Под снегом
| Вид материала | Документы |
- Проект Kaks keelt – üks meel“, 18.02kb.
- Дневник одной роты, 357.2kb.
- Глубоко на юге лежат, возможно, самые завораживающие и самые дикие места нашей планеты., 85.52kb.
- Под Новый год искрятся снегом, 358.86kb.
- Грамматическое задание. Выполнить морфологический разбор имени существительного: Iвариант., 89.73kb.
- Зимняя рапсодия Литературная викторина, 9.09kb.
- Чудесна зимняя пора! Январь. Мороз. Принакрылась белым снегом гладкая дорога после, 26.94kb.
- Сказка для новогодней елки (корректировка лит источников), 49.41kb.
- Рассказ , 1012.76kb.
- Angela Yakovleva Тел.: + 44 20 7471 7672, 1263.63kb.
– Бабуля, ты гений! – закричал Фима. – Надо тщательно изучить книгу. Либо в самом тексте, либо в математических примерах – шифровка.
– Ага, «Алекс – Юстасу», – Пётр язвил, но был уверен, что брат прав.
Их размышления прервал вернувшийся со службы Андрей Викторович:
– Почему у всех вас такой вид, будто банк ограбили?
– Папа, очнись, ты уже дома, а не в сберкассе своей, твои корпоративные шуточки тут неуместны, лучше послушай, что произошло.
Андрей Викторович хотел было осадить Петьку, забывшегося в сыновней непочтительности, но тут на него обрушили такой шквал новостей, что стало не до воспитания. Домашние наперебой рассказывали о сделанных открытиях, старший Алексеев не сразу даже уразумел временную их последовательность, потом сам кое-что вспомнил и бросился к книжным полкам. Там, в специальных ящиках были сложены папки с документами из архива, давно уже систематизированными и сопровождёнными комментариями и ссылками. Андрей Викторович порылся в них, достал большую тетрадь и с укором произнёс:
– Вот и мои труды сгодились. Птенцы поклевали в родительском гнезде зёрнышек, поиграли в домашних архивариусов да и занялись другими делами, забросив собственную историю.
Тут надо сделать отступление, чтобы объяснить слова Андрея Викторовича.
Пётр и Трофим активно изучали семейные бумаги вплоть до окончания школы. Они с первого захода поступили в Московский историко-архивный институт. В научном зале библиотеки им приходилось «лохматить» такие тома собраний русских летописей, родословных книг, акты феодального землевладения, разрядные книги, духовные и договорные грамоты, писцовые книги, документы поместно-вотчинных учреждений и тому подобные источники, что домашний архив казался теперь детской книжкой перед сном: полностью изучен и ничего нового не обещает.
Получив дипломы, братья вернулись домой и сумели устроиться в Исторический Архив.
Изучение собственной генеалогии породило некий снобизм, и старые школьные приятели заговорили о том, что Петька с Фимкой зазнались. У братьев появились новые друзья из числа потомков российского дворянства. Тому способствовали и женские родословные Алексеевых, где упоминались фамилии Уваровых, Кочубеев, Курчаевых, Сухоруковых, и открывшиеся Дворянские собрания, где близнецы перезнакомились с доброй половиной петербургских благородных отпрысков. Они научились разговаривать со старшими членами семьи иронично и снисходительно, правда, не переходя дозволенных границ. Стариков эта манера коробила и раздражала, мать посмеивалась: зубки прорезаются, дети взрослость свою спешат показать; Андрей Викторович обижался, а потом уговаривал себя не обращать внимания на перемену в отношениях, руководствуясь житейской мудростью: жизнь сама обточит острые углы.
Упрекнув таким образом Петра и Фиму, он торжественно вручил им тетрадь расходов с 1737 по 1740 годы.
– Ну-ка, откройте год 1739-й.
Пётр начал быстро листать страницы. Он уже понял, что отец приготовил свой сюрприз, достойный предыдущих.
На страницах до конца июля шли упорядоченные записи домашних расходов, но вдруг они изменились. В разграфлённом развороте листов стояла общая «шапка»: «Расходы, произведённые поездкой в Санкт-Петербург и Москву». Андрей Викторович ткнул пальцем в одну из записей: «Заплачено художнику Ивану Никитину за портрет Петруши 300 рублей».
