующей неравномерности исторического развития.

Степень развития праславянских племен тшинецко-комаровского

времени, отдаленных от тогдашних южных культурных центров, мало

связанных с межплеменным обменом и находившихся по существу почти на

уровне каменного века (каменные топоры и тесла, каменные серпы и

наконечники стрел, каменные скребки для шкур), объясняет нам как

стремление праславян воспринять более высокую культуру южных и

западных соседей, так и слабую сопротивляемость их натиску этих

соседей, лучше оснащенных и лучше организованных социально.

В силу этих причин западная половлна праславянского мира

оказалась вовлеченной в сложный процесс формирования лужицкой

культуры (XIII -- V вв. до н. э.), закваска которой была, по всей

видимости, кельто-иллирийской. Лужицкий круг охватил западную

половину тшинецкой культуры, соединив ее с землями по Эльбе,

балтийским Поморьем и горными областями на юге, вплоть до излучины

Дуная. Вот это-то поглощение половины праславянского массива

качественно новой, несравненно более высокой лужицкой культурой и

было одной из причин утраты первоначального и первобытного единства

праславян.

Лужицкое единство ученые нередко называют венетским

(венедским), по имени древней группы племен, некогда широко

расселявшихся по Центральной Европе. Вхождение западной части

праславян в это временное единство и их значение внутри лужицкого

единства явствуют из того, что в раннем средневековье венетов

считали предками славян и отождествляли их с теми славянами, которые

остались на своем месте, не принимая участия в миграционных потоках

на юг.

В восточной половине славянского мира развитие шло более

спокойно и некоторое время без внешнего воздействия, так сильно

повлиявшего на западных сородичей. Этот период особенно интересен

для нас. Темп исторического развития ускорился и здесь: железо и

земледелие тоже приводили к существенным сдвигам. Археологически это

выражено в белогрудовской и чернолесской культурах, расположенных на

месте бывшей здесь ранее тшинецкой.

В IX -- VIII вв. до н. э. чернолесские племена днепровского

Правобережья подверглись нападению степняков-киммерийцев, отразили

их натиск, построили на южной границе ряд могучих укреплений, а в

VIII в. до н. э. даже перешли в наступление, начав колонизовать

долину Ворсклы на левом, степном, берегу Днепра.

Вот в этой географической детали и содержится драгоценное для

проблемы славянского этногенеза указание. Лингвист О. Н. Трубачев,

изучая архаичные славянские гидронимы Среднего Поднепровья, составил

карту, на которой большинство пунктов находится на правом берегу

Днепра, совпадая с основной зоной чернолесской культуры 15. Эпитет

"архаичные" сам по себе не дает представления о хронологической

глубине, но в сопоставлении с археологическими картами разных эпох

может оказаться приуроченным к точной дате. Именно такой счастливый

случай и представился здесь: часть архаичных славянских гидронимов

оказалась и на левом берегу Днепра, и именно в бассейне Ворсклы, что

еще более сближает сопоставляемые нами карты -- чернолесской

археологической культуры VIII в. до н. э. и архаичной славянской

гидронимики. Никогда, ни в более раннее время, ни позже, размещение

населения на берегах Днепра не представляло такой своеобразной

картины, как в VIII -- V вв. до н. э., когда жители долины Ворсклы

являлись в Левобережье как бы островом правобережного населения.

----------------------------------

15 Трубачев О. Н. Названия рек Правобережной Украины. М.,

1968.


Это дает нам право утверждать, что накануне нашествия скифов

днепровское лесостепное Правобережье, а также долина Ворсклы были

заселены земледельческим населением, говорившим на славянском

(точнее, праславянском) языке. Из этого нельзя делать выводы о

преимуществе днепровско-вислинской теории по сравнению с

висло-одерской, так как за Вислой мы просто не располагаем подобным

четким материалом для того времени.

Вывод о славянской принадлежности населения Среднего

Поднепровья в начале железного века исключительно важен не только

сам по себе, но главным образом для понимания того, что происходило

здесь во время скифского господства в соседних степях, т. е. в VII

-- IV вв. до н. э.