– Вам эта запись ничего не говорит? – обратился он к присутствующим, но ответа не услышал.
Строчка в тетради поразила всех: Петька с Фимкой хохотали во всё горло, женщины говорили возбуждённо, перебивая друг друга, а Сергей Трофимович сидел в кресле и потрясённо качал головой.
Наконец все успокоились.
– Так, значит, это Пётр Григорьевич Алексеев! Смотрите, вот в «Родословице» запись о нём: «1 октября 1732 года рождён младенец мужеска пола – Алексеев Пётр Григорьев», – задумчиво произнёс тёзка предка – Петька Алексеев. – Мама, Фимка прав: портрет сам тебя позвал, оттого и покупка его легко устроилась.
– Ты говори, да не заговаривайся, тоже мне, фаталист, – вставил Сергей Трофимович. – Говорят тебе, случайность. В жизни ещё и не такие совпадения бывают. Вот у нас на заводе однажды…
Но ему не дали договорить.
– Дед, совпадений слишком много, – возразил Трофим.
Он внимательно листал «Арифметику», просматривая каждую страницу на свет. Но никаких знаков, точек, наколок не обнаруживалось. Листы пожелтевшие, но не истрёпанные, похоже, учебником никто никогда не пользовался. Только первые и самые последние страницы были более тёмными, с разводами по краям, словно когда-то давно намокли.
Неделю потратили Алексеевы на изучение книги, но, не найдя ничего любопытного, старшие потеряли к ней интерес. Светлана Сергеевна занялась своими статьями, а у Андрея Викторовича в банке начался полугодовой отчёт, и только близнецы всё ещё листали учебник, постепенно смиряясь с неоправдавшейся надеждой раскрыть тайну.
Прошло полгода. Давно уже были забыты волнения, связанные с неожиданными открытиями, Алексеевы зажили обычной жизнью, портрет на стене превратился в привычную деталь интерьера, кольцо перекочевало с руки Полины Петровны в шкатулку с редко надеваемыми украшениями, а «Арифметика», раскрытая на последней странице, пылилась на столе в комнате братьев. Книгу уже никто не трогал, и она, примелькавшись, стала почти незаметна.
Лето начиналось жаркое, ночами стояла невыносимая духота. Пётр с Фимой вскакивали, не выспавшись, бросались под душ, проклиная свою коммуналку, давали себе слово этим же вечером заняться поисками отдельной квартиры. Семья давно уже обсуждала вопрос продажи своих четырёх комнат и покупки нового жилья, но отдельные квартиры в центре города стоили запредельно дорого, а на окраину ехать не хотел никто. Да и страшновато было затевать обмен: можно и на жуликов нарваться.
В тот день, чтобы не опоздать на службу, братья собирались суматошно. Фимка сорвал с мокрой головы полотенце и швырнул его на стол; торопливо одевшись, на ходу причёсываясь – о завтраке уже и речи не было, – ребята, хлопнув дверью, убежали.
Влажное полотенце осталось лежать на «Арифметике» до того времени, пока Полина Петровна, вздыхая и ворча на нерях, стала убираться в комнате внуков. Она повесила полотенце на место, не заметив, что страницы в книге отсырели.
Высохнув за день, они слегка приподнялись, увлекая за собой и последний лист – форзац, слепленный по периметру с обложкой. Двести двадцать три года тому назад Степан Трофимов скитался по лесам с учебником Магницкого за пазухой. Страницы склеились от пота, надолго спрятав план захоронения алексеевских драгоценностей. И теперь чертёж, сделанный рукою Григория Андреевича, первого в роду графа, открылся для наследников – Петра и Трофима Алексеевых.
Братья вернулись домой, измученные жарой. Хотелось только ополоснуться и упасть на диван, но усталость как рукой сняло, когда парни увидели, что случилось с книгой.
Фима, первым бросив на неё взгляд, не поверил своим глазам. Он даже не вскрикнул, а еле слышно прошептал:
– Петька, это что?
Пётр, увидев почти вертикально стоявшую страницу, плюхнулся на пол, пролетев мимо стула.