Вычленение праславянской зоны из обширной области скифской

культуры -- это третье звено моей концепции. Оно основывается на

выводе ряда исследователей о том, что в лесостепной части Скифии

жили праславянские земледельческие племена. Эту мысль, высказанную

еще Любором Нидерле в начале XX в., в последнее время очень

убедительно обосновал А. И. Тереножкин, писавший: "Наиболее

вероятно, что пра-славянами являлись носители культуры

земледельческо-скотоводческих племен, обитавших в ту эпоху в

лесостепи к западу от Днепра, которые известны нам по генетически

связанным между собой памятникам белогрудовской, чернолесской и

скифообразпой культур" 16. И наконец, в самой новейшей работе он

пишет: "В лесостепи между Днестром и Днепром обитали скифы-пахари,

которые, как уже можно считать доказанным, скифами были только по

названию и по сильной насыщенности их культуры скифскими элементами,

тогда как в действительности, будучи автохтонными, являлись прямыми

потомками чернолесских племен, скорее всего протославянами" 17.

----------------------------------

16 Тереножкин А. И. Предскифский период в днепровском

Правобережье. Киев, 1961, с. 343-344.

17 Тереножкин А, И. Общественный строй скифов. -- В кн.:

Скифы и сарматы. Киев, 1977, с. 5.


Вот на таких выводах крупнейшего скифолога я и основываю

тезис о вхождении части праславян в зону скифского влияния 18.

----------------------------------

18 Эти наблюдения специалистов заставляют с большой

осторожностью отнестись к выводам В. В. Седова, выраженным, как мне

кажется, с излишней категоричностью. В. В. Седов в упомянутой выше

работе пишет: "...неизбежен вывод, что праславяне на раннем этапе

жили где-то в стороне от скифского населения Северного

Причерноморья" (с. 25). В другом месте, ссылаясь на работы

антропологов, он повторяет: "...мысль о принадлежности племен

лесостепных скифских культур какому-то не ираноязычному населению

пришла в противоречие с очевидными фактами, и от нее пришлось

отказаться" (с. 41).


Поскольку рассмотрению этого вопроса посвящена целая книжка,

упомянутая выше, я буду краток. "Скифия" в глазах древних греков --

обширнейшая страна (700 X 700 км), охватывающая степную

причерно-морскую зону, лесостепь и частично лесную зону и населенная

самыми различными племенами. Почти все это пространство с разной

степенью интенсивности покрыто скифской археологической культурой:

оружие, конское снаряжение, погребальный обряд ингумации и

своеобразный звериный стиль прикладного искусства.

Племена "Скифии" отчетливо делятся на две группы по

хозяйственному признаку: на юге, в степи -- кочевое скотоводство,

севернее, в лесостепи -- земледелие, а на северной лесной окраине --

смешанное хозяйство.

С восточной половиной славянской прародины произошло то же

самое, что на несколько веков ранее произошло с западной,

оказавшейся в зоне лужицкой культуры, -- она вошла в обширный круг

условной "скифской культуры", отнюдь не означавшей этнического

единства внутри ее. Вот это существенное и очень заметное при первом

взгляде обстоятельство и обусловило кажущееся (с наших позиций)

исчезновение славянского единства; в материальной, археологически

уловимой культуре оно действительно исчезло. По ряду второстепенных

признаков потомки праславян чернолесской культуры и на Правобережье

Днепра и на Ворскле отличаются от остальных племен "Скифии", но

незначительно.

Скифы-иранцы влияли не только на внешний быт, но и на язык и

на религию праславян. Влияние, по всей вероятности, шло через

славянскую знать, и началось оно довольно рано, когда скифы только

что возвратились из своих многолетних победоносных походов в Малую

Азию и сменили в степях киммерийцев. Пышная скифская мода уравнивала

славянских всадников и купцов с настоящими скифами и делала их

настолько сходными в глазах греков, с которыми днепровские

земледельцы вели торговлю хлебом, что греки называли их тоже общим

именем скифов.

Мы не знаем взаимоотношений между скифами и населением

лесостепи. Здесь могло иметь место завоевание при первой встрече или

установление временных даннических отношений; могли быть

федеративные взаимоотношения, что проступает в повествовании

Геродота. Длительного господства царских скифов над лесостепными

земледельцами быть не могло, так как в дополнение к старым

укреплениям, построенным для защиты от киммерийцев, потомки

чернолесцев возвели в VI -- V вв. до н. э. еще целый ряд огромных

крепостей на южной окраине своих лесостепных владений, на границе со

скифской степью и на высоком берегу Днепра, за которым были

полустепные солончаковые пространства, удобные для быстрых конных

рейдов. Одна из таких крепостей охраняла Зарубинский брод в излучине

Днепра. Такое строительство оборонительных сооружений, защищавших

земледельцев именно от степных кочевников, не совместимо с

неполноправностью строителей.

Анализ географических сведений Геродота показал, что именно

потомков носителей чернолесской культуры (т. е. праславян, живших на

Днепре) греческий писатель по географическому признаку называл

"борисфенитами", а по экономическому -- "скифами-пахарями" или

"скифами-земледельцами" 19.

----------------------------------

19 Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия.


Многие археологи давно уже, начиная с Любора Нидерле,

предполагали, что под этими условными описательными наименованиями

скрываются славяне.

Особенно драгоценным для нас является рассказ Геродота о

ежегодном земледельческом празднике у "скифов", во время которого

чествовались якобы упавшие с неба священные золотые земледельческие

орудия -- плуг и ярмо для быков -- и другие предметы. Поскольку

Геродот одиннадцать раз писал о том, что настоящие скифы-скотоводы,

кочующие в кибитках, не имеющие оседлых поселений, варящие мясо в

безлесной степи на костях убитого животного, не пашут землю, не

занимаются земледелием, постольку для нас ясно, что при описании

праздника в честь ярма и плуга он имел в виду не кочевников-скифов,

а народ, условно и ошибочно называемый скифами. Это самое Геродот и

сказал своими словами: "Всем им в совокупности (почитателям плуга)

есть имя -- сколоты по имени их царя. Скифами же их назвали эллины"

20.

----------------------------------

20 Геродот. История, кн. IV, § 6; Рыбаков Б. А. Геродотова

Скифия, с. 216. Пер. А. Ч. Козаржевского.


Итак, в V в. до н. э. во время пребывания Геродота в Скифии

земледельцы-днепровцы имели особое, отличное от скифов имя --

сколоты. Последние буквы этого имени могли быть суффиксом

множественности ("veneti" при наличии "vana"), а начальное "с",

возможно, означало "совместно действующие" (сравни "с-путники",

"со-ратники", "со-седи" и др.). Основа слова -- "коло" означает

"круг", "объединение", группу единомышленников, народное вече.

Сколоты могло означать "объединившиеся", "сплотившиеся", "союзные",

относящиеся к одному округу ("околотку") и др.

К теме о сколотах и земледельческом празднике у них, имеющем

прямое отношение к язычеству, я еще вернусь в одной из последующих

глав.

Гипотеза о праславянах в составе лужицкой венетской культуры

и в составе условной Скифии объясняет длительное отсутствие

проявлений славянского единства. С отмиранием лужицкого сообщества

и падением скифской державы те внешние факторы, которые разъединяли

славянство, исчезли, и оно хотя и не показало полного тождества в

обеих, долго живших разной жизнью частях, но все же стало выглядеть

значительно однороднее. В пшеворско-зарубинецкое время между обеими

половинами славянского мира было много общего; далекие от славян

греческие и римские авторы писали о "венедах" вообще, не улавливая

никаких различий между западной частью и восточной и не очень точно

размещая их в той части Европы, которую они довольно смутно

представляли себе.

Дальнейшая история славян в I тысячелетии н. э. уже не имеет

отношения к содержанию этой книги и мною опущена.

В заключение этих пpедваpительных замечаний о моем понимании

дpевнейшей истоpии славянства, необходимых для обоснования шиpоты

пpивлекаемого матеpиала по язычествy, следyет пpивести каpтy

славянской пpаpодины в том виде, как она складывается в настоящее